Зима в 45-м поезде

Снежные хлопья ловко облетают вокзальный навес над путями и липнут прямо на очки. Метеотаксис.

Маневровый локомотив запустил дизель, метко харкнул черным канцерогеном в фонарь освещения. От стука двигателя сотрясаются внутренности, печень бьется о край реберной дуги, очки подпрыгивают на носу. Спешу пройти дальше.

Дверной проем вагона 45-го поезда Питер – Иваново пахнет пылью, печным отоплением и куревом. Порывы ветра рвут оранжевые билеты из пальцев проводницы, хлещут синей полой по ногам, пересыпают паспорта снегом.

Табличка в тамбуре сообщает: Тверской вагоностроительный завод. Буквы шрифта скачут, продавлены неравномерно. За металлическими дверками торчат стальные кишки водогрея, напоминая систему охлаждения небольшого реактора. Энергоблок излучает в инфракрасном диапазоне и писает в краник отработанной водой теплообменника. Ковровая дорожка в коридоре застелена погонным полуметром пыльной дерюги. Шторки приталены, откидные сидушки подняты.

В купе непослушная рулонная штора на окне, пыль немытого пола и сухое тепло обогрева. Опять какой-то нестиранный половик под ногами. В ногах одной из коек прибит плоский экран дюймов на пятнадцать, по которому из поездки в поездку крутят «Любовь и голуби». Благодаря строгой политике РЖД в части кинематографического ассортимента удалось изучить этот шедевр до мельчайших подробностей. И найти в себе антипатию ко всем героям кроме деда-алкаша, которая совершенно не выявлялась до пятого просмотра включительно.

Из-за телевизора место для одежды только одно, над ногами противоположного пассажира. На меня выпадает чужой кошелек, возвращаю на место.

На стенах откидные сетки, куда ничего не лезет. Аксакалы подсказали: очень удобно запихивать туда кота, которого угораздило поехать с хозяевами. Животное висит в воздухе, перебирает лапами, провалившимися сквозь сетку, не бедокурит и на виду.
 
Повторная сверка билетов с паспортами, разгон провожающих.
В коридоре погонный полуметр пыльной дерюги убирается с ковровой дорожки. Принципиальной разницы между ними обнаружить не удалось. Есть что-то среднеазиатское в этой привязанности к тряпкам на каждой поверхности.

Ожидая свой поезд на каком-то из вокзалов наблюдал за тем, как проходит уборка подвижного состава. На один поезд подходят три уборщицы. На троих два веника и одна тряпка. Результат ожидаем.
 
- Ужин сейчас или утром?

Не знаю, зачем давать продуктам залеживаться лишние полдня, замусоливаться в вагоне-ресторане, рискованно это. Прошу всегда сейчас. Железнодорожное пиво вызывает стойкую головную боль, поэтому, только сок. То-ли Сады Придонья, то-ли Зады Закарпатья.

Поезд лязгает сочленениями и вяло вытягивается на железный фарватер. Первая упаковка опрокидывается за полчаса, в купе душно. Через час или около того торжественно открывают туалеты. Посещением туалетов управляют семафоры в концах коридора.

Попутчик ежечасно бегает покурить и приносит с собой на одежде миазмы фабрики Урицкого. Окно не открыть, уже установлен стеклопакет. Но и вентиляцию еще делать не научились. Дым из тамбура забирается в вентканалы и разносится по всему СВ вагону.
 
Попутчик негодует!
- Это Вы курили в купе?!
- Я не курю.
- А кто курит?!

И убегает искать гада. Шум возмущения прокатывается по вагону. Проверив все купе (!) он возвращается ни с чем. Достаю таблетку Беналгина и поясняю устройство тверской вентиляции. Попутчик сникает и перестает курить.

Приносят ужин. Жирная рыба или твердое мясо. Гарнир, нарезка, выпечка - неплохой столовский уровень. Мясо вполне съедобно, если зубы крепкие. Чайная церемония бесконечна, так как отопление не убавляют. Один пакет черного байхового чая с клеймом РЖД можно смело заваривать на чайник. Если на стакан – то два раза.

Публика постепенно раздевается. Прошу проводницу убавить жар.
- Не положено!
У них норма угля, которую они обязаны сжечь. Вне зависимости от климатических условий. Я предложил проводнице пристроить ее лишний уголь. Отказ. Тогда я тайком выхожу ночью из купе и открываю форточку в коридоре. Сделать это не просто. Дело в том, что для этого нужен ключ под треугольник, как в психбольнице. Но я подготовлен – мой гараж открывается зимой только с помощью маленьких плоскогубцев, которые всегда с собой в зимнее время. На ближайшей станции проводница обходит владения и захлопывает форточку. Продолжаю борьбу с ними – с переменным успехом.
 
Сон у меня в поезде – парадоксальный. Сначала отключаюсь как только 45-й тронулся. Московская трасса ровная, за железом следят, сон вяжет сознание. Будят ужином. В Бологом сворачиваем налево, на Иваново. Дорога вскоре кривеет, изухабливается как грейдер в Ленобласти. Рельсовые стыки отдают в вагон резче, глаза теряют фокус, если сидеть за ноутбуком и набирать текст.

Расслабившись в полудреме начинаю биться нижними зубами о верхние. Хоть капу бери. За два года регулярных ежемесячных поездок приучился спать с закрытым ртом но широко разомкнутыми зубами. Внешний вид должен быть как у покойника. Зато ни разу не обокрали.

Дребезжит посуда на столе, звенит нож о тарелку, хлопает лист железной обшивки на потолке. Беру газету, складываю несколько раз, залезаю на койку и втыкаю ком бумаги в расщелину между листами. Раза со второго – третьего угадываю, потолок успокаивается. Выношу грязную посуду в конец коридора и ставлю на полочку у туалета. Пиликает телефон попутчика, который влажно сопит всеми отверстиями и не просыпается. Поезд сбавляет ход и я засыпаю. На станции сквозь сон в подсознание залетает:

- Отцепить пятый ... и прицепить к седьмому...
- Отцепить седьмой .... и прицепить к третьему...
- Третий ... отправляется с пятого....

Свист сжатого воздуха, поезд дергается.
Хочется встать и проверить билеты. Ведь у меня пятый вагон. В эту сторону. А обратно седьмой. Или наоборот. Сумеречное сознание перемалывает труху бесполезных мыслей. Лязг буферов пробегает по поезду, трогаемся.
 
Рано утром обнаруживаю, что самый свежий воздух в вагоне находится в туалете. Там все просто. Заходите. Запираетесь. Нажимаете педаль до упора. Полный газ! И наслаждаетесь струей свежего, морозного, чистого кислорода, который хочется пить, пить и пить большими глотками, набивая им легкие до треска в грудине. Кислородный бар на колесах.

В Ярославль (около 13 часов пути) приезжаю сонливо-разбитым, в Иваново (около 17 часов пути) голодным, злым и неработоспособным. В Ярославль поезд прибывает в 5:38 утра. На работу рано, спать поздно. В Иваново поезд останавливается в 9:44 утра. Спать рано. На работу поздно.