Семейная легенда

Дождливыми летними вечерами в деревне мы любили собираться в нашей избе и слушать рассказы моей двоюродной бабушки тётки Лиды. Рассказывала она всегда напевно и складно, пересыпая свою речь старинными местными выражениями. Это нас особенно завораживало.

 Самым любимым нашим рассказом была история про её старшую сестру, красавицу Любу, к которой сватались тридцать шесть женихов.
 - Тётя Лида, расскажи ещё про тридцать шесть женихов!
 - Так ведь уже сто раз рассказывала.
- Ну расскажи ещё разочек. Пожалуйста!
- Что с вами поделаешь? Слушаете уже и не перебивайте.


Лидия подкидывала дровишек в печь и начинала свой рассказ:
- Давно это было: ещё при царе-батюшке. Семья наша была справная, зажиточная: четыре лошади, три коровы, пашня и покос немалые. Но мы сами со всем справлялись – никогда в нашей семье работников не было. Народилось нас у папаши с  мамашей одиннадцать, но не все дожили до отрочества: кто младенчиком помер, кого болезнь после скосила.

 Осталось нас семеро – три брата и четыре сестры. Старшей из сестёр была Люба,  папашина любимица. И такая она удалась красавица – отродясь такой в нашей деревне никто не видывал. Щеки как яблочки наливные, глаза бездонные синие, губы как малина, росту высокого, стан гибкий, а коса такая длинная, что когда Любушка на лавку садилась - всегда косу свою приседала. Все только диву давались: в кого она такая  красавица.


С детства для Любы самое богатое приданое собирали. Знали, что не засидится в девках с красотой такой. Папаша настоял, чтобы и девочек грамоте выучить – и Любушку вместе с братьями с малолетства в приходскую школу отдали. Такая была Люба умница – батюшка её хвалил, и папаше с мамашей предавал записочки благодарственные.


Ещё в школе она встретилась с Ваней, сыном бедной вдовы. Жил Ванюша в бедности. Мать его замуж снова не шла, одна сына растила, как могла.
И до того Ваня был парень умный и способный, что после окончания приходской школы, батюшка ему бесплатное место в городе в гимназии выхлопотал. Каждый день и зимой, и летом Ваня ходил до города семь вёрст туда и обратно чрез лес один, но учёбу не бросал. Упорный был парень, старательный.


Все вместе бегали они по малолетству, а как вошли в пору, тут уж и все замечать начали -  как придут на беседы с Любушкой, так друг на друга зыркают, будто молнии по избе летают. Да и то сказать – пара они были знатная. Ваня тоже как с картинки писанный – высокий, статный, кудри из кольца в кольцо.


Как шестнадцать им стукнуло – бросились они в ноги к нашим папаше с мамашей, просить благословения. Клялся Ваня, что выучится и в город Любу увезёт, заживут они в достатке. Родители уж чуть и не поверили.


Но вмешалась тут тётка Анна. Она папашу вместо матери вырастила, жила в доме в почёте и уважении, и все её слова беспрекословно слушались.
- Пусть выучится сначала, да должность получит, потом и сватается! За вдовьего сына -беспортошника не пойдёт Люба!


На том Ване и отворот поворот. Поплакала Люба, да делать нечего.
 Закончил Ваня гимназию с медалью и уехал в Питер, учится на инженера-путейца. В те годы это самая денежная была должность. Ждала его Люба, письма писала, и он ей в ответ. А летом уж и виделись тайком от родителей, когда он на вакации в деревню приезжал.


Все эти годы к Любе беспрерывно женихи сватались. Только все одно – отказ. И из-за Волги приезжали сваты, и из Княжева, и из Красного – до того молва о Любиной красоте разлетелась, все хотели счастья попытать, посвататься. Даже купец из города сватался – и тому Люба отказала. Только Ванюшу любила, ждала.


Тем временем Любаше уже к двадцати годкам близилось – по деревенским меркам совсем перестарок. Но такая она была красавица, что женихи никак не отступались – только парень в пору войдёт, и сразу сватов шлет к Любаше, хоть и младше он на несколько лет.


Так посватались за эти годы к Любе тридцать шесть женихов – дело неслыханное. Уже вся деревня судачила, что Ваню она дожидается. Ни за кого, кроме него не пойдёт. Только тётка Анна на своем стояла: за беспортошника не отдадим!


Вот и последний год остался учиться Ване. Летом они сговорились – как получит он должность, сразу за Любашей приедет.


Только подросла тем временем дочка Егора-почтальона – Дуня. Давно она на Ваню зыркала, пока ещё совсем девочкой была, а как увидела его в то лето – совсем разум потеряла.


И задумала она дело подлое, черное. Ласково так стала к своему папаше льститься, проситься на почте ему помочь. А тот и рад-радёшенек. Так Дунька-разлучница и стала Ванюшины письма перехватывать, и в комод их дома у себя складывать.
Любушка извелась совсем – не пишет ей Ваня, на письма не отвечает, никаких весточек не шлёт.

 
А на святки Егор с сыном в Питер поехали – хотел он парня своего мальчиком в лавку пристроить. Ну, сговорились с хозяином, что возьмёт он брата Дуни осенью,  как тот школу закончит. Гордится брат её Колька, гоголем по деревне ходит – шутка ли, с осени в Питер поедет на работу! Со взрослыми девками у колодца любезничает, а они раскрыв рты про Питер слушают.


И подговорила Дунька своего братца на самую подлую подлость. Как пришла к колодцу Люба, Колька как бы невзначай и рассказывает:
- Идем мы с папашей по Питеру, по самому Невскому проспекту. И вдруг видим – Ваня наш. Идёт весь расфуфыренный, и дама с ним под руку городская. То ли жена, то ли невеста. Загордился он совсем - нам еле кивнул, не стал разговаривать!


Потемнело в глазах у Любаши, она даже ведро выронила. Зашушукали девушки, заохали. Кто Любу жалел, а кто и наоборот ехидничал – многие ведь тридцати шести женихам завидовали, к кому и один-то не сватался…


Вспыхнула Люба и домой опрометью бросилась. Заперлась Любаша в горнице и, заливаясь слезами, дала себе клятву страшную: в ответ на предательство Ванино, выйдет она теперь замуж за того, кто следующий посватается!


Только вдруг все сваты запропали. Вот уже и лето началось, скоро Ваня учёбу закончит, а Любашу и не сватает никто. Как-то разом все женихи отступились.
А в соседней деревне, Осташево, жил один бобыль богатый, Игнат. Добра огромное количество нажил – и дом-хоромы, и стадо коров, лошадей табун целый, и на пашне у него десять человек работников. Всем хорош был Игнат – и богат, и здоров, и статен. Да вот только лицом Господь его обидел – до того нехорош был, что не то, что девки – вдовы с детьми за него не шли. Так и прожил бобылем почти до сорока годков. По молодости-то он сильно на отказы обижался, а потом уж и рукой махнул: видно, такая судьба бобылем прожить.


Только мать его бабка Агафья никак с таким мириться не хотела. Ела сына поедом, внуков просила на старости лет повидать. До того его извела, что решил Игнат от матери раз и навсегда отвязаться. Говорит:
 - Было мне видение на всенощной. Зашлю я сватов последний раз. Если согласится - это моя судьба, а отказ –  значит мне на роду написано бобылем век доживать.
И решил послать сваху за верным отказом – к Любаше: ну, и всё не так обидно, что тебе тридцать седьмым отказали.


Как сказала сваха, кто их Любашу сватает, папаша её даже и звать не хотел, сам думал отказать. А она вдруг заходит в избу: я согласна. Родители не знали, что и думать – плакать или радоваться. Слухи-то уж об Ивашкиной измене по деревне разнеслись, понятно было, что с горя  она за Игната идёт.


Но сговорились как положено, раз невеста согласна. Да и муж богатый, работящий. С лица не воду пить – слюбятся может ещё.


Игнат не мог поверить счастью своему нежданному – быстрее свадьбу спроворили, пока невеста не одумалась. На субботу венчание было назначено.


А в пятницу Иван приехал. И сразу к Любаше бегом. Она как увидела, что Иван идёт, в сени к нему выскочила. Стоит она - ни жива, ни мертва. А Иван-то радуется, обнять пытается:
 - Приехал я за тобой, моя Любушка, как и обещал. Закончил учиться с отличием, положили мне жалование знатное, выправил я себе отпуск краткий - на женитьбу. А потом сразу к месту службы с женой: мне уже выписали подорожную.


 - Поздно, Ванечка, поздно уже. Я засватана за Игната из Осташево, завтра утром венчание!


Вспыхнул Иван, сорвал с головы картуз:
 - Так вот почему не писала мне! На добро Игнатово променяла любовь мою! Так пусть же не достанет тебе богатство его, а детям Игнатовы – красота твоя!
Кинут он картуз об пол и как безумный прочь выбежал.


Кинулась за ним было Любаша, но заступила ей путь тётка Анна:
 - Не будет в семье нашей позора такого и бесчестья! Наше слово крепкое, верное. Не допущу такого сраму, чтобы невеста накануне венчания по всей деревне за парнем бегала!


Тут и братья подоспели и по указаниям тёткиным заперли до утра Любашу в горнице.


А Дунька-разлучница на улице к Ивану бросилась. Видела, как он опрометью от Любаши выбежал:
- Забудь эту изменщицу, Ванечка! Я тебя люблю, я за тобой куда хочешь поеду!
Посмотрел Иван на Дуню, да и сказал сгоряча:
 - Собирайся, Дунька, ты девка видная! За женой поехал- с женой и вернусь!
Так и укатили они этой же ночью в Питер на перекладных.

 Дуня так собиралась поспешно на радости, что письма Ванины в комоде забыла, в печку не бросила.


Написала письмо потом Дунька родителям: обвенчались с Ваней и уехали далеко – в Манчжурию, на Китайскую железную дорогу. Больше слуху о них в деревне не было.


Не успели Люба с Игнатом обвенчаться, как начало сбываться проклятье Иваново. На Ильин день разразилась гроза страшенная. Всех коров грозой поубивало, лошади по лесам  разбежались, а молния ударила прямо в хоромы Игнатовы. От этого пожара занялась и вся деревня Осташево - целиком сгорела, до последнего дома. Хорошо, хоть днём это было – люди, в чем были, но живые из домов выскочили.


Не оставили в беде погорельцев Осташевских – всем миром выстроили им новый посад на краю нашей деревни, он и до сих пор стоит. Свистухой прозывается. Там домик и Любаше с Игнатом достался. Они оба работящие, жили - не бедовали, только уж такого богатства никогда у них не было.


Что и как у них там сложилось - неведомо, только несколько лет после свадьбы детей у них не было. Уж как Игнат любил Любашу – на руках носил, все бабы судачили. Потеплела к нему Любаша, оттаяла. И родился у них наконец-то первенец. Не сказать как радовалась-то бабка Агафья – дожила-таки внуков попестовать!
Только и тут сбылось проклятье Иваново. Пятерых детишек они нажили, но никто из них не удался в Любашу – никому её краса не досталась…


А как пришло время помирать бабке Марфе матери Дунькиной, позвала она к себе Любашу. Отдала она ей письма Ванины, в комоде найденные, да за злодейство своей дочери покаялась.


Так и узнала Люба, что любил её всегда Ванечка, а она сама замуж вышла первая, злым наветам поверила.


И такова была сила горя Иванова, что сбылись все его проклятья в точности.

 Больше ста лет прошло с тех пор, не сталось уже свидетелей, поросло давно травой пепелище Осташево. И превратилась история любви Любаши и Ванечки в легенду о сгоревшей деревне, и гуляет она по окрестностям, и рассказывают эту легенду дети друг другу в сумерках шёпотом…