Подкованная оферта

Судьба бежит, бежит, и горе тому,
кто по лени или по глупости
отстал от ее волшебного бега.
Догнать ее нельзя.

Александр Куприн


Голос Бориса в трубке был на удивление взволнованным:
- Гриша, срочно бери билеты и приезжай! У меня тут из-за твоих бумажек восстание.
Зная ничем не пробиваемое спокойствие бывшего боксера-супертяжа, любой мог бы удивиться.
- Борь, что за восстание? Из-за каких бумажек?!
- Мои селяне бунтуют. Из-за тех бумаг, которые ты подготовил. Я разослал им - и вот тебе «здравствуйте». Приезжай срочно. Объясни им, что к чему. Да и мне еще раз заодно. Остальное - не по телефону. И… это… возьми кого-нибудь из нашей московской конторы для массовки. Кто там сейчас на хозяйстве?
- Боря, сейчас лето, все в отпусках! «В лавке» из «топов» только Федор, по-моему.
В трубке возникла напряженная пауза. Взаимоотношения Федора (о нем я уже писал в предыдущей истории) с Борисом оставляли желать лучшего. Причиной был нетрадиционный взгляд Федора на взаимоотношения полов и неполное приятие Борисом такой европейской ценности, как толерантность.
- Пользы от него, как от козла - ни шерсти, ни молока. Больше никого нет? Ладно, его бери - и выезжайте прямо сегодня. С Аркадием я согласую.
Наше бюро обслуживало бизнес Аркадия уже несколько лет. Выходец из южнорусского региона страны Аркадий возводил буровые по всей Сибири. Никаких селян и восстаний не наблюдалось там даже на горизонте. Все это появилось в моей жизни после того, как умер отец Аркадия, и сын, поехав на похороны, неожиданно для себя пробыл в родных краях вместо трех дней две с лишним недели. За это время он, поминая ушедшего отца то там, то тут, спас от прозябания периодически бухавшихся ему в ноги земляков, купив два колхоза, влачивших жалкое существование, небольшой местный заводик, автоколонну и, наверное для комплекта, районную газету.
Все это хозяйство свалилось на компанию Аркадия неожиданной «радостью», и нам работы тоже прибавилось, хотя первоначально мы занимались только подготовкой тендерной и строительной документации для основного бизнеса. Особо доставляли забот бывшие колхозы, где с юридической стороны, в частности - в оформлении земельных паев, конь не валялся.
Мы разработали план по созданию акционерного общества, в котором все наделы жителей аккумулировались и селяне становились полноправными акционерами. Я, выполняя намеченные пункты плана, еженедельно курсировал между Москвой и «малой родиной» Аркадия. Одним из этапов плана было направление оферт «отказникам», то есть тем жителям, которым прежде мы сами помогли выделить земельные паи распавшихся колхозов и которые теперь категорически отказывались вносить их в «общий котел».
Вожаками этих людей стали обиженные Аркадием бывшие председатели со своими приспешниками. Выгнал он их, кстати говоря, за дело. На заре сотрудничества он созвал совещание, где задал им единственный вопрос: «Сколько вам платить, чтобы вы не воровали?» Заводя глаза к потолку и загибая пальцы, местный топ-менеджмент озвучил суммы, в разы превышающие подобные зарплаты в области. Аркадий согласился. Но, как говорится, дай вору золотую гору - воровать не перестанет. Он выгнал их через несколько месяцев. Независимый аудит показал, что они продолжали воровать.
Тогда-то на горизонте и возник старый друг Аркадия, с которым он прошел школу, армию, спорт, «огонь, воду и медные трубы», - бывший боксер супертяжелого веса Борис. Выдернул его Аркадий из полуподвального клуба, где тот тренировал смену.
Тренером он был сослан, провалив одно поручение. Какое - долго мне не рассказывал, но однажды все же поведал.
Дело было так. Борис отмечал свой день рождения, как обычно, скромно - у себя в сельском доме, с минимальным количеством приглашенных гостей. По случаю прекрасной солнечно-майской погоды столы накрыли во дворе. Дары Помоны и Флоры - фрукты и цветы - были уже на столе. Царила знакомая всем предторжественная кутерьма, когда на кухне что-то булькает и шипит, дамы носятся туда-сюда с блюдами и тарелками, мужчины курят на воздухе, обсуждая новости, и кто-то постоянно кому-то звонит.
Так получилось, что командировочными гостями в доме Бориса в тот раз были мы с уже упомянутым Федором, который, конечно же, на месте усидеть не мог и деловито занял позицию с другой стороны дома, поодаль от основных людских потоков, за вкопанным под цветущей яблоней столом, откуда усиленно махал мне рукой. Подойдя к нему, я увидел причину странной активности - на столе лежал полный пакет высушенных запрещенных растений.
- Ты где это взял?
- Местные угостили. От щедрот! Ты будешь?
- Нет, конечно! И тебе не советую - мы в командировке, люди кругом!
- Не дрейфь! Я с Борисом согласовал, он просил только по-тихому, а так, может, еще кто подтянется. Слушай, тебе все равно пока делать нечего, помоги, а? - и Федька вытащил из кармана пачку «Беломора».
Почему я согласился - так и осталось загадкой для меня самого, но через несколько минут я сидел с Федором за одним столом, катал папиросные гильзы и увлеченно рассказывал ему, что их диаметр точно соответствует патрону 7,62 мм, а стандартной сигареты - 5,45 мм, чтобы в случае войны моментально начать выпуск патронов вместо папирос и сигарет. И этим соответствие калибров сечениям вполне гражданских «продуктов» не ограничивается. Практически все мужские пуговицы на рубашках имеют тот же диаметр - 7,62 мм, а пуговицы на верхней одежде или 20 мм, что соответствует зенитному снаряду, или 30 мм -  таков диаметр многих авиационных пушек. Диаметры сечения стандартной бутылки водки или пива тоже на всякий случай соответствуют диаметру станкового гранатомета (СПГ). Да и при производстве многих других предметов «ширпотреба» учитывается возможность «двойного предназначения». Макаронная фабрика в любой момент может начать выпускать порох (вот откуда шутка про «взрыв на макаронной фабрике»), ведь макаронина по форме точно соответствует стандарту выпуска артиллерийского пороха. Даже обычный кусок хозяйственного мыла по габаритам эквивалентен тротиловой шашке…
Боковая калитка плавно открылась, и перед моим взором возник милиционер, позади которого зачем-то шла лошадь. Серая. В яблоках.
Дальше видео в моей голове кончилось и возникло немое слайд-шоу. То есть непрерывная картинка восприятия разбилась на фотографические фрагменты, а звуки перестали существовать вовсе. Слайды фиксировали глупо раскрытый Федькин рот и его выпученный одуревший взгляд то на меня, то на блюстителя закона. Потом в кадре оказались мои собственные руки, ставшие теперь прекрасным образчиком для криминалистической экспертизы. Шоу продолжилось слайдом батареи заряженных папирос-гильз и наполовину рассыпанного полиэтиленового мешка травы. Дальше в кадр неведомым образом попали мои мысли о том, каков объем мероприятия в граммах и в пересчете на срок лишения свободы. А потом понеслась перед глазами вся жизнь… Слова «Не хочу!», как мощная волна, ударились о скалу-вопрос «Что делать?!». И где-то совсем не к месту и не в фокусе носился жужжащий вопрошающий комарик под названием «При чем тут лошадь, ведь я не курил!».
Сотрудник органов внутренних дел и лошадь между тем, пройдя несколько шагов по направлению к нам, тоже остановились как вкопанные. Сотрудник смотрел на представшую его взору красоту, не веря своим глазам, лошадь неодобрительно фыркнула и мотнула головой.
Не знаю, сколько бы продолжалось это всеобщее оцепенение, если бы не голос нашего амфитриона - Бориса, который из-за угла дома позвал меня.
Я очнулся, встал и на деревянных, негнущихся ногах пошел прочь. Федор молча тронулся за мной.
- Э-э-э?! - донесся до нас то ли вопрос, то ли возглас удивления, который придал нам дополнительную скорость при передвижении.
- Вот ты где! - Борис, увидев мое лицо, перестал улыбаться. - Ты чего? Нормально все?
Он перевел взгляд на Федора и поверх наших голов наконец-то увидел причину серости лиц.
- А! Сергей Иванович! Приветствую тебя, дорогой! Приехал уже? Проходи!
- Ребята, это Сергей Иванович, участковый наш. А это Григорий - адвокат из Москвы. И Федор из головного офиса. Познакомьтесь!
Адвокат из Москвы выдохнул и с жаром пожал руку участковому. Тот, отвечая на шекгенс, улыбнувшись, с хитринкой в глазах спросил:
- Как вам у нас?
- Прекрасно!
- Покурить, значит, собрались? Как же это…
- Да что вы!
- …такое дело и без меня?!
Я замер. Борис и Сергей Иванович переглянулись и захохотали.
Посмеявшись, милиционер стал серьезен:
- Это шутка, конечно. А если серьезно, то Бориса я уважаю, вы - его гости, но прошу: чтобы этого сейчас же тут не было. Хорошо?
Вместо ответа я подтолкнул Федьку, тот развернулся и пошел назад к столу.
-  Лошадь зачем? - чтобы занять паузу, спросил я.
- Держим для труднодоступных участков. Когда на машине не проехать, на ней - самое то. И еще я просто лошадей люблю. Вот, сегодня перековал, - милиционер вытащил из наброшенной на лошадь сумки старую подкову и протянул ее Борису. - На счастье! С днем рождения!
- Спасибо, Сергей Иванович! Дай Бог здоровья вам и генеральский чин! Прошу за стол, мы сейчас.
- Хорошо, лошадь привяжу только…
- Ага. Федор! Помоги Сергею Ивановичу. Заодно и познакомитесь.
Когда участковый с Федькой удалились, Борис, вертя подкову в огромных руках, отчего она выглядела сувенирной, проговорил:
- Повезло, однако. Всегда у меня с травой какие-то дурацкие истории. Потому и завязал с ней давно. Я ж из-за нее тренером пошел, когда из движения уйти пришлось.
- Борь, ты о чем?
Борис внимательно посмотрел на меня:
- Общак надо было перевезти. Мне загрузили, я поехал. Ну, дунул до этого немного. По дороге менты тормозят. И что-то они мне подозрительными показались. Я и дал по газам. Они - за мной. С «люстрами», все дела. Четыре машины навертел за собой!
- И все четыре подозрительные?
- Да уж… Но куда деваться, впереди круговое движение. Я туда, они следом… Еду и вижу: передо мной зад последней машины, которая за мной гонится. Решил выскочить на трассу, но не повезло - прижали. Тогда хватаю дробовик, выхожу из машины и, передергивая цевье, ору: «Всем лежать!» Менты из четырех машин легли, а один верткий оказался. Сзади подобрался ко мне. Как только я его не увидел?! Приставил «макара» к виску и спрашивает меня язвительно: «Ну что?» Понятное дело: ствол на землю, руки в гору.
Борис замолчал.
- Чем закончилось-то?
- Да чем… Они в отделение поехали. А я - домой, за деньгами.
- Общак не взяли то есть?
- Нет, конечно. Но с меня поимели. Еще и с бонусом за то, что под стволом моим полежали. Да, были времена…
- Ладно, хоть пронесло. Пошли к гостям, стратопедарх ты наш.
- Ты меня с Федькой-то не путай!
- Раньше так начальника над войском называли, а не того, про кого ты подумал.
- А, тогда катит. Пошли.
Несмотря на то, что к сельскому хозяйству Борис имел отношение, как заяц к геометрии, деревенские его уважали.
Во-первых, он не воровал. А красть при неворующем директоре, да еще с пониманием того, что ответственность можно понести мгновенно, было как-то не с руки. Под влиянием таковых форс-мажорных обстоятельств тотальное воровство прекратилось.
Во-вторых, после развала СССР и приказавшего долго жить советского спорта он успел поработать несколько лет в Англии, то есть был для селянина человеком, приобщившимся к цивилизации, носителем знаменитых европейских ценностей. Это в принципе соответствовало действительности, но не полностью, поскольку приобщал к европейским ценностям Борис самих Джонов Буллей, работая вышибалой в пабе портового городка туманного Альбиона. И, надо сказать, немало в этом преуспел, поскольку к моменту прощания с надменными бриттами был уже местной знаменитостью и бригадиром вышибал. Впрочем, в такие мелкие подробности биографии люди из близкого окружения Бори, да и он сам вдаваться не очень любили, ограничиваясь цитатой святителя Игнатия (Брянчанинова): «Англичане - враги человечества».
И в-третьих, он окончательно завоевал симпатии жителей после случая, который произошел вслед за его назначением. В разгар уборочной один из механизаторов не вышел на работу. Виной всему был любовный треугольник, о котором знало все село. Придя к директору на следующий день, мужик клялся, что такого больше не повторится, и просил его не увольнять. А в объяснительной он честно написал, что «завис» у любовницы и потому прийти не смог. Резолюция Бориса на объяснительной была краткой и стала притчей во языцех: «Засчитать рабочим днем».
Я набрал номер Федора, заранее понимая, что никакого энтузиазма по поводу поездки собеседник мой не испытает. Однако, вопреки ожиданиям, он невероятно оживился. Скорее всего, ему надоело сидеть в душной летней Москве и поездку «в поля» он воспринял как развлечение. А может быть, взыграли дворянские корни, и Федька отнесся к ней как к своеобразному «хождению в народ».
Мы условились встретиться на вокзале.
Обычно командировка - это все-таки самолет. Но в данном случае мы выбрали поезд, поскольку уходил он вечером, имелось время спокойно собраться, к тому же от ближайшего аэропорта до места расположения хозяйства Бориса лежал очень неблизкий путь. А в расписании поезда была двухминутная остановка ранним утром на маленьком полустанке, от которого до Бориса было рукой подать.
Нам повезло - в купе, кроме нас, никого не было. Под стук колес Федор пустился в рассуждения о перипетиях жизни.
- От судьбы, что ни говори, не уйдешь. Вот тут мне рассказали недавний случай. Дело было так: водителя-дальнобойщика жрица свободной любви ублажать стала. По-французски. Приспичило им во время езды. Он отвлекся, съехал на обочину и с размаху припаркованную тачку протаранил. Легковушка, понятное дело, в хлам. В ней двое находились, оба сразу трупы. Достали их, а судмедэксперт никак не может определить, кто они все-таки: вроде бы мужчина с женщиной, но до конца не понятно - все в кровище… В конце концов определили, что двое мужчин: одному разжали рот и во рту нашли откушенное…
- Что откушенное?
- Достоинство мужское другого, что! Они, оказывается, на обочине тем же самым, чем плечевая с дальнобоем, занимались. У водителя фуры, соответственно, травма - укус причинного места, у плечевой - сотрясение мозга (странно, что было чему!), а эти - все!
- Да уж, хоть по причиндалам и мужчина, а на самом деле… - начал было я, но Федор, решив, видимо, поменять направление темы, продолжил:
- Или: на Т-образном перекрестке «КамАЗ» управление потерял и поехал прямо на женщину, стоявшую на обочине. Она рванула на перекресток и от грузовика сумела увернуться. Так «КамАЗ» в бетонный столб освещения врезался, а тот прямо на эту женщину упал. Тоже насмерть. Так и получается: что в книге судеб написано - тому и быть.
- Иногда, Федор, от судьбы намеренно не дают уйти. Вот мужик вышел из подъезда, а ему под ноги огромная сосулька с крыши рухнула. Он в шоке. От сосульки, от того, что жив остался. А рядом дворник лопатой снег чистил. Он посмотрел-посмотрел, и показалось ему это несправедливым. И он мужику с размаху лопатой по башке двинул! Типа «от судьбы не уйдешь»! Мужика, понятное дело, на больничку определили, констатировали сотрясение мозга. А дворник со справкой оказался. О наличии психического заболевания. Наняли, понимаешь, инвалида умственного труда.
Уже начинало темнеть, когда состав в очередной раз притормозил. В окне вместо обычного станционного пейзажа было видно лишь вереницу товарных вагонов, освещенных одиноким фонарем.
Тогда еще закон позволял дымить в тамбурах, но мы решили покурить на улице. Федор сказал, что переоденется и догонит меня. Спрыгнув на насыпь, я достал сигарету и огляделся. Рядом курила компания военных. Разговор, видимо, давно начавшийся в купе, продолжался на повышенных тонах. Виной тому было изрядно подогретое алкоголем желание каждого служивого доказать собратьям, что его история есть наиболее яркая среди прочих. Поэтому говорили много, друг друга перебивая, рубя руками воздух и беспрестанно куря.
Тут в проеме тамбура появился переодевшийся Федор. «Лучше бы не выходил!» - мелькнуло у меня в голове. Рубашку и джинсы сменили небесного цвета тенниска и облегающие белые короткие шорты, больше похожие на непотребного вида трусы. Вероятно, Федор, как это с ним частенько бывало, решил эпатировать собравшуюся публику. Оглядев присутствующих сверху вниз, прыгать на насыпь он не стал, а картинно закурил в проеме, всем видом изображая «звезду в шоке» посреди плебса.
Возникла весьма неприятная пауза. Азарт, с которым еще недавно велась беседа военнослужащих, уступил место косым взглядам и угрюмым матерным скороговоркам. Но ситуация в принципе оставалась под контролем. Докурив, я уже решил, что выходка Феди обошлась без эксцессов, как вдруг раздался его голос - делано капризный, обращенный ко мне поверх стриженых затылков:
- Ой, эти военные… вечно о своих подвигах…
В те несколько секунд, пока компания офицеров осмысливала сказанное, я в два огромных прыжка взлетел в тамбур и потащил инвалида умственного труда без справки в купе. Поскольку бьют все же по физиономии, а не по бумажке.
- Нет, а что я такого?.. - начал было он, но звериный рык за моей спиной быстро довел до Федькиного сознания мысль, что не все восприняли его сентенцию снисходительно.
А мне пришло в голову, что классик был прав относительно страшной «далекости» дворянства в лице его необузданных потомков от народа. Толкнув любителя эпатажа в купе, я рывком захлопнул дверь и закрыл замок.
- Федор, послушай! Мне совершенно наплевать на то, с кем ты спишь, это твое личное дело. Но не все столь терпимы, как ты видишь, а я хочу живым и невредимым доехать. И представлять интересы твоей мамы в деле о возмещении ущерба в связи с твоей безвременной кончиной в мои планы не входит. Поэтому заткнись и ложись спать!
Выкрики из коридора и глухие удары в дверь купе добавляли моим словам убедительности. Посетовав на немытую Россию, Федор отвернулся к стене и накрылся одеялом. Военные, еще побарабанив немного, тоже ушли.
Ранним утром мы аккуратно покинули вагон, стараясь не прерывать чуткий сон защитников Родины. Борис встретил нас на перроне.
- Нет, ты как хочешь, а я не собираюсь свой режим нарушать! У меня по плану утренняя пробежка! - разглагольствовал приободрившийся Федька.
Мы сидели в деревенском доме у Бориса, куда заехали позавтракать. Сам хозяин гремел на кухне посудой.
- Федор, если желаешь, то беги. Выйдешь и чеши прямо по улице. Добежишь до конца - и назад.
Когда Федор ушел, из кухни выглянул Борис.
- Куда это он?
- Бегать. Здоровый образ жизни.
- Он мне всех распугает своими пробежками. Прикинь, неизвестно кто в таком виде с утра круги по селу нарезает.
- Ладно, Борь, пусть делает, как хочет. Давай к делу, что случилось?
Я стал уплетать бутерброды, а Борис - рассказывать. Выходило, что в подготовленную мною типовую форму оферты обмена паев на акции Борис впечатал личные данные и раздал каждому из «отказников». После чего в народе начались брожения, плавно переросшие в открытое негодование. Причем не только у «отказников», но и среди вполне миролюбиво настроенных жителей.
Ситуация осложнялась тем, что сам Борис слабо представлял себе алгоритм действий и разъяснить людям толком ничего не мог.
- Погоди, а сами бумаги эти где, ну те копии, что с отметкой о вручении?
- Бумаги-то все подшиты, это не главное. Ты мне еще раз объясни, что мы делать-то собираемся? Я их сейчас в клубе с утра перед работой собираю к твоему приезду.  Так что надо бы выступить. Только, Гриш, ты давай попроще, а? Без этих терминов твоих и прочей…
- Околесицы? - помог я ему.
- Ага, типа того.
- Хорошо, попробую.
Разговор прервало появление Федора.
- Господа! Прекрасное утро! Я замечательно пробежался и даже окунулся в деревенском пруду!
Бывший супертяж поморщился, встал и пошел на кухню, бурча себе под нос:
-  Я пойду еще кофе сделаю. Что за запах такой? Туалет, может, засорился?
Федор было открыл рот, чтобы ответить, но я не намерен был допускать этот ненужный диалог:
- Так, Федя, давай определим, кто из нас что будет говорить. Я предлагаю следующим образом… Послушай, действительно, запах какой-то странный… - и тут до меня дошло: - Погоди, какой еще пруд?
- Что значит - какой? - удивился вопросу Федор. - Он тут не один, что ли? Тот, который в конце села!
Стараясь не подать виду, я спросил:
- Федя, ты там, когда в пруду купался, здание двухэтажное рядом видел?
- Видел. И что?!
- Федь, это местная больница. В конце села нет никакого пруда. А есть очистные сооружения этой больницы. Пруд… биологический…
Последние мои слова потонули в гомерическом хохоте Бориса и мате Федора, который бросился в ванную.
- Федя, ты теперь точно, как граф Толстой, опростился. Стал совсем близко к народу. Вот она - судьба! От которой не уйдешь! Ты сам-то запах не почувствовал, что ли?!
- Я подумал: вот он, настоящий запах русской деревни.
Звуки воды сопроводили новую порцию криков.
- Сейчас-то что? Обнаружил какой-нибудь «подарочек» из пруда?
- Вода! Холодная!!!
Борис пришел в себя:
- Не холоднее, чем в пруду! А горячую из бойлера, видимо, мы с Григорием всю использовали… И вообще нам ехать пора. Вылезай - и по коням!
В зале сельского клуба оказалось не столь многолюдно, как я ожидал. Или зал был слишком большой. Или я так себя успокаивал, что, мол, народу немного и все будет хорошо. Опростившийся Федор, решив, что он теперь с народом, стал пожимать людям в партере руки, предоставив отдуваться нам.
Мы с Борисом поднялись на сцену. Директор, которому пиджак был мал в локтях, всегда внушал уважение, и гомон в зале стих.
- Товарищи! - начал Борис. - Вот он и приехал! Давайте, говорите ему, чего вам там непонятно!
Сказав это, он, видимо, посчитал свою миссию выполненной и переместился на арьерсцену.
- Здравствуйте… товарищи, - хотя я привык к выступлениям в суде, на сей раз голос прозвучал весьма неуверенно.
Последнее слово потонуло в выкриках.
- Совсем совесть потеряли!
- Да оборзели, чего там!
- За дураков нас держат!
- Ничего уже не боятся! Открыто пишут!
Я ничего не понимал. Мой план по вежливому и внятному разъяснению норм гражданского законодательства не сведущим в юриспруденции товарищам потерпел фиаско, даже не начав реализовываться. Через пять минут я оказался в центре вавилонского столпотворения. Орали люди, повыскакивавшие с мест, сотрясая воздух моей офертой. Кто-то, забыв, для чего он здесь, требовал от Бориса выплаты обещанной премии. Взмывший на авансцену Федор со своим сольным номером а-ля «господа, вы звери, господа!» внес еще большую сумятицу.
Этот цирк с конями надо было прекращать.
- Ну-ка перестали мозгоприкладством заниматься! - народ от незнакомых слов притих. - Один говорит! Вот ты! - я ткнул пальцем в первого попавшегося на глаза крикуна. - Что конкретно не устраивает?
- Как что?! Вот это! Внаглую предлагает обман и даже не краснеет!
- Да в чем, ангидрид твою перекись марганца, обман-то?!
- Да вот же! - мужик ткнул пальцем в листок, где крупными буквами было напечатано название документа. -  Черным по белому написано: «Афера»!!!
Каким образом гражданско-правовое понятие «оферта» стало криминальной «аферой», мы в итоге так и не выяснили. Борис уверял, что случайно при распечатке в компьютере приключилась автозамена, и тетка-табельщица, набиравшая текст, здесь ни при чем. Может быть, так все и было.
К вечеру трудного дня, половину которого заняло объяснение, что «оферта» не есть «афера», данный факт перестал иметь значение, поскольку слово «акцепт» в подписанных «отказниками» бумагах было напечатано правильно.
По возвращении в дом мы с Борисом сели вечерять, а Федор отправился в виртуальное пространство.  Разговор дошел до Федькиных историй про судьбу.
- Для тебя судьба что? - спросил я Борю.
- Знаешь, я считаю, ее вспоминают, только когда надо свалить на что-то свое поражение. Или ситуацию дурацкую, в которой оказался. Заметь, победитель судьбу никогда не вспомнит, поскольку все сделал сам. А проигравший вечно ее клянет. Или вот, - Борис снял висящую на двери подкову. - Ее помнишь, надеюсь? Для чего тогда эта ситуация нужна была? Может, для того, чтобы ты на дух близко к этой дряни не подходил? Р-р-раз!
На моих глазах он своими ручищами погнул подкову и бросил на стол:
- Назад согнуть сможешь?
- Шутишь! Нет, конечно!
- Это судьба? Или все-таки тренироваться надо? И-и-и… два-а-а!..
Раскрасневшийся Борис привел талисман в первоначальное состояние:
- Держи, на счастье! Вспоминай оферту с аферой и будь юридически подкован! А если серьезно… Знаешь, меня в 90-х много раз убить могли. Но я же живой - это судьба? И для чего, спрашивается? Наверное, чтобы понять кое-что в этой жизни.
- Что понял?
- Да не очень много пока. Но вот книжки начал читать бывшего боксера в тяжелой весовой категории. Интересно.
- Мемуары Мохаммеда Али, что ли? Или Тайсона?
- Типа того, - Борис снял с полки книгу.
На обложке было написано: «Отец Димитрий Смирнов. Проповеди».
Назад мы с Федором полетели на самолете. Несмотря на отдаленность аэропорта от места действия этой истории. Потому что обычно командировка - это все-таки самолет. И там запрещено курить, а переодеваться просто ни к чему.