Ошибка молодости Глава 42

Глава 42

   Февральское, скупое, серое, прибывающее в унынии солнце, краем коснулось горизонта. Уже и зима истрепалась, но и весна в путь не собралась. Небо тяжелое, будто свинцом налитое; вороний концерт, как в мрачной сказке, предвещающий гибель главного героя - кручиной ледяной сковали душу.
  К дому с римскими колоннами подкатил возок. Емельян Захарович пополдничал, и, утирая губы салфеткой, встал из-за стола и подошел к окну:

— Кого это там принесло-то?
Мажордом, старый слуга Антипка в красной ливрее, вошел в столовую, поискал глазами барина:

— Господин Петр Алексеевич Царев и мусье Оливер Эшби!

Вслед за объявлением вошли двое высоких, отменно одетых молодых мужчин. Елизавета Захаровна, еще за столом, допивая кофе, выпучила глаза. Она сильно располнела и постарела, от былой пышной красоты ничего не осталось. Двойной подбородок залил шею и нижнюю часть лица, превратив его в рыхлую маску. Пальцы, унизанные перстнями, выглядели, как перетянутые бечёвкой немецкие колбаски, взгляд серых глаз пустой мутный. Живет будто во сне после того, как получила известие о гибели своего ненаглядного Митюнушки. Немного придя в себя, выпалила:
— Постылый! Как посмел? В каторги пойдешь!! Душегуб!

Петька, взглянул на Оливера с ухмылкой «Вот так вот, Олли!»

Емельян Захарович отошел от окна. Он злобно посмотрел на сестру и прошипел:

— Цыц, сестрица! — помещик оглядел своего бывшего холопа, оценив и его синего бархата жюстокор, сидящий безукоризненно на идеальной Петькиной фигуре, тонкой кожи ладные ботфорты и воздушные батистовые манжеты, обволакивающие запястья молодого человека. — А то сами в каторги пойдем! Ты, Петруша, не серчай на Елизавету Захаровну. Она сама не своя после смерти Дмитрия.

— Жив Дмитрий Павлович, — доставая из кармана конверт, произнес Петро, — жив и пребывает в счастье и благоденствии. Вот письмо и деньги просил передать лично.
Елизавета Захаровна всплеснула руками. Она встала и тяжелой походкой подошла к Петьке, протягивая пухлые пальцы за письмом. Выхватив его из рук своего бывшего холопа, она тяжело опустилась в кресло:


— Дашка, очки неси!

Емельян Захарович, посмотрев на Петьку и Оливера, произнес:
— Не угодно ли пройти в гостиную, господа! Поговорим без помех.
Петька хмыкнул, как быстро Емельян-то перевернулся. «Господа!»

Дворня забегала, в камин подбросили дров. Хозяин дома предложил гостям присесть.
— Ты прости за прием худой, Петр Алексеевич, — начал он. — Сам видишь! Но ты с хорошей вестью пришел. Да где это теперь племяш-то?

Из столовой послышалось завывание Елизаветы Захаровны: "Неблагодарный! Оставил меня сиротой! Митюнушка, ирод!"

— На острове Чериготто, — сухо ответил Петька, в душе всплыли все неприятные воспоминания, чувства постылые, давно им забытые, связанные с этим домом и людьми. — Со своим тестем храм Божий строят вдвоем. Женат, скоро отцом станет.
— На басурманке женат, что ли?
— Нет, Емельян Захарович, на христианке, гречанке Поликсене. Она в нем души не чает, да и он с нее пылинки сдувает. А тесть его, бывший морской разбойник, теперь грехи отмаливает!

— А ты то сам как же? Вижу, не бедствуешь! — улыбнулся Емельян Захарович.
— Питер теперь свободный человек, — вступил в разговор Оливер, видя, как его другу трудно общаться. — Его вольная подписана самой императрицей Элизабет! К тому же за помощь нашим христианским друзьям в Ионическом море и личную благодарность от Великого Магистра Мальтийского ордена, Питер жалован дворянством.
Петька с укором посмотрел на друга:

— Это то зачем, Эшби!

Оливер с вызовом посмотрел на Емельяна Захаровича.
— Отчего же, зачем, Питер? — отчеканил он. Оливер хорошо говорил по-русски с приятным мягким акцентом. — Чтобы не возникло охоты оскорблениями сыпать. А то и правда в каторги пойдут.

— Ладно, — произнес Петр, вставая, и доставая из кармана увесистый кошелек. — визит пора завершать. Просьбу Дмитрия Павловича я выполнил. Теперь хочу выкупить дядьку Степана.
Емельян Захарович потупился на мгновение, потом поднял глаза на Петьку:
— Так помер он, Петр Алексеевич! Следующим годом, после того как ты сбежал. Напился да в сугробе то и замерз.

У Петьки заиграли желваки. Сделав поклон, только головой, из вежливости, он направился к двери. Оливер последовал за ним.
Садясь в возок, Петька повернулся к другу:
— Вот и отдали долги, а все равно, как мордой в дерьмо ткнули. Приедем в Петербург, в баню пойдем, Олли. Отмыться надо!
— Воля твоя, Питер! Я уж попарю от души! Будь уверен!

 заключение следует