Зимний поход

Последние несколько лет зимы выдавались тёплыми, малоснежными, как сейчас говорят, европейскими. Нынешняя зима до нового года по новому стилю была похожа на своих нерадивых предшественниц, но со сменой календаря на стене разительно преобразился и характер зимы. Она превратилась в настоящую русскую зиму с присталыми ей морозами, снегом и своим неповторимым обаянием.

Были длинные выходные, и у меня возникло желание обойти территорию побольше, сделать этакую рекогносцировку, посмотреть, где и чьи следы удастся обнаружить. Охотничьих широких лыж у меня не было, и я решил пойти на беговых. Незадолго до моего похода снег подтаял и на его поверхности образовался хоть и недостаточно прочный, но наст. Человека в валенках он не держал, а на лыжах, даже беговых можно было идти без особенных затруднений. Вечером и ночью перед выходом шёл снег, но он не был помехой для лыжной ходьбы и, что особенно важно, позволял разыскать свежий след.

Утро встретило морозцем градусов в двадцать. Ощущения, когда выходишь за порог на холод, непередаваемые. Свежий, чистый, абсолютно прозрачный воздух сначала как будто обжигает и начинает пощипывать и покалывать кончик носа и щёки. Сейчас ещё темно, небо усыпано яркими мерцающими огоньками звёзд, снег искрится и приятно скрипит под ногами, как в детстве. Есть в этом морозном утреннем времени, в его звенящей тишине и хрустальной прозрачности что-то до боли родное и милое сердцу. Всё кругом белое, чистое, сверкающее, невозмутимо торжественное. Всеми этими эпитетами можно описать понятие Родины, может поэтому и возникает такое чувство? Хочется постоять и вдоволь насладиться этими великолепием.

До места добираюсь уже с рассветом. Как же красивы, нет, бесподобны эти зимние рассветы! Багряный диск солнца медленно всплывает над снежным покровом и продолжает своё плавное и статное шествие по небосклону, постепенно светлея и становясь ярче, при этом изменяя цвет окрестного пейзажа от сине-серого до лилового, пурпурного, красного, золотого и, наконец, ослепительно белого. Сложно передать это словами. Сегодня у самой кромки неба то ли широко растянувшееся облако, то ли дымка. Эта пелена скрывает самые первые моменты наступления нового дня и самые ранние лучики восходящего солнца. Это придаёт восходу оттенок таинственности, загадочности. Не единожды я встречал подобные рассветы, но всякий раз не могу налюбоваться на это каждодневное чудо природы.

В деревне, что недалече, видно, как в некоторых окнах зажигают свет: кто-то встаёт, начинает свои хлопоты. Из труб, неспешно клубясь, неровными столбиками поднимается кверху прозрачный сизый дымок. Сейчас здесь топят газом, а какое должно было быть зрелище раньше, когда вся деревня начинала разводить огонь в своих огромных русских печах, и из труб валил густой и пахучий дым.

Снега насыпало не очень много, идти на лыжах было легко, приятно и скоро. Порешил отойти от деревни, пройти к окружённому со всех сторон лесом полю и посмотреть, есть ли там что. При ходьбе холода совсем не чувствуется, наоборот становится жарко, да и температура с восходом солнца начинает понемногу, но верно подниматься. На поле оказался, когда уже совсем рассвело. Хотя светило невысоко, но лучи его очень яркие, так что от окружающего блеска даже режет глаза, если не прищуриваться. Небо чистейшего лазоревого цвета, чуть менее выразительное у горизонта, но необычайно глубокое в самом центре. Вся земля искрится цветами радуги на ровном белом фоне. Ничто не нарушает этой великолепной гармонии цвета - ярко-голубого и чисто белого. Завершает идиллию чириканье воробьёв и писк синиц, то тут, то там прыгающих и перепархивающих с куста на куст.

Пошёл по краю поля, пока не наткнулся на лисий след. Смотрю на поволоки и выволоки - кажется, он ведёт в сторону расположенного в центре поля небольшого острова из берёз и осин. Свернул по следу и покатил рядом. Обошёл остров - выходной след есть, так что продолжаю двигаться вдоль него. Вот след из цепочки превратился в сплошное нагромождение отпечатков. Помимо лисьего на снегу виден мелкий мышиный след. Видно, кумушка тут мышковала. И похоже, что её труды не остались без награды, судя по небольшим красным крапинкам на снегу. Как и остров, обошёл это место кругом, благо на лыжах это не составляет никакого труда и продолжил преследование. Вскоре лисонька свернула с поля в поросший густым лесом овраг, спускаться в который мне совсем не хотелось, и я бросил своё занятие и направился дальше вдоль кромки поля. Обойдя его, кроме лисьих и мышиных следов мне ничего не попалось, и я свернул в лес.

В лесу можно было идти по плотно заметённой снегом дороге. Я знал, что здесь проходит дорога, потому как бывал тут осенью. Этот путь выводил к живописному месту в излучине небольшой реки. Сейчас, зимою, и землю, и самую реку надёжно покрывал снег. Речное русло читалось только понаитию и низости места, отчего казалось, что нет никаких препятствий, и можно идти в любую сторону. И в самом деле, сейчас так оно и было, для меня препятствий не существовало - езжай куда знаешь, реку-то мороз сковал льдом. За рекой на холме виднелась деревенька, откуда изредка доносился лай собак. Низкие дома ютились на склоне, и можно было видеть в бинокль, как между ними время от времени бредут по своим делам их жители. Я отвернул в сторону и оставил деревню за спиной.

Дальше мне предстояло забраться на холм, и перед самым подъёмом мне посчастливилось наткнуться на очень красивое зрелище. Стайка снегирей сидела на невысоком голом заснеженном деревце и на снегу вокруг него. Птицы с нежно красными грудками выглядели и на дереве, и под ним, на снегу, словно оставшиеся с осени яблоки. Так выглядит штрифель поздней осенью, когда на яблоне остаются последние, самые спелые, красивые и сладкие плоды. Подходи, подбирай или срывай, но... Стоило только сделать движение в сторону этих яблок, как они тут же встрепенулись, поднялись и улетели прочь, как будто их не было вовсе. Вот такие они, зимние яблоки.

После полудня погода начала портиться. Появились облака и начали затягивать бездонную синеву неба. Закрываемое облаками, оно начало тускнеть и темнеть, как морская вода перед штормом. Быстро движущиеся кусочки облаков напоминали буруны на гребнях волн. Стал подниматься ветер. Вторая половина дня выдалась совсем иная, нежели первая. Из спокойной, ясной и безмятежной погода переменилась в серую, ветреную и ненастную. Пошёл снег, но вскоре перестал. Потом снова пошёл, и через некоторое время я перестал замечать, когда он прекращался и возобновлялся. Из-за облаков солнце проглядывало мутным, затемнённым и тусклым диском, отчего оно чем-то походило на луну во время зари, когда та, совсем бледная появляется на небосводе.

Мой маршрут пролегал по холмам с перелесками, и при ясной погоде окружающий ландшафт казался мне очень весёлым и светлым, сейчас же он выглядел мрачным и понурым. Проходя недалеко от небольшой полузаброшенной деревушки, где большинство домов с облупившимися, но всё ещё такими красивыми наличниками на окнах, изрядно покосились, а часть и вовсе развалились, где единственная улица кроме небольшого участка на въезде была заметена снегом оттого, что никто не брался её расчистить, я остановился. Под высоким раскидистым дубом из-под снега торчал тоненький крест из металлических прутьев с приваренной к перекрестью табличкой, сообщавшей о том, что здесь покоятся пять жителей этой деревни, убиенных на этом месте в декабре 1941 года фашистскими оккупантами. Возможно, что это драматическое событие произошло в подобный морозный и ненастный день. На этом месте воображение легко рисует предполагаемые картины случившегося, становится грустно.

Как-то мне довелось прочитать, что наши бесконечные и порой однообразные пейзажи наводили глубокую тоску, чувство безнадёжности, незащищённости, безысходности и даже страха на немецких солдат и чрезвычайно угнетали их, когда те шли по просторам нашей Родины. Сейчас, оглядываясь с холма  и наблюдая вокруг перекрывающие друг друга возвышенности, лесополосы и то, что псовые охотники раньше называли островами, скрываемые по временам снежными зарядами, взирая на серое, плотно закрытое непроницаемой мглой облаков небо, такие мрачные чувства становятся понятными. Это я, как и любой другой мой соотечественник, способен спокойно и невозмутимо медленно осматривать этот, казалось бы, унылый пейзаж, но для меня он отнюдь не является таковым. Я смотрю, пусть это покажется сказанным громко, на эту местность глазами хозяина, человека, считающего эту землю своей, исконной, родной. И даже если природа и трогает где-то в глубине души грустные, тоскливые струнки, то эта душевная тяжесть являет собой неотъемлемую составляющую русского по духу человека. Не может так смотреть на занесённую снегом бесконечную долину захватчик, не может в ней видеть ничего кроме погибели, не может, хотя бы и отгоняя от себя подобные мысли, не думать о том, что этот простор поглотит и растворит его, не оставив и следа. Думаю, что на наших просторах, особенно где-нибудь в глуши, наиболее ярко ощущается ничтожность человека перед всемогущей природой. Это чужая, чуждая для незванного гостя земля, как и то непередаваемое сосущее, надрывное чувство, столь близкое, родное и свойственное нам. В нашей грусти есть крепкая сила, позволяющая всё преодолеть, помогающая упорно двигаться вперёд к намеченной цели. Стоя у могучего дерева, бывшего свидетелем трагедии пятерых человек, и оглядывая окружающую местность с её подъёмами, спусками, лесочками, лощинами и оврагами, в голове начинают звучать слова: "Лес да степь, да в степи полустанки"... Вот они, эти лес да степь, передо мною, это здесь живут те любовь и великое братство, за которые отдавали свои жизни наши отцы, деды, прадеды и дальше в глубь веков. Хочется верить, что и мы, их потомки, будем следовать этому суворовскому завету.

Я не размышляю о таких вещах специально, просто, находясь под влиянием природы, много дум приходит в голову, а противиться им я не вижу смысла, ведь если я думаю, то я существую. Да и полезно бывает призадуматься о чём-то, понять что на самом деле важно, нужно, первостепенно. Величие природы, её спокойствие и сила весьма располагают к подобному занятию.

Времени уже было много, шла вторая половина дня, и я отправился дальше. На глаза мне попалась сломанная ветром былина. Она привлекла моё внимание тем, что начертила на снегу несколько правильных закруглённых линий, выполненных как будто циркулем. Это ветер колебал её, и она сделала такой своеобразный узор. Но ветер, оказывается, может быть не только художником, но и  музыкантом. Он задувал в стволы ружья, отчего оно гулко гудело разными тонами, создавая причудливый музыкальный аккомпанемент.

Проходя мимо очередной рощицы, увидел на берёзах чёрные точки. Это сидели тетерева. Их чёрные тушки контрастно вырисовывались на белом, хотя сейчас и несколько тусклом, фоне. Но сезон боровой дичи закрылся, и я только посмотрел на птиц. Надо было уже возвращаться.

У самой деревни, откуда я начал свой путь, передо мной взлетели куропатки, но, пусть они и перелетели недалеко, я оставил их. Чуть поодаль я увидел отчётливый заячий малик, чему, признаться, сильно обрадовался, и решил потропить длинноухого. Но далеко идти не случилось. Довольно скоро я встретил человека на лыжах и с ружьём, который сообщил мне, что этого зайца он совсем недавно взял, и указал рукой на место, где была лёжка, добавив при этом, что это был первый его заяц за сезон. Ещё он рассказал, где в окрестностях встречаются беляки, после чего я поздравил удачливого охотника, распрощался с ним и окончил свой поход. Надо будет прийти сюда ещё разок, так как зверь тут, как выяснилось, есть.

Проходя позади деревни, от которой я выдвинулся утром, и где так уютно дымились трубы, я обратил внимание на одно небольшое строение. Я принял его за баню. Из трубы сруба валил густой белый дым, приятно пахло костром и веяло теплом. Тепло от печи кажется мне особенным, уютным расслабляющим и таким душевным. Живо представляются картины, как в доиндустриальный век человек с мороза входил в избу, и, промёрзнув на улице, буквально таял во всепроникающем тепле натопленной хаты. С такими приятными мыслями не заметил, как добрался до дома. И, хоть у меня и не русская печь, а всё же здорово оказаться у родного очага с семьёй после проведённого на морозе дня.