Водораздел - III

        Часть третья

Глава десятая

Человеку, оказавшемуся в ветреную августовскую ночь на поле военно-воздушной базы в городе Зареченске, довольно быстро стало бы понятно, что вопреки всей дарвинистской идеологии, никакой он не царь природы, а скорее тростинка, а еще вернее – пепел на ветру, который воздушные потоки в течение мгновений рассеивают по неведомым далям, унося с собой все, даже воспоминания о его существовании, о его мыслях, мечтах и деяниях. Ледяной ветер, подувший накануне с северо-запада, не оставил даже намека на дневную жару, зато напомнил о неумолимой, как фатум, грядущей осени с неизбежным облетанием листвы, промозглыми ливнями и ледяным покровом на выходе.
Здесь, на огромном поле крупнейшей военно-воздушной базы в стране это понималось очень убедительно. Ветер бросал в лицо потоки холода, как ушаты ледяной воды, ветер сбивал с ног, заставляя отворачиваться в спасительную юго-восточную сторону и сгибаться, ветер угрожал оторвать от земли и унести куда-то очень далеко. Низкие тучи заволакивали все небо и проносились по нему с бешеной скоростью, а в редких просветах иногда вестниками каких-то иных миров мелькали звезды. Окружающие аэродром волжские степи были покрыты непроницаемым мраком, и только аэродромные огни и свет фар приехавших автомобилей прорезали эту сгустившуюся за считанные часы тьму.
Довершал эту инфернальную картинку вой истребителя МиГ-29, уже полчаса разогревавшего мотор и готовившегося к боевому вылету в Веденский район Чечни, где в ауле Зандак накануне окружили крупное бандформирование, возможно, под командованием самого Хаттаба. Бой шел уже пять часов, и штурмовавшие аул спецподразделения ВДВ и внутренних войск нуждались в поддержке авиации. Самолет все никак не мог получить разрешение на взлет, поскольку ждали прилета о высокого гостя.
Тем не менее, нашлись желающие терпеть все эти неудобства. В течение уже четверти часа на взлетном поле стояла целая делегация в составе примерно двух десятков человек. Случайно забредший туда обыватель удивился бы еще больше, если бы обнаружил в числе этих людей, закрывавших лица от ветра и кутающихся в плащи самого губернатора Агаркова, секретаря Совбеза Мордашева и еще нескольких видных представителей краевой администрации. Впрочем, никакого обывателя там оказаться не могло, ибо это летное поле было оцеплено двойным кольцом охраны. Внешнее составлял батальон охраны аэродрома, изнутри же собравшихся охраняли автоматчики в черных мундирах и черных беретах  с птицей Феникс на шевронах – эмблемой охранного ФГУП «Волга-эскорт». Негнущиеся на ветру, они стояли по периметру площадки зловещими черными тенями в искусственном свете аэродромной иллюминации.
Юбилейные люди все продолжали стоять и чего-то ждали, в надежде глядя в затянутое тучами небо. Вскоре они дождались. С неба еле стал спускаться едва заметный огонек, который постепенно расширяясь и принимая контуры воздушного судна, пошел на посадку. Потом он долго блуждал по лабиринтам аэродрома, словно душа, заблудившаяся в лимбе, и наконец обернувшись небольшим самолетом «Бомбардье», вырулил на парковку. 
Тут же был организован трап, а потом открылась дверь и из нее вылез довольно высокий и сухопарый мужчина лет 40 в очках с довольно интеллектуальными чертами лица. С прытью, несвойственной сановникам столь высокого ранга он соскочил с трапа, и сразу попал в страстные и крепкие мужские объятия губернатора Агаркова.
- Ну, Дмитрий Олегович, - начал губернатор, - приветствуем вас на земле Поволжья. Радость-то какая, наконец вы до нас доехали. Ну, как долетели?
- Да вот, грозовой фронт недалеко, все посадку хотели не разрешить, - ответил приезжий, - ну в конце концов я настоял, чтобы сажали.
- Ну, и правильно сделали, - одобрил губернатор, - а то мы все для вас подготовили, от всей души, так сказать. Уже все дымится к вашему приезду. Сейчас поедем в Чердынь – лучшую резиденцию во всей России, у нас и дед наш, ну президент наш бывший, отдыхал, говорит, такого не видел. Так что, как грится, добро пожаловать.
Губернатор лично распахнул перед пришельцем дверь своего 500-го «Мерседеса», и сам сел рядом. Вслед за ними по машинам моментально распределилась и вся дворня, а за ней свернулась и охрана. После этого кортеж покатился по летному полю. Впереди ехала машина сопровождения ГИБДД, за ней еще один «Мерседес» с охраной, дальше губернаторский мерин с высоким гостем, а сразу за ним джип БМВ Х5 вице-губернатора Мордашева. Дальше еще в двух машинах ехала референтура, а замыкали кортеж две «Волги» с охраной. 
Тем временем МиГ-29 наконец получил разрешение на вылет и начал выруливать к взлетной полосе. В момент, когда кортеж проехал через главные ворота, силуэт истребителя мелькнул над ним и улетел в сторону южную, а кортеж растворился в черной поволжской дали.
Заместитель главы Администрации президента Дмитрий Шумский считался одним из образованных представителей федерального руководства. Окончив юридический факультет Ленинградского государственного университета имени Жданова, на два года позже действующего президента, он всю сознательную жизнь провел в северной столице. Уже в начале 90-х он славился как талантливый и перспективный специалист, и в этом качестве попал в питерскую мэрию как раз под начальство будущего президента. Когда тот в середине 90-х покинул госслужбу, Шумский остался работать в мэрии при новом руководстве. Через два года будущий президент снова оказался на государственном поприще, на этот раз на федеральном уровне, и сразу вспомнил о Шумском, позвав его работать в аппарат Правительства, а уже через полгода, когда будущий президент сделался премьер-министром, Шумскийзанял кабинет главы правительственного аппарата.
Когда будущий президент, наконец сделался действующим президентом, то хотел назначить Шумского генеральным прокурором. Однако неожиданно против его кандидатуры резко выступили почти все представители окружения президента, в том числе и непримиримые антагонисты, такие как ставленники семьи экс-президента и бывшие сослуживцы действующего президента. При таком удивительном для кремлевских башен консенсусе президент подумал и решил, что наверное Шумского на прокуратуру назначать не стоит, и в результате назначил туда выходца с югов, примечательного в первую очередь, внушительными размерами, и одним видом своим способного навести шок и трепет на всякого потенциального правонарушителя. Шумскому в утешение достался пост заместителя главы Администрации Президента по административному управлению и правовым вопросам. В его подчинении оказались управление госслужбы, экспертное управление, главное правовое управление и комиссия по помилованию. Кроме того, в круг его обязанностей входила работа с судебной ветвью власти, с генпрокуратурой и осуществление контроля деятельности силовых структур с позиции соответствия праву и законодательству. Еще ему было поручено готовить административные реформы, касающиеся деятельности силовых структур, региональной власти и правительства.
Шумский был талантливый теоретик права, он в совершенстве знал все тонкости российского законодательства и механизма государственного управления. Он был большой выдумщик по части всевозможных реорганизаций и реформ и мог завертеть нехилые реформаторские загогулины, при этом аккуратно все это обосновав с позиции повышения эффективности и снабдив соответствующей цифирью. Но он не был искушен в вопросах кулуарных интриг, не умел их плести и не мог их угадывать и предупреждать. Именно это стоило ему поста генпрокурора и за последние месяцы несколько раз создавало неприятные ситуации. Впрочем, от всевозможных аппаратных неожиданностей его охраняла дружба с президентом и прямой доступ к высочайшему телу.
Агарков был знаком с Шумским около двух лет. Еще в бытность его руководителем аппарата Правительства, тому доводилось бывать в Великоволжске и лично обсуждать с Агарковым вопросы создания регионального филиала движения «Единство». Тогда губернатор свозил его на рыбалку в резиденции Чердынь, и воспоминания о приволжском хлебосольстве у Шумского остались очень радостные.
Нынешний визит Шумского в Великоволжск стал следствием отгремевшей недавно пресс-конференции Мелентьева со товарищи, видеозапись которой была направлена в федеральные инстанции заботливой рукой секретаря Совбеза Мордашева. Шумский получил прямое указание лично на месте проверить всю изложенную информацию и доложить о результатах. Его визит держался в тайне, и по идее должен был быть строго конфиденциальным. О прилете была уведомлена лишь федеральная инспекция по краю и еще руководство военно-воздушной базы, которой было велено принять самолет из Москвы. Однако к своему вящему удивлению, Шумский выйдя из самолета увидел у трапа всю краевую верхушку во главе с радостным широко улыбающимся губернатором Агарковым, который не дав ему даже опомниться, посадил в свою машину и повез куда-то.

Покинув аэродром, кортеж миновал дальний мост и подкатил к официальной резиденции губернатора в живописном местечке Чердынь.
Надо сказать, что в доме приемов спецсанатория «Чердынь» вовсю кипела деятельность по ожиданию дорогого гостя. В центре столовой залы, стены которой были инкрустированы хрусталем и люстрами из венецианского стекла, стоял длинный стол, который официанты в смокингах уставляли всевозможными яствами. Были тут и куропатки, и жареные фазаны, и салаты из малосольных огурцов и капусты, и салат оливье, и шашлыки из курицы и баранины, а гвоздем номера должна была стать внушительная стерлядь, которую коптили на свежем воздухе на отдельном вертеле. 
По столовой неспешно прохаживалась Лариса Белорекова, одетая в полупрозрачное обтягивающее платье. Она придирчиво смотрела на оформление стола и то и дело выговаривала метрдотелю за неправильную расстановку блюд или за нарушение дизайна. Тут же рядом суетился вице-премьер и министр внешних связей Виктор Пентюх, который аккуратно брал на карандаш все замечания губернаторской жены и тоже бранил обслугу. Поблизости молча стоял управделами губернатора Владимир Боков. Он ничего не говорил, но придирчиво осматривал мебель и стены.
В одной из комнат, примыкавших к залу, преобразованной в гримерную тоже было на что взглянуть. В ней находился небезызвестный Сергей Мелентьев. Компанию же ему составляла высокая брюнетка в коротком красном платье. Кроме внушительного роста и совершенно идеального телосложения ее отличали пухлые красные губы, большие карие глаза и роскошные черные локоны. Она стояла перед зеркалом, то и дело подкрашивая губы и ресницы и пристально разглядывала себя. Мелентьев стоял рядом с ней, и постоянно поправлял ей волосы и платье. Он заметно нервничал.
- Ты все поняла? – то и дело спрашивал он свою спутницу, - выйдешь не раньше, чем я махну рукой. Одну песню исполнишь на сцене, на второй продефилируешь по залу, и только на третьей подкатишь к клиенту. Аккуратнее, без развязности. Он интеллектуал питерский, может испугаться. На колени ему не садись, просто покружись вокруг него. Потом, когда закончишь, тебя пригласит губернатор, сядешь там, рядом с клиентом. Губернатор тебя ему представит, а дальше уже завязывай разговор. Только, прошу тебя, аккуратно, без вульгарностей, пошлостей, развязности он не любит, это тебе не наши орангутанги. Тут надо очень аккуратно…
- Ой, да поняла я все, - ответила девица довольно развязным, но в то же время певучим и чувственным голосом, - за кого ты вообще меня принимаешь? Я сама на юрфаке учусь уже третий курс, так что хорошо знаю что к чему. И разговор я поддержать смогу, знаю о чем с ним болтать. И вообще, я тебя когда-нибудь подводила?
- Нет, но здесь случай особый, - озадаченно произнес Мелентьев.
- Слушай, да все они особые, а на поверку у всех одно и то же, - и девица громко расхохоталась.
В этот момент в гримерную вошла госпожа Белорекова. Презрительно взглянув на брюнетку, она обратилась к Мелентьеву:
- Ну чего тут у тебя?
- Вот готовимся, - отвечал Мелентьев, - все по плану, как полагается.
Лариса капризно закусила губки и бросила еще один презрительный взгляд на девушку.
- Думаешь, она справится? 
- Не думаю – знаю. Это лучший мой кадр, - ответил Мелентьев задумчиво улыбаясь, - я в ней больше, чем в себе уверен.
- Ну смотри, на тебе вся ответственность, - бросила Лариса и пошла к двери.

Когда кортеж приехал, весь двор спецобъекта наполнился шумом и оживлением. Забегали лакеи и официанты, и охранники заняли свои позиции – те, что в штатском внутри, а те, что в черной форме – снаружи.
Заму главы АП дверь открыл лакей в парике и ливрее, а на улице его уже встречал цыганский хор, распевавший «К нам приехал, к нам приехал, Дмитрий Олегович дорогой!» и еще медведь на поводке. Потом все это шествие прошло внутрь, где горели свечи и неяркие лампы, а потом зала вспыхнула огнями, как по команде.
Федерального чиновника губернатор лично проводил до кресла, распологавшегося в центре стола в уголке, рядом с камином, и сам сел рядом. Тут же подошла Лариса Белорекова с подносом, на котором стояло ведерко с запотевшей бутылкой шампанского. Губернатор представил ее:
- Лариса, моя жена, она же главная прима нашего драмтеатра.
Шумский привстал и поцеловал ей руку. Дальше действие пошло по накатанной схеме. 

В гримерной же после ухода первой леди девушка села на стул и обхватила голову руками.
- Да не обращай ты внимание, - говорил ей Мелентьев, - она просто приревновала тебя. Привыкла, что она королева, а тут ты появляешься, и она даже в подметки не годится.
- Ладно, проехали, - махнула рукой брюнетка и опять направилась к зеркалу. Перед самым началом торжественной части в гримерную вошел Мордашев. Он внимательно оглядел девушку, после чего показал большой палец вверх Мелентьеву и хлопнул ее по заднице.
- Мы в тебя верим, - сказал он ей, - ты уж, голубушка, нас не подведи, - после чего вышел и направился за праздничный стол.

Певица Аиша считалась одной из главных достопримечательностей города Великоволжска и одной из двух суперзвезд местечкового розлива наряду с примой краевого драмтеатра Ларисой Белорековой. На тот момент ей исполнилось двадцать пять лет, и для своего возраста она сделала довольно впечатляющую сценическую карьеру. Ирина Гасаева появилась на свет на излете советской эпохи, родившись от смешанного брака даргинца и украинки. Первые пять лет она провела в городе Махачкале, но однажды ее мать, прихватив с собой дочку, растворилась на просторах тогда еще нерушимого Союза, и в итоге осела у родни в Великоволжске. Там будущая городская звезда провела оставшиеся детские годы. Девочка рано обнаружила склонность к вокалу и танцам, и даже окончила хореографическое училище, но эпоха взяла свое. Ее незаурядная внешность обеспечила ей неплохое начало карьеры. В голодное начало 90-х, когда семья перебивалась с хлеба на воду, девушка устроилась на работу в один из ведущих стриптиз-клубов города и приняла сценический псевдоним Аиша. Ее сценические таланты и безупречная внешность очень быстро сделали ее звездой заведения, среди клиентов которого в то время преобладал криминальный элемент.
Ее первым покровителем и спонсором стал авторитет средней руки Батон. Через полгода его бумер налетел на растяжку, заботливо установленную чьей-то рукой поперек одного тихого переулка в центре Великоволжска. После этого Аишу взял под покровительство лидер местной чеченской группировки Муса, с которым она прожила почти год.  Мусу вместе с его охраной в личном джипе спалили заживо напалмом, причем Аиша в ту ночь чудом не оказалась в той же машине. Однако девушка долго не горевала – почти сразу же ее взял на содержание предводитель центральной ОПГ Лука. Но злой рок висел над Аишей – через год Луку застрелил снайпер. Руководство центральной группировкой и общак перешли к Фейдельману, бывшему у центральных казначечеем, а заодно по наследству ему досталась и Аиша. Они прожили почти полтора года, но однажды Леонид Семенович вызвал ее к себе и сказал:
- Похоже, я всерьез на тебя подсел. Это неправильно. Жениться на тебе я не стану, это будет некошерно а я все-таки глава регионального филиала Всероссийского еврейского конгресса. Мне вон еще израильское гражданство получать. Был бы твой отец татом, проблем бы не было, а поскольку он даргинец, то не обессудь. Я так рисковать не могу. Нам надо с тобой прекратить отношения.
Однако в качестве утешения Фейдельман пообещал ей устроить карьеру супермодели и в подтверждение своих слов познакомил со стремительно входившим в силу Мелентьевым. Тот на первой же встрече объяснил Аише, что предлагает ей работу в агентстве эскорт-услуг и пообещал, что если она будет правильно все делать, то за два-три года сможет заработать на безбедную жизнь. Еще он посулил обеспечить ей карьеру супермодели и звезды шоу-бизнеса регионального значения.
Вскоре начинающей звезде выпал первый случай проявить свои навыки в деле. Местный предприниматель Родин отказался признавать самодержавную власть губернатора Агаркова и стал создавать объединенную оппозицию. Аиша подошла к нему в ресторане «Москва», куда Мелентьев устроил ее работать певицей, и села к нему за столик. Родин был польщен ее вниманием, и заказал шампанского. Аиша предложила ему продолжить общение в номере гостиницы «Ротонда». Родин, будучи человеком женатым, счел ее предложение разумным. Все шло как по маслу, но в около полуночи в дверь номера постучали, и когда Родин открыл его, то к удивлению своему увидел там милицейский наряд, который скрутил ему руки и защелкнул на запястьях наручники, а попутно снимал это на видеокамеру. Потом в номере появился назначенный недавно на должность секретаря Совбеза Мордашев, который объяснил, что политик и бизнесмен Родин задержан по подозрению в вовлечении в занятия проституцией и что еще девушка может написать на него заявление по обвинению в изнасиловании. А потому ему на выбор предлагается два варианта: или его сейчас везут в отделение милиции и заводят уголовное дело, а на следующий день ретранслируют только что сделанную видеозапись на краевом телевидении в выпуске новостей, а потом он может доказывать свою невиновность, сколько душе угодно; или же он немедленно «сворачивает деятельность и уебывает из региона», и тогда все произошедшее остается «между нами, девочками». Родин, будучи человеком от природы неглупым выбрал второй вариант, и исчез с Великоволжского небосклона на долгие годы. Аиша же получила гонорар в виде 10 тысяч заокеанских бумажек, и зарекомендовала себя как высококлассный кадр.
Следующее задание не заставило себя долго ждать. Начальником краевого ГУВД в то время был генерал Беляков. То был служивый старой формации, который с очень большим неодобрением смотрел на происходящие с органами внутренних дел трансформации, ведущие к сращиванию их с криминалом. При этом он мог закрывать на многое глаза и иногда не отказывался получить свой откат, хотя и делал это скрепя сердце. С губернатором Беляков некоторое время уживался мирно. Но назначенный секретарем Совбеза Мордашев открыл горячую линию, через которую любой житель края мог пожаловаться на незаконные действия сотрудников милиции, а любой сотрудник органов мог анонимно накатать телегу на свое начальство. В довершении ко всему, Мордашев начал по-хозяйски объезжать с инспекциями районные отделы милиции и проводить свои собственные селекторные совещания с начальниками милицейских подразделений. После этого терпение генерала лопнуло. В его руках как раз обнаружились документы, свидетельствующие о нарушениях в ходе приватизации Волжского ликеро-водочного завода, оказавшегося под контролем Романа Чавии, и о незаконном обороте паленой водки, которую гнал тот же Чавия. На заводе и в офисе Чавии случился обыск, по факту контрафакта и нарушений приватизационного законодательства были заведены уголовные дела, поскольку начальника ГУВД поддержал и краевой прокурор Маклаков. Однажды заместитель Белякова начальник криминальной милиции Синельников предложил своему шефу отметить свой день рождения и поехать к нему, Синельникову, на дачу. Среди гостей оказалась Аиша в купальнике, сразу завязавшая разговор с Беляковым. Долго сопротивляться ее обаянию генерал не смог, и через какое-то время уединился с певицей в сауне. Пленка с записью похождений генерала Белякова была отправлена в МВД, причем ни интерьеры дачи Сальникова, ни лицо Аишы на этой видеозаписи не просматривались, зато генерал был представлен во всей мужской красе. Беляков обладал почти безупречной репутацией, и в министерстве над полученной пленкой стали думать, и поскольку с мыслями затянули, то видеозапись вскоре была обнародована на одном из центральных каналов в еженедельной аналитической передаче и сопровождалась ехидными комментариями известного всей стране политобозревателя. После этого руководству МВД не оставалось ничего кроме как уволить Белякова, а на его место был назначен полковник Синельников.
В это же время Аиша навестила и краевого прокурора Маклакова, и предложила ему поехать в ее компании на служебную дачу. Прокурор тоже недолго думал. Через пару дней его вызвал к себе Мордашев и показал видеозапись, а после предложил подумать над своим поведением. Прокурор дал клятвенное обещание в дальнейшем вести себя хорошо, и эта пленка так и не стала достоянием гласности.
Постепенно вокруг Аишы сформировалась атмосфера тревожности. Представители великоволжской элиты стали избегать заводить с ней знакомство, и при появлении ее старались побыстрее уйти. Ее было пытались подвести к лидеру местных коммунистов Ратникову, но тот, проявив партийную смекалку, быстро сообразил, к чему идет дело и вовремя ретировался. Однако певицу переориентировали на эскорт-сопровождение заезжих гостей, и ее первым внешним клиентом стал глава департамента по развитию бизнеса в Восточной Европе одного шведского мебельного концерна, которому администрация Агаркова предложила открыть под Великоволжском второй в России торговый комплекс (первый открылся в Москве за полгода до того). После посещения Великоволжска и проведенной в компании Аиши ночи, он с восторгом в глазах заверял всех встречных, что строить второй торговый комплекс нужно именно под Великоволжском и уезжая в Стокгольм обещал убедить в этом руководство концерна. После чего краевая администрация и приступила к банкротству колхоза «Новая заря», на землях которого было задумано строительство. Здесь и 90-е подошли к концу, а за ними последовали нулевые, они тоже не оставили певицу без работы.
Работа Аиши не ограничивалась только такими активными мероприятиями. Попутно она вполне успешно делала карьеру певицы и модели. Ее сольные концерты происходили в самых дорогих ресторанах и казино Великоволжска, ее приглашали на местные корпоративы. Ее лицо украшало билл-борды, рекламирующие сеть ювелирных магазинов, только что открывшиеся в городе бутики, местного оператора сотовой связи и банка «Форвард-Волга» (сказались старые связи с Фейдельманом). Кроме того, изображения ее полуобнаженного тела на фоне главных городских достопримечательностей украшали собой местные календари, которые раскупались бешеными тиражами. Еще она была отнюдь не глупой девушкой, и к своим двадцати пяти годам сумела самостоятельно освоить два языка, а за год до описываемых событий поступила на заочное отделение юрфака Великоволжского университета.
Так что жаловаться на судьбу Аише было грех, и в занятиях таким специфическим бизнесом как эскорт-услуги она тоже не слишком нуждалась, но, как известно, есть виды деятельности, из которых просто так не выходят. Вот и сейчас ей предстояло войти в контакт с высокопоставленным визитером из Москвы и своим телом расположить его сердце и другие органы к краевой администрации.

Прием начался с исполнения приволжским казачьим хором народных песен и плясок. Потом губернатор поднял тост за высокого гостя и его успехи в разоблачении коррупции и укреплении вертикали власти. Шумскому поднес стопку человек, назвавшийся атаманом Великого Войска Волжского.
Замглавы АП водку не очень любил, но по такому случаю пришлось выпить. Потом подали первые блюда, под них выпустили полуобнаженных девиц, станцевавших какую-то невообразимую помесь балета и стриптиза. Случилась вторая перемена блюд, и новый тост губернатора за дорогого гостя и его личное счастье. Подали стерлядь, которую впрочем привезли из Астрахани, потому что в Великоволжске, вопреки его гербу, стерляди не было уже лет пятьдесят. Опять атаман в папахе поднес Шумскому стопку, и снова тот вынужден был опрокинуть ее внутрь. Наконец, одновременно с десертом на сцене появилась певица Аиша в наряде а-ля Ближний Восток, который уместнее было бы назвать открытым купальником. Она спела какой-то не то арабский не то турецкий суперхит того сезона, причем сделала это лучше, чем те, кто пел его в оригинале, спела совершенно уникальным пронзительным голосом, при этом параллельно очень убедительно исполнила танец живота, не забывая при этом трясти роскошными черными волосами. В это время сидевшие напротив Шумского заметили, что из глаз его исчезла тоска, не покидавшая его душу с момента приземления самолета. Теперь же глаза его оживились, в них появился даже какой-то смысл жизни. Агарков же легонько толкнул его под локоток и сказал:
- Это наша суперзвезда, Аиша! Специально для вас ее выписали, не так-то просто ее организовать!
Шумский кивнул, не отрывая глаз от певицы. Та же, закончив петь и танцевать, исчезла за кулисами, и Агарков, воспользовавшись паузой, поднял новый тост – за красоту. Шумский выпил на этот раз гораздо охотнее. Аиша снова появилась через пару минут – на этот раз в коротком красном платье с декольте. На этот раз она спела знаменитый Phantom of the Opera, причем таким проникновенным сопрано, что у окружающих сложилась иллюзия, что перед ними оперная певица. Федеральный чиновник продолжал смотреть на сцену с большим интересом. Певица опять ушла, а губернатор тем временем произнес прямо над ухом  Шумского:
- Кстати, Дмитрий Олегович, мы тут с товарищами посовещались и решили, что было бы неплохо перевести бюджетные счета нашего региона в банк «Прибалтийский». Хотели вот ваше мнение узнать, как заслуженного петербуржца, так сказать.
Шумский одобрительно кивнул. К такой перспективе он относился более чем хорошо, поскольку сам был одним из совладельцев «Прибалтийского». Впрочем, развивать эту тему он не стал, поскольку ждал нового выхода певицы Аиши. Та не заставила себя долго ждать. На сей раз она была одета в относительно целомудренное облегающее белое платье. Она запела романс, который представлял из себя положенные на музыку стихи Сергея Мелентьева, причем музыку написал один из классиков советской эстрады. И вот какие там были слова:

На двор постоялый, из черной ночи,
Застигнуты бурею снежной,
Явилися странники вечной тоски,
И кров попросили с надеждой.
Хозяин их принял, налил им вина,
Огонь разводя с новой силой,
Узнать попытался, как их имена,
В ответ тишина, как могила.
Там маленький мальчик у печки лежал,
Где огненный бес веселился,
И сном полуночным уж застив глаза,
Беззвучно неспешно молился.
Тем временем гости, от бед отойдя,
Вернулись непрошено к жизни,
И старая женщина, словно скорбя,
Запела о судьбах отчизны.
И песнь полилась над пространством времен,
И голос дрожал, как хрустальный,
А мальчик всё слушал, внимая сквозь сон,
Напевам купчихи печальным.
Тогда он заплакал, припав к образам,
И было ему откровенье,
Что где-то дороги к далеким мирам,
Ведут через скорбь Воскресенья.

Припев выглядел как проникновенные грудные завывания, заставляющие душу метаться – от темного отчаянья до светлой радости. И в процессе исполнения этого произведения Аиша пошла в обход по залу вдоль стола, постепенно подступив к Шумскому, и на финальных аккордах опустившись перед ним на колени.
Шумский вскочил с места, не будучи в силах вынести того, что перед ним стоит на коленях красивая женщина, мгновенно подошел к ней и протянув руку попытался помочь ей подняться. Когда это не получилось, то он тоже опустился прямо перед ней. По залу прошел чуть слышный шепоток, а за всем происходящим внимательно и напряженно наблюдали Агарков, Мордашев и Мелентьев. Певица и замглавы Администрации президента смотрели друг другу в глаза и будучи не в силах проронить не звука, молчали. Это напряженное молчание длилось несколько секунд, пока губернатор не разрядил обстановку.
- Ну вот, - сказал он, - что значит красота плюс искусство. Это, Димитрий Олегович, наша главная суперзвезда Аиша, так сказать, краса и гордость Великоволжского края. Ну, прошу за стол, я думаю, девушка тоже с нами присесть не откажется.
Шумский и Аиша поднялись с колен.
- Очень приятно, - произнесла певица, продолжая не отрываясь смотреть в глаза чиновнику.
- Мне тоже, - тихим голосом произнес чиновник.
Пара уселась за стол, причем для Аиши срочно организовали стул и расчистили место. И только Лариса Белорекова, смотрела на происходящее слегка искривив губки.
- А как же вас зовут? – шепотом поинтересовалась Аиша у замглавы АП.
- Дмитрий Олегович. В смысле, Дима, - поправился чиновник.
Аиша прыснула в кулачок.
- А вы из Москвы? – тут же взяла она себя в руки.
- Да, а что заметно? – слегка натянуто улыбнулся Шумский.
- Ну откуда еще такой представительный мужчина мог взяться, - ответила певица, - я всех наших кавалеров как облупленных знаю, - искривила она пухлые губки, и им до вас, как корове до звезды.
- Благодарю, не ожидал, - ответил польщенный замглавы АП.
- Да что уж тут говорить, вы бы знали, какая здесь тоска, - вздохнула Аиша.
- Что, совсем плохо? – спросил  Шумский.
- Хуже некуда, - ответила Аиша, - есть, правда, надежда – на принца на белом коне, который приедет и увезет куда-нибудь подальше, но она призрачная. Я вот например учусь на юрфаке и надеюсь, что когда закончу его, смогу с дипломом уехать куда-нибудь к другим берегам.
- А, так вы, стало быть изучаете право? – спросил Шумский, - выходит, мы с вами коллеги.
- Так вы юрист? – ошарашено воскликнула Аиша, - а я тут как раз проконсультироваться с кем-то хотела. Я тут экзамен должна пересдавать, по конституционному праву.
- Ну, отчего бы не проконсультировать, тем более, что я как раз специалист по конституционному праву.
Короче говоря, разговор сложился. Спустя пятнадцать минут Аиша вдруг шепнула на ухо Шумского, что ей надо срочно идти, а то дома ее уже заждались, и будут сильно волноваться. После этого она, в соответствии с инструкциями Мелентьева и Мордашева, быстро вскочила с места, чмокнула Шумского в щеку и исчезла за дверьми холла.

На следующее утро Шумского разбудил лакей в парике и камзоле, который принес на подносе стограммовую рюмку водки. 
- Дмитрий Иванович просили вас принять, в порядке утренней зарядки, - сказал лакей.
Шумский молчаливо кивнул, после чего опрокинул стопарик внутрь. Сто грамм оказались кстати. По телу заструилось живительное тепло, а за ним вернулись трезвый ум и внятное сознание и умение мыслить. Лакей же сказал, что Дмитрий Иванович просили передать, что ждут дорогого гостя внизу к завтраку. Шумскийпоблагодарил, и окончательно завершив утренний марафет, пошел на зов.
Когда Шумскийспустился, ведомый все тем же лакеем в парике в столовую, там его уже ждала вместе с утренним кофе теплая компания в лице губернатора Агаркова, обоих его первых замов – Мордашева и Кейтеля, простого зама Пинчука, главы аппарата Дурова и управделами Бокова. Завтра был выдержан во французском стиле – на одном из боковых столов красовалась кофемашина, производящая несколько сортов кофе, а еще круассоны с джемом и медом, апельсиновый и грейпфрутовый сок. Французский стиль слегка разбавляли тарталетки с красной и черной икрой и самовар, который разогревал сапогом бородатый мужик в красном кафтане и сапогах. Все это разливали и подносили лакеи, все в париках и камзолах. 
- О, вот и гость наш дорогой, Дмитрий Олегович пожаловал, - возгласил губернатор, сияя как сто сорок солнц, - ну, как спалось, Дмитрий Олегович? Надеюсь, бессонница вас не мучила?
- Да нет, благодарю, - слегка нахмурив брови отвечал чиновник, - я везде хорошо засыпаю.
- И это самое главное, - ответил губернатор, - а то, знаете ли, мы уж постарались по полной программе, лучшую комнату выделили, какая здесь была.
Шумскийнахмурился, потом успокоился и совсем расслабившись сел за стол и тоже принял участие в завтраке.
- Между прочим, Дмитрий Олегович, - сказал губернатор, подливая сливки в кофе, - как вам вчерашнее предложение, насчет того, чтобы проводить бюджетные счета края через банк «Прибалтийский»? Вы что насчет этого думаете?
- Я думаю, это неплохая идея, - ответил Шумский, - в наше время, самое главное – это надежный проводник платежей, а банк «Прибалтийский» входит в числе ведущих банков страны и самых надежных банков, причем. Поэтому, я думаю, не прогадаете.
- А на вашу консультацию мы можем рассчитывать? – спросил губернатор.
- Разумеется, - ответил Шумский.
За таким непринужденным разговором завтрак не спеша близился к завершению. За финальной чашкой кофе Агарков произнес:
- Ну вот, Дмитрий Олегович, а теперь если не возражаете, о деле, - с этими словами он кивнул Мордашеву, и тот достал из кейса, который лежал прямо рядом со стулом, папку, которую передал в руки Шумского.
- Вот, Дмитрий Олегович, тут все о проблемах, которые у нас имеются. В краю нашем, как полагается, тишь да гладь да Божья благодать, но как говорится, в семье не без урода. В прошлом месяце начальник нашего УФСБ генерал Гладышев преставился, пулю в лоб пустил ни с того, ни с сего. Ну а на его место исполняющим обязанности поставили молодого полковника, Брусницына. Ну а тот, как до власти дорвался, решил себя проявить, и давай мутить воду в ступе. В общем, не разобравшись, что да как, захватил порт в Беловодске, якобы нашел что-то там нарушения процедуры банкротства, и давай палить во все стороны. При захвате сотрудника ЧОП застрелили, в общем, налицо превышение полномочий. А тут еще сигналы тревожные, якобы Брусницын этот год назад организовал похищение дочери одного бизнесмена, и ее в Чечню увезли, и там чудом освободили, только потому что федеральные войска вошли в республику. А еще говорят, будто в прошлом году прослушивал нашего президента, который тогда был еще директором ФСБ во время его визита. В общем, не знаю, правда или нет, но тут вот материалы имеются. Так вы понимаете, к нему же еще не подступиться. Чекисты наши совсем оборзели, думают, что если президент когда-то служил в одном с ними ведомстве, так им все можно. Так что мы тут ничего поделать и не можем, одна надежда на вас, что вы папку эту передадите, так сказать, лично в руки.
Шумский раскрыл папку, и начал листать. Она состояла из нескольких разделов. Первый был посвящен превышению полномочий во время захвата спецназом ФСБ Беловодского порта, второй – делу о похищении дочери бизнесмена Гольцмана, а третий содержал материалы, обнародованные недавно Мелентьевым.
- Хорошо, я посмотрю, - тихо и как будто отстраненно сказал Шумский. На самом деле ему уже заранее все было ясно. Ему очень хотелось отблагодарить этих славных руководителей Великоволжского края. Из резиденции Чердынь Шумскийвыехал с твердым намерением разоблачить козни комитетского полковника и восстановить спокойствие и порядок на территории региона.

Дмитрий Шумский меньше всего был похож на пылкого романтика, способного влюбиться в первую же встреченную им красотку нетяжелого поведения. Он был прагматичным и рассудительным человеком и к своим 42 годам уже отлично знал цену всему и всем. Несмотря на то, что он был слабо искушен в аппаратных интригах, рассудок и трезвый ум до сих пор никогда не изменяли ему. Шумский также был примерным семьянином, образцовым мужем и отцом. Со своей женой он прожил в браке почти двадцать лет, и имел двоих детей, и никогда за все это время его не посещала даже мысль об измене. Но он испытывал слабость к красивым девушкам. Такое уже случалось с ним. Вот и теперь словно мир изменился, и никогда уже не будет прежним. Над ним высилось новое небо, и солнце, луна и звезды светили теперь по-другому, а в ноздрях и в памяти по-прежнему стоял пряный аромат волос Аиши, который отныне останется с ним навсегда, потому что прежняя земля и прежнее небо миновали.
Как часто человеческий ум оказывается заблокирован и помутнен неизвестно откуда взявшимися чувствами, упирающимися в запахи, страсть или аллюзии. Никогда не следует зарекаться от внезапного помутнения рассудка, ибо будущее наше непредсказуемо и только высшим силам известны все загибы и загогулины линии судьбы. Так, само солнце не застраховано от затмений, и никакой возраст, жизненный опыт или общественное положение не спасут от выкидышей подсознания, уводящих с прямой дороги в лесные дебри и болотные топи, на верную погибель, как огоньки болотных духов, как песни сирен и русалок. В ту ночь заместитель главы Администрации Президента Дмитрий Шумский вступил на сколький путь сновидений и аллюзий, на путь лунатика, блуждающего по скользким карнизам. Но неисповедимы замыслы Провидения, и не дано смертному разуму до поры-времени разгадать их.

Два часа спустя Шумский собственноручно завизировал докладную записку о многочисленных злоупотреблениях полковника Брусницына, подготовленную аппаратом краевого Совбеза. Записка была подшита к папке с материалами на три потенциальных уголовных дела. Папка была предназначена для передачи в высочайшие руки. Кроме того, Шумский распорядился сделать ксерокопии для главной военной прокуратуры и управления собственной безопасности ФСБ. Совершив эту работу, он достал из кармана, визитку, которую столь трепетно положил туда сегодня утром, достал мобильник и набрал номер телефона.
- Да, - услышал он в трубке грудной и вместе с тем удивительно мелодичный женский голос.
- Это я, Дмитрий, - сказал он с придыханием.
- Ах, это ты, - мечтательно произнес голос, - что так рано? Я только спать прилегла.
- Мы можем увидеться еще раз сегодня вечером?
- А ты разве не уезжаешь сегодня вечером? – спросила Аиша.
- Нет, я перенес вылет на завтрашнее утро, - с едва заметной робостью но оттого не меньшей решительностью в голосе произнес Шумскийи сам подивился своему решению.


Председатель колхоза «Новая заря» Иван Чугунов не спеша прогуливался по больничным кулуарам, опираясь на тросточку. Он уже отошел от побоев, и только слегка побледневшие синяки и кровоподтеки на лице, да еще тросточка, на которую он опирался, напоминали о случившемся с ним. Таким вот неспешным шагом дошел он до конца коридора, потом заглянул в ординаторскую.
- Ну что, сестрички, - обратился он к медсестрам, - проснулись уже.
- Да заснешь тут с вами, - ответила одна, блондинка с большим размером груди, - всю ночь то одному утку поменять, то другого с того света вытаскивать.
- Но я-то не из таких, - с гордостью проговорил Чугунов, - я-то вон как…
- Да, Иван Васильич, вы молодцом. Побольше бы таких. Чайку не желаете?
- Да и попью чайку, отчего же не желать, - ответил председатель, - да я и попью чаю с вами, сестричками, отчего ж не попить-то.
- Кто ж это вас так отделал-то?
- Да работнички мои постарались, - отвечал председатель, прихлебывая чаек, - зарплату им, видишь ли, задерживаю. А что я могу-то? Колхоз под банкротством висит. Я тут, видите ли, ночей не сплю, все стараюсь денег раздобыть. И вот она, благодарность-то!
- И не говорите, Иван Васильич, - отвечала медсестра, - вот тоже, живешь, живешь, ночей не спишь!
Эти разговоры были прерваны внезапно распахнувшейся дверью и появившимся на пороге главой Великоволжского района Николаем Тимофеевым, который держал в руках какую-то газетенку.
- Что, Иван Васильич, значит, чаи тут гоняем? – спросил он, и вдруг не сказав больше ни слова, ударил председателя газетой по лицу.
- Да ты что, Николай Николаич, - не понял председатель.
- Э, да вы что позволяете себе? – попыталась возмутиться медседстра, - да как вы смеете? Кто вы вообще такой?
- Я смею? – спросил Тимофеев, - да я еще как смею, - с этими словами он схватил Чугунова за шиворот и поволок к выходу, - пошли, сейчас в машине разберемся.
- Я болен, мне нельзя, - робко попытался возражать председатель.
- Ничего, уже можно, - ответил ему глава района, - считай, идешь на выписку условно-досрочно.

В машине глава района опять побил председателя газетой, а после развернув ее ткнул носом Чугунова в статью, занимавшую почти весь газетный разворот.  Статья называлась «Обманутые надежды» и была посвящена процессу банкротства колхоза «Новая заря». В статье приводились ссылки на документы, свидетельствующие о несостоятельности колхоза, а также договора купли-продажи колхозниками своих паев представителям Объединенной аграрной корпорации. Подписи под всеми договорами были, по мнению автора статьи, явно поставлены одной рукой. Под материалом стояла подпись Анны Еременко.
- Откуда эта хрень всплыла, ты мне объясни?! – проговорил глава района держа председателя за шиворот.
- Я понял, - отвечал тот, - эта журналистка явилась ко мне в тот день, когда меня побили. Все задавала вопросы про банкротство, правда ли это или нет. Я, конечно, все отрицал. А на крыльце бригадиры как раз собрались. Так она им сказала, что зарплату дают. Они пришли, зарплаты нет. Ну, меня и отметелили. А потом я уже хватился, что синяя папка, которая у меня на столе лежала, пропала. Видно, эта сучка ее под шумок и с****ила.
- Ты вообще в своем уме, Иван Васильич? – вопрошал Тимофеев, тряся председателя за грудки, - ты соображаешь, что ты вообще натворил?! Какого хера эта папка вообще у тебя на столе валялась?! Ее в за семью замками прятать надо!
- Ну, откуда я знал, а, - попытался оправдаться председатель, - ну пойми, она все хотела на документы учредительные взглянуть. Ну я и показал ей издалека, а они все в одной папке лежали.
Тимофеев отпустил Чугунова и слегка приуныл. Подумав несколько секунд, он обреченно произнес, глядя в пустоту:
- К Шумилову ехать надо. Каяться во всем. Ситуацию теперь только он разрулить может. Поедешь со мной. Вину всю возьмешь на себя.
- Да ты что, Николай Николаич, - проговорил председатель, - так он же, говорят, живьем закопать может.
- И поделом тебе. А что еще с тобой делать, за проявленную халатность? Так что молись, чтобы все обошлось.

Глава района Тимофеев и председатель колхоза «Новая заря» Чугунов приехали к Шумилову уже через час, но вице-губернатор, курирующий процесс банкротства колхоза «Новая заря», принимать их отказался, и устами своей секретарши велел им отправляться к Мордашеву, потому что проблемы информационных наездов - это уже компетенция секретаря Совбеза. Еще через полчаса сидели на гостевом диванчике прямо перед очами вице-губернатора Мордашева..
- В общем вот так вот, Александр Николаевич, - горестно развел руками Тимофеев.
На это вице-губернатор ответил:
- Ну и что делать с вами, мудаками? Ну, Петя Шумилов, ваще, хорош. Это же его тема, он значит, накосячил, и на меня спихнул.
После этого он подошел к местному телефону и набрал номер Шумилова.
- Ну ты, красавец, Петя, - сказал он, - твои, значит, накосячили, а ты их сразу ко мне! Почему я говно за вами должен подмывать постоянно?
Шумилов что-то ответил, и Мордашев повесил трубку. После этого он подошел к Тимофееву и заехал ему по лицу. Проделав эту нехитрую процедуру, он вернулся в свое кресло и произнес:
- Почему вы все думаете, что Мордашев – это волшебник? Что я вот сейчас палочкой волшебной помашу, и все станет на место?
- Ну получилось так, Александр Николаевич, - сказал Тимофеев, держась за челюсть.
Мордашев посмотрел на него очень внимательно, а потом произнес:
- Слушай меня сюда, Николай Николаевич. Тебе было доверено тихо, без шума и пыли организовать скупку паев. Всё. Больше от тебя ни хрена не требовалось. А что делаешь ты? Ты приводишь мне сюда какого-то инвалида, которого ты раскопал непонятно из какой богадельни, киваешь на него и говоришь, что какая-то девка с****ила у него папку с договорами о продаже паев. Тогда объясни мне, какого хрена ты вообще занимаешь место главы района?
- Так, губернатор назначил, - попытался пошутить Тимофеев, но сразу понял, что лучше бы он этого не делал.
- Губернатор, говоришь? – спросил Мордашев, - а ты знаешь, что он сделает с тобой, после того, как ознакомиться с моей докладной, где я распишу, как вы все проебали?! Ты мне лучше ответь, почему я должен убирать за вами всеми ваше говно?! Вы как маленькие дети, обделались, а потом прибегаете: Николаич, помоги. И я должен делать всю самую грязную работу, а потом такие, как ты, травят байки про то, как подонок Мордашев опять всех поимел.
- Слушайте, Александр Николаевич, - опять попытался оправдаться Тимофеев, - но ведь страшного ничего не случилось. В конце концов, эти договоры мы заново нарисуем, а газеты эти в наше время никто и не читает, и не воспринимает их всерьез.
- Случилось то, Николай Николаич, - ответил вице-губернатор, - что девка, которая с****ила папку у твоего инвалида, является штатной подстилкой исполняющего обязанности начальника краевого УФСБ полковника Брусницына, с которым у нас в последнее время не складываются отношения. И в эти минуты, надо полагать, чекисты с большим вниманием изучают эти материалы. Я бы даже сказал, случилось то, что ты вместе с твоим инвалидом в любой момент можешь загреметь в СИЗО.
Тимофеев стал ошарашено качать головой, приговаривая при этом «Как же это так!».
- Ну ладно, - прервал его причитания спустя пару минут Мордашев, - в общем, схорониться тебе теперь нужно. Посиди пару деньков в Чердыни, в доме отдыха, и никуда особо не суйся. И этого инвалида с собой прихвати. Вопрос по Брусницыну мы уже решаем. И с папкой этой что-нибудь придумаем.
- Может, на главного редактора надавить, чтобы опровержение написал? – с надеждой в глазах спросил Тимофеев.
- Дурак ты, Коля, - ответил Мордашев, - с прессой надо поласковее, надо нежнее, и тогда она сама будет у твоих ног тереться и мурлыкать. А если, как ты предлагаешь, давить, то взять ее силой, конечно, можно на время, но потом ты получишь месть оскорбленной девки. Причем, в самый неподходящий для тебя момент. А ты как думал, просто так мы, что ли, подмяли все информационное пространство региона? Я сам решу вопрос с этой газетой. Ступай с миром, Николай, а этот, - он указал на Чугунова, - пусть готовится сдавать дела. Я поговорю с Шумиловым, чтобы он поставил нормального арбитражного управляющего на колхоз, чтобы без косяков.

Едва Тимофеев и Чугунов покинули кабинет, Мордашев набрал номер мобильного телефона главреда «Великоволжского комсомольца» Данилина и сказал:
- Але, Серега, ну как там поживает пресса свободная? Чего нового пишем? Ты бы заезжал, на огонек-то, а? А вот прямо сейчас и приезжай.

Данилин приехал через сорок минут. Мордашев по-братски поприветствовал его, тронув за плечо. А потом поставил перед ним бутылку и два фужера.
- Садись, Сергей Николаич, рассказывай, - начал он.
- Да чего рассказывать, - ответил тот, - ничего нового не происходит.
- Ну а начальство московское как? – спросил Мордашев.
- Да чего начальство, все сенсаций требует, все подавай ему вонючее и жареное.
- И чего же, - удивился вице-губернатор, - в наших краях совсем жареное и вонючее перевелось?
- Да не то, чтобы, - обреченно махнул рукой главред, - да только сам понимаешь, того не тронь, этого не побеспокой, да, что там говорить.
- Ну а Тимофеева, главу района, можно трогать? – спросил Мордашев.
- А, ты про историю с колхозом-то, земли которого шведам продают? – спросил главред, - так это журналистка моя туда съездила по своей инициативе, и папку фиктивных договоров нарыла. Короче, спровоцировала шухер нехилый, председателя побили, а она под шумок ее стырила. Так это ее идея была, а я и не возражал, а что?
- Да ничего, Серега, - ответил Мордашев, - давай-ка лучше выпьем. За твою газету, Серега.
- Давай, Саня, - поддержал инициативу Данилин.
- Хорошо пошла, - сказал Данилин после первого приема, закусывая лимонной долькой, - еще по одной?
- Наливай! – махнул рукой вице-губернатор.
- Ну вот, - сказал Мордашев, когда бутылка наполовину опустела, - ты мне вот что скажи, папка-то эта у тебя, которую твоя журналистка стащила?
- А где ж ей быть, - отозвался Данилин, - у меня валяется в кабинете. А что?
- Слушай, Серег, не в службу, а в дружбу, ты бы привез ее мне. Удружишь, а?
- Да какие проблемы, Сань. Да хоть завтра.
- Нет, Серега, мне сегодня надо. Очень срочно надо.
- Да не вопрос, - засуетился главред и попытался привстать, - да хоть сейчас. Вот прямо сейчас поеду и привезу.
- Ну, поезжай с Богом. Тебе может помочь, машину выделить? Да нет, я сам, все сам, - и с этими словами Данилин направился к выходу.
- Я все-таки пошлю с тобой машину, - сказал напоследок вице-губернатор.


Аня вышла из здания Великоволжского офисного центра и сразу же увидела БМВ Брусницына. Она быстро перебежала улицу и села в машину.
- Привет, - сказала она, чмокнув полковника в щеку.
- Слушай, я ненадолго, - ответил тот, - извини, дела, сейчас не могу тебе время уделить. Просьба у меня к тебе будет одна, срочная.
- Да, чем я могу помочь? – удивилась Аня.
- В общем, почитал я тут сегодня статейку твою про колхоз «Новая заря». Ты мне скажи, эти документы, на которых материал основан, до сих пор у тебя на руках?
- Они у Данилина, главного редактора. Я ему отдала их вместе с материалом.
- А ты забрать их как-нибудь можешь? – спросил полковник.
Аня замялась, потом нерешительно произнесла:
- Ну, я не знаю. Если только скажу, что мне еще нужно с ними поработать. А слушай, - вдруг вспомнила она, - его же сейчас нет на месте, он на какую-то встречу поехал. Я сейчас попробую пробраться в его кабинет и наверняка эта папка там валяется.
- Ну, тогда удачи тебе, если не боишься, - усмехнулся полковник.
- Да нет, это без проблем, - ответила Аня, после чего выпорхнула из машины и устремилась обратно в офисный центр.

Аня поднялась на восьмой этаж, дошла до кабинета главного редактора. В приемной сидела секретарша, совсем молоденькая стажерка, восемнадцати лет по имени Надя и листала какой-то журнальчик.
- Привет, я на минутку, - сказала ей Аня, - я тут у Сергея Викторовича бумаги кое-какие забыла, а мне материал срочно сдавать.
Надя понимающе кивнула и опять продолжила чтение. Аня же тем временем быстро вошла в редакторский кабинет, окинула все взором и увидела свою папку в углу рабочего стола. «Ну прямо как тогда у председателя», - подумала она, после чего схватила папку и устремилась с ней к выходу. В вестибюле она чуть не столкнулась с Данилиным, вернувшимся со своей встречи, но шестым чувством сообразила, что видеться с ним сейчас не стоит и быстро отошла в сторону, а он ее даже не заметил.

- Ну вот, все окей, - сказала Аня, подавая папку Брусницыну.
- Надо же, как ты быстро управилась, - удовлетворенно ухмыльнулся полковник, - тебе надо у нас работать в отделе спецопераций.
- Ну, если ты устроишь, - засмеялась Аня.
Брусницын тем временем начал листать папку и чем дальше он углублялся в суть дела, тем шире становилась улыбка на его лице. Через пару минут он оторвался от папки и весело подмигнул.
- Ну что, Анюта, - сказал он, - похоже, тебя пора к государственной награде представлять. Считай, что ты подбросила нам материал на целое уголовное дело, - после чего рассмеялся смехом удовлетворенного человека.
Машина тронулась и через пару минут вырулила на улицу Ленина, а с нее повернула на Московскую. Все это время Брусницын то и дело вглядывался в зеркало.
- Н-да, - проговорил он, - так и ползут за нами, не отстают ни на метр.
- Кто? – спросила Аня.
- Да вон глянь, - махнул Брусницын рукой назад.
Аня обернулась и увидела «Жигули» с тонированными стеклами, аккуратно следующую сзади.
- Это что? – удивилась она.
- Это называется сдерживающая наружка, - объяснил Брусницын, - то есть, они не скрываясь, не шифруясь, целый день сегодня меня пасут и думают, что тем самым сильно капают мне на мозги и заставляют подумать над своим поведением.
- Кто они? – снова спросила Аня, - и кто вообще может осмелиться следить за полковником ФСБ? И почему бы тебе не вызвать своих людей и не отправить их за решетку?
Брусницын снова посмотрел в зеркало, подумал и сказал:
- Задержать их теоретически можно, но ни один прокурор в нашем регионе не выпишет постановление на их арест и ни один суд не предъявит им обвинения и не посадит даже на 15 суток. Да и зачем? Они мне не мешают, даже развлечение какое-никакое. Забавно воочию наблюдать, на какую больную мозоль краевой администрации я наступил.
- А ты не боишься? – спросила Аня.
- Я? – засмеялся Брусницын, - да брось. Это Агарков со товарищи пускай боятся. Сейчас вот мы благодаря тебе еще одно дело в производство запустим, так они вообще там будут валидол пачками глотать.

Данилин поднялся в свой кабинет ровно через пять минут, после того как Аня вышла оттуда. Он сразу же бросился искать папку, но не нашел ее. Где-то через час, окончательно убедившись, что в кабинете ее нет и вспомнив, что вынести ее он никуда не мог, Данилин вызвал секретаршу и спросил, не заходил ли кто в его кабинет в его отсутствие.
- А как же, - ответила та, - заходила Аня.
- И чего? – спросил главный редактор, чувствуя как у него перехватывает дыхание.
- Ну, сказала, материалы какие-то у вас забыла, а ей срочно нужны для материала.
- Пошла вон, дура! – закричал Данилин, - сколько раз тебе говорил, чтобы в мое отсутствие в кабинет никого не пускать!
Секретарша испуганно выбежала. Данилин же схватил бутылку с минеральной водой, налил себе стакан, выпил, после чего стал судорожно набирать мобильник Ани.
- Але, - услышал он ее приятный голос после третьего гудка.
- Слушай, Аня, - начал он, - ты папку у меня брала?
- Ну да, - ответила она, - у меня ее попросили люди из органов.
- Что?! – воскликнул он, - и где она сейчас?!
- Ну, я отдала ее уже.
- Что?! – опять закричал он, - да как ты могла у меня в кабинете рыться!
Тем временем трубку аккуратно взял Брусницын, аккуратно вынув ее из рук Ани.
- Слушай, главред, - сказал он, - у телефона исполняющий обязанности начальника УФСБ полковник Брусницын. Тут в этой папке есть материалы, которые представляют интерес для нашего ведомства. Мы тут их изучим, а потом вернем тебе в целости и сохранности, и играйся с ними, сколько хочешь, - после чего отключил связь.
- Ну вот, - улыбнулся он, - и с начальством твоим проблемы заодно порешали.


Данилин сидел в кабинете вице-губернатора Мордашева и сокрушенно вздыхал.
- Каюсь я, Саня, - говорил он, - не уследил. Сильно я виноват перед тобой. Ты прости меня, если сможешь.
Мордашев, открыл сейф, оказавшийся холодильником, достал оттуда запотевшую бутылку водки, налил рюмку и поднес ее Данилину.
- На вот, Витек, выпей, - после чего ободряюще положил руку ему на плечо.
- Ладно, расслабься, - продолжил Мордашев, когда главред опустошил стеклотару, - мне-то что! Это Тимофеев со своим придурком-председателем пусть теперь волнуется. А ты и так сделал все возможное, косяков на тебе нет.
- Правда? – ободряюще улыбнулся Даналин.
- Конечно, - заверил его Мордашев, - наливай еще. У меня к тебе вообще быть претензий не может по определению. Прессу зажимать – это последнее дело. Давай лучше выпьем за свободу слова. 

К этому моменту Мордашев уже понял, что за бумаги везла с собой девка, которую он вытащил из рук ментов, и которые он так и не удосужился посмотреть. Он понимал свой косяк, и только этим можно было объяснить, что для Тимофеева, Чугунова и Данилина эта история окончилась довольно благополучно.


Решив вопрос с Данилиным, Мордашев быстро собрал документы, упаковал их в кейс и велел подать служебную «Ауди», на которой он ездил, когда ему нужно было сделать официальные визиты. Через двадцать минут он уже сидел в вип-кабинете ресторана «Волжский утес», где иногда проводил конфиденциальные переговоры. Спустя еще десять минут туда пожаловал военный прокурор Великоволжского края Степан Ваньков.  Это был приятного вида бородатый и плотный мужчина лет 45, жизнелюбивый и охочий до разных подарков и посиделок.
Собеседники тепло поприветствовали друг друга, чокнулись и выпили по двести грамм армянского коньяку.
- Что кушать будешь? – спросил его Мордашев.
- Да я вообще-то еще пообедать не успел, - произнес прокурор.
Мордашев вызвал метрдотеля и сказал ему:
- Организуй бараньи ребрышки, да побыстрее. 
Сотрапезники поговорили на разные отвлеченные темы, поели баранины и еще приняли по двести грамм коньяку. После этого Мордашев открыл свой кейс и извлек оттуда на белый свет папку, содержавшую в себе подшивку документов.
- Вот, - сказал он, - материал. Специально для тебя. Строго конфиденциально.
Ваньков просмотрел содержимое папки, потом закурил и тяжко вздохнул.
- Может, не здесь?
- Здесь, здесь, - кивнул вице-губернатор, - мои люди только что проверили это помещение. Я тут все самые конфиденциальные переговоры провожу.
- Слушай, Саш, - продолжил Ваньков, почесав бороду, - ты меня знаешь. Я для тебя все, что хочешь сделаю, вот прямо хоть сейчас! Как говорится, любой каприз, ей-крест, - и прокурор осенил себя крестным знаменем, - но здесь ты понимаешь…, - прокурор замялся.
- Что тебя смущает, Степа? – поинтересовался Мордашев.
- В общем, короче, ты меня прости, но против Конторы я идти не могу. Ты сам понимаешь, они теперь банкуют, президент теперь ихний. В общем, я не могу. Ты меня пойми… Это война с комитетчиками, и она по нынешним временам может дорого обойтись.
Вице-губернатор глядя в пустоту ответил:
- Ну, во-первых, я тебе и не предлагаю воевать с конторскими. Я просто прошу дать делу законный ход. Все остальное сделают мои люди. А во-вторых, Брусницын и Контора – это не одно и то же. Что такое Брусницын? Полковник, случайно вознесенный на руководство. Прежде ему покровительствовала Лариса Витальевна, теперь уже нет. Случайно, после гибели Гладышева оказался в нужное время в нужном месте и стал исполняющим обязанности начальника краевого управления. Временно исполняющим обязанности, Степа! А по сути, воровская шестерка при погонах. Все ведь знают, что всю эту байду с Беловодским портом он затеял по заказу Резо. Я тебе скажу даже больше, по имеющейся информации, на Лубянке очень плохо отнеслись ко всем этим делишкам, и поэтому шансов занять место начальника у Брусницына нет. Сейчас вот только человека там подыщут, и все. А уж после скандала с прослушкой президента, на Брусницыне вообще можно ставить крест. Думаю, что скоро центр сам им займется.
- Ну, так пусть, - замявшись отвечал военный прокурор, - вот пусть центр с ним и разбирается. А наше дело тут – сторона. Нам-то с тобой зачем во все это дерьмо впутываться?
- А затем, Степа, - сказал вице-губернатор, - что отсидеться в стороне у нас с тобой не получится. Нам с тобой нужно нос по ветру держать, и быть на шаг впереди. Это, во-первых. А во-вторых, центр конечно знает, что делает, но вертикаль власти наша пока еще очень неповоротливая. Это как в анекдоте, знаешь, отчего динозавры вымерли? Ему на ногу наступишь, до него через полчаса доходит. Да и не до грибов им сейчас. Сам понимаешь, подлодка вон затонула, переход в Москве взорвали, телецентр опять же горит второй день. Что поделать, август – месяц черной луны. Пока они там наверху очухаются, этот Брусницын здесь еще таких дел натворит! Если ему по башке вовремя не надают.
- Хорошо, - вторил прокурор, с пионерской готовностью прижав правую руку к груди, а левой продолжая чесать бороду, - я все понимаю, честное слово, Саня! Да все ж таки… Нельзя ли подождать какой-то реакции центра? Пусть они хотя бы начальника нового назначат, тогда уже можно делать выводы. А то непонятно все как-то.
- Понимать тут нечего, - отозвался Мордашев, - но если ты все еще сомневаешься в позиции центра, покажу тебе штуку одну, чтобы не сомневался больше. Но сам понимаешь, строго конфиденциально. Эх, не имею я права, конечно, это показывать, но ради твоего спокойствия, так и быть, пойду на должностное преступление, - картинно вздохнул вице-губернатор и протянул прокурору листок бумажки. Это была аналитическая записка о злоупотреблениях полковника Брусницына с визой зама главы Администрации президента Дмитрия Шумского, где его собственной рукой было начертано: «Незамедлительно принять меры».
- Вот, - торжествующе кивнул Мордашев, - Замглавы Администрации президента нынче посетил наш край, и свое мнение обозначил.
Прокурор посмотрел на листок, немножко тревожно подышал, а потом вздохнул:
- Слушай, а нельзя ли тут как-нибудь без меня обойтись, а?
- Нельзя, Степа, - ответил вице-губернатор, - сам понимаешь, это чисто твоя епархия. У гражданской прокуратуры и РУБОПа на сегодняшний день материалов по Брусницыну скопилось выше крыши, но ты понимаешь, они работать по комитетчикам права не имеют. И только твое ведомство может дать этому делу ход. Так что без тебя никак.  Да я тебя и не прошу прямо сейчас выписывать постановление по Брусницыну. С него хватит простого возбуждения уголовного дела и обыска с выемкой документов.
- Нет, Саша, ты извини, - махнул рукой прокурор, - в конце концов пусть Шумский сам в центре это дело до ума доводит. Он приехал-уехал, а мне тут жить. Если меня с работы уволят, или не дай Бог, посадят, семью мою будет Шумский кормить? А у меня двое детей, между прочим.
Мордашев снова открыл кейс и извлек оттуда запечатанный в полиэтилен последний аргумент.
- На вот, детям твоим на пропитание, - сказал он, - это тебе в качестве компенсации морального ущерба. Здесь ровно двадцать тысяч. Если не веришь, можешь пересчитать.
Ваньков заглянул внутрь и потрогал несколько пачек зеленоватых купюр. После этого он вздохнул еще глубже, и крепко задумался, а подумав, сказал:
- Слушай, я думаю так. В общем, заводить дело и выписывать ордер на обыск пока преждевременно. Но сейчас можно просто назначить в отношении него доследственную проверку и вызвать на допрос. Наверное, пока хватит, чтобы по башке ему дать. А потом, если центр как-то прореагирует не в его пользу, можно и дальше пойти.
- Ладно, так и быть. Но не позже завтрашнего дня, - сказал Мордашев, после чего быстро попрощался с прокурором и пошел к выходу, бросив прокурору напоследок:
- А ты гуляй, Степа, теперь можно и не жаться. Тут еще кальмары чудные, да и стерлядь тоже.


Шумский прошел через царские врата и оказался в полутемном зале, освещенном лишь огоньками свечей.
Кабак «Замок Дракулы» был выдержан в провинциально-готическом стиле и украшен рыцарскими доспехами, чучелами летучих мышей и серебристыми звездочками на потолке. Шумский приехал туда на обычном такси, оторвавшись от приставленных краевой администрацией секьюрити и вошел внутрь как обычный посетитель. Не привлекая к себе лишнего внимания он прошел на второй этаж и сел в углу лицом к залу. Однако неожиданно откуда-то с внутренней стороны услышал голос:
-Это ты, Дима?
Шумский резко обернулся и сразу же онемел, забыв все, что хотел сказать. Аиша стояла перед ним, затянутая в черный облегающий костюм, белокожая, с черными волнами кудрей за спиной, необычайно в тысячу раз шикарнее, чем на всех фотоснимках вместе взятых. Запах самки бил в ноздри, сшибал с ног, лишал последних остатков рассудка и заставлял следовать за ним на край света или в черный омут.
- Ну, привет, - чуть слышно проговорил он.
Аиша тем временем чмокнула Шумского в щечку и не дожидаясь его ответной реакции присела за столик, после чего за спиной ее сразу возник официант с двумя меню.
Она заказала вино, креветок, жаренных с артишоком, и еще стерлядь под соусом из белых грибов, и она управилась со всем этим с отменным аппетитом. В процессе еды к ней все время подходили поздороваться, и она чмокалась с мужчинами и женщинами, и некоторые недоуменно смотрели на Шумского. 
Тот впервые за последние годы почувствовал себя не в эпицентре происходящего, и создалось такое ощущение, что роль эскорта здесь выполняет он.
- Так что там насчет моей консультации? – игриво спросила Аиша, - а то вчера ночью как-то до этого не дошло.
- Ну, спрашивай, что тебя интересуют, - сказал Есаульский, сняв очки и взволнованно потирая глаза.
- Ну, например, чем отличается либертарная теория права от социологической?
- Я тебя даже могу познакомить с одним из основных либертарной теории, - сказал Шумский, - это Владимир Четвернин, один из разработчиков нашей нынешней Конституции. Мы сейчас привлекаем его для разработки правовой реформы в качестве консультанта. Умнейший человек, и говорит так интересно и необычно. Он сможет рассказать о либертарной концепции во всех подробностях.
- Ну а ты, что же?
- В общем, вкратце могу сказать так: либертарная теория исходит из того, что право существует как объективная реальность, а для легистов – право это всего лишь акты, издаваемые государством. То есть для них нет никакой разницы между правом и законом. С либертарной точки зрения государством может называться лишь та власть, которая подчинена праву и своей главной целью ставит защиту права, то есть некий минимум прав и свобод, вторгаться в который оно не имеет права. Другая же власть государством быть никак не может, это уже деспотия.
- Интересно рассказываешь, - отозвалась Аиша, - Слышали бы это наши университетские мракобесы, они ведь эту либертаерную теорию конкретно опускают.
- Увы и ах, - ответил Шумский, - наша юридическая наука очень сильно завязла в советском материалистическом прошлом. 
- Какой ты умный, Дима! – воскликнула Аиша, - сколько всего знаешь! А давай я тебе тоже фокусы покажу, я тоже что-то умею.
- Ну, почему бы и нет, - произнес Шумский.
- Только давай сначала выпьем, на брудершафт! – воскликнула Аиша, прикасаясь губами к лицу чиновника.
Когда бокалы были опустошены, певица загадочно посмотрела на замглавы АП..
- Уезжать тебе отсюда надо, Дима. И побыстрее. Бежать без оглядки. А меня забыть, как можно быстрее. Иначе тебя ждет беда.
- Да, брось, - махнул рукой Есаульский, - это какая же беда может угрожать человеку моего уровня, да еще в вашем городе.
- Ты не знаешь этого города, Дима, - ответила Аиша, - это гибельное место. Здесь правит дьявол, и зло растекается отсюда по всей земле. А я приношу несчастья всем мужчинам, которые были со мной. Через меня в этот мир приходит темная сила, и упаси Бог стоять у него на пути. Уезжай поскорее, и все забудь.
- Ну уж нет, - ответил Шумский, - я уеду завтра утром, но я еще вернусь. Обязательно. И тебя я не смогу забыть никогда, даже если очень сильно буду стараться.
- Мое дело – тебя предупредить, - сказала Аиша, - выбор за тобой.
Госчиновник рассмеялся.
- Я не верю в судьбу, - сказал он, - человек сам кузнец своего счастья. Это моя жизненная парадигма.
- Чего-чего? – переспросила Аиша.
- Я хотел сказать, моя точка зрения.
- Ну, хорошо, - посмеялась певица, и как-то пристально и очень странно на него посмотрела, взглядом, в котором можно было прочесть медицинский интерес, материнское сочувствие и ожидание чего-то волшебного одновременно.
- Слушай, - спросила она, загадочно улыбнувшись, - а ты что вообще дальше делаешь?
- По идее, я сегодня вечером должен улетать в Москву, - ответил Шумский, - но в принципе я сам составляю свой график и могу вылет отложить до завтра.
- Вот это интересно, - сказала Аиша, - а где ты ночевать думаешь?
- По идее, - ответил Шумский, слегка поправляя дужку очков на челе, - у меня забронирован номер в отеле, забыл, как называется. Да еще и губернатор в свою резиденцию звал.
- Слушай, - сказала Аиша, продолжая глядеть на него все тем же причудливым взглядом, - я тебя должна предупредить. За тобой следят. И в гостинице, и у губернатора. Поэтому я вчера так быстро ушла, я все-таки здесь слишком известна и не могу позволить себя компрометировать. Но ты меня очень заинтересовал, поэтому давай продолжим разговор про конституционное право у меня на квартире. Нам нужно только от слежки оторваться, но это я умею.
- Ну хорошо, - засмеялся Шумский, но засмеялся как-то нервно. Он пытался держать себя в руках и делать вид, что воспринимает все происходящее как забавную шутку и романтическое приключение. Но все происходящее его сильно напрягало. С одной стороны, он явно запал на Аишу и очень хотел остаться с ней наедине, с другой, он будучи человеком неглупым понимал, что все это может оказаться подставой, и неизвестно, как это все потом ему аукнется. Истории людей, похожих на генпрокурора и министра юстиции, еще были свежи в памяти у всех. Но чем больше времени он проводил с этой роскошной брюнеткой, тем все слабее становился голос рассудка, а вместе с ним отключались и осторожность и благоразумие.
- Подожди, я сейчас, - вдруг вскочила Аиша с места. Обратно она вернулась через полминуты.
- Пошли быстрее. Через кухню, - шепнула она.
Они торопливо поднялись, нырнули в дверь, на которой было написано «Служебное помещение», прошли через покрытые гарью и чадом кухонные коридоры. На какой-то миг захотелось повернуть обратно, но он снова взглянул на Аишу, которая вела его за собой, и все страхи сразу развеялись, осталась только она. Потом коридоры закончились, и они очутились в какой-то каморке. Возле служебного выхода мерцал огонек такси. Уже через секунду они уже были в салоне «Жигулей» шестой модели, на которой Шумскийне катался целую вечность. Аиша торопливо назвала водителю свой адрес, и машина тронулась с места.
- Ну вот, вроде бы все нормально, - сказала она, когда жигуль затормозил в ее дворе в Советском районе. Не дав опомниться замглавы АП, она сама расплатилась с таксистом, после чего они оказались на улице возле темного подъезда.
- Ну вот, теперь на четвертый этаж пешком, - сказала она.
Так рассеялись последние сомнения Шумского. «В конце концов, с губернатором мы по «Прибалтийскому» вроде договорились, зачем ему еще кого-то под меня подкладывать», - подумал он.
Через полчаса машина затормозила во дворе.

Дмитрий Шумский не мог знать, что весь вечер в ресторане «Замок Дракулы», за ними, сквозь скрытые камеры наблюдения, следили глаза секретаря Совбеза Мордашева, которому все происходящее транслировалось на монитор в его личном кабинете. Когда все кончилось, и камера вблизи служебного хода ресторана зафиксировала отъезжавший огонек такси, Мордашев облегченно вздохнул и откинулся на спинку кресла.
- Все-таки звезды не врут, - ухмыльнулся он.
На его рабочем столе лежали распечатки натальных карт Шумского и Аиши, а также гороскопа их совместимости. Все это было еще накануне подготовлено астрологом, который официально числился в штате Совета безопасности в ранге консультанта информационно-аналитического департамента.




Глава 11

Агарков был вызван полпредом Коренчуком на разговор сразу после отбытия из Великоволжска замглавы Администрации президента Шумского. Губернатор прибыл в Самару в тот же день поздно вечером. Прямо из аэропорта он на посланной за ним машине отправился в загородную резиденцию полпреда и вскоре стоял на пороге его кабинета. Получив кивок секретарши, проследовал внутрь.
Полпред сидел за столом. Увидев Агаркова на пороге, он быстро снял очки, осветился улыбкой пионера-отличника и воскликнул:
- А, Дмитрий Иванович! Ну, добро пожаловать, да вы проходите, будьте как дома.
Агарков тоже поздоровался и вытащил подарки, привезенные с собой. В их числе были банки с черной икрой, копченая стерлядь и бутылка коньяка. Коренчук предложил выпить, но губернатор вопреки обыкновению отказался.
- Ну, ничего, - ответил полпред, да вы не стесняйтесь, Дмитрий Иванович, располагайтесь. Ну, давайте рассказывайте, как у вас там дела, в подшефном хозяйстве?
Губернатор отвечал, что дела неплохо, что уборочная идет своим чередом, только вот излишняя жара может привести к небольшим потерям урожая, но это штука непринципиальная. Так поговорили еще немножко, а в конце концов полпред вытащил из ящика стола папку, развернул ее, достал несколько бумажек и протянул губернатору.
- В общем, Дмитрий Иванович, - начал он, - как ты понимаешь, я вызвал тебя не просто так. Разговор, прямо скажу, не из приятных. Короче говоря, эти бумаги прислали из окружной прокуратуры. А туда они, в свою очередь, поступили из вашего краевого УФСБ. И скажу вам честно, паскудная история получается, Дмитрий Иванович.
Губернатор погрузился в чтение, и по мере знакомства с документацией, лицо его все больше утрачивало привычно самодовольное выражение.
- Как вы наверное видите, - продолжал полпред, - чекисты требуют постановления на задержание вашего первого заместителя Шумилова и, я так понимаю, достаточно близкого для вас предпринимателя Чавия. Хорошо еще, что прокуратура решила для начала с моим мнением ознакомиться и мне это все переслала.
Губернатор посмотрел на полпреда и спросил его:
- И что вы, Сергей Виленович, по поводу дальнейшего думаете?
- А ничего, - легко и непринужденно ответил Коренчук, - как вы понимаете, эти вопросы находятся в компетенции правоохранительных органов, а я по закону давления на них не имею. Все, что я могу сделать, это написать свое мнение, но оно будет носить лишь рекомендательный характер. Так что остается лишь дать делу законный ход.
Губернатор бросил на полпреда умоляющий взгляд.
- Ну, как же так, Сергей Виленович? Мы же с вами свои люди, а?
- Увы, Дмитрий Иванович, - ответил Коренчук, глядя на губернатора сквозь стекла очков, - при всем своем желании я тут мало что могу. Это епархия силовиков, а мне туда вход заказан. К тому же, я считаю, что вор и взяточник должен сидеть в тюрьме, разве не так, Дмитрий Иванович? Поэтому все, что могу вам посоветовать, - это провести чистку кадров, отделить зерна от плевел, овец от козлищ и так далее в том же духе.
- Хорошо, - кивнул губернатор, - тогда зачем вы меня вызывали? Отписали бы тихо резолюцию в прокуратуру, и дело с концом. Меня-то для чего от дел отвлекаете?
- Да вот, хотел по-товарищески вас предупредить, так сказать, - ответил полпред, - чтобы вы в курсе дела были.
- И что теперь?
- А теперь вы в своем праве оперативно отреагировать и избежать неблагоприятных последствий, - отозвался Коренчук.
- И всё? – спросил губернатор.
- А что вы еще хотели? – удивленно спросил полпред. 
- Больше ничего мне сказать не хотите? – и Агарков выразительно посмотрел на полпреда.
Полпред оглянулся вокруг и сказал:
- Да, хотел. А теперь все сказанное ниже должно остаться между нами.
Губернатор кивнул и полпред продолжил:
- Как вы понимаете, наша дальнейшая беседа будет носить сугубо конфиденциальный характер. А теперь, собственно, о деле, Дмитрий Иванович. Я знаю, что на начало сентября у вас намечен аукцион по продаже 30% акций Великоволжского НПЗ, которые на сегодняшний день принадлежат краевой администрации. Более того, я даже в курсе что на сегодня победителем должен выйти «Росгаз», вернее его дочка – «Волга-газ». Так вот. Есть мнение, что этим пакетом гораздо с большей эффективностью могло бы распорядиться ОАО «Великоволжск-нефтегаз».
- Вот оно как, - задумался губернатор, после чего хлопнул себя по лбу, - ну да, то есть дочка Сибирской нефтяной корпорации! – воскликнул он торжествующе, - которая в свою очередь принадлежит «Альтера-групп». И как же это я упустил из виду, Сергей Виленович, что карьеру свою вы начинали в «Альтера-банке»!
Полпред развел руками.
- Ну, карьера моя тут ни при чем. Мое дело – посоветовать, а уж как поступить, решать вам.
- Но я так с ходу не могу, - начал губернатор, - понимаете, такие решения с кандачка не принимаются. Должен быть аукцион, а уж там рыночная цена.
- Я, конечно, понимаю, - перебил его полпред, - что вы уже пообещали этот пакет «Росгазу» и даже в курсе, что вы уже получили около семисот тысяч условных единиц в качестве аванса. Так сказать, неофициально. Ну, что я могу на это сказать. В «Росгазе» сейчас не все слава Богу. Грядет смена руководства. Через полгода у руля там окажется питерская команда, а ей вы ничего не должны. Нынешнему же руководству скоро будет не до вас. К тому же, я так понимаю, что кидать для вас не впервой. Ну а я, со своей стороны, могу пообещать, что прикрою вас, насколько это будет от меня зависеть, от любых претензий газовщиков.
Полпред попил воды, а потом вдруг сказал:
- Да и еще. «Росгаз» вообще не должен быть уведомлен о предстоящем аукционе. В нем примут участие «Великоволжск-нефтегаз» и фирма под названием «Балкар-нефть». Вот и все. Это по части стратегического вопроса. Теперь тактические моменты. Если вы готовы следовать моему доброму совету, то не позднее чем через два дня в одном из районных мухоморов на какой-нибудь странице, где-нибудь в середине газеты в самом низу мелким шрифтом должно быть опубликовано объявление о предстоящем аукционе. В тот же день краевое Минимущество должно сформировать тендерную комиссию, в которую войдут эти два человека, - с этими словами полпред подал губернатору бумажку с нацарапанными на ней двумя фамилиями. Еще было бы крайне желательно, чтобы господин Кислицкий А.А., заместитель главы Нижневолжского отделения «Альтера-банка» занял бы какую-нибудь должностишку, - причмокнул губами полпред, - ну например, заместителя Министра имущества по вопросам банкротств. Это где-то в течение недели. Ну а не позднее чем через две недели должен состояться и сам аукцион, о ходе которого представители «Росгаза» узнают пост-фактум.
Губернатор в ответ спросил:
- Слушайте, Сергей Виленович, ну вы же в курсе нашей ситуации. У нас же все руководство Минимущества арестовано или в бегах?
Полпред снял очки, а потом снова надел их и внимательно посмотрел сквозь стекла на губернатора. После чего все тем же бодрым речитативом произнес:
- Ну, во-первых, насколько мне известно, обязанности главы министерства исполняет уже упомянутый сегодня ваш первый зам господин Шумилов, который пока на свободе, а министр Калинкин обретается где-то в коридорах вашей администрации. Во-вторых, с каких это пор нахождение в федеральном розыске мешает подписывать ведомственные документы? Законом это не возбраняется. А в третьих, вы же губернатор. Поэтому это все вопросы решаемы. Ну так что, Дмитрий Иванович, вы готовы прислушаться к моим советам?
Губернатор засмеялся.
- Эх, Сергей Виленович, - произнес он, - так значит ради этих 30% акций и вся буча?! Вот эта вся хрень с обысками, арестами, разборками?! А что, по-человечески нельзя было сразу высказать ваши пожелания?
- А вы бы не поняли по-человечески, Дмитрий Иванович, - печально ответил на это полпред, - вы же там до сих пор живете в 90-х годах, как в удельном княжестве. Надо же было как-то дать вам приобщиться к нынешней реальности. К тому же, лично я ничего этого не устраивал. Я всего лишь дал понять полковнику Брусницыну, что не буду возражать, если он произведет кое-какие оперативно-следственные действия по факту мошеннической процедуры банкротства Беловодского порта.
- А в курсе ли вы, - начал губернатор, - что этот Брусницын работает на воров?
- Это меня уже не касается, - ответил полпред, - так же как и судьба Беловодского порта. Это уже решать вам, Дмитрий Иванович. А я со своей стороны, могу заверить, что как только увижу, что дело идет в верном направлении, сниму административную поддержку с Брусницына. Я думаю, после этого для вас не составит особого труда решить с ним вопрос, используя ваши связи и ваш административный ресурс. Ну, что, Дмитрий Иваныч, может коньячку теперь?
Губернатор и полпред чокнулись.
- Да, кстати, - продолжил полпред, - ко мне тут не далее как сегодня утром человечек приезжал, от господина Забелина, вашего бывшего зама. По фамилии Пастухов. Вашей дальнейшей судьбой интересовался. Предлагал ресурс вице-спикера подлючить, надо полагать, от имени самого Забелина говорил. Это к слову, чтобы вы тоже в виду имели.
- Спасибо, - ответил Агарков, - про этого сучонка Забелина я знаю. Спит и видит себя на моем месте. Да уж, пригрел змею. Ну да ничего, разберемся и с ним.
- Ну так мы договорились? – спросил полпред.
Губернатор кивнул.
- В этом, можешь не сомневаться, Сергей Виленович, - заверил он полпреда.
- Да и еще, - произнес Коренчук, - насчет Шумского и его визита я тоже в курсе. В общем, это конечно воля ваша, но в дальнейшем, мой вам совет, не выносите сор из избы на федеральный уровень. Я думаю, мы с вами общий язык нашли, так что давайте впредь решать все вопросы на уровне федерального округа. И по поводу пресс-конференции этого Мелентьева. Мысль, конечно, интересная, не знаю уж, имели ли вы к этому отношение. Но в дальнейшем, не стоит вот так трепать имя президента. Наконец, что касается главного федерального инспектора. Лично я изучил вашу рекомендацию по Алимжанову. Думаю, что кадр толковый, ничего против него не имею. Если события пойдут в верном направлении, приказ о его назначении я подпишу через несколько дней.
- Да у вас тут целая коллекция советов, - воскликнул губернатор, - в общем, не зря мы с вами вечер провели.
- Не зря, - согласился полпред, - главное, что мы с вами друг друга поняли, а остальное дело техники.

Глава 12
Уголовное дело в отношении Чавия,  Калинкина и еще нескольких работников краевого Минимущества было закрыто окружной прокуратурой через два дня после разговора губернатора с полпредом и через день, после того как в газете «Вести Нижних Оврагов» в самой середине мелким шрифтом было опубликовано объявление о предстоящм аукционе по продаже 30-процентного пакета акций Великоволжского НПЗ, а руководитель Поволжского филиала «Альтера-банка» Алексей Кислицкий был назначен первым заместителем министра имущественных отношений и банкротств Великоволжского края. Всех арестованных в тот же день выпустили из Самарского СИЗО. Всех, кроме Георгия Чавия, находящегося в ИВС краевого УФСБ. Его тоже теперь предписано было отпустить, а еще Брусницыну было велено очистить Беловодский порт.
Полковник Брусницын был вне себя от ярости. Сразу после получения этих предписаний, он набрал эксклюзивный номер мобильника, оставленный ему полпредом Коренчуком, однако трубку полпред не взял. Полковник дождался тридцатого гудка, отсоединился и задумался над тем, что делать дальше. Подумав несколько минут, он набрал номер своего старого знакомого, возглавлявшего прокуратуру Октябрьского района города Самары, и попросил подсобить ему с постановлением по парочке дел. Тот помочь согласился с охотой, поскольку Брусницын объяснил ему, что дело архиважное и касается доступа к большим бюджетным деньгам. Брусницын обещал выслать ему все материалы не позднее завтрашнего дня спецкурьером. После этого он позвонил следователю Егорычеву и дал указание поднять протоколы задержания господина Чавия. Уже через пять минут Егорычев со всеми бумагами сидел в кабинете Брусницына. Там оказался протокол задержания Чавии, свидетельствующий об изъятии у него пакетика с кокаином и левого «Макарова». Вещдоки лежали тут же вместе с протоколом, подписанным двумя понятыми и содержащим экспертные заключения о подлинности обнаруженных предметов. Через час уже было готово новое уголовное дело, задним числом зарегистрированное две недели назад. Таким образом, освобождение племянника могущественного Романа Чавии откладывалось куда-то в отдаленное будущее. Кроме того, по распоряжению Брусницына было заведено новое уголовное по факту обнаруженной в Беловодском порту контрабанды, в связи с чем от Октябрьской районной прокуратуры города Самары требовалось пролонгировать присутствие спецназа на территории порта.
Но это было еще не все. Вскоре Брусницын извлек папку, принесенную ему Аней, и внимательно стал ее изучать. После этого опять вызвал Егорычева и распорядился заводить новое уголовное дело. Когда все было закончено и надлежащим образом оформлено, Брусницын приказал запечатать оба дела в конверты и отправить со спецкурьером в Самару, отправив заодно и рыбы постановлений на аресты и обыски. В тот же вечер были срочно сформированы две опергруппы в составе бойцов спецназа и оперативников отдела экономической безопасности. Брусницын приказал им к началу рабочего дня пребывать в полной мобилизационной готовности, однако цели так и не объяснил.
Подписанные постановления прибыли уже к полудню на следующий день. После этого Брусницын вызвал к себе руководителей обеих опергрупп и выдал им две бумажки с адресами и постановления  на обыск и аресты. Первой группе надлежало выехать в колхоз «Новая заря», произвести обыск в правлении и задержать председателя. Вторая направлялась в администрацию Великоволжского района, где ей тоже предстояло произвести обыск и выемку документов и взять под стражу главу района Тимофеева.
Полковник Брусницын вошел в раж, почуяв сладкий запах крови врага. Он уже не собирался останавливаться, даже утратив поддержку со стороны полпредства.


Глава Великоволжского района Тимофеев накануне весь день провел, на служебной даче в Волчьем ущелье. Около полудня он окончательно пришел в сознание и в велел подавать машину. Когда он уже въехал на территорию Великоволжска, зазвонил его мобильник. В трубке он услышал голос Мордашева, поинтересовавшегося его местонахождением:
- Да вот в машине я, - ответил Тимофеев, - с утра был в рабочей поездке, а сейчас к себе еду, на рабочее место.
- Значит так, - сказал вице-губернатор, - сейчас же разворачивайся и быстро к нам в краевую администрацию. Немедленно.
- А в чем, собственно, дело? – насторожился Тимофеев.
- А дело в том, что вы, два мудака, ты и твой инвалид, все-таки допрыгались. У тебя там уже обыск идет, а инвалида твоего еще сегодня утром приняли. Ты меня понял? Попадешь к комитетчикам, мы тебе уже ничем не поможем.    

Глава района Тимофеев благополучно достиг краевой администрации и уже к вечеру разместился в покоях крыла, занимаемого Совбезом, по соседству с уже жившем там около двух недель Калинкиным. На следующий день они на пару гуляли в синих тренировочных костюмах по кулуарам краевой администрации и жаловались всем встречным на судьбу.

Уже на следующий день Октябрьский районный суд Самары предъявил обвинение всем взятым под стражу фигурантам. Глава Великоволжского района Тимофеев был объявлен в федеральный розыск. К этому времени Брусницын уже был в курсе его местонахождения, но понимал, что извлечь фигуранта из здания краевой администрации пока проблематично. Он пожалел, что накануне не выставил за объектами наружного наблюдения.
 

Резо Старый не был бы тем, кем он был, то есть влиятельнейшим в России вором, дожившим до начала нулевых, если бы и на сей раз не разложил бы яйца по разным корзинам. Наряду с линией полковника Брусницына, он воспользовался еще одной ниточкой, которая уже давно связывала его с государственной властью.

Виктор Ивашко, советник Великоволжского губернатора на общественных началах, в недавнем социалистическом прошлом заведовал всей торговлей края. В этом качестве он завел много полезных связей в разных сферах, в том числе и в криминальной среде, без которой никакая торговля в позднеперестроечное время была немыслима. Из тех времен тянулся шлейф его знакомства с могущественным вором Резо, который в начале 90-х держал под крышей почти весь великоволжский бизнес. Однако после коммерциализации торговли и упразднения должности, Ивашко не пропал и даже не ушел на пенсию, как большинство его коллег по советской номеклатуре, а стал работать заместителем первого губернатора Махлаева. Когда Махлаева сменил Агарков, то Ивашко оказался уволен вместе со всем предыдущим составом краевой администрации, однако новый губернатор сразу же устроил его своим советником. Несмотря на скромную должность, больше подходящую для почетного пенсионера, Ивашко сохранил свое влияние на краевую политику. Более того, он оказался в числе немногих представителей краевой элиты, имевших прямой доступ к губернаторскому телу и право звонить губернатору на секретный номер мобильника в любое время суток. Кроме него таким правом пользовались вице-губернаторы Мордашев и Кейтель, начальник аппарата губернатора Журов, а до своего переезда в Москву и Забелин. Всем остальным, даже высокопоставленным сотрудникам краевой администрации, приходилось записываться к губернатору в общем порядке, либо ждать от него специального вызова. Среди краевой элиты было хорошо известно, что через Ивашко можно разрулить многие вопросы, благодаря чему он стал одним из самых влиятельных лоббистов в регионе, а его личный гонорар за простое доведение нужного мнения до высопоставленных ушей давно перевалил четырехзначные границы. Но брался Ивашко за решение не каждой проблемы, а только тогда, если он был уверен, что лицо, попросившее его об этой услуге, считается лояльным краевой власти, а сам вопрос не выходит за рамки системного решения. В противном случае он объяснял очередному просителю, что является законопослушным гражданином, а в прошлом честным коммунистом, и такими делами не занимается. Он обладал великолепной интуицией, отлично чувствовал любую сомнительную ситуацию.
  Свои связи с Резо Ивашко тоже сохранял все эти годы. Вот и на этот раз он в целях конспирации сделал вид, что поехал в Москву на какой-то круглый стол, посвященный реформе региональной власти, и даже вправду туда сходил. После чего на специально присланной за ним машине, ночью уехал в Ульяновск, где в то время находился Резо. При этом водитель той машины сначала поехал в сторону Тамбова, потом повернул на Орел, и только окончательно убедившись, что хвоста нет через Липецк взял курс на Пензу. Все это было сделано в течение одной ночи. На следующий день Ивашко уже сидел перед очами законника на палубе его личной яхты, пришвартованной у причала самого престижного самарского яхт-клуба, а стол перед ними был украшен бутылкой коньяка и бутербродами с красной и черной икрой, а еще тарелкой омаров и устриц. 

- Угощайся, - сказал ему Резо, как только Ивашко появился на палубе, и махнул ему рукой на стол, приглашая присесть.
- Благодарствую, не откажусь, - ответил тот, присаживаясь и протирая очки.
Вор и советник тепло поприветствовали друг друга, обменявшись похлопываниями по плечу, потом поговорили за жизнь, поели икры и попили коньяку. После этого Резо перешел к делу.
- Ну чего вы там с Беловодским портом удумали? – спросил он.
- Это не я, меня тут вообще никто не спрашивал, - ответил Ивашко, - это все Рома Чавия с Саней Морашевым воду в ступу мутят. Они и подбили Дмитрия Ивановича на эту авантюру. А меня здесь никто даже не спрашивал.
- Это ты правильно говоришь, - сказал Резо, - мне ведь губер ваш совсем не враг. И воевать с ним я не собирался. У него и без меня сейчас врагов хватает. Ты бы и объяснил бы ему это все. Порт ему этот вообще без надобности, это все Чавии штучки, ему все мало, все бы побольше хапнуть.
- Я конечно могу попробовать, - сказал Ивашко, - но сейчас в администрации банкует Мордашев, то есть партия войны. А они привыкли действовать марш-броском. У них один метод –маски-шоу да мордой в пол.
- Ну а ты на что? – спросил Резо, - разве тебя губернатор больше не слушает? Ты не можешь ему объяснить?.
- Не могу, - ответил Ивашко, - порт – это епархия Мордашева и Шумилова. Агарков им работу поручил, то есть это их проект, и другим вмешиваться не велено. Плюс ко всему Агарков сейчас сам в раж вошел. Особенно после вмешательства комитетских. Для него сейчас отжать порт – это вопрос принципа. Хочет показать, что по-прежнему регион держит железной рукой.
На это Резо сказал:
- Короче, так. Если эту тему разрулишь, твой интерес – сто кусков зелени. Пока могу дать аванс – десять, то есть одну десятую. Если не получится – возвращать не надо.
Ивашко развел руками:
- Да я бы с радостью, но это будет непросто.
- Ну, придумай чего-нибудь, - сказал Резо, - объясни, что ему воевать со мной невыгодно. Скажи, что это все мутки Чавии, а зачем губернатору за него впрягаться, если у него и так проблем хватает? Еще можешь сказать, что по неофициальной информации, мол, из твоих источников я готов поддержать его против Забелина. Мне хорошо известно, что Забелин метит в губернаторы почти в открытую, он и в Москву затем перебрался, что оттуда заходить спордучнее.
Здесь настала очередь Ивашко задуматься. Подумав, он спросил:
- Вот что я понять не могу. Вы ведь уже к ФСБ обратились, чтобы этот вопрос разрешить. Я-то вам в таком случае зачем?
Резо поморщился, тоже помолчал, после чего обреченно махнул рукой и сказал:
- Эх, Витя… Это называется пусти козла в огород. Они с меня потребовали 30% акций порта. Но я-то понимаю, им палец дай – они руку оттяпают. Если фейсы туда зайдут, их уже хрен оттуда выкинешь. Так что это я так, чтобы надавить на Агаркова и его корешей. А проблему я думаю другим путем порешать. Тут у меня на тебя вся надежда.
- Я понял, - ответил Ивашко, - тут подумать надо.
- Думай. Еще пару часов тебя устроит? Я слышал, кстати, у тебя там тоже проблемы. Тебя этот как его, Мелентьев грязью вымазал?
- Есть такое, - ответил Ивашко, - но он просто говорящая голова, это все Мордашев.
- То есть, Мордашев стоит за той пресс-конференцией? – спросил Резо.
- Это без вариантов. Мелентьев уже несколько лет под Мордашевым ходит. Без его ведома он и чихнуть не посмеет. Да мне-то что… Все равно предъявить им нечего. Я человек вольный, как там у Пушкина, мы сами по себе господа, гуляем здесь. А вот у вашего знакомого Брусницына проблемы могут быть. По его служебной линии. Они там у себя очень трепетно ко всяким такого рода слухам относятся. На это и было рассчитано.
- Я знаю, - ответил вор, - поэтому на Брусницына надежды тоже больше нет. К тому же, по слухам, Агарков тут с Коренчуком общался. И они там сторговались, так что на полпреда тоже не положишь. Одна надежда на тебя. Так принимаешь мое предложение?
Ивашко опять подумал, выпил, закусил, и сказал:
- Ну, думаю, что попробую. Аванс пока брать не буду, я вам верю, так что сочтемся после. Если получится. Но обещать ничего не буду. Если ему вожжа под хвост попала, его не остановить. Пока не дойдет до точки, или лоб себе не расшибет.
- Посмотрим, - ответил Резо, - а аванс все же возьми. Это так, в качестве компенсации времени и вообще – за беспокойство. Время, оно ведь тоже деньги.
- Ну, если так, - произнес Ивашко, - придется взять. Вам отказать не могу.
- Вот и хорошо, - сказал Резо, - давай еще выпьем.
Собеседники опять чокнулись.
- И еще такой вопрос, - сказал Резо, - ты мне скажи, если с губернатором что случится, в чьих руках власть окажется?
- Забелина, вне всяких сомнений, - ответил Ивашко, - через три месяца состоятся выборы, а Виталик на них победит, это без вариантов. У него сильная поддержка в Москве.
- А до выборов?
- Очевидно, Кейтель будет и.о. как первый зам. Мордашев вряд ли, он замазан по самые уши.
- А Кейтель что за человек?
- Да в принципе нормальный. Трезвый и прагматичный, как полагается немцу. Вполне вменяемый.
- То есть, договориться с ним можно?
- Можно, - кивнул Ивашко, - только всего на три месяца до избрания Забелина. Имейте в виду, что хрен редьки не слаще, а может быть и горше. Если придет Забелин, то Агарков просто ангелом во плоти покажется. Так что позвольте вам совет – лучше бы чтобы с губернатором все в порядке было. И со здоровьем его. А я, в свою очередь, сделаю все от меня зависящее, - произнес Ивашко и внимательно посмотрел на Резо.
- Услышал я тебя, Витя. Ладно, иди с миром, - ответил вор.

Ивашко приехал к Агаркову поздно вечером и привез с собой свою личную концепцию урегулирования конфликта краевого руководства и самарской ФПГ R.V.R. Суть проекта заключалась в том, чтобы краевая власть согласилась бы на возвращение порта под контроль Резо, в обмен на что получала бы пакет размером 30% акций порта. При таком раскладе краевая администрация, а точнее аффилированные с ними оффшорные компании, получали бы десять процентов с прибыли порта ежемесячно, а еще возможность провозить через порт около 30% всего грузопотока. В состав портового руководства также должны были войти представители краевой администрации в качестве заместителей гендиректора по финансам и режиму. Кроме того, на порт допускались и силовые подразделения, ориентированные на краевую администрацию, но общее руководство оставалось бы в руках структур, подконтрольных Резо. Такой вариант был хорош и тем, что автоматически исключал из процесса всех посредников и попутчиков вроде чекистов или структур Романа Чавии.   
Агарков надел очки, которые, как говорили ему приближенные, делают образ его еще более интеллектуальным, и внимательно все прочитал. А когда закончил читать, то сказал:
- Да, занятно расписываешь, ничего не скажешь. А с чего ты решил, что этот Резо вообще пойдет на мировую? Думаешь, его эта байда устроит?
- Я в этом уверен, - убедительно кивнул Ивашко, и снял очки, - а какой ему смысл воевать с вами, одним из влиятельнейших губернаторов в стране? В конце концов, он разбирается с Ромкой Чавией, а к вам у него претензий нет. А тут если краевая администрация, то есть государство, заявит, что отдает ему порт с барского плеча в обмен на какие-то 30%, неужели он не согласится?
- Так ведь говорят, он уже Брусницыну эти 30% пообещал, - вздохнул губернатор, - с нами ему какой резон договариваться?
- В том-то и дело, что этот альянс с Брусницыным его самого очень сильно напрягает, - объяснил Ивашко, - он и сам рад бы был, если бы как-нибудь с чекистами развязаться. Так что если вы ему это дело предложите, он с радостью кинется вам в объятия.
Губернатор задумался.
- Слушай, - вдруг спросил он, - а откуда ты так хорошо знаешь настроения Резо, а? И чего ты вообще лезешь в эту тему?
- У меня свои источники, - с уверенной самодовольной улыбкой произнес Ивашко, - а насчет этой темы, так за вас душа болит. Видеть не могу, как вы за какого-то Чавию впрягаетесь.
- Ну, хорошо, - кивнул Агарков, - ну а как, по-твоему, Чавию убедить на мировую пойти и его пакет, ну эти его сраные 20%, нам отдать?
- А чего его убеждать, - усмехнулся Ивашко, сложив руки на животе, - вы ему просигнализируете, что концепция меняется, так он и пикнуть не посмеет. От вас ведь его доступ к бюджету зависит, в конце концов. В крайнем случае, пусть Минимущество выкупит у него этот пакет, деньги в бюджете наверное найдутся на благое дело.
- Ну в общем, ладно, - сказал губернатор, - предложение твое толковое, глядишь, что и выгорит. Саня Мордашев завтра из Москвы вернется, ты к нему с этим иди, и можешь на меня сослаться, а подтвержу если что. И пусть он уже выходит на Резо с этим твоим планом. Это уже его прямые обязанности с этим контингентом договариваться.
Ивашко покачал головой.
- Нет, Дмитрий Иванович, - сказал он, - лучше давайте без Мордашева здесь обойдемся. Он в этом деле и так уже засветился порядочно, да и не будет с ним Резо разговаривать.
- И что? – спросил губернатор, резко сняв очки, - предлагаешь мне самому на карачках к этому урлу ползти и челом бить?
- Да нет, зачем же вам самому, Дмитрий Иванович, - усмехнулся Ивашко, - это дело и я вполне могу на себя взять. Выходы на него у меня имеются, а объясняться я могу с представителями разных социальных слоев.
Губернатор внимательно посмотрел на своего советника.
- Слушай, Витек, - начал он, - а ты случаем с этим Резо уж не спелся ли, а? А может он тебе вот эту байду подсунул, чтобы с ней ко мне заявился, а? Что скажешь?
Ивашко рассмеялся.
- А то и скажу, Дмитрий Иванович, что мое дело предложить, а ваше принять или отклонить. А насчет подозрений, ничего опровергать не буду, потому что оправдываться не в моих правилах. Если у вас есть какие-то доказательства этого, пожалуйста, я хоть сейчас напишу заявление об уходе по собственному желанию. А уж оправдываться – увольте. Я вам даже больше скажу, я зла вам не желаю и всяких резких движений привык не делать. Я предпочитаю со всеми всегда договариваться. Если вам больше по нраву советы Мордашева с его мокрухой, то пожалуйста. Он накреативит много чего, вроде этой недавней пресс-конференции Мелентьева, который и вас, и весь регион в дерьме извалял. Тогда извольте подписать мне заявление по собственному желанию.
- Да ладно, ладно, не кипятись, чего ты завелся, - начал успокаивать его Агарков, - ну я просто так сказал, для смеху. Что уж и пошутить нельзя?
- Хороши шуточки.
- Да ладно, расслабься. Да даже если и так, что с того? Мне ты все равно не навредишь, а совет дельный дать умеешь. Ты прав, с одним Санькой каши не сваришь, его все время одергивать надо. А у тебя голова!!! Одна голова твоя половины всего моего правительства стоит, вот так я скажу. Я, бляха, с этими нашими мудаками заелся уже, вот разогнать бы всех к чертям, и тобой одним заменить. И мне все равно, пьешь ты с Резо или еще с кем. А эта тема твоя дельная. И то правда, не все Саньке поручать эти вопросы разруливать.
- Ну хорошо, Дмитрий Иваныч, так я переговоры буду начинать? – спросил Ивашко.
- Да конечно, все карты тебе в руки, - ответил губернатор, - только смотри, чтобы неофициально все. И чтоб ни одна живая душа… Да и мертвая тоже.


Вице-губернатор Мордашев уехал в Москву не просто так. Накануне губернатор поручил ему встретиться с Шумским. В тот день в банк «Прибалтийский» были переведены счета региональных ГУПов и тех акционерных обществ, где контрольный пакет принадлежал краевой администрации, в таком числе таких как Объединенная аграрная корпорация, «Волга-трансмаш», Великоволжский лакокрасочный комбинат, Зареченский завод резиновых изделий, Кустайский деревообрабатывающий комбинат и еще несколько объемом поменьше. Кроме того, через этот банк теперь планировалось прогнать несколько платежей, касающихся финансирования строительства новых дорог, а также больниц и школ и обновления парка «Скорой помощи». Если учесть, что значительная часть этих мероприятий была запланирована только в компьютерных файлах и на бумаге, то легко себе представить масштаб рентабельности банка с оборотов одного только региона.
Официально Мордашеву было поручено проконтролировать этот вопрос, но еще он был должен обсудить и дальнейшие меры по нейтрализации полковника Брусницына. 
Что касается Шумского, он хорошо понимал, что становится участником коррупционной схемы. Но в то же время он понимал и то, что если откажет Агаркову в поддержке, тот сразу же побежит к одной из конкурирующих башен, которые уж точно не откажутся от его сомнительных предложений. Поэтому он посчитал, что вполне может договориться с Агарковым, тем самым тесно привязав его к себе и фактически превратив в своего агента влияния на региональном уровне.
Вероятно дело было не только в этом. Воспоминания об Аише, ее пьянящем запахе, молочно-белой коже и черных локонах не покидали память заместителя главы АП. Великоволжские воспоминания постоянно всплывали в его сознании иногда в самое неподходящее время, и неудержимо его снова и снова тянуло в Великоволжск. Семейная жизнь по странному совпадению тоже дала трещину, отношения с женой стали более чем напряженными, и все чаще она обвиняла его в холодности и равнодушии, хотя и относила это все на счет его занятости.
Звонок Мордашева очень живо разбудил все эти воспоминания и заставил Шумского почти наощупь ощутить запах волос Аиши.
- Але, Дмитрий Олегович, - услышал он в трубке голос великоволжского вице-губернатора, - в общем, хочу сказать, что все счета успешно переведены. Дмитрий Иванович вам кланяется. Он тут поручил мне с вами встретиться, чтобы обсудить дальнейшие перспективы. Сегодня вечером планирую быть в Москве, вы как насчет встречи?
-Хорошо, - отозвался Есаульский, - часам к девяти в «Президент-отель» сможете подъехать?
- Обязательно, - заверил его вице-губернатор, - непременно буду. До скорой встречи, Дмитрий Олегович.

Когда Шумский в половине десятого прибыл в ресторан «Президент-отеля», там уже сидел вице-губернатор Мордашев и активно ужинал. К этому времени он уже разделался с копчеными кальмарами и переходил к запеченной форели. Перед ним стояла уже наполовину пустая бутылка французского «Шаврон».
- А, Дмитрий Олегович, - ощерился он во всю физиономию, завидев зама главы АП, - а я вот тут пока закусить надумал. Хороша здесь рыба.
После этого он кивнул на бутылку вина, потянулся к ней рукой и сказал:
- Вот угощайтесь. Есть что-нибудь будете?
- Нет, нет, спасибо, - ответил Шумский, - я только кофе выпью.
Это была правда. Он старался не есть после 8 вечера и не употреблять спиртного, хотя, и не всегда жизнь позволяла соблюдать это правило.
Тем временем Мордашев отправив в рот очередной кусок форели, достал папку, вытащил оттуда какие-то бумажки и протянул их Шумскому.
- Вот, - сказал он, - это платежки. Мы перевели счета по оговоренному адресу. Так что можете проверить их поступление. Но это еще не все. Нам хотелось бы, так сказать, расширить сотрудничество. Скоро будет приватизирован большой пакет акций Великоволжского нефтеперерабатывающего завода - 30%. Я полагаю, что средства, вырученные от его продажи, вполне можно разместить на счетах «Прибалтийского». Во всяком случае, наше Минимущество уже предложило этот вариант. Так что если с вашей стороны возражений не будет, то лично я никаких препятствий к этому не вижу.
Шумский кивнул.
- Да, - сказал он, сняв очки, - это перспективная идея.
- Ну а впоследствии, - продолжал Мордашев, - можно будет перевести туда значительную часть бюджетных счетов, например, федеральные субвенции на выплаты зарплат бюджетникам, к примеру. Я думаю, это очень выгодное размещение.
- Да, да, - снова кивнул Есаульский, стараясь придать выражению своего лица как можно более строгий и сосредоточенный вид, - тут вы не ошибаетесь.
- Тогда за удачное размещение, - сказал Мордашев и поднял бокал, - за взаимовыгодное, так сказать, сотрудничество. Вы точно не будете?
- Да нет, спасибо, стараюсь вообще не пить во время рабочей недели.
- Это правильно, - кивнул вице-губернатор, оторвавшись от бокала, после чего сказал:
- Но есть одна маленькая проблема. Вы уже в курсе, наверное, все помните. Это полковник Брусницын, и.о. начальника краевого управления ФСБ. Это главный дестабилизирующий фактор в нашем регионе. Он очень сильно ставит под угрозу политическую стабильность в крае, а еще очень сильно мешает работе краевой администрации. Вот, например, мы с вами только что про приватизацию Великоволжского НПЗ говорили. А заместитель нашего министра имущественных отношений в розыске находится. Причем по беспределу. Повод откровенно надуманный. И как мы сможем провести аукцион в таких условиях?
- Так он до сих пор, что ли беспредельничает? – удивился Шумский, - я ведь составил докладную и направил во все инстанции.
- А он на все ваши бумаги плевать хотел, - ответил Мордашев, - на всю вертикаль власти. Видно, большие деньги у воров взял. Тут конкретные меры нужны. Я думаю, пока его от руководства управлением не отстранят, он не успокоится.
- Вот как, - задумался Шумский, - я конечно могу попробовать поговорить с руководством ФСБ, но там я давления не имею. У меня вообще  с ними напряженные отношения.
Шумский понимал, что его тянут в довольно темную историю, что все, что сейчас происходит, идет в разрез с его принципами и моральными устоями. Человек, который сейчас сидел прямо перед ним, несмотря на респектабельный костюм и запах дорого парфюма, все же интонацией своей, мимикой, ухмылкой и жестами напоминал уголовных авторитетов, с которыми Шумскому довелось контактировать в период его работы в питерской мэрии.
Шумскийвидел, что завязал отношения с откровенно прибандиченной верхушкой Великоволжского края. Но средства были переведены на счета, с двух сторон его подпирали семейные и питерские, а в ноздрях стоял запах волос Аиши. Дороги назад не было.
- Хорошо, - сказал он, - я попробую довести ситуацию до Первого лица.

В тот же день Шумский встретился со своим коллегой – первым заместителем главы Администрации президента Николаем Левицким.

Николай Ильич Левицкий родился в Санкт-Петербурге. Происхождение его было экзотичное, так один из его прапрадедов был хасидом в Любавиче и приходился соратником ребе Шнеерсону, основателю Хабада. Но это было в очень далеком и смутном прошлом, которое то ли было, то ли не было, и теперь только корень фамилии напоминал о происхождении. Сам же он по паспорту числился сыном малоросса и великоросски. Поэтому пятый пункт никак не помешал ему сделать в советское время успешную карьеру по партийной линии. В перестройку он занял пост в аппарате ЦК, дослужившись до заместителя начальника отдела агитации и пропаганды. В этом качестве он пережил 1991 год, оказавшись в отпуске в самые критические дни. Но примчавшись в Москву, быстро сориентировался и организовал телеграммы секретарей обкомов, которые спешили отмежеваться от чрезвычайщиков. Сразу после этого отважно прилетевший из Фороса президент Союза предложил ему пост председателя КГБ, но Левицкий от этого предложения отказался. Зато быстро переметнулся в команду президента российского, отличавшегося красноватым цветом лица и умением позировать на танке. В его администрации он занял пост заместителя по оргвопросам, и в этом качестве продержался все лихие 90-е, пережив чехарду глав администраций, и дважды отказавшись возглавить Контору.
Новый президент тоже отнесся к нему с почтением, и повысил до первого заместителя главы АП. Теперь Левицкий курировал управления кадров и управление по вопросам наград и воинских званий. Таким образом, отныне все назначения в силовых структурах, относящиеся к президентской номенклатуре, должны были в обязательном порядке согласовываться с Левицким.

- Чем обязан, Дмитрий Олегович? – спросил Левицкий, посмотрев на своего визави строгим взглядом, который поневоле заставил Шумского ощутить себя школьником на паркете перед учителем.
Собравшись с мыслями, Шумский все же начал разговор:
- У нас большие проблемы в Великоволжском крае, Николай Ильич, - сказал он, - и эти проблемы связаны с одной хорошо известной вам Конторой.
Левицкий усмехнулся в усы, после чего с легкой усмешкой спросил:
- А проблемы, Дмитрий Олегович, у вас или у Агаркова?
- Проблемы у государства, Николай Ильич, - невозмутимо ответил Шумский, - у нашего с вами государства.
- И какое, простите государству дело до Агаркова и его бизнес-разборок? – продолжил расспросы Левицкий.
- Дело в том, - продолжил Шумский, - что действия отдельных представителей Конторы ставят под угрозу конституционную безопасность и стабильность на территории Великоволжского края – региона, который имеет стратегическое значение…
- Я понимаю, - усмехнулся Левицкий, - про бюджетные счета Великоволжского края, переведенные в банк «Прибалтийский», я уже в курсе. Так что не надо мне тут про стратегическую безопасность заливать. Значит, за Агаркова хлопочешь?
Шумский замялся, но снова взял себя в руки.
- Там такая ситуация, что исполняющий обязанности начальника УФСБ полковник Брусницын получил взятку у воров в законе и сейчас пытается захватить порт в Беловодске, а еще заводит дела против представителей краевой администрации.
- А доказательства какие-нибудь есть? – спросил Левицкий, - или это Агарков в ходе банкета нашептал? 
Шумский протянул ему стопку бумаг.
- Здесь все написано, - объяснил он.
Левицкий углубился в чтение. Кончив читать, он сказал:
- Ситуация, я тебе скажу, двусмысленная. По поводу прослушки президента это туфта полная. Я не знаю, кто этих придурков надоумил на такие заявления, но такие вещи так просто не делаются. Я бы даже спросил бы с этих ребят за то, что имя президента вот так трепать смеют. А по поводу всего остального надо разбираться. Я дам поручение Контрольному управлению.
- Но мне еще кажется, что полковник Брусницын в сложившихся условиях – это не лучшая кандидатура на пост начальника краевого управления ФСБ.
- Когда кажется креститься надо, - ответил Левицкий. Сам же он взял в руки лист бумаги, где написал что-то и передал Шумскому. На бумажке была надпись: $500 000.
Шумский вопросительно посмотрел на Левицкого.
- Это можешь передать Агаркову. Я понимаю, у тебя там банк и все дела. А нам какой интерес вмешиваться в эту историю?
- Я понял вас, Николай Ильич. Хорошо, я все передам.
- Неделя сроку – этого Агаркову хватит, чтобы вопрос решить? Если нет, то Брусницын будет назначен начальником УФСБ. Спасибо, Дмитрий Олегович, - Левицкий поднялся с места и протянул руку Шумскому, давая понять, что разговор окончен.
Шумский уже направлялся к выходу, когда Левицкий вдруг сказал:
- Слушай, я не понимаю. Если Агарков такой крутой, как про него рассказывают, чего же он этого полковника просто не грохнет? Честное слово, проще было бы, чем тебя тут припахивать, деньги в банчок переводить, тебя ко мне засылать. Нанял бы каких-нибудь чеченов, которых бы потом объявили ваххабитами и тоже зачистили. Ресурсов бы ушло намного меньше. Ладно, шучу я.

Выпроводив Шумского, Левицкий потянулся к красной вертушке на столе и набрал номер своего давнего приятеля – начальника управления кадров ФСБ Доброва. Пять минут ушли на обмен дежурными приветствиями и новостями. Наконец, Левицкий дошел до сути.
- Скажи-ка, Юрий Иванович, а у вас там с начальником УФСБ по Великоволжскому краю уже определились?
- Пока нет, Николай Валерьевич. Вроде как документы на рассмотрении у директора. 
- Так ты, Юрий Иванович, сделай одолжение потяни пока время немножко. Тут политический момент есть, надо взвесить все за и против.
- Хорошо, Николай Валерьевич, я тебя понял.
- И ответь еще на один вопрос. По и.о. начальника Брусницыну какие у вас сведения?
- Да ничего особо проблемного за ним не числиться. Офицер с безупречным послужным списком, в принципе нет никаких противопоказаний по его назначению.
- Хорошо, я понял. Ты главное попридержи пока ситуацию с назначением.


Вице-спикер Госдумы Виталий Забелин был вынужден срочно приехать на Охотный ряд. Сделать это его заставил ранний звонок лидера партии и фракции Евгения Максимовича Пермякова. Тому вообще-то полагалось быть в отпуске. До конца сезона отпусков оставалось еще пару недель, но Тяжеловес появился гораздо раньше и сразу же затребовал к себе Забелина, причем интонация его, угрюмо-озабоченная, не сулила ничего хорошего.
Эти подозрения усугубились, когда Забелин переступил порог кабинета главы думской фракции «Отчизна».

Лидер думской фракции «Отечество» академик Евгений Максимович Пермяков был человеком в возрасте. Несмотря на это обстоятельство, он считался одним из самых влиятельных политиков в стране, два года назад занимал пост премьера, а год назад стал лидером крупнейшего предвыборного блока и претендентом номер один на президентское кресло. В массовом сознании он олицетворял стабильность советской эпохи и имперскую монументальность. Став лидером думской фракции, он сохранил за собой изрядную долю прежнего влияния, несмотря на то, что новая власть явно подталкивала его в сторону почетной пенсии и даже лишила его фракцию участия в дележе думских портфелей.

Забелин прошел через кабинет и присел на диванчик для посетителей. Академик смотрел на него хмуро, и от этого его проникающего под самую корку сознания взгляда, сильно делалось не по себе.
- Ну как дела, Виталий? – спросил он, - как отпуск?
- Да ничего, Евгений Максимович, все нормально?
- Как отдыхать, не надоело еще?
- Да что вы… Да я и не отдыхал особо, тут работы невпроворот, и в регионе и здесь.
- Вот то-то и оно, как я посмотрю.
- Что оно? – не понял вице-спикер.
- Что отдыхать некогда. Вижу, что приятное с полезным совмещаешь, что с пользой время проводишь.
У вице-спикера похолодело внутри.
- Вы сейчас о чем, Евгений Максимович?
Глава фракции ничего не сказал, и помолчал. Потом спросил:
- Слушай, Виталий, вот ты у нас совмещаешь много должностей: вице-спикер – раз, председатель исполкома партии – два, заместитель руководителя фракции – три. Вот я и думаю, не великовата ли нагрузка? Не надорвался ли случаем, а? А еще и в регионе  активность проявлять успеваешь.
- Да нет, Евгений Максимович, я-то как раз чувствую себя нормально..
- Да? – спросил Пермяков, - а я вот что-то начинаю волноваться. Смотрю, переутомление сказывается.
- Какое переутомление?
- Да вот, говорят, ведешь себя не совсем адекватно. Хулиганишь, скандалишь, провокациями занимаешься. Вот я и не пойму, то ли переработался, то ли наоборот, скучно тебе стало.
- Как это? – удивился вице-спикер, - я же вроде ничего такого…
- Вот, говорят, в Великоволжске своем безобразничаешь. Используешь служебное положение.
-  Уточните, что вы имеете в виду? - спросил вице-спикер.
- Я-то ничего, - произнес Пермяков, и вдруг глаза его сделались холодно-колючими, а после чего он тихо сказал:
- Ты хочешь меня с властями стравить?! Под монастырь меня подвести решил? Это после того, как я только-только с новой властью отношения наладил?! Так?! Может, тебя попросил кто? Или ты сам, по молодости да по неопытности?! Ты уж мне правду скажи, будь любезен.
- Да что случилось, объясните мне в конце концов, - сказал вице-спикер, потирая подбородок.
- Докладная на тебя пришла, за подписью зама главы Администрации Президента Шумского. Он пишет, что ты позволяешь себе много. Провокации разные у себя в Великоволжске устраиваешь, конституционный порядок подрываешь. Какие-то митинги, каких-то проституток организуешь. И это в условиях укрепления вертикали власти и восстановления конституционного порядка. Ты бы заканчивал с этими делами.
- Это все поклепы Агаркова, - уверенно парировал Забелин, - Дмитрий Иванович все время подозревает меня в том, что я претендую на его место.
- Послушай меня внимательно, - сказал ему Пермяков, глядя на него таким же холодным взглядом, - мне плевать, что произошло у тебя с Агарковым, но факт, что по твоему поводу пришла бумага на тебя за подписью заместителя главы администрации президента это большая проблема. Я не знаю, что ты там натворил, но нам сейчас не нужны проблемы со Старой площадью. Поэтому я тебе даю неделю, чтобы твои эти проблемы урегулировать.
- Как я могу их урегулировать их, если Агарков постоянно такие подставы устраивает? – спросил вице-спикер.
- Я еще раз тебе повторяю, мне нет дела до Агаркова, но проблемы со Старой площадью ты должен решить. И еще. Я все-таки думаю, что такое совмещение постов – это чрезмерная нагрузка для тебя. Поэтому наверное от должности председателя исполкома придется тебя освободить. Да и от заместителя главы фракции. Хватит с тебя одного вице-спикерства. Но это на ближайшем пленуме решим. А пока я вынужден лишить тебя права подписи всех исходящих бумаг, партийных и фракционных. Ты извини, это для перестраховки. Рисковать мы не можем сейчас.
- А можно хоть на докладную эту посмотреть? – спросил Забелин.
-  Посмотри, - небрежно протянул ему бумагу Пермяков.
В докладной записке, лично подписанной Дмитрием Шумским, утверждалось, что действия Забелина, направленные на дестабилизацию обстановки в Великоволжском крае, способны нанести большой ущерб делу установления стабильности и укрепления вертикали власти, успеха в которых удалось добиться в течение последних месяцев. Еще там говорилось, что губернатор Агарков, будучи одним из признанных лидеров губернаторского сообщества, является ценным союзником в процессе внесения изменения в порядок формировании Совета Федерации и укрепления вертикали власти в целом. Там же утверждалось, что Забелин, используя средства группы компаний «Бутон», совладельцем которой он является, а также прикрытие регионального отделения партии «Отчизна», занимается финансированием экстремистских и околокриминальных формирований. В качестве примера раскачивания ситуации Забелиным приводились акции с выходом проституток в центре Великоволжска, организация пресс-конференции Мелентьева, на которой тот обвинил сотрудников ФСБ и краевой администрации в государственной измене, а также размещение в региональной и федеральной прессе заказных материалов, имеющих целью опорочить Великоволжского губернатора и внести дезорганизацию в региональную элиту. Приводились там и сведения, что Забелин во время своих визитов на историческую родину контактировал с рядом одиозных и маргинальных персонажей вроде авторитетного предпринимателя Фейдельмана и одиозного политического деятеля Черткова.
- В общем, ты понял, - сказал Пермяков, когда Забелин окончил читать, - постарайся урегулировать ситуацию как можно быстрее.

Лидер фракции «Отчизна», показав своему заместителю докладную из Администрации президента, умолчал о другом визите. Накануне вечером ему позвонил и попросил у него аудиенции некто Сергей Мелентьев, упомянутый в докладной записке Шумского. К Пермякову он приехал уже в девять утра, и рассказал ему о том, как Забелин сподобил его организовать скандальную пресс-конференцию, в ходе которой тот опорочил заслуженных работников ФСБ. Еще поведал, что тот замышляет всякие гадости против губернатора, но самое главное – что бравирует своей близостью с руководством  Администрации президента Зверьковым и заявляет, что вот-вот подсидит Пермякова в кресле лидера партии и фракции. Пермяков выслушал визитера, вежливо с ним попрощался, потом взял в руки карандаш, переломил его пополам.

Забелин спустился с седьмого этажа, где располагался офис руководителя фракции, к себе на пятый, чувствуя, что задыхается от ярости. Все усилия последнего года по выстраиванию федеральной карьеры грозили пойти прахом.
Забелин и Пермяков занимали целые крылья на пятом и седьмом этажах старого здания, примерно одинаковые по размеру. Первый на правах вице-спикера, второй – главы фракции. Однако их реальное политическое влияние не шло ни в какое сравнение. Забелин хорошо понимал, что академик Евгений Максимович Пермяков, бывший премьер, лидер предвыборного блока, партии и думской фракции «Отчизна» является одним из столпов политической системы, в то время как он, Виталий Забелин, всего лишь волею случая вознесен на вершину думского олимпа и что несмотря на все свои регалии для больших московских людей он остается смердом, случайно пущенным в барскую трапезную и сиротливо усаженным с краю стола на приставном табурете, и в любой момент может быть низвергнут назад, в  региональную тьму-таракань. Случившаяся только что сцена  четко обозначила все расклады.
В приемной сидел в боевой готовности верный Пастухов. Он сразу же глянув на лицо шефа обнаружил, что не все у вице-спикера сладко в этой жизни.
- Проблемы какие, Виталий Викторович? – робко поинтересовался он.
- Пшел вон, - ответил ему вице-спикер.
Пастухов испарился, а Забелин прошел в свой кабинет, достал из кармана пиджака мобильник, набрал номер и жалобным голосом сказал в трубку:
- Увидеться бы надо. Да. Проблемы у меня. Наезд на меня нехилый с вашей стороны. Да. Через час, в «Президент-отеле». Где всегда.

Заместитель главы Администрации президента по внутренней политике Вячеслав Зверьков, раскинувшись в кресле апартаментов «Президент-отеля» затягивался сигарой и внимательно слушал вице-спикера Забелина. На маленьком столике прямо перед ним стояла чашка, от которой исходил запах настоящего арабского кофе.

Вячеслав Зверьков считался одним из самых незаурядных федеральных чиновников, и не имел равных по части всевозможных кулуарных интрижек. По своему происхождению он был наполовину то ли даргинцем, то ли ингушом по отцовской линии и, как поговаривали, до пяти лет воспитывался в горском ауле под именем Доку Басаева. Потом его русская мать якобы из аула сбежала, после чего он дожил до совершеннолетия в русском селе под Воронежем и обрел свои нынешние имя и фамилию. После этого он еще служил в конвойных войсках, окончил ВГИК по специальности «кукловод», ударился в перестроечные кооперативы и наконец сошелся с одним из будущих олигархов. Тогда он перешел в другую олигархическую структуру, а оттуда попал сначала на телевидение на должность заместителя гендиректора одного из центральных каналов, а затем по рекомендации олигарха Сосновского и главы Администрации Волконского был назначен на нынешнюю должность. Назначен еще предыдущим президентом под самый занавес этого трагического и смешного правления, но без труда сумел найти язык и с президентом нынешним. Окончательно расположил к себе Зверьков нового президента после созыва новой Думы, в которой прокремлевский блок не набирал даже простого большинств. Зверьков тогда, придумал парадоксальную идею альянса партии власти с коммунистами, оставивший за бортом могучий блок «Отчизна» во главе с экс-премьером Пермяковым и московским мэром Колобовым, а заодно и парочку небольших либеральных фракций, упорно пытавшихся набиваться к власти в попутчики, но в итоге выброшенных в холопскую горницу, где им и суждено было отныне прозябать. Поговаривали, что новый президент, не переваривавший отечественных либералов-западников, был очень доволен этой акцией.

Вице-спикер Забелин вошел в доверие Зверькова сразу после созыва нынешней Думы. Зверьков по сути сделал его своим тайным агентом, призванным разрушить партию «Отечество» и отправить на политическое кладбище ее лидеров Пермякова и Колобова, а партийную структуру бросить к подножию кремлевской вертикали. Хотя эта парочка вождей сразу же после прихода нынешнего президента в Кремль тут же склонила головы перед новой властью, всякому, имеющему глаза, уши и политическое чутье, было ясно, что партия «Отечество» подобна глади океана, затихшей во время штиля, но готовой разбушеваться в любой момент. Созданная крупнейшими региональными баронами, эта партия являла собой феодальную стихию, неукротимую и не поддающуюся дрессировке никакими укреплениями вертикали власти. А двое ее лидеров всего лишь пригнулись, признав себя верноподданными вассалами нового Кремля, но со своими амбициями расставаться отнюдь не собираются и всего лишь ждут удобного момента, чтобы снова заявить о своих претензиях на власть и на Россию.
По этой причине скорейший развал партии «Отечество» стал приоритетным проектом Администрации президента.
 
Изначально Забелина пристроил в руководство «Отчизны» и в партийный список бывший пресс-секретарь бывшего президента Сергей Соболевский, который после изгнания из Кремля поступил к московскому мэру на работу главным политтехнологом, а затем начальником предвыборного штаба «Отчизны». Он сделал Забелина своим замом. После выборов Соболевский был изгнан московским мэром за провал предвыборной кампании, и вскоре благополучно вернулся в Кремль помощником уже нового президента. Забелин однако успел избраться депутатом Госдумы по списку и войти в доверие к лидерам партии – Пермякову и Колобову.
Тут как раз случилось первое заседание нового созыва Думы, когда прокремлевский блок и коммунисты благополучно сообразили на двоих все думские портфели, оставив остальные фракции за бортом. Осталась там и «Отчизна», которую тоже оставили без должностей. В этот самый момент Забелин проявил инициативу и представ перед очами лидера партии, предложил отправить его на переговоры с Администрацией президента, пообещав надыбать пост вице-спикера и хоть один комитет. Так и случилось, когда через час Забелин вернулся со Старой площади с известием, что кремлевское начальство пошло на попятную, после того как он объяснил им, что негоже оставлять одну из крупнейших партий в стране совсем с голой задницей. Электорат партии, составлявший целых 10%, якобы может и не понять, а президентские выборы на носу. Пермяков сильно проникся прыткостью и дипломатическим талантом молодого волжанина, и сразу же делегировал его на тот самый вице-спикерский пост, который тот заработал для партии. Несмотря на богатый политический опыт, Пермяков не подумал, что вся эта история с выбрасыванием с барского плеча двух портфелей, была изначально инсценирована на Старой площади с целью заслать Забелина в самое руководящее партийное ядро. И вот теперь Забелин уже несколько месяцев работал над развалом своей партии. Нагняй, полученный Забелиным  от лидера фракции, ставил под угрозу всю комбинацию.


Выслушав рассказ Забелина, Зверьков закурил сигарету с ментолом, сделал пару затяжек и протянул ее Забелину. Тот последовал его примеру. Когда церемония была окончена, Зверьков переспросил:
- Еще раз и по порядку. Что конкретно тебе этот старый хрыч предъявил?
- Что якобы занимаюсь провокациями в Великоволжском крае, что интригую против Агаркова, губернатора, и этим стравливаю его партию с властями.
- А узнал он это из докладной Шумского?
- Да, я ее читал своими глазами.
- И что Шумский пишет?
- Все то, что я сказал. Что якобы я создаю угрозы для стабильности и укрепления вертикали власти своими действиями против губернатора.
Зверьков поднялся с кресла, схватил кофейную чашку и с размаху шваркнул ее о стену, а черные глаза куратора внутренней политики озарились хищным горским огоньком,
- Я не понял, этот Дима, он что совсем охуел?! – вскричал Зверьков, - мудила!! Очкарик ****ый! Какого хера он суется, куда его не просят!
Присел, он уже спокойнее спросил:
- А это правда, что там говорилось в этой записке? Что ты дискредитировал губера?
- Да нет, конечно, - ответил вице-спикер.
- А вот я смотрю, что дыма без огня не бывает. Откуда же уши растут этой записки в таком случае? Не сам же этот Шумский все выдумал?
- Это все фантазии Агаркова и его приближенных.
- А ты и вправду хочешь? – с глумливой улыбкой спросил Зверьков.
- Да мне и в Москве неплохо, - ответил вице-спикер, - к тому же дел невпроворот.
- Вот и я смотрю, что дел у тебя невпроворот, а ты занимаешься своими местечковыми разборками. У тебя же конкретное задание есть по партии, сам президент этот проект на контроле держит.
- Все так, - ответил Забелин, - я там вообще ничего не делал. Я только один раз приехал и провел встречи со своими помощниками и партийцами и пообщался с мэром, журналистов и бизнесменов местных принял.
- А Шумский с какого перепоя за твоего губера впрягся? – прищурившись спросил замглавы АП.
- У них там интерес общий. Агарков на той неделе половину бюджетных счетов в банк «Прибалтийский» перевел, - объяснил вице-спикер.
- Понятно, - понимающе кивнул Зверьков, - ладно, расскажи лучше, что там у тебя по партии наклевывается.
- Почти половина фракции у нас в кармане, - доложил Забелин, - из 45 депутатов с двадцати одним диалог налажен.
- А с региональными отделениями что?
- Там где губернаторы партийные, ловить нечего. Понятно, что в Москве, Татарии или Башкирии каши не сваришь. Но вот там где отделения в оппозиции местной власти, диалог идет успешно. В этом месяце по Волгограду и Брянску удалось все закончить, они, можно сказать, у нас в кармане, сейчас работаем по Ульяновску, Тюмени, Оренбургу. Так что может быть к сентябрьскому пленуму большинство у нас будет.
- Ладно, не торопи события, чтоб не сглазить, - произнес Зверьков, -  короче, я думаю так. Тебе лучше подать в отставку с постов председателя исполкома и заместителя главы фракции. Самому.
- Это еще почему?
- Смотри сам. Если у тебя такая большая группа сторонников, как ты говоришь, на сентябрьском пленуме твою отставку могут не принять, и тогда сам Пермяков пойдет на попятную. Это не тот типаж, который из-за одной записки будет кадрами разбрасываться. Кроме тебя, других кадров такой же квалификации у него нет. Не этого же мудака Монса они будут ставить, он себя еще осенью в ходе выборов проявил. Даже если отставку твою примут, что для тебя эти должности? Внутрипартийный диалог ты уже наладил, тебе здесь и должность уже ни к чему, а статус вице-спикера сам по себе будет хорошим прикрытием в любом случае. В регионах все эти регалии ценятся, да ты и сам знаешь, чего уж. А с  Шумским я поговорю, объясню ему, что он записочками мешает поручениям президента.
Зверьков допил кофе и достал мобильник.
- Але, Дима, - сказал он, - ну, привет Питеру. Увидеться бы надо да потолковать. А когда освободишься? Нет уж, надо сегодня, обязательно. Перезвонишь? Ладно, давай.
Зверьков сунул телефон в карман, после чего сказал Забелину:
- Считай, и разобрались. Так что давай, работай спокойно. Да, и про великоволжские свои делишки на время забудь. Нам сейчас лишний геморрой с Агарковым и его крышей не нужен. Понял?


Дмитрий Шумский, покинув здание на Лубянке, сел в служебный «Мерседес-250» и направился в сторону «Президент-отеля», где у него была запланирована встреча с вице-губернатором Мордашевым.  Тот уже ждал его за угловым столиком в ресторане «Президент-отеля», на том же самом месте, где и вчера.
На столе перед ним снова стояла бутылка красного вина, и тарелка с медальонами из телятины. Увидев Шумского, он призывно помахал ему рукой.
- Здорово, - фамильярно протянул он руку заму главы АП, - как бодрость духа?
- Да нормально, - ответил Шумский.
- Новости какие есть?
- Да нет, - отозвался Шумский, собираясь перейти к делу и вдруг поймал себя на мысли, что он, федеральный чиновник первого эшелона, приближенный к президенту и имеющий прямой доступ к высочайшему телу, сейчас по сути отчитывается, как школьник, перед каким-то залетным регионалом, да еще при этом испытывает ощущения, как будто находится на ковре у высокого начальства. «И чего это я распинаюсь так перед этим мурлом?», - подумалось ему. Он посмотрел внимательно на Мордашева. Он очень хорошо помнил это ощущение из опыта своего общения с питерским криминалом..
 - Ну как там высокие друзья, - спросил Мордашев, не дождавшись ответа, - что интересного сказали по нашей теме?
- Они говорят, что просто так ничего не делается, - ответил Шумский, сняв очки.
- Ясное дело, дураков не ма, - ответил вице-губернатор, - а что конкретно они сказали?
- Вот, - ответил Шумскийи достав из кармана ручку и блокнот, записал на вырванном листочке те расценки, которые ему только что озвучил Пастушенко, не забыв правда добавить по сотне тысяч к каждой услуге. 
Мордашев прочитал, понимающе кивнул и сказал:
- И все? – спросил Мордашев, - больше они никаких пожеланий не озвучили?
- Да вроде все, - кивнул замглавы АП, - сказали, что все вот по этому списку.
Вице-губернатор засмеялся.
- Н-да, недорого же они своих ценят. Ладно, доложу, все как есть. А дальше уже видно будет. Закусить хотите, Дмитрий Олегович?
- Да нет, спасибо, я пожалуй кофе выпью, - ответил Шумский, которого снова покоробило от фамильярности и нарушения субординации. 
В это время к Мордашеву подошел местный метрдотель и почтительно осведомился, все ли в порядке.
- Да, нормальное вообще тут у вас заведение, - ответил вице-губернатор, и достав из карманов три стодолларовых купюры сунул за пазуху метрдотелю и снисходительно  похлопал его по плечу.
Шумский вспомнил, что за все время, что он здесь бывал, метрдотель ни разу к нему не подходил, а официанты обслуживали его хотя и вполне добротно, но без лишнего пиетета.

Мордашев расплатился по счету, в который вошел и выпитый Шумским кофе, после чего оба собеседника потянулись к выходу. В холле «Президент-отеля» около главного выхода они собрались прощаться.
- В общем, я вас понял. Все передам начальству, и думаю, ответ будет скорым. Не позже, чем послезавтра.
- Да, буду ждать, - ответил Шумский.
- Ну, думаю, мы друг друга поняли, - сказал Мордашев и протянул Шумскому руку. В это время из лифта вышли Зверьков и Забелин и тоже направились к выходу.
- О-ба-на! – воскликнул Зверьков завидев своего коллегу, - ну надо же, легок на помине! Богатым будешь, Дмитрий Олегович! – после чего засмеялся, - вот ты-то мне и нужен! Я тебя ищу повсюду, а тут такая оказия! Давай-ка отойдем на пару минут, а? Ну, все, Виталик, давай, - эти последние слова уже были обращены вице-спикеру Забелину.
Интонация коллеги напомнила Шумскому приглашение выйти поговорить на деревенской дискотеке, с которым он сталкивался в дни своей юности во время выездов на картошку.
- Ну все, счастливо, - бросил он напоследок Мордашеву, уже увлекаемый коллегой в неведомое. Мордашев помахал ему ручкой и пошел к выходу. Параллельно с ним к выходу направился и Забелин.
- О, привет землячкам! – радостно воскликнул Мордашев и по виду готов был с объятьями броситься на Забелина.
- Здравствуй, Александр Николаевич, - сдержанно ответил тот.
Вице-губернатор и вице-спикер обменялись рукопожатиями и продолжили движение в сторону выхода.
- Какими судьбами здесь? – спросил Мордашев.
- Да вот, дела государственные, - ответил Забелин, - а ты что же, в командировку или в отпуске?
- Да так, отгул взял на пару дней, а то замотался совсем. Вот по столице гуляю, - сказал Мордашев,
Земляки миновали самооткрывающиеся двери и оказались во внешнем мире. 
- Ну бывай, Виталий Владимирович! – сказал Мордашев.
- И тебе не хворать, - ответил Забелин.
После чего разошлись в разные стороны к своим служебным машинам.

Зверьков уволок Шумского в угол, и предложил присесть на диванчик.
- Ты что творишь, а? – произнес он зловещим шепотом в лицо Шумскому, - ты что там за бумажки пишешь?!
- Я не понял, - отозвался Шумский, - какие бумажки?
- Все ты понял, - отвечал Зверьков, - ты хоть знаешь, что ты бумажками своими срываешь поручение президента?!
- Какое поручение? – продолжал недоумевать Шумский.
- Поручение по партийной линии, - объяснил Зверьков, - я, если до тебя еще не дошло, про бумажку, которую ты послал этому старому хрычу Пермякову. Какого хрена ты лезешь не в свою тему? За судьбу этого козла переживаешь?
- Мне сигнал поступил, по линии спецслужб, - объяснил Шумский, - я предупредил Пермякова о недопустимости поведения великоволжского отделения его партии. Я только хотел защитить государственные интересы. Во внутрипартийные дела, то есть в твою компетенцию, я не вмешиваюсь, а уж на поведение отдельных депутатов, угрожающее конституционной безопасности, я реагировать обязан.
Зверьков поднял глаза кверху.
- Так, поподробнее, - спросил он, - что за сигнал? Откуда?
- От Совета Безопасности Великоволжского края, - одергивая пиджак объяснил Шумский, - там говорилось, что Забелин и его помощники используют грязные PR-технологии против краевой администрации и контактируют с экстремистским и уголовным элементом. Откуда я знал, что у тебя там свои интересы?
Зверьков осмотрелся, тяжело вздохнул, и помолчал несколько секунд. Потом медленно и вкрадчиво произнес:
- Забелин – мой человек. Он выполняет поручение президента. Все, точка. Что он там делает в Великоволжске, я не знаю и знать не хочу. Ты, Дима, прежде чем писать разные поклепы, должен был для начала посоветоваться со мной, потому что ты залез на мою поляну. Если ты и дальше будешь посылать разные малявы куда не попадя и лезть за пределы своих полномочий, я подам докладную президенту, где сообщу ему, что ты своими действиями мешаешь реализации его поручений. А теперь иди и занимайся своей юридической казуистикой, а в реальную политику больше не лезь. Я надеюсь, ты меня услышал, - Зверьков похлопал Шумского по плечу, развернулся и направился к выходу.


Выйдя из «Президент-отеля», Мордашев сел в служебную БМВ, принадлежащую московскому представительству краевой администрации, и двинулся по Ленинскому проспекту прямо к терминалу Внуково-2. Там его уже ждал стоявший под парами персональный губернаторский Як-42. Обычно Агарков к своему лайнеру никого близко не подпускал, даже свое ближайшее окружение, но на сей раз, учитывая важность визита, разрешил Мордашеву слетать в Москву и обратно. По дороге в аэропорт вице-губернатор успел позвонить по мобильнику краевому военному прокурору Ванькову:
- Ну что, Степа, - сказал он, - вопрос по фигуранту решается в Москве в нашу пользу. Ты давай ускорь там работу. Да, просто пока попрессуй морально, а там уже и до дела недалеко.
В аэропорту Мордашев подхватил Мелентьева, который выполнив свою миссию, с самого утра дожидался его в ВИП-зале. Через час с небольшим лайнер приземлился в аэропорту Великоволжска, и уже около трех часов пополудни Мордашев сидел в кабинете губернатора и отчитывался о визите в Москву. После того, как он изложил своему шефу расценки, озвученные ему Шумским, не забыв при этом накинуть по сотне тысяч на каждую услугу, Агарков крепко задумался. Немного подумав, он сказал:
- Н-да, недешево стоит одного паршивого полковника зарыть. Ну и какие у тебя соображения?
- Я думаю, - ответил Мордашев, - что из всех предложенных услуг оплатить имеет смысл только неназначение Брусницына на должность начальника управления.
- То есть шестьсот тысяч зеленью?
- Да, 600 тысяч, и ни цента больше.
- А что потом с другим начальником делать? Вдруг он поддержит начинания Брусницына?
- Ну что вы, Дмитрий Иванович, - отозвался Мордашев с ухмылкой, - обижаете. У нас с вами схемы по варягам давно отработаны. Я думаю, найдем общий язык.
- А все-таки, бляха, интересная перспектива своего кандидата на УФСБ поставить.
- Ну, во-первых, свои они все до тех пор, пока до власти не дорвутся. А там и кинут за милую душу. Со своими иногда сложнее, чем с варягами, это опыт показывает. А во-вторых, смысла не вижу переплачивать.
- Ну, смотри. Под твою ответственность, - сказал губернатор, - а вообще, ты прав, я тоже так думаю, не хрен этим козлам переплачивать. И шестисо штук с них будет выше крыши. Ну а по Виталику там что?
Мордашев рассмеялся.
- А Виталия Владимировича я четыре часа назад встретил в холле «Президент-отеля». Вам кланяется, просит не хворать. Был он в компании замглавы Администрации президента Зверькова, а это значит только то, что у него в Москве большие проблемы.
Порадовался и губернатор.
- А что же за проблемы-то, а?
- Да вроде как, слухи ходят, что по партийной линии. Поговаривают, сильно им недоволен старик Пермяков. Подозрительно на него смотрит. Так что, думаю, в ближайшее время Владимир Витальевич нам не будет жить мешать.
Губернатор посмотрел в потолок.
- Так, так, - сказал он, - значит, нейтрализовали Виталика пока что. Это хорошо. И с полпредом вроде нашли общий язык. Остается этот мудила Брусницын. Вот на нем теперь и сосредоточься. Значит, завтра я тебе ресурсы передам, опять слетаешь в Москву и лично все передашь Шумскому в руки. Ну, как говорится, верной дорогой в светлое будущее! - воскликнул губернатор и торжествующе хлопнул ладонью по столу.


Полковник Брусницын внимательно смотрел на своего собеседника, сидящего слева от него. Это был председатель колхоза «Новая заря» Чугунов. Лицо председателя за последние три дня осунулось, а в глазах появилась тревога и обреченность. Было ясно, что человек сломлен и готов на все, чтобы хоть как-то облегчить свою участь. Несмотря на нелегкую жизнь, позволившую ему сделать пусть и скромную но карьеру в аграрном секторе, несмотря на то, что человек это был, что называется, от сохи, казалось бы, закаленный суровым крестьянским бытом и номеклатурным житием, к серьезным испытаниям он оказался явно не готов. Задержание стало для него шоком, которое накладывает печать на всю оставшуюся жизнь и делает смыслом жизни свободу любой ценой.
- Ну как самочувствие, отец? – спросил Брусницын с едва заметной ухмылкой, дающей тем не менее понять собеседнику, кто есть кто в сложившейся ситуации.
- Да ничего, сердце малость колотит, - ответил председатель, - но это так, бывает, ничего страшного. Валидолу бы пососать.
- Дадут, отец, не бойся, - отвечал Брусницын, - жалобы-то на здоровье есть? Ежели чего, свозим в нашу больничку, полечим. Ты говори, как есть.
- Да нет жалоб, только сердце колотит.
- Хорошо, я распоряжусь, чтобы кардиолога прислали и ЭКГ сняли. Если дело серьезное, будем переводить в наш госпиталь. Курить хочешь? – с этими словами Брусницын протянул председателю сигарету.
- Спасибо, - ответил тот, - почти размякший от такого вежливого обращения.
Он закурил, в такт ему задымил и Брусницын.
- А все же, отец, я не понимаю, - сказал он.
- А чего не понимаете? – спросил председатель.
- Не понимаю я того, почему мы вынуждены невиновного человека брать, можно сказать, стрелочника, который всего лишь выполнял вышестоящие команды. Ты ведь не по своей инициативе своих пайщиков разводил, так ведь?
Председатель послушно закивал.
- Вот я и удивляюсь. Стрелочников сажаем, а настоящие воры на свободе гуляют, землю топчут. А по ним зона плачет, и давно ведь уже. Так ведь?
Чугунов снова кивнул.
- А ты человек заслуженный, всю жизнь, можно сказать, на земле всю жизнь. А сейчас из-за каких-то мерзавцев должен на нарах париться. А что ты мог сделать, если тебе высшее начальство велело? Ничего не мог, только под козырек взять. А сейчас выходит, что ты кругом виноват, и должен за них за всех срок мотать. А ведь заслуженный человек, передовик производства, герой соцтруда! Да и возраст уже не тот, чтобы по зонам чалиться. А ведь тебе от пяти до восьми светит, - Брусницын помолчал, потом добавил:
- Не дотянуть ведь можешь.
Чугунов слушал полковника молча, и в этот момент по щекам его потекли слезы, а потом он всхлипнул. В ответ Брусницын подошел к нему, протянул еще одну сигарету и дружески стал хлопать председателя по плечу.
- Ну, ладно, отец, это я так. Возможный сценарий обрисовал. Но зачем нам тебя закрывать, да еще на такой срок? Закрывать этих негодяев, что тебя подставили надо. Но у нас, как назло, конкретного на них ничего нет, а все концы сходятся на тебе. Умно они тебя подставили, видать, заранее сдавать готовились.
После этого Чугунов опять всхлипнул и задал вопрос, которого уже несколько минут ждал Брусницын:
- И что же мне теперь делать?
- Вот! – торжествующе ткнул Брусницын пальцев в разложенное перед ним на столе дело, - вот это я и хотел с тобой обсудить.
Он подождал еще немного и спросил:
- Тебя ведь во всю эту историю Тимофеев, глава Великоволжского района, втянул? Так ведь?
Чугунов покорно кивнул.
- Вот и расскажи все про него во всех деталях и подробностях. Ты пойми, без твоих показаний мы этих негодяев никак закрыть не сможем, и придется тебя делать паровозом в деле. А оно нам надо?
Чугунов задумался. Тимофеев был для него больше, чем товарищ по работе и непосредственный начальник – это был его наставник, приведший его в свое время на должность председателя колхоза и давший ему путевку в большую жизнь. Он все это время искренне считал Тимофеева своим другом и боевым товарищем. Однако страх за свою дальнейшую жизнь, боязнь потерять свободу и убедительность слов полковника заставили его в конце концов принять решение.
- Ну хорошо, - сказал он, - а что я должен заявить?
- Ну вот и славно, - улыбнулся Брусницын, - сказать правду и ничего кроме правды. А именно, рассказать в подробностях как Тимофеев заставил тебя затеять всю эту комбинацию со скупкой паев у колхозников, с переводом земель из сельскохозяйственного в промышленное назначение и прочие гнусности. Так ведь все было?
- Да, - робко произнес Чугунов, - так оно и было.
- Ну а еще, кроме Тимофеева, кто этот вопрос курировал? Как насчет Шумилова, министра имущественных отношений? Или может быть Алимжанов, который сейчас главный федеральный инспектор, а недавно был вице-премьером по сельскому хозяйству? Или Роман Чавия, структуры которого скупали земельные паи?
- Не знаю, я только с Тимофеевым контактировал, - ответил председатель, - он меня в курс дела и вводил. А Чавия не знаю – но племянник его пару раз приезжал на двух джипах вместе с Тимофеевым. Тоже про паи спрашивал, денег мне подбрасывал, на жизнь, спрашивал, не надо ли чего и нормально ли все идет. Говорил, если что, может своих ребят оставить.
- Отлично, - потирая руки произнес Брусницын, и велел увезти Чугунова. Потом он взял диктофон, незаметно лежавший на столе под кипой бумаг, вызвал секретаршу и велел воспроизвести все сказанное председателем на бумаге. После этого уже сам на компьютере отредактировал показания, распечатал их и снова распорядился привести Чугунова, перед которым он положил распечатки и вежливо предложил подписать.
Председатель бегло пробежал глазами по тексту. Он понимал, что подписываясь под ним, он рвет со всем, что связывало его с прежней работой и прежним руководством, но жажда свободы пересиливала все эти соображения. Пару раз вздохнув он расписался на каждой странице, поставив рядом с подписью число.
Полковник удовлетворенно взял в руки бумаги, убедился, что все они подписаны, после чего распорядился позвать оператора с камерой и привезти Георгия Чавия.
- Ну вот, отец, - добродушно сказал он Чугунову, - сейчас вот только очную ставку проведем и все. И можем тебя через пару дней выпускать. Формальности только утрясем.

Очная ставка заняла всего две минуты. Больше времени ушло на приготовления видеоаппаратуры и причитания оператора по поводу неудобства кабинета Брусницына. Брусницын однако кабинет, который он уже, несмотря на статус ВРИО, считал своим, видел местом идеально подходящим и для оперативных съемок, и для представительских мероприятий, и для многих других вещей. Короче говоря, сжился полковник с нежданно свалившимся на него кабинетом. Итак, на монтировку оборудования для съемок ушло около пятнадцати минут, сам же акт очной ставки не занял и трех.
- Все, стоп снято! – весело воскликнул Брусницын, после того как председатель Чугунов благополучно опознал в Георгии Мдивани человека, приезжавшего к нему для контроля за скупкой паев и дающего налом деньги на это благое дело.
- Ну вот, Жора, - обратился Брусницын к Чавии, - а ты боялся, что мы с тобой расстанемся скоро. Видишь, жизнь она как поворачивается. Хоть и по другому делу, а все равно пойдем мы с тобой дальше вместе по жизни. И у нас тебе еще долго гостить.
Чавия увели, а Чугунова Брусницын опять ободряюще похлопал по плечу, вручил еще одну сигарету и предложил чаю или кофе, но тот благоразумно отказался, сказав, что хочет в камеру, пора ему уже и баиньки.
- Ну, как хочешь, отец, - ответил ему Брусницын, уже не скрывая победоносной улыбки, - а все-таки хорошую ты службу нам сослужил сегодня. Заслужил поощрения. И свободы тоже. Ну, потерпи немного еще, вот сейчас возьмем мы этих мерзавцев, которых ты указал, обвинения предъявим, и пойдешь спокойно под подписку. А там и условный получишь, и живи себе спокойно дальше.
Чугунова увели, а Брусницын сначала испил кофе, так и невостребованного его собеседником, а потом полез за бутылкой, надеясь отметить удачный рабочий день. И в это время, когда рука его только нащупала в сейфе очертания стеклотары, появился дежурный. Он должил, что Брусницына уже целый час хочет видеть какой-то следователь военной прокуратуры, но поскольку он, Брусницын, запретил пускать к нему кого-либо, то приходится держать его в приемной, а он между тем покорно ждет и никуда не уходит. Надо ему позарез видеть полковника Брусницына, и все тут.
- Ну пусть заходит, коли так приспичило, - ответил Брусницын, все так же довольно улыбаясь.
Пришелец оказался майором военной юстиции Агеевым и представился следователем по особо важным делам военной прокуратуры Великоволжского края. Представившись и предъявив служебное удостоверение, он перешел к расспросам:
- Скажите пожалуйста, - начал он, - а какие отношения связывают вас с господами Фейдельманом и Имаевым?
- Никаких, - ответил Брусницын.
- А с господами Усмановым, Гелаевым и Гуриевым?
- Тоже никаких, я таких вообще не знаю. А в чем дело, уважаемый? Это допрос, или как?
- Да нет, не допрос, просто беседа, - ответил тот.
После этого следователь изложил ему суть дела. Оказывается, в отношении Брусницына поступила информация о его возможной причастности к прошлогоднему похищению дочери предпринимателя Гольцмана. И хотя пока это всего лишь частное заявление, не основанное ни на каких реальных фактах, он, следователь Агеев, обязан проверить эту версию и провести в отношении Брусницына доследственную проверку. По этой причине, вероятно, он будет вынужден побеседовать с Брусницыным более подробно в самое ближайшее время. С этими словами он вручил полковнику повестку, вызывающую его на допрос в военную прокуратуру через два дня, и попросил расписаться в получении. Уходя он добавил:
- Да, Алексей Евгеньевич, еще к вам будет маленькая просьба не уезжать пока никуда из региона без необходимости, а если необходимость возникнет, то информируйте пожалуйста об этом военную прокуратуру. Пока просьба неофициальная.
Впоследствии следователь Агеев вспоминал, что ожидая приема у Брусницына и в процессе общения с ним, он чувствовал, как от ужаса у него немеют конечности. Он хорошо понимал, что Брусницын может в лучшем случае спустить его с лестницы, а в худшем – бросить во внутренний изолятор, обнаружив в его кармане какой-нибудь пакетик с гашишем или левый ствол. Он был наслышан о методах работы Брусницына. Однако вопреки его опасениям, полковник оказался настолько ошарашен и деморализован свалившимися на него новостями, что казалось утратил всю свою хватку и даже не сразу пришел в себя. До военной прокуратуры во всяком случае Агеевым добрался спокойно и отчитался военному прокурору Ванькову об успешном выполнении поручения, тут же попросив обещанного накануне поощрения. Ваньков покачал головой, сказал, что дело только начато, однако все-таки достал из кошелька пачку стодолларовых купюр и отсчитал Агееву две мятые бумажки.

Аня приехала к Брусницыну вечером около девяти часов, как и договаривалась с ним накануне. На улицах в это время уже было темно – сказывался конец августа, и в окнах горел электрический свет. Вечером резко похолодало, и северный ветер бродил по великоволжским улочкам. Аня, одетая по-летнему в белую мини-юбку и такой же белый жакет, чувствовала холод и торопилась поскорее добраться до здания УФСБ.
Когда она вошла в здание, предъявив выданный ей Брусницыным временный пропуск, действительный до конца года, то поразилась пустоте, царившей в этом заведении. Пустые коридоры и полное отсутствие намека на человеческое присутствие и какую-то активную деятельность в этих стенах. Вскоре она поняла, что час уже поздний, и сотрудники, не страдавшие трудоголизмом, уже разбежались по домам. Но жуткое ощущение зияющей пустоты и какого-то липкого страха все равно не проходило. Возможно, это были дурные предчувствия, попытка подсознания остановить ее, но оказавшаяся тщетной. Отбрасывая дурные мысли и ощущения, Аня упорно шла к месту назначенной встречи. Она миновала приемную уже опустевшую, и вошла в кабинет начальника управления, занятый Брусницыным. Переступив порог кабинета, она сначала подумала, что оказалась во тьме, но затем приглядевшись, увидела в конце десятиметровой комнаты свет – то была настольная лампа, напоминавшая лампаду, зажженная Брусницыным вместо большого электрического света. Аня направилась к нему, чувствуя, что происходит что-то не то. Лучше бы она вняла своей интуиции и бросилась бы бежать без оглядки.
Полковник сидел на своем рабочем месте при выключенном компьютере, а перед ним стояла уже пустая на две трети бутылка коньяка «Камю». В свете настольной лампы полковник отбрасывал на заднюю стену зловещую тень, а со стены так же мрачно смотрел на все происходящее портрет президента. Аня не знала, что длинный стол, за которым сидел Брусницын, всего лишь три недели назад был весь залит кровью и что на нем лежала голова мертвого генерала. Однако энергетика кабинета передавалась ей, заставляя неосознанно замедлять шаги и даже подумывать о бегстве.
- Явилась? – спросил полковник, и Аня увидела мутные глаза, уставившиеся на нее.
- А я вот в печали, - продолжил Брусницын.
- Что-то случилось? – робко спросила Аня.
- Случилось, - подтвердил ее подозрения Брусницын, - случилось то, что я вышел рано, до звезды. Я подумал, что наступают новые времена, и на этой волне можно делать великие свершения. Но я ошибся. И теперь система навалилась на меня всей своей тяжестью. И я чувствую, как она топчет, как она давит меня. Система не прощает ошибок, Анюта, никому и никогда. И никакие погоны от нее не спасут.
Аня почувствовала странную жалость к этому человеку. Она позабыла о своих недавних страхах, подошла вплотную к Брусницыну, и обняла его своими руками.
- Ну, успокойся, - начала она, - все будет хорошо, вот увидишь, - после чего попыталась поцеловать его в щеку. То, что произошло дальше, она так никогда и не смогла понять. Полковник неожиданно легко поднялся со своего места, взял ее за талию и уложил на стол. Аня чувствовала запах спиртного, излучаемый полковником, видела его горящие глаза. Однако ни сопротивляться, ни вырываться она не пыталась и даже не думала о такой возможности, как будто находясь под действием гипноза – силы, заставляющей кроликов лезть в пасть удаву. Она видела горящие глаза полковника, чувствовала его руки на своем теле и волосах, и губы на лице, и еще какие-то слова, которые он пытался шептать, но разобрать которые она так и не смогла. Да еще видела над собой знамя с щитом и мечом, контуры которых проступали в полумраке, и портрет президента, от стекла которого отражался преломленный свет полуночной лампады. А потом она почувствовала что-то горячее и липкое на ногах. По длинному столу начальника краевого УФСБ снова текла кровь.

Глава двенадцатая
Известие о назначении нового начальника краевого УФСБ всколыхнуло властные коридоры Великоволжского края, походило по ним туманным шепотом и вскоре затихло. Главной новостью было то, что фамилия нового начальника была не Брусницын. А означало это одно из двух – либо новый начальник продолжит линию, выбранную исполняющим обязанности, то есть продолжит разборки с краевой администрацией, либо же, что более вероятно, предпочтет с губернатором отношения наладить, а Брусницыну указать его место. Прогнозы эти основывались на том, что до сих пор все силовики жили в мире и согласии с краевой администрацией, и вообще практически подчинялись губернатору. Несмотря на то, что новые поправки в федеральное законодательство вроде бы выводили региональные подразделения силовых структур из-под губернаторского контроля, однако кушать хочется всем, а распределение льгот и надбавок по прежнему остается в руках региональных властей. Перспективы же Брусницына теперь казались печальными раскладах – вряд ли новый начальник стал бы терпеть столь энергичного заместителя, успевшего почувствовать вкус власти и заявить о себе в полный рост.

Генерал-майор госбезопасности Петр Филинов до сих пор тихо занимал должность начальника отдела по обеспечению контрразведывательной деятельности в отношении дипломатических миссий стран АСЕАН службы контрразведки ФСБ России. Это был достаточно образованный человек, окончивший в свое время ИСАА и владевший тремя азиатскими языками. При этом он, в отличие от многих своих коллег, довольно-таки серьезно относился к чистоте профессиональной репутации, понятиям офицерской чести и чекистской триаде «холодная голова – горячие руки – чистое сердце». Во многом он оставался человеком старой формации, и искренне возмутился бы, если бы ему открыто предложили взятку. Еще он был искренне увлечен своей работой и по сути существовал в этом мире юго-восточной Азии, не очень замечая лихих 90-х. Его сослуживцы знали его как человека эмоционально сдержанного, довольно вежливого с подчиненными, но требовательного начальника, всегда ждущего от работы результата. Внешне он почти идеально соответствовал образу «настоящего полковника» - роста чуть выше среднего, подтянутого с седеющими волосами, аккуратно зачесанными назад, и совсем седыми усами.
Контрразведка в то время считалась одним из самых бедных и бесперспективных подразделений Конторы. В условиях дикого капитализма на фоне других подразделений контрразведка выглядела полным аутсайдером. В ее обязанности входили две главные задачи – наблюдение за приезжими дипломатами внутри страны и наблюдение за работниками родных посольств и дипмиссий за рубежом. Тем не менее, генерал Филинов на судьбу не роптал. Потребности у него были весьма скромные для служащих его ранга и его ведомства. Ему хватало персональной «Волги», на которой его возили на службу, собственной «Девятки», купленной восемь лет назад, служебной дачи в Малаховке и выделенной некогда двухкомнатной квартиры на севере Москвы, которую он успешно приватизировал. Еще ему вполне хватало на жизнь и собственной зарплаты. Правда, жене его периодически хотелось норковую шубу, а дочка, устав заглядываться на пригламуренных подруг ушла из дома и стала жить с каким-то тусовщиком-прохиндеем, у которого правда денег тоже не было, но были всякие связи в предбаннике высшего общества. Это генерала сильно не тревожило. Дочь была его головной болью, но о ней он старался не думать. А жена за пределы ворчания в духе «Ты ничего не можешь» тоже не выходила. Жизнь как-то устаканилась, и менять ее генерал не собирался. В свои 56 лет он ждал выхода на пенсию.
В день, когда его вызвал к себе директор, Филинов однозначно решил, что пенсия настала условно-досрочно. Когда директор начал перечислять его заслуги, тот лишь утвердился в своих подозрениях. «Ну вот, добро пожаловать на заслуженный отдых», - с грустью, но и с чувством облегчения подумал он. Хотя и ждал он пенсии, но все-таки надеялся еще смутно, каким-то шестым чувствовм, что может быть где-нибудь и пригодится. И тут на тебе.
- Ну вот, дорогой вы наш, Аркадий Петрович, - продолжал тем временем директор, - поэтому хотим вам предложить новое назначение. А то засиделись вы на старом месте, а вам расти надо! В общем, вот вам Великоволжский край во владение. Как грится, берите и пользуйтесь. Регион в целом перспективный, спокойный. Правда, там внутри управления надо будет слегка разобраться. А то ваш предшественник пулю в лоб пустил, а человек, который этот месяц обязанности исполнял, кажется, дров наломал. Ну да вы проверенный кадр, профессионал, так что разберетесь, не сомневаюсь…
Известие о назначении начальником УФСБ по Великоволжскому краю генерала мягко говоря огорчило. Он уже видел себя на пенсии, а тут придется еще погорбатиться, да еще в каком-то медвежьем углу. В его голове уже возникали видения истерик жены, вынужденной вместе с ним переехать из столицы в забытый Богом затерянный в степях Великоволжск, и тоскливых вечеров в губернском городе средней паршивости. «Вот и сплавили», - грустно думал он.
Слегка придя в себя от шокового потрясения, он побежал к своему давнему приятелю, уволившемуся со службы несколько лет назад. Тот правда из контрразведки успел еще в 80-е перебежать в козырную в то время «пятерку», а уже оттуда в середине 90-х подался на вольные хлеба – советником в одну из олигархических структур. Теперь он жил в сталинском доме в Хамовниках, а ездил на «Ленд-Крузере». Несмотря на обозначившуюся разницу в их социальном статусе, отставной полковник принял действующего генерала тепло и накрыл ему поляну с дорогой шведской водки и ирландским виски. Филинов пожаловался ему на судьбу, после чего бывший коллега его вдруг сказал:
- А чего это ты так приуныл? Радоваться надо. В кои-то веки до хлебного места дорвался, а он сидит тут, сопли разводит. Можно подумать, ты с этих своих азиатов много имел. Тоже мне, нашел с чего огорчаться. Великоволжск, он хотя и далековато от Москвы, а развернуться там есть где: тут тебе и нефть с газом, и рыба, и икорочка, и оборонка, и граница опять-таки, да и алкогольная тема тоже имеется. Да и не так уж далеко – подумаешь, сутки на поезде. Не Сибирь же, не Дальний Восток, не Северный Кавказ, в конце концов.
Успокоенный своим другом, Филинов бодро на собственной «Девятке» отправился домой, не взирая на количество выпитого, поскольку удостоверение было при нем. Дома он обрадовал свою супругу, которая прогнозируемо ударилась в скандал, но Филинов уже не обращал на это никакого внимания. Потом он договорился с женой, что она пока останется в Москве, а он поедет в Великоволжск осваивать территорию, и потом уже через месяц-два та к нему присоединится. Будущее стало казаться гораздо более оптимистичным, и Филинов стал часто насвистывать про себя песню «Впереди по жизни только даль – полная надежд людских дорога…».

Филинов прилетел в Великоволжск обычным рейсовым самолетом – старым и раздолбанным Як-42, лайнеры побольше местный аэропорт просто не принимал. Летел эконом-классом, зажатый между каким-то бритым быком со ссадиной, проходящей через весь лоб, и пожилой толстой армянкой, габаритами своими выходившей за пределы своего кресла. Самолет приземлился уже после заката, кругом была темная степь, и только огни аэродрома тревожно горели.
Но как только генерал спустился с трапа, к нему подошел довольно молодой человек, на вид приличный, в дорогом костюме и галстуке, благоухающий ароматом запах дорогого парфюма. Вот только лицо у него какое-то подозрительное, да не то, чтобы подозрительное, вполне себе нормальное лицо, но вот печать принадлежности к миру силовиков или криминала неуловимой тенью лежит на нем.
- Аркадий Петрович, - воскликнул он, сразу же завидев генерала, - ну, как говорится, добро пожаловать на Великоволжскую землю.
- Здравствуйте, - сдержанно сказал генерал и протянул руку в ответ, поймав необычайно крепкое и располагающее рукопожатие, - а вы кто, собственно говоря, будете?
- Александр Николаевич, - представился встречающий, - можно просто Александр. Я секретарь краевого Совета безопасности, - он протянул генералу визитку, а потом в довершение своих слов достал и раскрыл красную корочку.
- Я должен вас встретить по поручению губернатора, - продолжал человек, - сейчас, если вы не возражаете, я отвезу вас в загородную резиденцию, которую краевая администрация выделила в ваше распоряжение пока, разумеется, до тех пор, пока вы не вселитесь в положенную вам служебную квартиру. Да, с вашим ведомством у нас не все так просто, у нас есть информация, что исполняющий в настоящее время обязанности начальника управления не очень рад вашему приезду и поэтому даже не соизволил организовать вам встречу в аэропорту. Поэтому предлагаю компенсировать недоработки ваших подчиненных, - и встречающий махнул рукой на представительскую черную «Ауди», стоявшую тут же рядом.
Генерал колебался несколько секунд. Он понимал, что краевая администрация к его учреждению прямого отношения не имеет и что встречать его должны новые подчиненные, но он вспомнил, что директор при назначении говорил о том, что и.о. начальника наломал дров, и потому слова секретаря Совбеза показались ему вполне логичными. После этого генерал сел на заднее сиденье «Мерседеса», с ним же рядом сел и его новый знакомый, к слову, первый его знакомый на великоволжской земле. «Ауди» со своейственной ей степенностью и быстротой выкатилась за пределы аэропорта и покатился куда-то в окружающую степь по узенькой дорожке, на которой фонари встречались только через сто метров.
Генерал был не избалован сервисом в своей прежней жизни, вся служба его протекала в довольно неприхотливых условиях, впрочем, он многого от жизни и не просил. Здесь же он сразу окунулся в атмосферу роскоши и купеческого размаха, и надо сказать, она ему понравилась. «Похоже не наврал приятель насчет хлебного местечка», - подумал он про себя. И душа его как-то сразу размякла, и внутри все потеплело, и спутник такой приятный попался, участливый, очень душевно рассказывает про местные дела.
- Так что заместитель ваш, который обязанности исполнял, дел-то натворить успел, - подытоживал свой рассказ Мордашев, - вам бы теперь осадить его надо крепко, а то вон как они распоясались все без начальника. Ну да ничего, вы специалист опытный, справитесь и порядок тут наведете. Только с Брусницыным этим ухо востро держать надо, он ведь чего удумал, с ворами скорешился их заказы выполняет. А так регион у нас вполне спокойный, без всяких проблем.
И слова нового знакомца убаюкивали душу генерала, и салон приятно пах кожей и светился огнями десятков хитрых устройств, и только непроницаемая мгла ночной степи летела навстречу.
Вопреки словам Мордашева полковник Брусницын дал распоряжение встретить нового начальника в аэропорту и проводить его в гостиницу «Лазурная», где для него был забронирован номер люкс. Поручил он это управляющему делами Беспалову, который в свою очередь встречать генерала выслал дежурного офицера капитана Федорова на служебной «Волге». Тот прождал генерала два часа напротив аэровокзала, держа в руках табличку с надписью УФСБ. Когда стало ясно, что все пассажиры московского рейса рассосались, тот позвонил начальнику комендантской службы и сказал, что генерал не прилетел, а тот отзвонил полковнику Брусницыну.
- То есть, как это не прилетел? – спросил тот, - а твой хорошо смотрел?
Начальник комендатуры начал объясняться, после чего Брусницын сказал:
- Может, и вправду не прилетел, ну и хрен с ним. Захочет – сам объявится.


Генерала Филинова привезли в резиденцию губернатора Чердынь, к которой вела кипарисовая аллея, ярко освещенная изящными фонариками. Въезд в резиденцию напоминал фасад пятизвездного отеля и представлял из себя круговую площадку вокруг фонтана, а сама резиденция горела всеми огнями. Здесь на пороге резиденции генерал увидел невысокого полноватого человека, который радостно устремился ему навстречу с криком «Какие гости у нас!» и буквально набросился на генерала со своими объятьями.
Филинов сразу узнал его – это был хозяин края губернатор Агарков. Губернатора сопровождала эффектная блондинка в белом платье. Генерал узнал и ее – это была первая леди края Лариса Белорекова, по совместительству главная прима местного театра. Была еще какая-то челядь, но ее генерал не успел разглядеть подробно. В это время к нему подошел лакей в парике и камзоле и поднес ему чарку водки.
- Вот, от всей души, Аркадий Петрович! – воскликнул губернатор.
Генерал в сопровождении своего чичероне вошел в здание и оказался в роскошном холле, где была люстра из венецианского стекла, позолоченная лестница и еще один фонтанчик. После генерала провели в столовую, где был сервирован стол, изобилующий самыми изысканными яствами. Были тут и холодные закуски в виде карпаччо и, копченая стерлядь, и поросенок, запеченный в тесте, и шашлыки, и вина всех сортов, и коньяк французский – «Камю» и «Курвуазье», и конечно водка во множестве вариантов. Мы уже не раз описывали губернаторские застолья, поэтому не будем подробно останавливаться на этом. Скажем только, что генерал Филинов был приятно удивлен этой роскошью и еще больше убедился в правоте своего кореша. Оказалось, что на приеме, устроенном губернатором в честь его прибытия присутствует почти половина краевого правительства.
В самый разгар трапезы к Филинову вдруг подсела Лариса Агаркова и сказала, что у нее есть к нему серьезный разговор.
- У вас ко мне? – удивился генерал, - и чем же я могу помочь такой очаровательной особе? Ну, что в моих силах постараюсь…
- Да нет, - ответила та, - мне-то помогать не надо, я как раз за вас больше беспокоюсь.
- За меня? – снова удивился Филинов.
- Да, за вас. Хочу вам сказать, что вы вероятно еще не познакомились с вашим замом, который тут исполнял обязанности начальника.
- Да мне уже раза два про него говорили, - весело заметил генерал.
- Это не зря, - отвечала блондинка, - и говорили наверняка умные люди. Я просто хочу вас предупредить, что полковник Брусницын – очень опасный человек. Это прирожденный интриган и мошенник. К тому же, он сильно связан с криминальным миром, он работает на вора в законе Резо Старого. Он тут устроил маленькую гражданскую войну по заказу этого Резо, там реально пролилась кровь. И вы уже наверняка в курсе судьбы вашего предшественника – генерала Гладышева.
- Он, кажется, застрелился? – спросил Филинов.
- По официальной версии, - ответила Лариса, - но я не удивлюсь, если к его смерти причастен Брусницын. Он был там, когда обнаружили труп, и непонятно вообще, что там делал, потому что время было позднее. А еще он все время видел себя на месте начальника управления и даже не скрывал этого. Поэтому мне страшно за вас, - последние слова она произнесла трагическим шепотом.
- И что же вы посоветуете? – спросил генерал, пытаясь изображать веселость, хотя от слов первой леди края у него мурашки начали бегать по спине.
- Выход только один – уничтожьте Брусницына. Закатайте его в асфальт, не оставьте ему ни малейшего шанса восстать из пепла и снова подняться, - и генерал невольно поразился тому хищному огню, который разгорелся при этих словах в зеленых глазах его собеседницы, - только так вы сможете обезопасить и ваше служебное положение и свою жизнь.
- Ларис, кончай грузить человека, - крикнул губернатор своей жене, - в конце концов у него праздник, вступление в должность.
- Я просто его предупредила, - ответила та, трагически вознося глаза в потолок, но от генерала отошла.
- А кстати, Аркадий Петрович, - обратился к нему губернатор, - тут у нас идея такая возникла. Ну и вам, в общем-то обживаться уже надо, жилплощадью постоянной обзаводиться. В общем, хотим часть нового жилого фонда передать в распоряжение вашего ведомства. Элитного, при чем. Это такой вот дар краевой администрации. Ну а вы уже квартиру там сами сможете присмотреть, на свой вкус. И я думаю, с приватизацией этого жилья тоже проблем не будет, мы всегда поможем, если что, - последние слова губернатор произнес вполголоса и на ухо Филинову.
Торжественный прием в честь нового начальника УФСБ продолжался еще несколько часов и продлился далеко за полночь. В ходе ужина к генералу подвели рыжую девку, сразу привлекавшую внимание своим высоким ростом и точеной фигурой балерины. Ее представили как студентку-практикантку, которая страшно интересуется деятельностью загадочной и грозной Конторы. Это была еще одна весьма популярная среди местной элиты сотрудница модельного агентства Мелентьева по имени Юля, которую больше знали под псевдонимом Жизель. Вообще-то сначала думали снова задействовать Аишу, но решили, что та все же не многостаночница, и пусть лучше занимается эксклюзивным обслуживанием Дмитрия Шумского, не отвлекаясь на другие проекты. Вместо нее Мелентьев подогнал рыжую Жизель, тоже считавшуюся одним из самых ценных и выдающихся кадров. В прошлом она, как и Аиша, тоже некоторое время была любовницей предпринимателя Фейдельмана и в Совбез попала по его рекомендации. Фейдельман вообще коллекционировал самых красивых девушек Великоволжска, считая это одним из хобби своей жизни.
Генерал на новую знакомую отреагировал положительно и порадовался, что не взял с собой жену. По окончании ужина он не возражал против того, чтобы эта рыжая практикантка проводила его до апартаментов, а после зависла там. Генерал чувствовал всеми фибрами души, как над ним восходит заря новой жизни, обдавая его всеми мыслимыми лучами. И многолетние служебные инстинкты и предостережения поневоле покидали холодную голову генерала.


Настало время вернуться к предшественнику Филинова.
В тот вечер, когда столь нежданно завершилась встреча Ани и Брусницына, полковник, осознав произошедшее, стал трезв, как стеклышко. Он бросился на колени перед своей пассией, стал молить ее о прощении и даже предлагать ей руку и сердце. Однако Аня как будто впала в ступор – она забилась в углу на корточках, и не издавала ни звука, оставаясь глуха ко всем страстным излияниям полковника. Чтобы привести ее в чувство, Брусницын, порывшись в запасниках, извлек оттуда бутылку французского красного сухого вина восьмилетней выдержки, и почти что заставил ее выпить фужер до дна. После этого он взял ее за руку и не взирая на свое не трезвое состояние лично отвез ее на своей машине до дома, а после в подъезде проводил до самых дверей. За все это время она не произнесла ни слова, но судя по взгляду слегка вернулась к жизни.
Брусницын отлично понимал ее состояние. Аня знала себе цену и берегла себя для прекрасного принца на белом коне или кабриолете. Она была совершенно не испорченной, и не ставила своей жизненной целью заловить какой-нибудь денежной мешок. Принцем в ее понимании был достойный ее мужчина, который стал бы относиться к ней, так же, как она относилась к себе сама, то есть как к королеве. Такой мужчина должен был еще обладать некоторыми признаками мачизма, то есть элементарной мужественности, а еще лучше иметь занимательную биографию. Относительно высокое социальное положение такого «принца» и наличие финансовых ресурсов автоматически входило в пакет. Брусницын в целом вполне вписывался в этот образ. Он видел, что девушка испытывает симпатию к нему, и в принципе все уже было на мази. Просто все случилось неожиданно и быстрее, чем она рассчитывала. Быть может, она нафантазировала себе звон свадебных колоколов для начала, быть может, ночь у какого-нибудь тропического моря в пятизвездном отеле и с бутылкой шампанского. Но ведь она при этом и не сопротивлялась даже, то есть сущность ее в этот момент приняла такое развитие событий, а значит, не имела она ничего лично против него, Алексея Брусницына, в качестве своего мужчины. Ну а когда дело было сделано, включился рассудок, это сверх-я, которое является носителем всех стереотипов и требований к жизни, и показалось ей, что не все формальности были соблюдены. Ну, так это все и исправить можно, тут особой проблемы нет. Такими мыслями утешал себя полковник в тот вечер.
На следующий день Брусницын знал решение ситуации. Он отправился в ювелирный магазин в центре города и приобрел там изящное кольцо с блиллиантом, стоившее около четырех тысяч долларов. В довесок он купил бриллиантовое колье. Все это вместе потянуло примерно на десять тысяч североамериканских денег. Проделывая все это, Брусницын понимал, что сильно рискует. В условиях, когда за ним открыто установлено наружное наблюдение, когда его противники ищут малейшей зацепки, чтобы размазать его по стенке, совершать покупки на сумму, в десятки раз превышавшую месячную зарплату полковника ФСБ, было безумием. Но кое-какие меры предосторожности перед этой покупкой Брусницын все-таки принял. В своем кабинете он переоделся в старые джинсы и потертую болоньевую куртку, а на голову надел паршивенькую кепку в виде блина с козырьком, столь любимую в нашей стране рабочим классом. В таком виде он покинул управление с черного хода и прошел два квартала, убедившись, что за ним нет хвоста. В ювелирном продавщица брезгливо в ответ на его просьбу показать кольцо и колье брезгливо и подозрительно косилась на явно маргинальный элемент, неизвестно для чего пытающийся прикоснуться к дорогим побрякушкам, и на всякий случай нащупывала тревожную кнопку. Однако к ее вящему удивлению, переходящему в культурный шок, залетный люмпен извлек из кармана куртки портмоне, где оказалась пачка стодолларовых бумажек и в конце концов оставил в магазине почти десять тысяч. Еще долго после этого она не могла успокоиться, и понять, что же за процессы происходят в стране, что за неведомые социальные лифты работают в обществе.
Сделанные покупки Брусницын запер в сейфе, но понимал, что держит на руках откровенное палево, а обыск может случиться со дня на день, и потому сбросить их надо как можно скорее. С этими мыслями он стал пытаться дозвониться до Ани, однако мобильник ее был выключен. После этого Брусницыну надо было идти на допрос в военную прокуратуру, на которого его и вызвал вчера следователь Агеев накануне всей этой истории. С допроса он вернулся в свой кабинет уже вечером. Мобильник Ани по-прежнему был вне зоны доступа. После этого он позвонил на домашний. Трубку взяла ее мама, которая сказал, что «Анечка заболела, она очень плохо себя чувствует» и поинтересовалась, кто ее спрашивает. Брусницын представился коллегой по работе, в ответ на что мать сказала, что уже позвонила уже ее начальнику, но Брусницын ответил, что он не главный, а так, на подхвате и он еще не в курсе. Поинтересовался, насколько серьезно она заболела, и услышал, что ничего серьезного, так, простыла, наверное, или переутомилась, с самого утра лежит пластом и ни с кем разговаривать не хочет, говорит, что плохо себя чувствует, хотя температура нормальная. Брусницын понял, что сегодня продолжать эту тему бесполезно, и решил перенести разговор назавтра. А еще голос отца показался ему знакомым. Он порылся немножко в своей памяти и вспомнил. Ну, конечно, как же он мог забыть. Лично, можно сказать, в большую политику вывел в свое время.

Андрей Викторович Еременко, преподаватель философского факультета Великоволжского университета, большую часть жизни прожил довольно-таки тихо. За пределы университета его деловая активность обычно не распространялась, но в конце 80-х до Великоволжска долетел ветер перемен. Андрея Викторовича как будто подменили. Ни с того ни всего начал он витийствовать везде, где только можно, стал выступать на митигнах, несмотря на то, что жена первое время просила его не возникать и подумать о ней и дочке, но быстро успокоилась. Довольно скоро он оказался одним из лидеров великоволжской «Демократической России», а осенью 1990 года и вовсе избрался на демократической волне в Краевой Совет. Там он еще больше развил антикоммунистическое красноречие, не забыв даже демонстартивно сжечь свой партбилет, и довольно скоро стал лицом, приближенным к тогдашнему официальному главе области – председателю Крайсовета Николаю Калошину. Никто не мог даже вообразить себе, что трансформация тихого доцента в пламенного борца с коммунистическим режимом случилась не сама по себе и даже не под влиянием перестроечного воздуха…
Андрей Еременко на крючок системы попал случайно. Однажды он поругался с женой, которая после рождения дочки, сделалась капризной и требовательной к жизни. И никак не желала понять, отчего молодой перспективный ученый, за которого она выходила замуж, до сих пор живет на одну зарплату и пять лет уже не может купить ей норковую шубу. Как-то раз вечером она устроила ему скандал в духе «Ты ничего не можешь!». Он хлопнул дверью и пошел по улице, куда глаза глядят. Глаза привели его в бар на улице Московской, один из двух, существовавших тогда в городе. Он заказал себе водки, а потом еще вермута, а вскоре к нему подсела местная несовершеннолетняя проститутка, и предложила весело провести время у нее на хате. Андрей Викторович, которому хотелось забыться, приглашение принял. На следующее утро он проснулся в одной постели с голой малолеткой, и увидел, что вокруг стоят мужчины в серых пиджаках, и еще один фотограф, который снимает его с разных ракурсов.
- Рад познакомиться, Андрей Викторович, - сказал один из этих мужчин, очевидно бывший тут главным, и предъявил красную корочку. Стоял суровый андроповский 1983-й. Андрей понял, что это конец.
Люди в серых пиджаках подождали, пока он оденется, а потом отвезли его в известное здание на улице Дзержинской. Там его привели к мужчине сорока лет, который представился майором Усольцевым.
- Ну и как же вы это докатились до такой жизни, Андрей Викторович, - начал тот разговор, - а ведь подумать только: кандидат философских наук, старший преподаватель, а все туда же. Совсем вы, Андрей Викторович, идеологически невыдержанный.
Впрочем, от морали майор быстро перешел к сути дела. Еременко было предложено начать добровольное сотрудничество с госбезопасностью, то есть стать секретным осведомителем Конторы. Для начала нужно было дать подписку о готовности сотрудничать. Пару раз вздохнув, Андрей согласился. Он понимал, что других вариантов у него нет.
После начала тайного сотрудничества с Конторой, жизнь как-то сразу стала налаживаться. Андрей Викторович вскоре получил квартиру почти в самом центре, через три года защитил докторскую диссертацию, а там и целую кафедру ему пожаловали. И нельзя сказать, чтобы от него что-то требовали взамен. Разве что раз в два-три месяца вызывал его к себе куратор и интересовался происходящим в университетских стенах. Спрашивал про умонастроения среди студентов и преподавателей, и в процессе разговора все время подбадривал: да не волнуйтесь вы, Андрей Викторович, никаких последствий для тех, кого вы упомянули, все равно не будет, ваши слова – это не юридические доказательства, это на будущее иметь в виду. И Андрей говорил, хотя и не слишком охотно, но совесть его эти заверения слегка успокаивали.
Однако как только задули новые ветры, из Конторы активно стали поступать указания, и указания довольно-таки странные с точки зрения поддержания режима. Доценту Еременко стали предлагать продвигать в университетских стенах гласность, инициировать дискуссии по разным идеологическим вопросам и даже как-то покритиковывать советскую власть. Причем выступать рекомендовали исключительно с демократических проперестроечных позиций. Рекомендации эти он, хотя и с опасениями, но все же выполнял. А где-то осенью 1989 года вызвал его к себе тот самый майор, когда-то завербовал его, уже ставший к тому моменту подполковником и предложил ему нечто такое, от чего волосы на голове зашевелились и ужас сковал сердце. Подполковник Усольцев предложил ему начать политическую карьеру, причем не в родной партии, а в самом радикальном антикоммунистическом демократическом движении. Андрею Викторовичу предстояло стать пламенным обличителем советского строя и одним из ведущих ораторов демократических митингов, которые к тому времени уже стали собирать довольно большое количество разного народа. Послушал это все доцент и впал в ступор на несколько минут, а когда пришел в себя, то спросил, а зачем это Контора, которая на страже советского строя стоять должна, провоцирует его, честного советского гражданина, на подобное поведение. Подполковник в ответ усмехнулся и сказал:
- Знаешь старую мудрость: если не можешь предотвратить какой-то процесс, тогда возглавь. Да и по любому, перемены в стране нужны, мы против этого не возражаем. Вот мы и подбираем сейчас проверенные кадры на роль наших местных демократических лидеров. А ты у нас один из самых толковых и проверенных сотрудников, не подводил нас никогда. Так что тебе высокая и ответственная миссия доверена – гражданское общество в правильную сторону вести.
- И много у вас кадров таких еще есть? – переспросил Еременко.
- Не волнуйся, на наш век хватит, - усмехнулся подполковник.
И Андрей Еременко начал выступать на демократических митингах, жестко обличая то первого секретаря Великоволжского крайкома Петра Мартынова, то Егора Кузьмича Лигачева, то Ивана Кузьмича Полозкова, а то и самого Михаила Сергеевича, да и про Ленина-Сталина и всю власть советскую не забывал. И успехом пользовался немалым, после его речей толпа несколько минут восторженно ревела. А между тем накануне каждого митинга или собрания его на Дзержинскую вызывали, где выдавали на руки главные тезисы предстоящего выступления, на основании которых он выстраивал свою речь. Временами он вглядывался в своих соратников по демократическому движению, и все старался определить, кого еще из них на Дзержинскую вызывают. А еще очень быстро обратил внимание, что речи других демократов от его собственных несильно отличаются, прямо как будто под одну копирку все написаны, и по форме и по содержанию.
Между тем где-то с весны 1990 года назначили ему нового куратора. Подполковник Усольцев представил ему молодого и перспективного опера – только что вернувшегося из командировки в Таджикистан и героически проявившего себя капитана Брусницына, под руководством которого ему теперь предстояло работать. Оказалось, что с Брусницыным они уже были слегка знакомы – Еременко когда-то доводилось учиться у его отца, известного профессора. И очень удивился, узнав, что сын такого научного светила подался в Контору. Удивился, естественно, про себя. Тот тоже вроде бы обрадовался – все-таки не чужие люди. Так и проработали они душа в душу около полутора лет. И вполне плодотворным оказалось сотрудничества. Еременко под кураторством Брусницына избрался в Крайсовет, занял там пост председателя комитета по науке и образованию. Но все это время Андрей страшно боялся, и страхи его постоянно оборачивались ночными кошмарными видениями. Казалось ему, что вся эта перестройка и гласность – всего лишь маскарад, отвлекающий маневр, мышеловка. И затеяна она, чтобы выявить антисоветский элемент, чтобы он проявил себя во всей полноте, чтобы существующий антисоветский пар в свисток вышел. А когда настанет время, то и захлопнется мышеловка, и поедут все господа демократы дорогой дальней в края северные. И насчет комитетских покровителей своих иллюзий он не питал, полагая, что как настанет час Х, никто и не вспомнит о том, что делал он это все по заданию, а попросту прихватят его и выкинут, как отработанный материал. И когда случилось 19 августа, то сердце в груди доцента упало: вот оно, настало. Два дня и две ночи трясся он, валидол глотал, на улицу не выходил и прислушивался к каждому шороху. Но никто не пришел за ним, а когда путч провалился, тут же повеселел Андрей Викторович, вышел на улицу и побежал на победный демократический митинг, и витийствовал там с новыми силами, и кулаком себя в грудь бил, и героем новой демократической революции представлялся, а потом лично пошел красный флаг с Крайсовета срывать. Комитетские кураторы же после путча куда-то пропали, как сквозь землю провалились, как будто и не было их никогда. Но Андрей Викторович все-таки слегка опасался, как бы снова они не объявились. На этот раз он боялся, что кто-нибудь узнает о той подписке, которую он дал когда-то. Но они все не объявлялись.
Тем временем в крае с новой силой разгоралась политическая борьба. Демократический президент неожиданно назначил краевым губернатором не кого-то из лидеров «Демроссии», а никому прежде не известного директора птицефабрики. Это страшно не понравилось председателю Крайсовета Козлову, в соратниках которого Еременко состоял. И началась у него новая борьба, на сей раз против губернатора. Но вот только движение демократическое с тех пор явно пошло на спад, и на митинги выходило все меньше и меньше народу. Занавес же его политической карьеры случился вскоре после московских событий октября 1993, когда президентским указом деятельность всех советов была объявлена вне закона. Козлов с соратниками, плечом к плечу с недавними идеологическими врагами коммунистами, попытались было в здании Крайсовета запереться и оборону выстроить, как и старшие товарищи в московском Белом доме, но здесь развязка случилась намного проще. Через три дня после танковых залпов на Краснопресенской набережной, Великоволжский Крайсовет был взят штурмом местным ОМОНом, а пытавшиеся там засесть депутаты выволочены за шкирку на белый свет.
На этом история демократического движения в Великоволжском крае благополучно завершилась, хотя отдельные представители еще пытались рыпаться. Бывший лидер демократов Козлов попытался в новое Заксобрание баллотироваться, но неудачно. После этого в политике он разочаровался, занялся народным целительством, а спустя несколько лет тихо скончался. Еременко же тоже немножко порыпался, но когда в крае установился режим Агаркова, закатавший в асфальт даже воспоминания о позднеперестроечной вольности, быстро ситуацию понял, и вернулся к преподавательской деятельности в стенах университета. Тем более что на дворе стоял дикий капитализм, а жену и подраставшую красавицу-дочку нужно было обеспечивать, да еще с учетом их притязаний на красивую жизнь по самому высшему разряду.
А запросы эти росли не по дням, а по часам. В российское общество, оправившееся от шоковой терапии и развала страны, потихоньку проникал и распространялся со скоростью бациллы гриппа гламур. Подобно молодой и агрессивной религии он воздвигал свои алтари в виде бутиков и торговых центров на месте разрушенных оборонных предприятий, будто мечети, возвышающиеся на руинах храмов Иштар и Амона Ра. Он распространял свои священные тексты на глянцевой бумаге, где с подробностью, достойной Пятикнижия Моисея, давал подробные инструкции по внешнему облику, образу мысли, языку и поведению. Он подчинял себе все слои населения, заставляя двигаться к неведомому и далекому небу, украшенному звездной россыпью брендов. Это еще не было тем подлинным торжеством гламура, которое случилось в тучные и нефтедолларовые нулевые, но заря новой веры неумолимо восходила над страной, распространяясь от столицы и проникая в самые заброшенные медвежьи углы, где накладывалась на сформировавшуюся в начале 90-х субкультуру братвы и народившейся буржуазии, порождая причудливый симбиоз, по-своему яркий и удивительный.
Новые стандарты жизни уже очень чувствительно напоминали себе, нанося болезненные удары по кошельку. Еще несколько лет назад последним шиком и символом состоявшейся жизни считались вареные джинсы и куртка из турецкой кожи. Теперь все стали решать лейблы. Их, конечно, можно было набить в ближайшем подвале, но появились знающие люди, которые могли как-то отличать подделку. Несколько лет назад за счастье считался выезд на курорты Краснодарского края. Теперь к себе все больше манили Турция, Кипр и Египет, а местами, и Западная Европа, а кое-кто уже Таиланд и Бали начал осваивать. Пять лет назад пределом мечтаний среднего постсоветского человека была вишневая «Девятка» - теперь в жизнь все больше входили мерины, бумеры и «Тойоты», хотя бы подержанные. Еще в начале 90-х преуспевающий нувориш мог жить в панельной девятиэтажке или хрущобе, теперь же главным показателем социального статуса стала квартира – в центре, в элитном доме – сталинском или новостройке. Жить становилось лучше, жить становилось веселее…
На этом фоне слушая постоянные причитания жены и дочки на тему «Нечего надеть, некуда поехать, живем в конуре etc.» доцент понял, что настала пора реальных дел. Под рукой была должность заведующего кафедрой и членство в приемной и экзаменационной комиссии. Через некоторое время Еременко сообразил, что лучше всего идут такие направления как репетиторство и вступительные экзамены. Спустя еще некоторое время откопал такую золотую жилу как защита кандидатских и докторских диссертаций – в это время большие денежные мешки и государственные мужи, насытившись начальным накоплением капитала как раз устремились к духовному, которое в их сознании и олицетворяли ученые степени. Финансовые дела Андрея Викторовича резко поправились. Он переехал в новую квартиру в самом центре в районе улицы Кирова, купил подержанный «Опель», обзавелся мобильником, жене организовал норковую шубу, дочка щеголяла в последних новинках самых продвинутых лейблов, а раз в год семья выезжала к Средиземному и Красному морям.
Жизнь, казалось бы, наладилась. И вот теперь, после девяти лет молчания, о себе напомнили старые знакомые, появившись из далекого и почти забытого прошлого, из совсем другой эпохи, как будто восстав из могилы. Еременко не понимал, что может значить этот звонок, но чувствовал, как давно забытый липкий животный страх перед некогда всевидящим оком, поднимается из глубин живота. Немного подумав, он сообразил, что звонивший интересовался его дочкой, и от этого ему стало еще страшнее. Неужели его Аня попала в какую-то нехорошую историю? Нет, этого просто не может быть, потому что этого не может быть никогда. Его дочка, красавица, умница, отличница, не переносящая сквернословий, запаха табака и водки, нежная и избалованная. Нет, этого никак не могло быть. Значит, оставался только один вариант – Контора вновь заинтересовалась им, доцентом Еременко, и чтобы как можно убедительнее напомнить о своем существовании, делает это через его дочку. Просчитали гады, как ударить в самое чувствительное место. Но зачем им это все нужно? Андрей вдруг вспомнил о переменах в стране, случившихся за последний год, и образ нового президента с новой силой предстал перед его глазами. Да, в стране происходят перемены, и Контора выползает на белый свет из подполья, в котором она находилась все 90-е. Теперь она будет брать реванш за все годы прозябания, годы торжества олигархов и братков, годы демократического шабаша. И похоже, что ей снова нужны проверенные кадры. Вот только с какой целью? Что они хотят от него? Выставить ему счет за вышедшую из-под контроля демократическую революцию? Так ведь он не виноват, он все делал по инструкции, как ему велели на Дзержинской. А то, что не удержалась советская власть, это уж никак не может быть его виной, это пусть идиоты-путчисты отвечают, почему ситуацию не удержали и фактически поднесли страну Ельцину на блюдечке с голубой каемочкой. А он лично в этом участия не принимал, и даже в дни путча тихо сидел у себя на квартире, закрыв двери и выключив телефон.
Потом он вспомнил и про недавние события в губернии, связанные с конфликтом вокруг Беловодского порта и с наездом комитетчиков на краевую администрацию. Вспомнил, что один знакомый пикейный жилет тоже тогда заверял его в том, что чекисты вышли из сумрака и старую ельцинскую элиту будут теперь мочить. Вот и за Агаркова взялись, и скорее всего Агаркову на губернаторском троне теперь сидеть недолго осталось, и хорошо если не посадят. На смену страху в душе вдруг откуда-то издалека еле заметным огоньком стала разрастаться надежда. Он подумал, что комитетские наверняка ищут управленческие кадры, которыми можно было бы заменить нынешнюю краевую власть. Вот и вспомнили курилку. Значит, еще доведется послужить родине.
Еременко незаметно повеселел и мысли его сами собой приняли позитивное направление. Про интерес звонившего к его дочке он к этому моменту забыл.

Брусницын быстро узнал своего собеседника.
«Вот ведь как оно бывает, - усмехнулся он про себя, - вот, значит, и всплыл агент Сергеев».
Вспомнив кодовое имя одного из лидеров великоволжской «Демроссии» и внештатного сотрудника Конторы, Брусницын удовлетворенно усмехнулся.
- Бывают в жизни встречи, - засмеялся он, и подивился, почему сам раньше не дошел до этого. Но на фамилию своей новой подруги он особого внимания не обратил, фамилия Еременко не самая редкая, да и по базе ее почему-то проверять не стал, вполне удовлетворившись имеющейся по ней информации.
- Старею, - подумал он про себя, - притупляются оперативные навыки.
На следующий день он, заехав с утра на работу и проведя оперативку с начальниками основных подразделений, потом позвонил по телефону. В трубке он услышал сонный голос Ани. Ничего не сказав, он положил трубку, спустился вниз, сел в машину и уехал. По дороге заехал в ближайший цветочный магазин и купил там самый дорогой букет из всех, какие были. Вооружившись букетом и сунув в карман коробочку со вчерашними покупками, он направился прямиком к подъезду, до которого уже несколько раз подвозил Аню. Он позвонил в домофон первой попавшейся квартиры и представился работником Горэлектросервиса, сказав, что с плановой проверкой. Потом поднялся на пятый этаж и остановился перед левой дверью. Однако звонить не стал. Вместо этого он положил букет на пол, извлек из кармана отмычку и повозившись пять минут открыл замок. Орудовать отмычкой он научился еще в 80-е, когда будучи совсем молодым оперативником, часто посещал квартиры некоторых представителей тогдашнего руководства, по заданию своего начальства, естественно. Тогда на эти вылазки они брали с собой знаменитого медвежатника Пилу, который к тому времени раскаялся в своем прошлом и отойдя от дел уголовных, успешно сотрудничал с Комитетом, за что, как поговаривали, ему скостили половину его последнего срока. Пила и научил его немножко всяким премудростям.
Подняв букет, он вошел внутрь. Казалось, в квартире не было никого. Полковник огляделся, оценивая обстановку, и отнес уровень жизни хозяев квартиры к high middle class. Потом он осмотрелся и очень быстро нашел дорогу в спальню девушки.
Спальня была оклеена бело-розовыми обоями закатного оттенка, и двумя пейзажами в импрессионистском духе, полки, стоявшие в углу были заставлены всевозможной косметикой и косметическими средствами, а небольшой столик был усыпан побрякушками и заколками. Картину довершали несколько мягких игрушек, рассыпанных по углам.
В этот уже не совсем ранний час Аня не спала, она проснулась за полчаса до того. Она лежала в постели под простынкой, стилизованной под шелковую, и задумчиво смотрела в потолок и размышляла над всем произошедшим в ее жизни.  Первый шок и депрессия уже стали покидать ее, и теперь случившееся представлялось не столь мрачным. Она как раз пришла к выводу, что Брусницын – отнюдь не самая плохая пара для нее, что роман с полковником ФСБ, к тому же исполняющим обязанности местного начальника, это неплохая фишка, и даже если отношения эти не получат серьезного развития, будет, что вспомнить. Впрочем, сама звонить Брусницыну она не собиралась, полагая и надеясь, что ход теперь на его стороне. С этими мыслями она открыла глаза и уперлась глазами в глаза Брусницына, стоявшего на пороге ее комнаты с внушительным букетом в руках. От неожиданности она вскрикнула, но не очень громко, и скорее удивленно, чем испуганно. После этого она резко вскочила и натянула на себя простынь, поскольку из одежды на ней были только стринги. Обнаженная и укрытая тонкой простынкой, с волосами разметавшимися на белом фоне постели, Аня была настолько хороша, что Брусницын ощутил поневоле кружение головы в прямом смысле.
- Ну и замок у вас, - усмехнулся Брусницын с обычной своей улыбкой, - его любой гопник низшей квалификации вскроет.
Аня еще раз оглядела его, как будто не веря своим глазам, после чего с улыбкой, которую она не смогла скрыть, произнесла:
- Ну вы и хам, полковник. Врываться к бедной девушке, которая одна, да еще таким незаконным способом.
Брусницын понял, что инцидент почти исчерпан, но совсем успокаиваться рано.
- Ну у меня еще остается возможность для реабилитации? Вот кстати так торопился вам передать, что даже позволил себе переступить границы закона.
- Ну, спасибо, - воскликнула Аня, - тогда может быть ты хотя бы выйдешь и дашь мне одеться?
- Я буду ждать вас, - ответил полковник с улыбкой, - хотя бы всю жизнь.
Полковник вышел и закрыл за собой дверь. Аня оставшись одна быстро выпрыгнула из постели и стала торопливо искать одежду, подходящую случаю. В конце концов она остановилась на коротких шортиках и маечке, больше напоминающей топ. Потом она схватила расческу и стала расчесывать свои светло-русые волосы. Закончив этот процесс и быстро перехватив волосы заколкой, она вышла в коридор к терпеливо ждавшему ее Брусницыну.
- Ты чай будешь? – спросила она, - может быть ты голодный?
Брусницын вспомнил, что он и вправду еще ничего не ел, не считая утреннего кофе.
- Ну, из твоих рук наверное любая пища будет казаться божественным нектаром, - произнес он, все с той же улыбкой.
На кухне Аня включила электрический чайник, а потом стала пытаться сделать яичницу – единственное, что она умела готовить. Брусницын сел за стол. Он чувствовал душевное удовлетворение на душе и предвкушение чего-то волнующего, одновременно сердечное и плотское. Когда Аня положила ему на тарелку подгорелую яичницу, он взял ее за руку и посадил рядом.
- Ты что опять, начинаешь? – скорее весело, чем обиженно воскликнула она.
- Я не начинаю, я заканчиваю, - ответил ей полковник, - одним словом, чтобы ты не сомневалась в моих дальнейших серьезных намерениях, я хотел бы сразу здесь и сейчас решить все вопросы. Короче, прими мой небольшой подарочек, - с этими словами он достал из кармана коробочку, открыл ее и преподнес своей подружке кольцо с бриллиантом, которое накануне купил за четыре тысячи американских бумажек. Брусницын ждал, что Аня начнет кричать и прыгать от восторга, но она задумчиво посмотрела на кольцо, потом улыбнулась и сказала:
- Ага, это как понимать? Ты меня замуж что ли приглашаешь?
- Это значит, что я хотел подарить тебе красивую и стильную штучку, - же нашелся полковник, - а понимать это ты можешь так, как ты хочешь. Если ты хочешь замуж, я возражать не буду, если нет, я не настаиваю.
Аня опять кокетливо улыбнулась и сказала:
- Ну, не знаю, предложение, конечно, заманчивое… Я просто не нагулялась еще, и не собиралась как-то под венец. Но когда-нибудь потом, я думаю, можно.
- Ну и отлично, - ответил Брусницын со своей самодовольной улыбкой, - а пока я надеюсь ты примешь мой подарок, безо всяких обязательств.
- Ну, наверное, - продолжала мечтательно улыбаться Аня.
После этого Брусницын взял ее руку в свою и надел кольцо на длинный и тонкий безымянный палец.
- Палец можешь сменить, - сказал он.
- Хорошо, я подумаю над этим, - засмеялась она. И вдруг из прихожей раздался какой-то шум.
- Аня, ты дома? – послышался мужской голос. Это вернулся с работы ее отец, у которого рано закончилось заседание ученого совета. Он учуял запах подгоревшей яичницы и пошел на кухню.
- Здравствуйте, - сказал он, увидев постороннего мужчину в костюме и при галстуке.
- Папа, привет, - начала Аня, - познакомься, это Алексей, мой жених.
Брусницын поглядел на Андрея, после чего лицо его вновь расплылось в улыбке.
- А, старые знакомые, - торжественно произнес он, - вот видите, Сергей Викторович, мир-то как тесен! Вот при каких обстоятельствах довелось вновь свидеться… Видите, судьба какие шутки порой выделывает.
- Вы что, знакомы? – удивилась Аня.
На лице профессора Еременко за несколько секунд отобразилась целая палитра чувств, которые Брусницын смог зафиксировать. Сначала там был шок, потом испуг, и наконец вылезло разочарование. После этого Андрей Викторович хрипло выдавил из себя:
- Это как понимать?
- Прямо, Сергей Викторович, прямо и понимайте, - весело объяснил ему Брусницын, - это означает, что я скорее всего женюсь на вашей дочери, если конечно она вдруг не передумает. Так что мы скоро с вами породнимся. Вы, поди, и не думали никогда, что я вашим зятем сделаюсь?
Доцент тяжело задышал, обдумывая только что услышанную информацию. Потом вдруг резко выпрямился и, вдохнув в легкие побольше воздуха, произнес:
- А ну-ка пошел вон из моего дома!
- Папа да ты что? – вскричала Аня.
- Я сказал, вон пошел, - продолжал свою линию Андрей Викторович, - или мне, может быть, тебя вышвырнуть?
- Да нет, зачем же, я все понял, и сам уже ухожу, - Брусницын покосился на тарелку с так и не доеденной яичницей, - если хозяева гонят, чего же их напрягать.
Полковник встал и направился к выходу. Напоследок он подмигнул Ане:
- Увидимся.
Доцент проводил его до порога, где сказал ему:
- Слушай ты, если ты думаешь, что я сильно боюсь вашей конторы, то ты ошибаешься. Кончилось ваше время еще лет девять назад. Понял?
- Ну что ж, кончилось, так кончилось, - ответил Брусницын все с той же улыбкой, - так что разрешите откланяться, Андрей Викторович. А вообще зря вы так. Лучше бы посидели там семейным кругом, старое доброе время вспомнили бы, - и сделав доценту ручкой, полковник пошел вниз.

Сразу после ухода Брусницына, профессор начал промывать мозги своей дочери на тему знает ли она, с кем связалась, что неужели она не могла подыскать никого приличнее, что роман с комитетчиком – это последнее дело, что комитетчики – это такие твари, гаже которых нет. И ведь странное дело, что ничего плохого в жизни от Комитета Андрей Викторович не видел, не считая конечно, давней подставы с малолеткой. Да и то ведь пережил тогда несколько приятных моментов, хотя и по пьяни. А как у него после этого карьера пошла в гору преподавательская! А звездный час в великоволжской «Демроссии» в начале 90-х чего стоил! Казалось бы, еще вчера он вспоминал про Комитет со смутной надеждой, после звонка Брусницына. Но такова уж человеческая природа. Раб никогда не забывает вкус сапога, который вынужден лизать. Даже много лет спустя, достигнув богатства и власти. А здесь болезненные воспоминания о временах нештатного сотрудничества наложились на вполне конкретное разочарование, когда профессор понял, что интерес полковник проявлял к его дочери, а никак ни к нему, бывшей звезде местной политики.
При этом Еременко даже не думал о том, что в прошлом году он проглядел реальную угрозу для своей дочери. Тогда она участвовала в конкурсе «Мисс Университет» и заняла там второе место, потому что первое отошло невзрачной крашенной под перегидрольную блондинку дочке вице-губернатора Шумилова. Во время того конкурса к ней привязался Сергей Мелентьев и стал активно зазывать на работу в свое модельное агентство. Она сначала готова была согласиться, но потом какое-то внутренне чутье подсказало ей, что дело тут нечисто. Мелентьев же стал приходить к ней домой, пить чай с ее родителями и говорить им, что он предлагает ей лучшую работу в городе. И ведь Андрей Викторович проникся тогда, даже спрашивал Аню, почему она не хочет согласиться поработать моделью. Но Аня упорно отказывалась, говорила, что модельный бизнес ее не прельщает. И ведь даже не заподозрил Андрей никакого подвоха, даже не подумал поинтересоваться, на чем это агентство специализируется.
Потом еще пришла жена его с работы, и он поделился с ней новостями. И тут уже отец и мать вместе начали обрабатывать дочку. Мать еще стала углубляться в тему, зачем она такого старого козла себе выискала (хотя Брусницыну было тогда тридцать восемь лет). Но Аня была в таком возрасте, а ей было чуть за двадцать, когда все родительские увещевания и нотации оборачиваются прямо противоположной стороной. К тому же, была она натурой независимой и свободолюбивой, но в то же время сообразительной, и понимая, что спорить бесполезно, молча кивала головой. Но стоило шумам утихнуть, взяла в руки телефон и набрала номер Брусницына.

На следующий день доцент Еременко опять поехал в университет, где преподавательский состав готовился к началу нового учебного года. Побывав на кафедре и в деканате, где он ознакомился с расписанием своей кафедры, пообщавшись с коллегами, которых не видел два месяца, он собрался ехать домой. Однако как только он сел в свой «Опель» и приготовился завести мотор, дверь переднего пассажирского сиденья неожиданно распахнулась, и на сиденье плюхнулся полковник Брусницын.
- Ну, привет красной профессуре, - весело подмигнул он.
- Слушайте, что вам еще надо, - начал он, правда, уже спокойнее, - мы вроде бы все вчера обговорили.
- Да нет, - усмехнулся полковник, - не все. Тут вскрылись кое-какие новые обстоятельства, - с этими словами полковник достал из кармана пинцет, открыл дверь бардачка.
- Слушайте, вы что себе позволяете? – возмутился Андрей.
Полковник тем временем пинцетом извлек из бардачка конверт, к вящему удивлению Андрея Викторовича, который отлично помнил, что никакого конверта там быть не должно. Этим же пинцетом Брусницын залез в конверт и извлек оттуда стодолларовую купюру.
- А теперь смотри вон туда, - и полковник указал на две «Волги» с тонированными стеклами, преграждавшими выезд с парковки, а затем на группу людей в штатском стоящем неподалеку.
- Это оперативная группа, - объяснил ему Брусницын, после чего махнул рукой на двух каких-то старушек:
- А вон там понятые. А вон тот малый, - полковник указал на низкого лопоухого паренька, стоявшего рядом с людьми в штатском, - написал на тебя заявление, что ты вымогал у него пять тысяч долларов за поступление в ваш долбаный университет. А вот эти пять тысяч, - он кивнул на конверт, - деньги, как ты понимаешь, меченые. Так что к задержанию при получении взятки все готово. Так что, может быть, подумаем насчет вчерашних заявлений?
Неожиданно улыбка покинула лицо полковника, а глаза стали холодными.
- А теперь, доцент, слушай меня внимательно. Я все про твой бизнес на абитуре да на кандидатах-докторах знаю все. Знаю, как ты ручки греешь на людской тяге к учению. И если ты будешь мешать моей личной жизни, или тем более личной жизни своей дочери, то я просто закрою тебя лет на семь. Невзирая на все твои былые заслуги перед нашим ведомством. Ты хорошо меня понял?
Доцент испуганно кивнул.
 - А сейчас мы поедем к тебе домой, - продолжил Брусницын, - и начнем жить одной семьей, и тогда все у тебя в жизни будет нормально, я даже помогу тебе в новых свершениях. Ты ведь поди профессором стать хочешь, да и в деканы небось метишь? Так что думаешь, доцент?

Аня очень удивилась, когда ее отец и изгнанный им вчера Брусницын приехали вместе, держа в руках большой торт и бутылку шампанского. Ее мать пыталась было возмутиться по инерции, но вскоре благодушный настрой мужа передался и ей.


День, когда Брусницын получил известие о назначении нового начальника УФСБ, ознаменовался для него еще одной неприятной новостью. Не успел он переварить новую информацию, как на мобильник ему позвонила бывшая жена Нина, с которой он развелся еще пять лет назад, и взволнованно рассказала, что за ней и маленькой дочкой Викой постоянно следят. А только что, когда она забирала дочку из школы, за ними шли два каких-то совсем подозрительных персонажа, и около школы они тоже терлись. А сейчас прямо под окнами стоит вишневая «Девятка» с тонированными стеклами, и со включенным двигателем, и так пасется она уже третий день.
- Леша, я тебя умоляю, не втягивай нас в свои разборки, - кричала она в трубку, - ты о дочке хотя бы подумай!!
- Успокойся, пожалуйста, - отвечал ей Брусницын, - ничего страшного в этом нет. Меня вот так открыто пасут уже недели три. А теперь они решили через тебя на меня надавить. Весь их расчет строился на том, что ты сделаешь мне вот такой звонок. Поэтому я тебя прошу – не волнуйся. Они не сделают вам ничего плохого, раз уж так открыто проявились. Просто не обращай на них внимания, и все.
Однако бывшая жена после этих увещеваний совсем перешла на крик:
- Какая сдерживающая наружка! Да ты понимаешь, что ты вообще несешь! У тебя там какие-то свои разборки, а ты нам предлагаешь успокоиться и делать вид, что ничего не происходит! Какая же ты мразь, Брусницын!!! А если с малышкой завтра что-то случится, тогда что?! Тебе вообще до нее есть хоть какое-то дело! Ну и сволочь же ты, и как я вообще могла за тебя замуж выйти, за такого урода! – после чего бросила трубку.
Брусницын уставился в потолок, закусив губы, и лицо его стало совсем мрачное.
- Вот, значит, они как придумали, суки! Ну ничего, еще посмотрим, - еле слышно произнес он.

Когда вновь назначенный начальник не появился в здании аэропорта, Брусницын хорохорился, заявляя, что тот не прилетел, и хрен с ним. Сам-то он отлично понимал, что начальник прилетел, и даже успел спуститься на землю, но очевидно его перехватили где-то у самого трапа, и даже догадывался, кто это мог сделать. Это был откровенный провал. Брусницын про себя выматерился, пожалев, что не догадался подрулить к трапу. Подозрения эти лишь подтвердились, после того как той же ночью вернувшись на рабочее место Брусницын сделал официальный запрос в авиакомпанию и выяснил там, что пассажир Филинов на рейс зарегистрировался (по запросу ФСБ они среагировали даже ночью). Брусницын понимал, где скорее всего проведет эту ночь только прибывший генерал, и какой психологической обработке он подвергся. Ситуация принимала паршивый оборот.


Генерал Филинов так хорошо провел ночь с Жизелью, что на следующий день проспал почти до двенадцати дня. Разбудить его в такой ответственный момент никто не решился. Когда же он открыл глаза, то стал вспоминать, где находится и что с ним произошло. Потом он огляделся, и увидев рядом с собой рыжую девку, вспомнил, что он больше не разрабатывает малайцев с филиппинцами, а заброшен судьбой в медвежий угол.
- Пшла отсюда, - растолкал ее генерал, и та спросонья быстро сориентировалась, поднялась, хотя и неспешно, протирая глаза, и быстро ретировалась. Сам же он тут же попытался собрать одежду, разбросанную по всей комнате, а потом быстро стал одеваться. Глянул на часы и охнул, вспомнив, что на два назначено его официальное представление трудовому коллективу начальником окружного управления генералом Вышневецким. Заохав, он стал метаться с еще большей прытью. Наконец собравшись и слегка причесавшись, он вышел в коридор. Побриться и принять душ он уже не успевал. В дверях его встретил услужливый лакей в парике, который сразу проводил его в столовую, где происходил его вчерашний теплый прием. Столовая была пуста, но специально для него был накрыт завтрак – колба с апельсиновым соком, свежие только что поджаренные яйца с беконом и тарелка с круассанами и со всякими аппетитно нарезанными кусочками колбасы, ветчины и сыра. Тут же рядом стояла бутылка красного вина. Официант поинтересовался, будет ли тот чай или кофе, и узнав, что кофе, принес его через пару минут. От вина генерал сначала думал отказаться, учитывая всю серьезность предстоящей церемонии, но потом учитывая свое не самое лучшее состояние, все же осушил почти половину бутылки. Когда он уже заканчивал завтрак, к нему вошел тот молодой человек, что встречал его вчера в аэропорту, как же его звали, он не помнил.
- Доброе утро, Аркадий Петрович, - произнес он, - ну как вы себя чувствуете?
- Да, - обреченно махнул генерал.
- Мы вас сейчас отвезем к вашему управлению, и еще мы подготовили для вас материалы по всем вашим будущим подчиненным, основным, по крайней мере, - с этими словами он протянул ему папку.
- Вот, - добавил он, - сейчас в машине наверное успеете посмотреть, а я вас провожу до управления, если что спрашивайте, я вам расскажу. Тут на каждого ориентировка есть.
Пока Мордашев и Филинов ехали к управлению, генерал успел пролистать папку, а со слов Мордашева понял, что опасаться нужно прежде всего Брусницына и постараться максимально ограничить его влияние, а лучше всего и совсем выдавить из органов.
- Тем более, что и повод есть, - сказал Мордашев, - он же под статьей ходит о причастности к похищению ребенка. Военная прокуратура не спеша под него копает, но они активно действовать боятся, полковник все-таки. Так вы как-нибудь сейчас дайте понять, что ваше ведомство не будет Брусницына выгораживать.

Возле входа в управление генерала встречали все его заместители и начальники основных подразделений. Брусницын на правах хозяина представился ему, протянул руку и сказал «Добро пожаловать», не забыв при этом заверить генерала в том, как они все рады его приезду. Брусницына он узнал сразу, и, глянув на него убедился, что тип еще тот, и может быть очень опасен. Если вовремя не обломать.
Свита проводила генерала до его кабинета, из которого Брусницын накануне перенес все свои вещи в свой прежний кабинет, который он кстати тоже успел отремонтировать. В кабинете его уже ждал начальник окружного управления генерал Вышневецкий.
- А, явился, - сказал он, как только Филинов переступил порог, - а то тебя тут все управление ищет, с ног сбились, можно сказать. Я им так и говорю: мол, вы, мудаки, прежнего начальника не уберегли, знаете, наверное, что он пулю в лоб пустил, прямо в этом кабинете? А теперь еще и нового где-то похерили, а что взять еще с этим мудаков…
Вышневецкий протянул ему руку, потом, оглядев генерала, произнес:
- Это где ж ты так ночь хорошо провел?
- В смысле? – не понял Филинов.
- А в смысле, что это за вид вообще у тебя такой? Глаза красные, лицо опухшее, небритый… Галстук набекрень съехал… Бухал, что ли, всю ночь? И по ****ям небось местным шастал? Приезд поди отмечал? И это ты собираешься подчиненным представляться? Н-да… И так тут мудак на мудаке, и ты еще приехал. А еще говорят, Москва, Москва.
Такой выволочки от какого-то самаритянина, равного ему по званию и судя по лицу моложе его лет на десять, старый контрразведчик Филинов стерпеть уже не смог.
- Слушайте, товарищ генерал, как вас там, - начал он, - если вас что-то не устраивает в моем внешнем виде, можете подать на меня рапорт в Москву. А от этих ваших заявлений прошу уволить! Я вам не мальчишка, чтобы меня отчитывать!
Говоря все это, Филинов впрочем не проявлял особого героизма, поскольку хорошо знал, что от начальника окружного управления в принципе мало что зависит, а непосредственное руководство в любом случае идет с Лубянки.
- Ладно, ладно, чего так раздухарился, - сразу пошел на попятную Вышневецкий, - я ж так просто, пошутить хотел. Давай лучше выпьем, за приезд, - и он достал бутылку коньяка, которую видно уже припас заранее. Пить Филинову после вчерашнего совсем не хотелось, но ничего не поделаешь, традиции.
Представление начальника УФСБ прошло в плановом режиме. Сначала слово взял генерал Вышневецкий, который рассказал, какой замечательный кадр прислан сюда и перечислил основные вехи его трудовой биографии. Заострил внимание на его работе в контрразведке и под конец речи пошутил, что теперь уж граница точно на замке и враг не пройдет.
Потом слово взял Филинов, который поблагодарил всех присутствующих за внимание и сказал, что коллектив судя по всему крепкий, сплоченный, управление сильное, а он будет делать все для дальнейшего укрепления кадров. После окончания официальной церемонии представители руководства уединились в малом конференц-зале, где накрыли стол а-ля фуршет, где были и канапе с икрой, и коньячок, правда не французский, а армянский, и бутерброды и еще что-то сладкое, но фуршетик явно был третьего уровня и не шел ни в какое сравнение со вчерашним приемом у губернатора в Чердыни. Поговорили немножко, как водится, поболтали о всяких отвлеченных вещах, вроде как приценились друг к другу и пора уже было расходиться. Вышневецкий уехал быстро, взяв курс на Самару, на фуршет не остался, всем видом своим дав понять, что большой человек не будет якшаться со всякой региональной мелюзгой, тем более, что время уже клонилось к вечеру. Однако новый начальник вдруг подозвал к себе Брусницына, вплоть до того дня исполнявшего обязанности начальника управления, и затребовал у него ключи от своего кабинета и тут же не сделав никакого перерыва распорядился сдавать дела. Полковник пытался предложить перенести все это на завтра, день-то рабочий все равно уже заканчивается, пора и расходиться, но в ответ генерал заявил:
- Половина шестого, а уже домой? – спросил генерал, - и это называется дисциплина? Да, распустил ты людей, полковник, как я смотрю.
Брусницын понял, что возражать бессмысленно, и проводил Филинова в кабинет, который занимал еще вчера. Процедура передачи дел не заняла много времени. Филинов просто ознакомился со структурой управления, штатным расписанием, затребовал собрание служебных инструкций по каждому подразделению. Потом он бегло осмотрел папки с текущими служебными приказами и распоряжениями, поинтересовался последними делами, и уже через час Брусницын расписался в акте передачи дел, который предстояло еще заверить служебной печатью. Брусницыну показалось, что в дела вникать у нового начальничка большого желания не видно. После этого полковник слегка успокоился. Подумал, что проявился у генерала синдром новой метлы, пошумит немножко и перебесится. А поскольку в делах местных ничего не смыслит, то очень скоро растеряет он весь свой пыл и будет себе спокойно чаи с коньяками гонять в кабинете, а первая скрипка тем временем очень скоро опять неформально перейдет в руки Брусницына. Надо бы только задобрить чем-то этого генерала, может быть, на охоту его свозить, на полигон в Верхнебурасский район? А там и баню ему организовать, и девок подогнать.
Народ же между тем расходился в тревожном недоумении. Хотя вроде бы и люди все служивые, и работают в одном в самом могущественном в стране учреждении, повидали уже всякого, а подвержены тем же чувствам и волнениям, что и простые смертные. Все гадали, на самом ли деле такой злой новый начальник, или просто себя поставить хочет, понты прогоняет. Пришли к выводу, что ближайшая пара недель покажет. Еще сильно волновались, как бы не вздумал людей своих перетаскивать, вытесняя коренных обитателей. Стали спрашивать друг у друга, где служил раньше этот пришелец, в каком подразделении, но никто толком сказать не мог, слышали только, что в центральном аппарате в службе контрразведки.

Управление делами краевого УФСБ забронировало для генерала один из самых роскошных номеров в гостинице «Лазурная». Управляющий делами Беспалов лично отвез его туда и показал генералу его хоромы. Там, как он объяснил, генерал будет жить до тех пор, пока управление делами не подберет ему квартирку. После этого он отъехал.
Тем временем по окончании рабочего дня за генералом приехал черный джип «Чероки». В джипе был Мордашев. Вместе они съездили поужинать в казино «Волга», и по дороге вице-губернатор спросил, как ему первый рабочий день. Филинов ответил, что все нормально, но Брусницын ему не понравился до крайности, надо с ним что-то решать.
- Так вы прямо завтра и начните, - предложил секретарь Совбеза.
На следующий день утром однако генерал на работу не вышел, а вместо этого поехал с Мордашевым смотреть свою будущую квартирку. Жилой дом находился в самом центре города, в парковой зоне, недалеко от пересечения улиц Московской и Советской. Дом еще только сдавался в эксплуатацию, но уже был оборудован частной парковкой. Генералу дом понравился, а квартиру он пожелал видеть на третьем или четвертом этаже. На том и порешили. А под вечер к генералу в номер снова доставили уже знакомую ему рыжую Жизель. Филинов против этого не возражал, и подумал, что надо найти предлог, чтобы его жена как можно дольше не приезжала сюда.


В управлении оказались озадачены невыходом генерала на работу, но потом решили, что он тоже человек, и вероятно либо спит у себя в номере, либо гуляет на свежем воздухе. Все совсем уже было успокоились, как вдруг грянул гром. В самый канун обеденного времени генерал неожиданно появился у себя в кабинете, и тут же потребовал провести оперативку. Однако оказалось, что кроме полковника Брусницына, зама по кадрам и начальника службы собственной безопасности больше из руководящего состава никого на месте нет.
Когда оперативка все же собралась через пару часов, генерал метал громы и молнии. Он кричал, что в управлении полное разгильдяйство, что похоже некоторым служба в тягость, но ежели чего, то он быстро поможет им уйти в запас и еще много чего наговорил генерал. Когда же начальник следственной части, находчивый на язык полковник Жарков поинтересовался, где же сам товарищ генерал-майор пропадал всю первую половину рабочего дня, из-за чего все и разбрелись все кто куда, ведь если начальства нет, то люди поневоле расслабляются. Вскоре он пожалел о своем остроумии. Генерал ответил, что он занимался решением оперативных вопросов, связанных с его вступлением в должность, а вот поскольку Жарков оказался таким умным, то он, Филинов, и начнет свою работу с проведения служебной аттестации следственной части. Но это только начало, и переаттестацию пройти придется всем, и в первую очередь руководству. А пока он присматривается к контингенту, то на время, пока окончательно не войдет в курс всех дел, вынужден лишить всех права подписи исходящих бумаг. Закончил он заявлением, что на первый раз все получают устное предупреждение, но в следующий раз будет уже выговор с занесением, а там и до увольнения недалеко.

Вечером, когда Брусницын собирался уже уходить с работы и пошел к своей машине, его неожиданно окликнул начальник УСБ полковник Ермолаев.
- Лех, на пару слов тебя, - сказал он, и предложил отойти в ближайшую подворотню.
Там он выдал новость:
- Слушай, копает под тебя новый наш, что-то он сильно тебя невзлюбил.
- А с чего ты взял? – спросил Брусницын.
- Да он сам меня сегодня вызвал, и затребовал всю информацию по тебе. И еще велел присматриваться к своей деятельности и держать  под наблюдением. Я, конечно, прикрою, если что, но и ты тоже пока постарайся с палевом никаким пока не связываться. Я думаю, он просто ревнует тебя к своему креслу, ты же почти месяц обязанности начальника исполнял, вот и видит в тебе конкурента. Ну, ничего, я думаю, скоро перебесится.
- Спасибо, - ответил Брусницын, - ты не волнуйся, я тебя услышал.
Новость от Ермолаева не стала для Брусницына неожиданностью. Он уже знал и про первую ночь генерала в Чердыни, и про вчерашний ужин с Мордашевым, и про квартирку в новехоньком ЖСК, и про рыжую Жизель. Знал, и отлично понимал, что нелюбовь генерала к нему носит отнюдь не только и не столько личный характер. И  начал продумывать план контрмер, которые должны перевербовать генерала.


Через час военному прокурору Ванькову позвонил секретарь Совбеза Мордашев.
- Новый глава УФСБ отстранил от должности вашего фигуранта. Если хочешь, можешь проверить по официальным каналам. Надеюсь на вашу активизацию.


Брусницын вернулся после обеда в свой кабинет, и уже не ждал неприятных сюрпризов в этот день. Однако неожиданно в дверь постучали, и не успел он сказать «Войдите», как дверь распахнулась, и на пороге появилась растерянная секретарша:
- Алексей Андреевич, там к вам…, - успела пролепетать она.
Вслед за ней в кабинет вошли начальник УСБ Ермолаев в сопровождении двух своих оперативников, уже знакомый полковнику следователь военной прокуратуры Агеевым и еще один персонаж малоприятной наружности в джинсовом костюме. Брусницын быстро вспомнил его – это был начальник седьмого отдела РУБОПа, занимавшегося борьбой с коррупцией, майор Пархомов.
- В чем дело? – спросил Брусницын, чувствуя, что язык его прилипает к гортани.
Военный следователь достал постановление и показал его полковнику. После этого он сказал:
- В отношении вас краевой военной прокуратурой возбуждено уголовное дело. Согласно постановлению военной прокуратуры у вас будет произведен обыск и выемка всей документации. Если у вас есть возражения, можете их изложить, если нет, то сейчас зайдут понятые, и мы начнем.
- Возражения есть, - ответил полковник, - а что это сделает РУБОП? Насколько мне известно, органы внутренних дел не имеют права производить оперативные действия в отношении сотрудников ФСБ.
- РУБОП допущен к оперативным мероприятиям с разрешения военной прокураты и управления собственной безопасности ФСБ, - ответил следователь, - поскольку именно его сотрудники в свое время вскрыли факты, позволяющие говорить о вашей причастности к похищению несовершеннолетней Елены Гольцман.
Возразить больше было нечего. В кабинет вошли понятые – две бабульки, которых очевидно нашли на лавочке у одного из ближайших домов. Обыск начался. Ермолаев незаметно покачал Брусницыну головой, показывая тем самым, что лично от него здесь ничего не зависит.
Когда выемка документов была завершена, следователь взял с Брусницына расписку в том, что у него изъята вся служебная документация. После этого ему было предложено отправиться на его квартиру в сопровождении всех присутствующих. Обыск на квартире занял около двух часов, но там ничего ценного или заслуживающего внимания обнаружить не удалось.
Брусницын был готов к такому обороту событий, и когда узнал, что это не задержание, то про себя вздохнул с облегчением. Он еще после первого визита следователя стал готовиться, и все самые значимые документы и наличные деньги, спрятал в надежном тайнике, о существовании которого кроме него никто не знал. В кабинете была только текучка, а дома вообще никакой документации не оказалось. Напоследок следователь взял с Брусницына подписку о невыезде и предупредил, что в ближайшее время ему придется явиться на допрос в военную прокуратуру.
Когда следователь и РУБОПовец, уехали, Ермолаев подошел к Брусницыну и сказал:
- Лех, ты прости, но я ничего не мог сделать. Меня вызвал к себе шеф наш новый, а в кабинете у него уже сидели следователь и этот РУБОПовец. Он дал распоряжение мне взять двух своих сотрудников и немедленно идти к тебе производить обыск. Я даже предупредить тебя не успел.
- Ладно, фигня, - махнул рукой Брусницын, - я же знаю, что это не твоя инициатива. Можно было и не предупреждать, я давно уже готов ко всему. Морально и физически.


Вице-спикер Госдумы Забелин узнал о неприятностях полковника Брусницына через два часа после того, как закончился обыск у того в кабинете. Он вызвал к себе Пастухова и сказал:
- Надо бы помочь этому полковнику, а то нехорошо получается. Реальный борец с коррупцией, а его гнобят за то, что Агаркову и его окружению на хвост наступил.
- А что же сделать мы можем? – спросил Пастухов.
- Ну, для начала, установить контакт с ним, и узнать, какие еще материалы на губернатора и его окружение у него имеется. Ну а дальше пообещать ему нашу поддержку… И вообще, все, как полагается. Ты вот что. Свяжись с Ярыгиным и объясни, чтобы он как можно скорее вышел бы на связь с полковником Брусницыным. Дальше уже он сам знает, что делать, - закончил вице-спикер.
Когда Пастухов удалился, Забелин достал свою записную книжку. В ней можно было увидеть список, состоявший из нескольких десятков фамилий. Напротив некоторых из них стоял плюс, а напротив других – минус. Плюсами он отмечал тех людей, для которых что-то сделал он, минусами – тех, которые наоборот чем-то помогли ему. Вице-спикер написал фамилию Брусницына. Напротив нее пока что стояли чистые клеточки.

Через три часа после окончания обыска Брусницыну на мобильник позвонил начальник службы безопасности ГК «Бутон» Игорь Ярыгин.
- Алексей Евгеньевич, - сказал он, - нас очень сильно беспокоит ваша судьба. Мы знаем, что вы честный и бескомпромиссный борец с коррупцией и что у вас еще много материалов на нашу краевую администрацию. Мы могли бы помочь вам с вашим уголовным преследованием и с дальнейшей реализацией этих ваших материалов.
- Спасибо, я понял, - ответил Брусницын, - я буду думать над вашим предложением.
- Думайте быстрее, пока мы еще можем вам помочь, - ответил Ярыгин.
- Хорошо, я учту, - завершил разговор Брусницын.

На следующий день после отстранения полковника Брусницына новый начальник Великоволжского УФСБ генерал Филинов вызвал к себе следователя ФСБ Егорычева, который вел дела по банкротству Беловодского порта и махинациям с землей в колхозе «Новая заря», и потребовал немедленно передать ему для ознакомления материалы этих дел.
Через два часа он снова вызвал к себе Егорычева, и заявил, что дела эти по его, генерала, разумению сфабрикованы по указанию полковника Брусницына. А потому Егорычева есть только один выход избежать привлечения к уголовной ответственности за превышение полномочий – это немедленно оба дела закрыть за отсутствием состава преступления, а всех арестованных и задержанных отпустить на все четыре стороны. Егорычев попытался возразить, что первое дело и так уже закрыто окружной прокуратурой, а второе санкционировано прокуратурой Октябрьского района города Самары, а все подозреваемые находятся под арестом с санкции все того же Октябрьского районного суда. На это генерал заявил Егорычеву, чтобы тот не парил ему мозги всякими своими закорючками, и что он два раза повторять не будет, а если к вечеру дела не будут закрыты, а обвиняемые освобождены, то он лично разберется с Егорычевым и со всеми его совместными с Брусницыным махинациями.
- Брусницына я уже отстранил от должности, а уж тебя я и вовсе прихлопну, как муху. Еще вопросы есть? – заявил генерал.
Через час председатель колхоза «Новое время» Чугунов и Чавия-младший покинули ИВС краевого управления ФСБ.
Генерал же тем временем позвонил командиру спецназа подполковнику Фролову и распорядился немедленно снять оцепление с Беловодского порта и не позднее, чем через час. Тот попытался было возразить, что дело о контрабанде еще не закрыто, но генерал заявил «Я не понял?!», после чего тот ответил «Есть!».
Впрочем, перед тем как исполнить приказ генерала, Фролов проинформировал Брусницына, а тот позвонил с левой сим-карты Резо и сказал ему следующее:
- Нам пора съезжать с квартиры. Новый хозяин торопит.
- Я знаю, - ответил вор, - если понадобится помощь, обращайся.
- Спасибо, пока обойдемся своими силами, - произнес полковник.

В тот же день отряд спецназа УФСБ, несший караул в Беловодском порту, погрузился в несколько подъехавших автобусов и стал покидать объект, который охранялся почти целый месяц. На смену ему сразу заступил ОМОН, и вместе с ним на территорию порта зашел Георгий Чавия, который освободившись из СИЗО и даже не заезжая к себе домой первым делом велел своему водителю ехать в Беловодск. Его сопровождала целая команда сотрудников Объединенной аграрной корпорации. Георгий прошел к своему бывшему кабинету и распахнул дверь. Торжествующе переступил он порог и его и взгляд его уткнулся в голые стены. Из кабинета было вынесено все – пропали даже розетки, лампочки и пальма в горшочке, с корнем были выдраны телефонные шнуры. Похожая картина оказалась и в других помещениях. Надо ли говорить о том, что вместе с мебелью и аксессуарами пропала вся служебная документация и вся выручка. Вынесли даже писсуары и новенькие мраморные раковины из туалетов.
Однако самый неприятный сюрприз ожидал в грузовых доках. Оказалось, что бесследно исчезло около трети всех грузов – пропали и баржи с зерном, песком и лесом, и цистерны с моторным топливом, и даже рефрижераторы с икрой и рыбой, грузовики с ровенскими арбузами, дынями и всякими фруктами. Все испарилось без следа, как будто и не существовало вовсе, а может быть, и приснилось всем тем, кому казалось, что все это здесь было.
Сплевывая и вставляя ненормативные обороты, Георгий набрал номер своего дяди и поведал ему о том состоянии, в котором обнаружил он порт.
- Да тут одних неустоек на семь лямов набежит! – кричал он.
Чавия-старший посоветовал своему племяннику из-за пустяков не расстраиваться, главное, что порт под контролем, а убытки можно будет потом как-нибудь наверстать.


Брусницын покинул управление, быстро скинув хвост. Это не потребовало от него больших усилий. Просто он попросил начальника комендатуры подогнать ему служебный УАЗик и подбросить до центра города. Брусницын пользовался большим уважением и у всего аппарата управления за счет умения устанавливать контакт, независимо от социального статуса, звания или должности. Несмотря на явную опалу, в которой очутился полковник, его авторитет не уменьшился. Вот и комендант с пониманием отнесся к просьбе бывшего и.о. начальника, и УАЗик ему выделил, и сказал, что ежели чего еще надо будет, пусть обращается.
Брусницын выехал на УАЗике, в то время как наружка караулила либо его самого, либо его «бэху», а за УАЗиком не доглядела. УАЗик доехал до площади Калинина, где Брусницын отпустил его, а сам пошел пешком к Краевому драмтеатру.
У входа в театр помимо обычного пожилого охранника стояла целая группа крепких ребят в костюмах – усиление. Неподалеку от входа стоял длинный «Линкольн» с затемненными стеклами, единственный в регионе. Все это указывало на то, что королева губернии, роскошная блондинка Лариса Белорекова очевидно пребывает на репетиции. Брусницын подошел к двум брутальным пацанам, своими тушами загородившими проход в гримерку, и сказал, что ему нужно увидеть госпожу Белорекову. Тот, который постарше, ответил, что таких не знает и предложил полковнику идти отсюда подальше. В ответ Брусницын достал красную корочку и сказал, что полковник Брусницын желает видеть Ларису Витальевну. Громила ответил, что сейчас узнает, на месте ли она и пропал где-то в театральных кулуарах. Через пять минут он вернулся и жестом пригласил Брусницына следовать за ним. Полковник поднялся на второй этаж, потом нырнул за какие-то кулисы, и вскоре оказался в гримерке. Охранник постучался в дверь комнаты, потом вошел внутрь и вернувшись оттуда, указал Брусницыну на дверь.
- Вас ждут, - сказал он.
Брусницын вошел в полутемную комнату, которая оказалась ВИП-гримерной. Это был по сути местный рабочий кабинет примы драмтеатра.
Лариса сидела в полутемной гримерной, раскинувшись в просторном кожаном кресле, весьма смахивающем на трон. На ней было белое платье с кринолинами и корсет – она только что прервала репетицию спектакля «Вишневый сад», где она исполняла главную роль. Ее зеленые глаза глядели на бывшего любовника, выражая причудливую смесь презрения и удивления.
«Хороша, - подумал про себя Брусницын, - и не подумаешь, что два раза рожала».
- Зачем приперся, полковник? – спросила она тоном, не оставляющим надежды на позитивный настрой разговор, - у меня времени мало, из-за тебя репетицию пришлось прервать…
- Не волнуйся, Ларисочка, - ответил Брусницын, изобразив на лице свою привычную улыбку, - я тебя долго не задержу. Есть у меня одно предложение деловое, вот хотел с тобой его обсудить. Я ведь знаю, что ты единственный умный человек во всем нашем краевом руководстве. Я бы еще добавил, что ты там единственный мужчина, хотя и в платье, среди баб в пиджаках и галстуках.
Губки актрисы скривились в презрительной ухмылке. Видно было, что ей льстит комплимент полковника, но в то же время очень хочется выказать всю глубину своего презрения.
- Ну и чего дальше? – спросила она.
- Как ты наверное знаешь, - продолжал Брусницын, - положение мое в последнее время усложнилось.
- Я в курсе, - ответила Лариса, - и так тебе надо. Нечего было на моего мужа залупаться. Теперь ты скорее всего схватишь реальный срок, и я с большим интересом жду тот момент, когда на тебе защелкнуться наручники.
- Речь сейчас не обо мне. Я хотел сказать, что я готов к конструктивным переговорам.
- Каким переговорам? – лениво усмехнулась блондинка.
- Я хочу сообщить тебе, а ты, в свою очередь, можешь передать своему мужу, что мое собрание сочинений по поводу него и его приближенных не исчерпывается теми тремя уголовными делами, которые я разрабатывал в последнее время. Хочу поведать тебе, что моя коллекция материалов потянет еще на пару десятков уголовных дел, а совокупный срок по ним может зашкалить за тысячу лет. Есть разные перспективные направления – тут тебе и икорка, которой занимаешься ты, и сельское хозяйство, и контрабанда, и приватизация, и много еще чего, что твоему мужу будет очень любопытно про себя почитать. Плюс ко всему у меня есть материал и по Забелину, с которым, как известно, у твоего мужа в последнее время не все слава Богу. Поэтому я предлагаю простую сделку – моя коллекция в обмен на мою свободу и полное восстановление в должности с возвращением всех полномочий. После этого мы возвращаемся на исходные позиции, то есть те, которые занимали месяц назад. Может, и с тобой еще что-нибудь, замутим? – последние слова Брусницын произнес игривым тоном и улыбаясь, как можно шире, хотя получилось это у него не столь уверенно, как обычно.
Актриса задумалась. Несколько секунд она молчала, а потом ее зеленые глаза налились огнем, а губки искривились в презрительную усмешку:
- Послушай, Лешенька, - начала она, - да что это ты такое о себе вообразил?! Что ты вообще о нас знаешь такого, о чем мы не знаем? Да весь твой компромат – это тухлятина даже не второй, а третьей свежести. Ты думаешь, что сможешь втюхать нам что-то из твоей, как ты выразился коллекции? Так вот – жри сам свои помои! Думаешь, ты еще сможешь что-то на кого-то возбудить? Нет, Брусницын, ты ничего уже не сможешь. Очень скоро свои же сорвут с тебя погоны и засадят тебя до самой пенсии. Да кому ты теперь нужен со всем своим компроматом!!! Твое время кончилось, и то, что ты хочешь сейчас впарить, пытаясь откупиться, выглядит смешно и жалко! Все, Леша, финита ля комедия. Ты попробовал моего мужа на прочность, и сломал об него свои зубки. И не только зубки, но и все конечности с позвоночником. Теперь тебе уже не поможет никто. И по поводу Забелина не переживай – с ним мы разберемся точно так же, и уже очень скоро! Я сделала из своего мужа того, кем он сейчас встал, я лично, шаг за шагом, создавала все, что я имею сегодня, все наше положение, наше состояние, я бросила к его ногам наш дикий глухой край. Все, что я имею сегодня, я создавала долгие годы, я вложила в это свою душу, я посвятила этому свою жизнь. И я не позволю какому-то полковничку все это в одночасье разрушить. Я буду драться и царапаться, как разъяренная львица, я выцарапаю ему все глаза, все лицо, вырву ему сердце любому, кто посмеет замыслить хоть что-то против моей семьи. А потому ты был обречен с самого начала, как только помыслил вести эти свои игры. А для тебя лучший выход – это пуля в лоб, потому что тебя окружили со всех сторон, как подраненного волка, и тебе не уйти и не спрятаться, нигде и никогда. А сейчас пошел вон, пока я не приказала своим охранникам вышвырнуть тебя отсюда за шкирку, как нашкодившего котенка.
Брусницын поневоле отшатнулся. Разъяренная пантера стояла перед ним, и ему поневоле казалось, что длинные ногти актрисы вот-вот вцепятся в его лицо. У самой двери он обернулся и сказал:
- Ну, тогда всего хорошего, Ларисочка. Желаю, как говорится, успехов в труде и счастья в личной жизни. Я не прощаюсь, потому что чувствую, что нам с тобой еще придется когда-нибудь встретиться и вернуться к этому разговору. Но уже в другом месте и в других позициях, - с этими словами он послал ей воздушный поцелуй и закрыл за собой дверь, в которую тут же полетела пудреница, стоявшая на маленьком столике у зеркала.

Покинув драмтеатр, Брусницын поймал такси и через несколько минут был в районе набережной. Там он вышел из машины и спустился вниз несколько ступенек, когда увидел на нижней площадке невысокого человека в очках в застиранных брюках и такой же холщовой рубашке. Брусницын сразу же направился к нему. Он сразу же узнал своего бывшего одноклассника журналиста Юрия Щепкина.
- Ну привет, разгребатель грязи, - сказал он, обменявшись с ним рукопожатием.
- Привет госбезопасности, - ответил тот, - ну как идет служба?
- Да, хреново, - ответил Брусницын, после чего спутники стали спускаться дальше к воде.
Около получаса друзья общались, не спеша прогуливаясь по набережной. В основном говорил Брусницын, рассказывая о своих проблемах. Закончив рассказ, он подытожил:
- Так что, вот такие дела, Юрок. Очевидно, со дня на день придется уходить в бега. Иначе или закроют, или завалят. А может быть, сначала первое, а потом второе.
- И что ничего нельзя сделать? – удивился Щепкин.
- Боюсь, что уже поздно, - ответил Брусницын, - главное теперь – это вовремя смыться. Ну а потом, может быть, они сами позовут меня на помощь.
- Это почему? – спросил Щепкин.
- Дело в том, Юра, хочу со всей серьезностью тебя предупредить, что у криминальных репортеров скоро будет много работы. Да-да, я тебе это говорю как работник органов безопасности. Я думаю, что скоро счет трупам пойдет на десятки.
- С чего ты так решил?
- А с того, Юра, что в бизнесе есть одна простая истина – нельзя воровать мясо у тигра. Но ни Агаркову, ни Чавии, ни Мордашеву она видно неизвестна. Что ж, пусть расхлебывают своими силами. А мы посмотрим со стороны.
- То есть?
- Я полагаю, что Резо вряд ли смирится с потерей порта. Дело не в самом порте, в конце концов в его бизнес-империи Беловодский порт это мелочь. Дело в принципе. Какие-то фраера, какие-то чиновники и барыги посмели увести порт из стойла одного из старейших воров в законе! Кто бы на его месте стерпел бы подобное опускалово? Да его свои же коллеги по цеху на смех поднимут, если он никак на это не отреагируют. Он пытался по-тихому решить этот вопрос при моей помощи. Но не получилось. Теперь он подключит все свои силовые ресурсы. Так что здесь скоро будет очень весело.
- Ну и дела, - присвистнул Щепкин, - слушай, а может я тебе могу чем-то помочь?
- Как журналист – нет, - ответил Брусницын, - я думаю, тебе вообще не стоит влезать в эти разборки. Это слишком опасно. Но вот как человек, наверное да. У меня к тебе будет всего одна просьба.
- Какая же? – спросил Щепкин.
- Побудь завтра дома в первой половине дня.
- Зачем? – удивился журналист.
- Увидишь, - ответил полковник.

Брусницын вернулся домой около десяти вечера. Было уже темно. Он быстро выбрался из машины и прошмыгнул в сторону подъезда, и неожиданно увидел какую-то тень бросившуюся ему прямо наперерез. Полковник нащупал в кармане ствол ПМ и не вынимая его спустил с предохранителя. Тень все продолжала приближаться.
- А ну стоять! – вскрикнул он и мгновенно выхватил пистолет.
- Вы что, товарищ полковник, совсем там с катушек съехали? – услышал он приятный женский голос, который скорее можно было бы назвать девичьим, и сразу же разглядев тень, узнал хрупкий силуэт с тонкой талией в ореоле длинных разметавшихся волос.
- Аня, ты здесь? – вскричал полковник, торопливо вернув ствол на предохранитель и убрав его назад в карман, - что ты здесь делаешь так поздно?
- Я погляжу, товарищ полковник, вы уже совсем забыли вашу принцессу, - ответила она.
- Пошли отсюда быстрее, - полковник стал озираться по сторонам, но признаков наружки видно не было. Он быстро набрал номер домофона, распахнул дверь в свой подъезд и пропустил вперед Аню.
- Ты прости, что я не звонил эти дни, - сказал полковник, закрыв дверь на замок, - но у меня сейчас и вправду большие проблемы. Ты помнишь, я уже говорил о них?
- Да уж, - ответила Аня, вспомнив о недавнем вечере в УФСБ, - а что вообще происходит:
- Подожди, - сказал полковник, - сначала я хотел бы что-то выяснить? Ты как меня нашла?
- Очень просто. Мы как-то с тобой заезжали сюда, и ты сказал, что сейчас сбегаешь домой, тебе что-то там взять было нужно. Не у одного тебя хорошая память.
- И давно ты меня здесь ждала? Часов с семи, с конца рабочего дня.
- Прости, - Брусницын обнял ее, - ты наверное хочешь есть и замерзла?
- Ну, что-то в этом роде.
- Ну, ты прости, дома у меня пусто, я здесь редко питаюсь. Разве что чай с малиной, которую мне мама месяц назад завезла. Хочешь, поедем в кабак?
- Нет, спасибо, - ответила Аня, - я думаю, что твоего чая на сегодня хватит.
- Ты уверена? – спросил полковник.
- Конечно, - ответила Аня, - тем более, что я стараюсь не есть после восьми вечера.
- На диете? – спросил Брусницын.
- Ну так, - ответила Аня, - стараюсь держать себя в форме.
- С формой у тебя более чем в ажуре, так что зря ты так заморачиваешься.
- Ну это как посмотреть… Профилактика, знаешь ли.
- Все равно тебе это не грозит. Ну да ладно, ты как, родителей предупредила, что задержишься?
- Да я им вообще сказала, что у тебя заночую.
- И что? – спросил Брусницын, посмеиваясь, - отец не возражал?
- Да нет. Он вообще вдруг так зауважал тебя. Как тебе удалось на него впечатление произвести? Он же в первый раз чуть с кулаками на тебя не набросился.
- Работа у меня такая – на людей впечатление производить, - улыбнулся Брусницын, потом помолчал и вдруг сказал:
- Слушай, Анюта, я должен тебя честно предупредить обо всем. Для меня наступают реально тяжелые времена. Я нынче окружен со всех сторон и возможно, со дня на день мне придется переходить на нелегальное положение. Я не знаю, стоит ли тебе связывать свою судьбу с пяти минут беглецом. Быть может, мне придется провести в бегах всю жизнь.
- Понятно, - сказала Аня, и отодвинула от себя чашку с дымящимся чаем, - значит, ты гонишь меня. Что ж, я все поняла… Я пошла, - и она встала.
Брусницын тоже поднялся и резко усадил ее на место.
- Ты неправильно меня поняла, - резко сказал он, - я просто хотел тебя предупредить. Дальше уже твой личный выбор. Я ведь на самом деле очень переживаю и очень боюсь за тебя. Послушай, ведь ты – это настоящее ангельское создание, которых я не встречал уже много лет, а может быть вообще никогда. Такие как ты одна – на миллион, как минимум, если вообще ты не единственная.
- Надо же, какие нежности, - усмехнулась Аня.
- Но дело не в этом. Я просто боюсь, как бы с тобой не случилось что-нибудь плохого. Поэтому забыть обо мне, навсегда или хотя бы на время, для тебя будет намного лучше. Поверь, я не гоню тебя, больше всего я хотел бы послать все свои делишки, и остаться с тобой, и провести так всю свою жизнь…
Через несколько минут Брусницын продолжил разговор:
- Слушай, - сказал он, - я на самом деле беспокоюсь за тебя. Поэтому давай договоримся так. Завтра ты вернешься к своим родителям. Пока, на время. А мне наверное надо будет ненадолго уехать. Но потом, когда все утрясется, а все обязательно утрясется, я тебя найду, и мы будем вместе. Да и еще. Я очень прошу тебя в ближайшее время как можно меньше бывать в людных местах. Постарайся не ходить в кафе, в кино, в клубы, да и на улицах бывай пореже. Сиди дома, а еще лучше съезди куда-нибудь в другой город, или за границу отдохнуть.
- Это еще почему? – удивилась Аня.
- В городе со дня на день начнутся большие разборки. Грядет криминальная война, какой у нас не было, наверное, с начала 90-х. Пуля слепа, а бомба тем более. Я не хочу, чтобы ты стала случайной жертвой  этой заварухи. 
- Да что же это ты все пугаешь меня сегодня, совсем застращал бедную девушку, как ж я теперь усну? – почти весело, хотя и с явным страхом в глазах проговорила Аня.
- Я не пугаю, я хочу предупредить, - ответил Брусницын, - главное, чтобы ты меня услышала.
- Все с тобой ясно, - игриво сказала Аня, после этого она закуталась в плед, который ей принес Брусницын, и очень скоро уже спала.
Брусницын подошел к ней и молча смотрел на ее спящее личико. С одной стороны, его просто распирала сила желания, но с другой он был как будто зачарован ее сном, и боялся потревожить. В таких раздумьях он простоял несколько минут. Потом поправил плед и пошел к двери.


В тот вечер прохожие на улице Московской, проходившие меня здания краевой администрации, могли удивиться тому, что в довольно поздний час там светилось много окон. Электрический свет был сконцентрирован в правом крыле краевой администрации, и освещенные окна занимали три этажа. Обыватели, разумеется, не могли знать, кто и зачем припозднился на работе в такое время. Между тем это сияло крыло, которое занимал Совет Безопасности. Не спал почти весь оперативный отдел. А на третьем этаже светился кабинет секретаря Совбеза Мордашева.
Вице-губернатор молча стоял у окна и глядел на вечернюю улицу, где при ярком свете фонарей гуляли прохожие, сигналили автомобили, завывали троллейбусы. Он оглянулся и посмотрел на начальника оперативного отдела Егорова, сидевшего в кресле и озабоченно поигрывавшего желваками.
- Ну и как же это наружка могла его потерять? – продолжал он свои расспросы.
- Судя по всему, он покинул управление раньше и очевидно на каком-то транспорте.
- И где его теперь искать?
- Мы полагаем, что он скорее всего в городе. Я думаю, что завтра он опять объявится на работе.
- Полагают они! Работать надо, а не полагать. И работать головой, а не жопой. За что вам только бабки такие платят? Причем, платят в белую, из бюджета.
- Найдем, Александр Николаевич, не волнуйтесь, - продолжал заверять его Егоров.
- Ладно, свободен, - махнул рукой Мордашев, - наружку продолжить, завтра чтобы все с самого утра были в боевой готовности. Тяжелый день будет.
Егоров вышел, а Мордашев взял мобильник и набрал номер краевого прокурора.
- Але, Степан? – сказал он, - не спишь там еще? В общем, так. Завтра с утра готовь постановление по нашему фигуранту. Финальное. Вопрос с ним пора уже закрывать. Ты понял меня?
Прокурор хорошо его понял. Понял он и то, что с этого момента ему предстояло перейти границу, которая отныне могла навсегда лечь между ним и Конторой. Несмотря на то, что Брусницына отстранили от должности, тот оставался офицером Конторы.
- Может, рано? – робко попытался он возразить.
- Знаешь, как говорил Владимир Ильич – вчера было рано, а завтра поздно, - резко оборвал его вице-губернатор, - все, закрыли вопрос. Завтра я к тебе приеду и не с пустыми руками. Ты, главное, постановление мне подготовь с самого утра.
Мордашев отсоединился, а потом набрал номер начальника РУБОП подполковника Рябцева.
- Але, Костя, - начал он, - завтра с утра готовь опергруппу на выезд. По основному фигуранту, знаешь кому. Все формальности я утрясу. Езжай напрямую к их начальнику. Все, до связи.
Мордашев снова подошел к окну и стал смотреть вниз. На самом деле, происходящее ему не слишком нравилось. Слишком многое пошло вопреки задуманному. Главная проблема была даже не в том, что наружка потеряла полковника. Дело в том, что он последние два дня ожидал, что Брусницын, поняв, что его загоняют в угол, захочет вступить в переговоры. И очевидно, что он должен выйти на связь. Мордашев полагал, что Брусницын начнет переговоры именно с ним, как с лицом наиболее компетентным в этих вопросах и социально близким. Это было бы со стороны Брусницына логичным поступком. Однако полковник так и не проявился, и это рушило намеченную стратегию. Мордашеву было невдомек, что Брусницын повел себя именно так, как вице-губернатор и ожидал, однако вместо Мордашева попытался начать переговоры с бывшей любовницей. Он ничего не знал о встрече Брусницына с госпожой Белорековой. Наружка, как известно, след потеряла, а охрана жены губернатора Мордашеву не подчинялась. Тем более что трое крепких ребят, прикомандированных к первой леди региона, уже давно считали начальницей ее, а Совбез был чем-то далеким. Вот так Мордашев и разминулся с Брусницыным по чистой случайности, и как знать, если бы события пошли по плану, задуманному секретарем Совбеза, скольких еще жертв можно было бы избежать. Или все-таки нельзя, поскольку судьбу не обманешь?

В этот же час не спал вор в закон Резо Старый. Он сидел в своей самарской резиденции в большом каминном зале. В дверях стоял начальник личной охраны Гиви, а напротив него в кресле сидел человек в кожанке и со шрамом, проходившим через всю правую щеку от виска до горла.
- Вот такие дела, Гвоздь, - сказал Резо, - значит, придется нам решать вопрос своими силами. Сколько рыл ты можешь поднять в течение завтрашнего дня?
- Ну, человек пятьдесят точно, - ответил тот, - а за пару дней и до двухсот может дойти. Да за мной весь Ленинский район. Я там вырос, там все ребята – мои пацаны, я свистну – они горой станут.
- Ты смотри там аккуратнее, без фанатизма, а то спалишься, с кем я тогда работать буду, - медленно проговорил Резо, - главное ударить в точку. Хоть редко, но метко. Список я тебе дал, а остальное уже – твоя задача. И давай там, чтобы земля горела у них под ногами.
- Я понял, Резо, - ответил Гвоздь, - я все сделаю, да я за тебя любому горло перегрызу сам.
- Посмотрим, - кивнул Резо, - давай работай, а там видно будет, чего твой базар стоит. Ну, с Богом, - после чего указал на дверь. Гвоздь встал, еще раз почтительно кивнув пошел к выходу.


Было раннее сентябрьское утро. Начиналось бабье лето, и над Великоволжском вставала осенняя заря, окрашивая в красный цвет воды Волги. Над городом стояла необычайная тишина, и слышалось только легкое шевеление еще зеленых листьев. Казалось, это невидимые ангелы спускаются с неба и занимают свою вахту в ожидании свежих душ, которых предстояло проводить в иные миры.

Глава тринадцатая
Торговый центр «Волга-Молл» готовился к открытию на очередной День Губернии. Он был выстроен на территории бывшей промзоны на стыке Ленинского и Кировского районов и считался одним из самых грандиозных бизнес-проектов Романа Чавия. Здесь должно было разместиться невиданное прежде в Великоволжске скопление бутиков, супермаркет одной транснациональной торговой сети, кинотеатр и многоуровневый паркинг. Около 30% всех расходов на строительство дотировалось из регионального бюджета, а курировал его возведение вице-губернатор Шумилов.
В этот час, когда город только пробуждался к новой жизни, вблизи стройплощадки неожиданно возникла неизвестно откуда целая толпа, состоявшая из нескольких десятков гигиенично стриженных ребят в тренировочных костюмах. Почти все собравшиеся были вооружены бейсбольными битами и кусками арматуры. Вся эта компания уверенным целеустремленным шагом двигалась по направлению к стройке, а когда забор оказался в пределах их поля зрения, толпа заревела, и бросилась бегом по направлению к воротам. Через пару минут железные ворота под напором человеческой массы затрещали и рухнули поверженные. Людской поток устремился на территорию стройки.
На объекте присутствовало пять охранников, из которых половина была предпенсионного возраста. Один из них пытался даже достать пистолет и пальнул в воздух, но был сбит с ног ударами бит и оказался где-то глубоко внизу под ногами, а остальные разбежались. Пришельцы, ворвавшись на территорию супермаркета, стали с увлечением крушить уже вставленные стекла, перегородки, переворачивать емкости с цементом. Уже через пять минут их интенсивной работы было очевидно, что как минимум внутреннюю отделку придется начинать заново.
Когда спустя десять минут издалека раздался вой милицейских сирен, погромщики уже успели раствориться в окрестных трущобах, среди бесконечных заборов и гаражей, и только недавно еще почти готовенький торговый центр зиял пустыми глазницами, издалека напоминая взятую и разоренную неприятелем цитадель.


Полковник Брусницын в это утро собрался на работу необычайно рано. Уже около половины восьмого он собрался, оставил записку Ане, где предложил ей немедленно после пробуждения покинуть его жилище и после этого ждать от него вестей, тихо поцеловал в щеку свою спящую подружку, и уехал.
В управлении в это время еще было довольно безлюдно, и в пустых коридорах горели ночные лампы. Брусницын проследовал к себе в кабинет, включил компьютер и уткнулся в экран монитора. Накануне ему только что вернули жесткий диск, на котором так и не удалось обнаружить улик, которые бы его как-то компрометировали. Это было неудивительно – все сомнительные файлы Брусницын удалил за несколько дней до выемки документов после первого визита к нему военного следователя. Впрочем он знал, что у его родного ведомства существуют специальные программы, которые позволяют восстановить любой файл, даже удаленный из корзины. Поэтому он тоже принял кое-какие меры и, пригласив системного администратора, попросил его поставить программу, которая бы уничтожала документы без любой возможности их восстановления, что и было проделано.
Так прошло около часа. В районе девяти пустота коридоров начала заполняться голосами, стуком шагов и хлопаньем дверей – управление оживало и готовилось погрузиться в еще один рабочий день. Тем временем появилась и секретарша, которая очень удивилась, застав шефа на рабочем месте, но тот ее успокоил, сказав, что у него дела, поэтому приехал раньше. Брусницын попросил принести ему чашку кофе, а выпив ее сказал, что сейчас он отойдет и закроет кабинет на ключ, однако секретарша должна говорить всем, что он у себя и очень сильно занят – работает со срочной оперативной информацией, и чтобы в кабинет не пускала никого.
- А если позвонит главный? – спросила она.
- А ты скажи ему, что у меня созвон с агентом, который был запланировал еще две недели назад и отменить который я никак не могу. Скажи, что я свяжусь с ним, как только освобожусь.
Тем временем Брусницын спустился к заместителю по конституционной безопасности полковнику Усольцеву.
- Нужна твоя помощь, - сказал он ему, - нужна всего одна услуга.
- Конечно, какой вопрос, - ответил тот, - отчего же не помочь коллеге.
Усольцев был первым наставником Брусницына – тот когда-то начинал работать под его руководством еще в Пятом управлении, и хотя он теперь догнал его и по званию и по должности, отношения между ними продолжали оставаться теплыми и товарищескими.
- Можешь заказать служебную «Волгу» на свое имя, вот прямо сейчас.
- Да конечно, ради Бога, - ответил он.
- А потом проехаться со мной. Недалеко. За мной бутылка. Вискаря.
- Да какие проблемы, - махнул рукой Усольцев.
Через пятнадцать минут оба заместителя начальника управления выехали за ворота на скромном стареньком «Волгаре», пропахшем бензином и с пожилым шофером. «Волга» высадила Брусницына в районе улицы Соборной рядом с памятником Свердлову, а Усольцев для вида прокатившись до вокзала и прогулявшись там пятнадцать минут, через час вернулся в управление. Перед самым выездом Брусницын успел заметить во дворе управления черный джип Тойота Лэнд Круизер с федеральным триколором и затемненными стеклами. Это означало, что секретарь Совбеза прибыл на территорию управления. Брусницын понимал, что с вероятностью 99,9% Мордашев приехал за его головой.

Около одиннадцати утра начальник службы собственной безопасности Великоволжского УФСБ подполковник Ермолаев был срочно вызван к генералу Филинову. Проходя через приемную генерала он обратил внимание на расположившихся там ребят в бронежилетах, среди которых он узнал РУБОПовца, присутствовавшего при выемке документов у Брусницына. Был там и еще один человек в костюме, в котором Ермолаев опознал начальника оперативного отдела Совбеза Егорова.
В кабинете Филинова, кроме самого генерала, присутствовал секретарь Совбеза Мордашев. Сидел он тихо, не привлекая к себе внимания, на гостевом кожаном диване и перелистывал какой-то иллюстрированный журнальчик.
- Ну, заходи, - сказал Филинов при появлении Ермолаева, - давай присаживайся, рассказывай, что да как. Я тебе позавчера велел по Брусницыну информацию собрать – вот давай отчитывайся, чего накопал. Два дня у тебя было, чем похвастаешься?
- Аркадий Петрович, - начал Ермолаев, - я очень подробно изучил деятельность полковника Брусницына в течение всех последних месяцев, в том числе за период пока он временно руководил управлением. Могу вас заверить, что пока мне не удалось обнаружить никаких компрометирующих его фактов. Если бы была хоть какая-нибудь зацепка, я бы сразу вам доложил. Но пока приходится признать, что Брусницын чист перед законом.
Филинов тяжело вздохнул и, глядя в упор взглядом, полным укоризны, посмотрел на Ермолаева.
- Ну давай, давай, отмазывай дружка своего, - сказал он, - я бы конечно мог бы  сейчас и тобой заняться, и выговор тебе влепить за ненадлежащее выполнение поручений. Да вот скажи спасибо товарищам из военной прокуратуры и вот, Совета безопасности, - он кивнул на молчаливо сидевшего Мордашева, - сделали товарищи за тебя всю твою работу. На вот полюбуйся, - и генерал протянул ему листок с постановлением военного прокурора края о возбуждении в отношении полковника Брусницына уголовного дела по обвинениям в превышении полномочий, насильственном лишении свободы, шантаже и вымогательстве, а также постановление о задержании, подписанное тем же военным прокурором.
- Вот так вот, понял, как надо работать? – торжествующе сказал Филинов, - в общем, от тебя сейчас требуется одна простая формальность – взять Брусницына под стражу. Операцию эту произвести совместно с товарищами из РУБОПа, которые сейчас у меня в приемной. А после этого отконвоировать Брусницына в военную прокуратуру, а там ты поступишь в распоряжение военного следствия и действовать дальше в зависимости от их указаний. Понял? На арест лично пойдешь, и двух своих оперов прихватишь, можешь сам их отобрать. Бронежилет нацепи, Брусницын, говорят, отмороженный, может и сопротивление оказать. Так что давай, исполняй.
- Хорошо, - кивнул Ермолаев, - разрешите идти? Я быстро сейчас к себе заскочу, и двух ребят своих возьму.
Ермолаев собрался уходить, когда сидевший до этого тихо Мордашев поднялся с места и загородил ему выход из кабинета.
- Ну и куда же это ты так заспешил? – сказал он Ермолаеву.
- Вы что, совсем охренели?! – возразил тот.
Вице-губернатор в ответ усмехнулся.
- Слыхали, Аркадий Петрович, - обратился он к генералу, - по-моему он нас с вами за дурачков держит. Ага, - обратился он к Ермолаеву, - ты сейчас отсюда выскочишь, и сразу побежишь, дружка своего предупреждать. А тот сразу тю-тю, так ведь?
После этого Мордашев резко заявил:
- Отсюда позвонишь своим людям и скажешь им, чтобы подошли сюда, в кабинет начальника управления, и чтобы пришли в боевой готовности. Цели не сообщай. Когда придут, скажешь, что надо взять под стражу сотрудника управления, фамилии не называй. Пока не доберетесь до кабинета Брусницына. И нужно, чтобы непосредственное конвоирование осуществляли РУБОПовцы, а то ваши запросто его отпустят, и ищи потом ветра в поле.
- Слушайте, да кто вы вообще такой, – заявил Ермолаев, - чтобы распоряжаться здесь?!.
- Спокойно, подполковник, - сказал Филинов, - это мои распоряжения, мы тут, пока ты занимался непонятно чем, с Александром Николаевичем уже оперативный план составили. Так что без разговоров давай, а то разбаловались тут совсем.

Десять минут спустя в приемную полковника Брусницына ввалилась большая компания в составе трех РУБОПовцев, трех УСБшников во главе с Ермолаевым, следователя военной прокуратуры Агеева, начальника Великоволжского УФСБ генерала Филинова и начальника оперативного отдела Совбеза Егорова. 
- В чем дело? – привстав от удивления спросила секретарша Лиза.
- Брусницын у себя? – поинтересовался Филинов.
- Да, но он сейчас занят, просил никого к нему не впускать.
- Да что ты говоришь! – воскликнул Филинов, - и что же это он интересно там поделывает?
- У него созвон с агентом.
- Да ты что! – воскликнул Филинов, - а ну-ка давай открывай.
- Не могу, он дверь изнутри закрыл, а ключа у меня нет.
Майор Пархомов, который выполнял здесь роль бригадира, подошел к двери кабинета и постучал. Потом еще раз. В ответ была тишина. После этого к двери подошел генерал и забарабанил.
- Открывай, Алексей, - сказал генерал Филинов, - мне с тобой поговорить надо срочно.
Но ответа снова не последовало.
- У кого еще есть ключи? – спросил Егоров из Совбеза.
- У дежурного офицера должен быть, - ответил Филинов
Через пару минут дежуривший в тот день капитан Никифоров принес запасной ключ. РУБОПовцы, закованные в бронежилеты, достали стволы и щелкнув предохранителями привели их в боевую готовность, после этого двое РУБОПовцев встали по обе стороны от двери, а старший отойдя от двери на несколько шагов чуть-чуть принял вправо. УСБшники продолжали стоять спокойно стоять возле двери приемной, почти не принимая участие в происходящем. Казалось, что все эти дела им вообще до лампочки, и они здесь исполняют роль реквизита.
Филинов и Егоров тоже на всякий случай посторонились, отойдя в левый угол приемной.
- А что происходит-то? – удивленно спросил капитан Никифоров.
- Давай открывай, без тебя разберемся, - ответил Филинов.
Никифоров покосился за закованных в бронники РУБОПовцев, на скучавших УСБшников, на подчеркнуто отстраненно наблюдавшего за происходящим Егорова, испуганную секретаршу и взволнованного Филинова. Он догадался обо всем и понял, что, открывая ключом дверь этого кабинета, рискует получить пулю.
- Давай, чего там вошкаешься, - все так же нервно торопил его Филинов.
Никифоров вздохнул. Знал бы он, для чего его вызывают, тоже нацепил бы бронежилет. А теперь отступать уже некуда. Он принял влево от двери, посторонился, насколько это было возможно, протянул руку, сунул ключ в замок и провернул его, а потом тут же отскочил от двери. РУБОПовцы толкнули дверь и ворвались внутрь, слегка пригнувшись. Через две секунды майор Маркелов громко выматерился. Вслед за ними в кабинет заглянули УСБшники, Филинов и Егоров, а потом и Никифоров подошел и понял, что боялся зря – кабинет оказался пустым.


Брусницын вошел в подъезд одного из домов в районе пересечения улиц Ленина и Кирова почти в самом центре. Дом этот по местным меркам считался почти элитным жильем. Пешком он добрался до третьего этажа и позвонил в левую дверь. В ответ послышался шорох замка, и вскоре на пороге возник Юрий Щепкин.
- А, это ты, - сказал он, - ну заходи.
Брусницын вошел и сразу же оказался в каких-то полутемных катакомбах. Приглядевшись, он увидел, что эти катакомбы состоят из хлама, которым была завалена вся прихожая и коридор. Были там мешки и тюки, набитые непонятно чем, ворохи каких-то тряпок, детали каких-то агрегатов, гайки, куски железных труб и фрагменты мебели. Все это великолепие сиротливо освещала сороковаттная лампочка Ильича. Похожий пейзаж был и в других помещениях квартиры известного журналиста. Таким же хламом были завалены две его комнаты и кухня. В одной из комнат свободным был один лишь диванчик, где Щепкин спал, и небольшая дорожка от дивана к двери. На кухне же незанятыми была лишь старая газовая плитка и угол стола, возле которого стояла перекошенная табуретка – это место служило Щепкину для приема пищи. На столе вокруг этого угла тоже были навалены какие-то свертки.
- Н-да, - только и произнес Брусницын, созерцая все это великолепие. Он никогда раньше не бывал дома у своего одноклассника, хотя и был наслышан о его привычке копаться в мусорных баках. Но он и представить себе не мог масштабов этой склонности.
- Вот, садись, - показал ему Щепкин на табуретку, стоявшую посреди всего этого завала, - я сейчас что-нибудь перекусить тут найду.
- А вот этого не надо, - решительно отказался полковник от угощения, - я вообще-то к тебе по делу. Ну, знаешь, я просто в шоке. Забыл даже, зачем пришел. Ты мне скажи, ты что, вот это все натаскал? А на хрена?
- Ну, так, - неопределенно махнул рукой Щепкин, - я просто хожу по городу, туда-сюда, и нахожу всякие интересные вещи. Ну, это хобби, что ли у меня такое. У каждого человека ведь свое хобби есть? У некоторых рыбалка, у других охота, у кого-то марки, нумизматы, там, есть.
- А на хрена это все тебе нужно? –повторил Брусницын, пристально и с медицинским интересом глядя на Щепкина, - у тебя же в квартире не пройти, не продохнуть. Все какой-то дрянью завалено.
- Ну, так, - неопределенно пожал плечами Щепкин, - глядишь, где-нибудь пригодится. Столько всего интересного найти можно, что люди выбрасывают. Да одной одежды столько под ногами валяется, я вот например, ничего в магазинах не покупаю, все сам нахожу. А продуктов сколько? Вполне съедобных, и даже не испорченных. А всякие механизмы, детали… Людям ведь нужно, сам понимаешь, вот тебе, может, нужны запчасти какие-нибудь?
- То есть, ты с помоек одеваешься?
- Ну почему же, просто нахожу одежду. Иногда. Да и на помойках иногда попадаются совсем новые вещи, даже в упаковках.
Брусницын в ответ засмеялся, после чего вдруг помрачнел и пристально посмотрел в глаза Щепкину:
- Слушай, Юра, а ты вообще у психиатра бывал когда-нибудь?
Щепкин отвел глаза.
- Ну так, - ответил он, - консультировался…
- Слушай, Юра, - воскликнул Брусницын, - тут консультироваться поздно уже. Юра, тебе лечиться надо! Ты понимаешь это?! Я серьезно тебе говорю.
- Ну в общем, бываю я у психиатра, - ответил Щепкин тихим голосом, - я понимаю, что это не совсем так, как надо. Ну, неправильно это. В общем, мне врач сказал, что у меня это пройдет. Когда-нибудь. Само пройти должно.
Брусницын в ответ задышал, как при тяжелой одышке.
- Какое пройдет! Ты что говоришь? Слушай, тебе в стационар лечь надо и пройти полный курс. Я могу устроить тебя в клинику, как только разберусь со своими проблемами.
- Что, в психушку предлагаешь лечь? – спросил Щепкин, - да это же скандал будет, журналист Щепкин в психушку попал.
- Да при чем тут психушка, - воскликнул полковник, - я тебе устрою путевку в нашу ведомственную клинику, в другом регионе, может быть, в Москве даже. Никто не узнает.
- Хорошо, - сказал Щепкин, - только я сейчас не могу, тут столько материалов накопилось.
- Да я сейчас тоже не могу тебе помочь, - ответил Брусницын, - но потом, смотри у меня. В общем, ладно. Короче говоря, о деле. Я к тебе и зашел, потому что знал, что у тебя склад вещей с помойки, хотя и не думал, что такой масштаб! В общем, нужна мне одежонка попоганее. Не слишком бомжовая, но чтобы за пролетария можно было сойти. Какая-нибудь куртка потертая, старые штаны.
- Да это без проблем, - ответил Щепкин, - этого добра у меня хватает. Я сейчас поищу.
После этого он углубился в поиски среди своего барахла, при этом он приговаривал:
- Ну, я думаю, Леша, что тебе абы какое фуфло подсовывать не нужно. У тебя должен быть представительный вид. Сейчас найдем.
- Представительного как раз не надо, - ответил Брусницын, но Щепкин его уже почти не слышал, копаясь в своих залежах. Через полчаса совместными усилиями удалось найти кожаную куртку с небольшими дырками, почти новую клетчатую рубашку и потертые джинсы, забрызганные машинным маслом, а еще ношенные, но не слишком активно армейские полуботинки. Все это Брусницын примерив нацепил на себя. Ботинки были слегка велики, а джинсы наоборот маловаты, но это казалось непринципиально. В довершении ко всему Щепкин раздобыл добротную пролетарскую кепку булыжного цвета, которая придала полковнику законченный облик представителя рабочего класса.
- Ну вот, - сказал Брусницын, пытаясь разглядеть себя в оконном стекле, потому что в квартире не было ни одного зеркала, - вот так меньше шансов привлечь внимания. Ну, я пойду, а то, боюсь, за тобой уже наружку установили. О нашем знакомстве хорошо известно.
- Слушай, - сказал вдруг Щепкин, - а может тебе у дворников спецовку стрельнуть?
- Зачем? – не понял полковник.
- А ты разве не знал? У губернаторских дворников, которые на площади Ленина метут вблизи правительства, есть своя спецодежда, и даже менты не имеют права в этой спецовке их проверять.
- Ну, что ж ты раньше молчал? – спросил Брусницын.


Когда Мордашев вернулся на рабочее место, в приемной его уже ожидал Фейдельман.
- Зачем явился? – спросил его Мордашев.
- Поговорить, - ответил тот. 
- Ну, проходи, - кивнул секретарь Совбеза.
Фейдельман проследовал за вице-губернатором в его кабинет. Мордашев закрыл дверь на ключ и спросил:
- Ну, валяй, с чем пришел?
Фейдельман замялся.
- Видишь ли, - начал он, - тут такое дело. Говорят, Брусницына в розыск объявили. И якобы дело ему шьют.
- Ну да, - заявил Мордашев, - Брусницын обвиняется в причастности к прошлогоднему похищению дочери предпринимателя Гольцмана.
- Да как-то непонятно это все, - пожал плечами Фейдельман.
- От меня-то что хочешь? – спросил  Мордашев.
- Узнать хотел, что вообще по делу этому слышно? – поинтересовался Фейдельман, подергивая рукой.
- Так-так, - усмехнулся вице-губернатор, - нервишки сдают, значит?
- Есть немножко, - согласился Фейдельман.
- Значит, боишься, как бы самого за жопу не взяли, так?
- Ну да, - согласился предприниматель.
- Ты мне скажи, - спросил Мордашев, - а зачем ты с Забелиным встречался?
- Это не я, это он со мной, - ответил Фейдельман, - его инициатива была.
- И что же хотел он от тебя?
- Спонсировать деятельность отделения партии «Отечество». А еще предлагал газету создать и развернуть общественно-политическую деятельность, - как на духу выложил Фейдельман.
- И всё? – спросил вице-губернатор.
- Всё, - ответил тот.
- Молодец, хвалю за честность. И что же ты ответил ему? – поинтересовался Мордашев.
- Сказал, что подумаю.
- Подумал?
- Пока еще нет.
  Мордашев внимательно оглядел Фейдельмана с головы до ног. После этого он неожиданно спросил:
- А с Брусницыным что тебя связывает?
- Да ничего особенного, - ответил Фейдельман, - так, виделись пару раз, когда он был и.о. начальника. Но даже обсудить толком ничего не успели.
- А хочешь, я расскажу одну историю? – спросил Мордашев.
- Ну, давай, - напряженно кивнул Фейдельман.
- Так вот. Около пятнадцати лет назад на Приволжской железной дороге промышлял некий поездной катала, который подсаживался к доверчивым пассажирам, предлагал перекинуться в картишки, и все такое, а потом раздевал их до нитки. Очень ловкий был мошенник, и никак его ментам не удавалось ухватить за руку. Но однажды ему не повезло. Пассажир, к которому он подсел, оказался выпускником Великоволжской Высшей школы КГБ, и ехал он как раз в Нижний Новгород – к своему месту службы, куда его направили по распределению. И этого каталу он взял и схватил за руку, можно сказать, с поличным, - Мордашев остановился, глядя на своего собеседника. Тот спокойно слушал его. Вице-губернатор продолжил рассказ:
- Но тот чекист человеком оказался довольно гуманным, и вместо того, чтобы сдать его в ближайшую ментовку, предложил ему выбор. Либо он дает этому делу законный ход, либо же предлагает катале прямо здесь написать расписку о начале добровольного сотрудничества с госбезопасностью. Надо ли говорить, что катала, будучи человеком неглупым, выбрал второй вариант. Осталось только добавить, что того лейтенанта госбезопасности звали Алексей Брусницын. А сказать, как звали каталу?
Закончив рассказ, Мордашев внимательно посмотрел на Фейдельмана. Тот невозмутимо пожал плечами.
- Забавная история, - нарочито спокойно произнес он.
- Что это ты так приуныл? Замолчал совсем? – спросил его после десятисекундной паузы секретарь Совбеза.
- Добавить-то тут нечего, - развел руками Фейдельман.
- Правильно, нечего, - согласился Мордашев, - так что видишь, какая ты личность многогранная. Ты бегаешь к нам, бегаешь к Забелину, бегаешь к Брусницыну. Ты бы определился бы для начала, с кем вы, мастера культуры?
- Вы сомневаетесь в моей лояльности? – спросил Фейдельман.
Мордашев в ответ усмехнулся.
- Эх, Леня, - сказал он, - если бы мы усомнились бы в твоей лояльности, тебя бы на этой земле бы точно не было. В лучшем случае, отсиживался бы сейчас на земле обетованной. А ведь живешь пока.
- Хорошо, хотите, я прекращу все отношения и с Забелиным, и с Брусницыным? – спросил Фейдельман.
- А вот этого, не нужно, Леонид Семеныч. Наоборот, я думаю, что для тебя было бы полезно углубить взаимоотношения с ними. Ну, допустим, с Брусницыным вопрос уже почти закрыт, но вот с Забелиным тебе подружиться бы не мешало. А еще делать все то, о чем он тебя просит. Просит дать денег на партию – давай, не жидись, извини за выражение. Газету предлагает создавать – так создай, хорошее дело. Ты, самое главное, не забывай с нами информацией делиться, и все тогда будет у нас с тобой в ажуре. И Забелин будет под надежным присмотром.
- Я понял, - сказал Фейдельман, - а с делом-то этим как дальше?
- Ну, ты чудак-человек, - рассмеялся Мордашев, - я же тебе говорю, живи пока, расслабься и ни о чем не думай. Пока ты в нашей команде, с тобой ничего не случится.
- Хорошо, - согласился Фейдельман, - единственное, что я хотел бы сказать. Брусницын-то ни при делах во всей этой истории. Это все через Гладышева покойного шло.
- А вот это уже не твоего ума дела, - ответил ему вице-губернатор, - и кто там при делах, а кто ни при делах, решать уже не тебе, ты свою роль там уже отыграл. Надеюсь мы друг друга поняли.


Выйдя из кабинета, Мордашев увидел вице-премьера Шумилова, дожидавшегося его в приемной.
- Это самое, Саня, - сказал он, - поговорить бы надо.
- А вам всем поговорить надо постоянно, - ответил секретарь Совбеза, - вот только, как до разговора доходит, то разговор у всех один: выручай, Саня, на тебя одна надежда. А Саня ведь не резиновый.
- Да я понимаю все, но я же не просто так, тут проблема одна есть.
- Ну, пошли, - кивнул Мордашев, и вскоре они уже сидели в кабинете секретаря Совбеза.
Шумилов слегка замялся, но быстро взял себя в руки и наконец выдавил из себя волнующую его проблему. Оказывается, его очень беспокоила дальнейшая судьба главы Минимущества Калинкина, который несколько недель числился в розыске. Все это время Калинкин продолжал жить в здании краевой администрации, а Шумилов его отстранил от должности заместителя по банкротству на время расследования. Теперь вроде бы дело против Калинкина закрыли, но вот восстанавливать его в должности или нет, это большой вопрос, который Шумилова мучает и не дает спокойно спать по ночам.
- Вот я и не знаю, что с ним делать, а ну как завтра опять на него дело заведут, и да и примут его в следующий раз, а он показания давать начнет. И что мне тогда делать? Да и не только мне, Дмитрий Иванович вон тоже может пострадать, если что.
Мордашев пристально посмотрел на Шумилова.
- От меня-то, что хочешь, Петя? – спросил он вице-премьера.
- Да вот совета квалифицированного. Что делать дальше? Чтобы впредь этот вопрос не всплыл бы.
Мордашев опять посмотрел на коллегу, после чего сказал:
- Я понял твою печаль, Петя. Решим мы твой вопрос, так и быть. И даже безвозмездно. Но ты мне будешь должен. И про твой долг я тебе напомню, когда сочту это нужным. По рукам?
- Да конечно, какие проблемы, - радостно ответил тот, - свои люди, сочтемся.


Губернатор принял своего помощника Ивашко после обеда. Тот ждал аудиенции около сорока минут, что для Агаркова было  не таким уж большим сроком, случалось и по несколько часов люди у него в приемной просиживали.
- А, это ты, - сказал Агарков, радостно по своему обыкновению приветствуя помощника, - ну давай выкладывай, с чем на этот раз пожаловал.
- Так я это, Дмитрий Иванович, насчет плана своего. Я имею в виду, по порту.
- А, вон оно что, - ответил губернатор, после чего достал из ящика стола папку и швырнул ее Ивашко.
- Ну что, можешь теперь подтираться своим планом, - радостно заявил губернатор.
- Это почему же? - оторопел Ивашко.
- А все, нечего нам больше делить. Свернули в бараний рог этого полковника, через которого Резо работал. И все тут, а с портом решать больше нечего, и так уже он у нас в кармане. Так что пускай Резо идет теперь на ***, можешь так и передать ему. И еще скажи ему: накося-выкуси, - и губернатор показал своему помощнику фигу.

….
Мордашев сидел в своем кабинете и курил в потолок. Он думал, причем думал напряженно. Обычно он все схватывал налету и старался не напрягать попусту мозговые извилины, но теперь ситуация складывалась более чем хреновая. Тревожные известия, полученные сегодня в течение одной только первой половины дня, свидетельстовали, что Резо не смирился с потерей порта и, потерпев неудачу с чекистами, решил действовать подручными средствами.
Узнав о разгроме почти построенного торгового центра, Мордашев срочно вызвал к себе начальника ГУВД Синельникова и главу РУБОПа Рябцева и потребовал срочно принять меры, найти погромщиков и перейти на усиленный режим работы. Уже в обед город наводнили патрули в бронежилетах и с автоматами, на блок-постах ДПС появились ОМОНовцы в пятнистых камуфляжах, и беззвучно ощутимая атмосфера тревожности стала спускаться на город, наводя смятение в душах обывателей и навевая нехорошие предчувствия. К вечеру город и вовсе казался прифронтовым, ОМОНовские и милицейские патрули прохаживались по всем центральным улицам, ДПСники выборочно останавливали автомобили, по каким-то своим соображениям.
Но еще больше заставляло задуматься секретаря Совбеза стремительное исчезновение полковника Брусницына. Полковник исчез неожиданно и бесследно, как будто его кто-то предупредил, хотя конечно он вполне мог бы и сам догадаться, этот идиот Ваньков еще бы больше телился бы с постановлением на арест. Но самое поганое заключалось в том, что Брусницын теперь мог проявиться в самом неожиданном месте и в самое неподходящее время, и никто не мог предугадать с чем он появится. Мордашев отлично понимал, что богатый архив с компроматом как минимум на половину краевой элиты находится в руках беглого полковника, и потому рассказать ему есть о чем.
Мордашев подошел к окну. Внизу переливались огни Великоволжска. Внизу змеились узкие улочки столицы Поволжья. Чуть дальше черным пятном лежала огромная река. Прямо по курсу ее пересекал изгибающийся старый мост. За рекой светился редкими огнями Зареченска левый берег, а за этими огнями начинался кромешный мрак Левобережья. На юге горел огненным глазом факел Великоволжского НПЗ, а за ним уходила в гору дорога к югу. Кругом же расстилались до самого горизонта черные степи – то самое дикое поле, из противостояния с которым когда-то и возникла российская государственность, которая возвела города с крепостными стенами и рвами, проложила дороги, пустила по ним тяжелые комбайны, построила кучу дымящихся заводов, проложила многокилометровые мелиорационные трубы, чтобы сделать из дикой степи плодородные поля, и понастроила зоны, обнесенные колючей проволокой. А сейчас все это год от года уходило в небытие. Могучая цивилизация ветшала на глазах и осыпалась, столь же величественная в своем обрушении, сколь и в своей мощи. И на место культурного пространства возвращалась дикая степь, обступая со всех сторон заброшенные мелиорационные каналы, опутывая бурьяном руины заводов. Цивилизация отступала, уступая место первозданной природе и варварству. Мрак степей, казалось, взял город в тиски, обступая со всех сторон, и не было от него никакого спасения, ибо бежать и молиться было уже поздно.

Глава двенадцатая
Раннее осеннее утро сгущало клубы тумана над Волчьим ущельем. Элитный коттеджный поселок Великоволжского края еще тихо спал, готовясь через два часа разродиться покрякиваньем мигалок. В этот час на горе над самым ущельем возник человек в черной вязаной шапочке и камуфляже. С собой он притащил какой-то тубус, в котором живописцы носят свои картины, и вытащил оттуда трубу, с которой лег на землю, направив ее в сторону поселка. Прицелившись, он нажал на спусковой крючок и сразу руками уши. Спустя секунду над поселком громыхнуло, и обитатели почти всех домов почувствовали дребезжание стекол, а потом из одного из самых больших домов поселка, желтого с белыми колоннами особняка Романа Чавия, раскинувшегося на самом краю ущелья, повалил черный дым.
Человек шапочке, бросив трубу, мгновенно впрыгнул в старенькую белую «Шестерку», дал газу и машина очень быстро исчезла из вида. Спустя два часа ее пустую нашли на самом краю Заводского района, около пересечения двух железнодорожных веток.


Ранним утром в небольшом сквере, раскинувшемся за площадью Ленина, встретились два человека в оранжевых жилетах и с метлами в руках. Один из них был невысокого роста, с вертлявыми движениями и прыгающей походкой. Второй же напротив был крупный и довольно высокий, с круглым лицом, похожий на довольного жизнью медведя.
- Все, перекур, - говорил один, который был ниже ростом и чуть помоложе второго. Они присели и повели разговор.
- Нет, ты, послушай, - начал низкий, - я мету угол Советской и площади Ленина, квадрат свой знаю, как облупленный. Ну, ты знаешь, около мэрии участок Фомина. У этого, ты знаешь, то понос, то золотуха. То он на больничном хронически, то у него свадьба, то еще какая ***ня. Короче, как что случится, Михалыч меня на этот участок ставит, бл… Я Фомину говорю еще давеча прямо в глаза: совесть-то у тебя есть, бл…? Ты мне с зимы еще отработать обещал. Две недели тогда лежал, с пневмонией, еще хуйней какой. А я две недели за него снег лопатами месил. А как у меня ноги заболели, бл…, Михалыч отправил за больничным и еще подписывать не хотел. Я ему прямо в глаза тогда: Фомину, мол, сразу ставишь, небось не вникаешь даже. Он мне тогда, мол, Фомин из чернобыльцев, у него легкие слабые, и вообще, бл… А так вот. Я Фомину и говорю: совести у тебя нет, я за тебя тут сколько пахал, еще зимой, глыбы льда ворочал. Он мне в ответ: я за свои больничные отчитался, я тебе ни х… не должен, иди, работай. Нет, вот скажи, где справедливость-то, а?
- Да чего про них говорить-то вообще, - махнул рукой тот, что был повыше и потолще, - пойдем лучше пивка жахнем.
Они дошли до ближайшего ларька и купили по бутылке. Потом присели на скамейку, откупорив бутылку и подставив лица свои восходящему солнышку, постепенно рассеивающему туман и все утренние призраки, наполненные смутными томлениями, надеждами и страхами. 
- А не спалимся? – спросил толстый, - говорят, Михалыч иногда сам тут шастает, высматривает, как работают. Если с пивом нас засечет, выговор обеспечен, и квартальной не видать.
- Да брось, - сказал мелкий, - я Михалыча за версту увижу, он у нас мужчина видный.
- Да не скажи, - боязливо произнес большой, - говорят он иногда закутывается то в капюшон, то шляпу на глаза и воротник поднимает.
- Да хорош уже трындеть! - воскликнул мелкий, - и без тебя тошно.
Оба дворника замолчали. Через несколько секунд большой осторожно спросил.
- Ну так чего с Фоминым делать надумал?
- А чего делать-то с ним, - махнул рукой мелкий, - если не отработает, ****юлей наваляю ему и всего делов. Тоже мне, ветеран, бл…, нашелся. 
- А если он Михалычу стуканет? – спросил большой.
- И чего? Ну и пускай увольняют на хер, я и сам, может быть, свалю скоро. Сил уже нет этих козлов терпеть. Я, бляха, артрит уже заработал с этими доработками.
В это время откуда-то со стороны драмтеатра появились две грузные женщины в синих спецовках и тоже с метлами и ведрами.
- Во, видал, - воскликнул мелкий, - городские идут.
Когда женщины приблизились, он закричал нарочито гнусавым голосоком:
- Ну чего, бабульки, че невеселые такие?! Похудели прямо, а?! Видно, не кормит вас совсем Аксюта-то?
- Ага, - ответила одна из работниц ему, - мы, может, надбавок у Агаркова не получаем, зато не дармоедствуем, работу свою на совесть делаем. Не то, что некоторые.
- А чего ж тогда, нам всю площадь Ленина отдали, и Советскую до самой Кирова, а? – продолжил задирать женщин мелкий, - от ваших, что ли, трудов праведных?
- А чего ж мы тогда до сих пор метем-то за вами до сих пор? - ответила ему женщина, - и Московскую метем, и Советскую, и Ленина.
- Да за ними вообще потом подметать два раза еще нужно, - вмешалась в разговор ее коллега, - тоже, вон, сидят, пиво пьют. Не делают ни хера, жируют только на харчах государственных!
- Чего ж ты жопу такую наела, если трудишься так усердно? – воскликнул низкий.
- Сиди уже, хренчик мелкий, - ответила та.
Низкий хотел еще что-то крикнуть, но те уже прошли мимо скамейки. Напоследок он показал им средний палец и крикнул вслед:
- Дуры аксютовские!!!
Но те уже скрылись из вида.
- Да ты чего так кипятишься, - сказал большой, - да плюнь ты на них, убогих.
- Да достали, - ответил низкий, - это они сейчас еще типа добрые, а попадись им, троим, один. Вон как Петруху со второго участка на той неделе отмудохали.
- Ну, там, говорят, по пьяни было.
- Да какое по пьяни. Шел один в спецовке, а трое городских его пасли. Он за угол у драмтеатра завернул, они его там и подкараулили, и привет. Они же нас ненавидят вообще конкретно. Наши вообще по форме поодиночке даже не выходить стараются. Говорят, за пределы площади Ленина и Московской уходить опасно. В смысле, ходить можно, но только там, откуда добежать до администрации.
В это время к собеседникам на скамейку как-то неожиданно пристроился невысокий мужчина.
- Извините, мужики, у вас закурить не найдется? – спросил он.
- Иди отсюда, - сказал мелкий, но высокий неожиданно сдерживающим жестом похлопал его по плечу.
- Да на, кури, - сказал он, и поднес ему пачку сигарет.
- Спасибо, только я не курю, просто сказал, чтобы разговор завести, - ответил незнакомец.
- Слышь, ты че тут, развести нас решил? Вали давай отсюда, - закричал мелкий, но высокий снова похлопал его по плечу.
- Я журналист, - сказал незнакомец, - моя фамилия Щепкин, читали, наверное. Вот сейчас материал делаю о дворниках нашего города. Вот решил вас послушать.
- Слышь, вали отсюда, городских иди разводить, - опять попытался возникнуть мелкий, но высокий миролюбиво сказал:
- Ну, отчего ж, можно и поговорить. Меня Васей зовут, а тебя?
- А я Юра, - сказал Щепкин.
- Сергей, - нехотя протянул руку мелкий.
- Я вот чего узнать-то хотел, - начал Щепкин, - как вы вообще попали в дворники, где работаете и в чем заключаются ваши обязанности?
- Ну, это я тебе сейчас расскажу, - степенно заявил Вася, - значит, работаем мы в краевой администрации, да. Называется – отдел благоустройства территории. Мы считаемся элитой среди дворников, да. Нас так и называют – губернаторские дворники. Раньше мы мели только в пределах администрации за оградой и еще подметали по периметру администрации, но три года назад был юбилей – 250 лет региону, много гостей понаехало, и нам по согласованию с мэрией передали также все центральные окрестности, да. Площадь Ленина, часть улицы Советской до Кирова, площадь Калинина, напротив мэрии и Думы тоже наше все, да. Короче, лицо города нам доверили. Понятно, что городским дворникам это не нравится, они на нас тявкают только, но сделать ничего не могут, да. Ну, живем мы, хочу сказать тебе, как у Христа за пазухой, да. Считаемся госслужащими категории В, официально, как и чиновники администрации, да. Вот удостоверение могу показать даже, - и он извлек из внутреннего кармана жилетки красное удостоверение, на котором было написано «Администрация Великоволжского края», и раскрыл его. Содержимое его гласило, что Баринов Василий Степанович является сотрудником отдела благоустройства территории управления делами губернатора.
- Ну, само собой, проезд бесплатный в общественном транспорте, да, - степенно и вальяжно продолжал Василиц, - обеды бесплатные, а если в ночную смену остаешься, то потом развозят по домам на транспорте, да. Ну и плюс зарплата как у госслужащих, есть минимальный оклад – шесть тысяч, а остальное в зависимости от нормы выработки, почасовая, так сказать, оплата. Плюс еще премия квартальная, и всего тысяч двадцать в месяц набегает, да.
- Ух ты, - искренне воскликнул Щепкин, - здорово вы устроились!
- Вот и я тебе про то говорю, - заявил Василий, - а другие дворники разве могут похвастать такими условиями? Да они в лучшем случае тысяч пять-шесть в месяц получают, и все.
- А устроиться к вам можно как-нибудь? – спросил Щепкин, - а то я уже прямо профессию поменять готов.
- Э, это ты даже не мечтай, - помотал головой Василий, - у нас, знаешь, требования какие. Я когда три года назад устраивался, медкомиссию мы проходили, Совбез нас проверял на предмет уголовного прошлого, справку из наркодиспансера и психдиспансера это само собой, физические нормативы сдавали, да. Плюс еще надо было язык иностранный на разговорном уровне знать, да. Ну, это мы учили потом уже специально, словари изучали, когда юбилей-то был, иностранцев тогда много понабежало, да. Тут это тебе не хухры-мухры, да. А ты хиловатый очень, и внешне не презентабельный, Михалыч с тобой даже разговаривать не станет.
- А Михалыч это кто? – спросил Щепкин.
- Михалыч – это царь и бог, - ответил Василий, и поднял вверх указательный палец, - это начальник наш, отдела благоустройства, да. Человек суровый, но справедливый. Слуга царю, отец солдатам, вот. Ему под горячую руку лучше не попадаться, так говном измажет, что вовек потом не отмоешься, но и наградит, если что, по-царски. Да. Короче, в ежовых рукавицах нас держит, но и порядок зато какой вокруг! Не то, что в остальном городе. Засрал город Аксюта-то. Пройдись вон по Ленина или по набережной. Лица города, а как все засрано. Потому что не делают ни хера аксютовские, да. Только на нас тявкать и могут.
- А много вообще вас? – спросил Щепкин.
- Ну, всего нас пять бригад. Одна метет на территории администрации, вторая на Московской и далее по периметру забора администрации, третья – подметает площадь Ленина, четвертая, наша, метет Соборную, вокруг мэрии и Думы. Пятая угол Ленина и площадь Калинина, у памятника. В каждой по три смены, значит где-то по двадцать-двадцать пять рыл. Вот и считай.
- Здорово, - сказал Щепкин, - слушайте, мужики, тут у меня предложение есть к вам деловое.
- Ну, валяй, - все тем же величественно-добродушным тоном сказал Василий.
- Не мог бы кто-нибудь из вас одолжить мне робу на полдня? А к вечеру я верну все. Могу в залог удостоверение свое оставить. А взамен – сто долларов.
Мелкий искривил рот в презрительной усмешке, а Василий усмехнулся:
- Это, брат, тебе не роба, а спецодежда! Да! Это у городских робы. А у нас, губернаторских, спецодежда, да. И спецодежда, как Михалыч нас учит, это наше стратегическое оружие. Это все равно, что врагу пистолет доверить, да. Нас в этой спецодежде ни один мент тормознуть не имеет права, да. А ты говоришь – на полдня.
- Так я же в залог удостоверение оставлю, - пытался все убедить его Щепкин.
- А на хрена нам твое удостоверение, - парировал Василий, - у нас вон построение в обед. Знаешь, что Михалыч с нами сделает, если на ком-то спецодежды не окажется?
Все это время мелкий как-то подозрительно косился на Щепкина, и наконец вдруг громко заявил:
- Слышь, Вась, ты че вообще его слушаешь? На хрена ты ему трындишь про наши дела?
- Ну как же, - смутился Василий, - это ведь журналист все же. Да и я вроде никаких государственных тайн не раскрыл, все, как есть, сказал.
- Да какой это журналист! – закричал мелкий, - ты тоже, Степаныч, бля, уши развесил! Да пи…ит он все. Я узнал его. Бомж это здешний. Я все время его тут вижу, он в помойке у краевой администрации постоянно копается. И возле Думы тоже у помойки я его видел.
После этого он резко посмотрел на Щепкина и заявил:
- Ты че к нам приебался? Вали давай, отсюда на ***, пока ****юлей не огреб. 
Василий снова миролюбиво тронул Сергея за плечо.
- Хорошо, мужики, - сказал Щепкин, - ладно, я уйду. Вот только сигаретки у вас можно стрельнут?
- Да ты чё, вообще, то курю, то не курю! - воскликнул мелкий.
 - Да я бросил, а сейчас опять вот хочу, - ответил Щепкин.
- На, вот, кури, - сказал Василий, и протянул ему портсигар.
- Вот спасибо, - сказал Щепкин, и вдруг выхватил портсигар и бросился бежать в сторону драмтеатра.
- Ах ты, сука! – закричал ему вслед мелкий, и резко вскочил со скамейки.
- Да оставь его, убогого, - попытался остановить его Василий, но тот уже бросился в погоню. 
За углом драмтеатра дорогу ему резко перегородил какой-то мужик в кожанке и кепке, надвинутой на глаза.
- Куда спешишь, братуха? – спросил его тот.
- Отвали, дядя, - ответил дворник, после чего человек в кепке резко засветил тому между глаз, и дворник упал на землю. А человек в кепке тем временем снял с бесчувственного тела спецовку и быстро напялил ее на себя.
- Выходи, Саня, - позвал он Щепкина, прятавшегося в кустах. 
Щепкин вышел.
- Ну что, как? Дальше что думаешь делать? – спросил он Брусницына.
- Да нормально, вот, - ответил полковник, застегивая пуговицы жилетки и кивая на тело дворника, лежавшего на асфальте, - сматываться надо, я думаю.


Министра имущественных отношений и банкротства Михаил Калинкин пару дней назад смог вернуться к нормальной жизни. Это произошло в тот же день, в который полковник Брусницын был объявлен в розыск. К нему тогда пришел Мордашев и сказал, чтобы тот валил к себе домой и перестал занимать казенную жилплощадь. Тот долго не верил своему счастью и все спрашивал у вице-губернатора подтверждения, но тот предложил ему за подвтерждением сходить в краевую прокуратуру. Так, Калинкин понял, что все кончилось.
Вернувшись домой, помывшись и переодевшись, Калинкин на следующий день попытался выйти на работу, но оказалось, что полномочия его временно были переданы Новосельцеву, заместителю по управлению региональным госимуществом. Шумилов тогда предложил ему еще недельку отдохнуть, пообвыкнуться и прийти в себя, ну а потом уже выходить на работу с новыми силами. Разумеется, тут же он выписал ему оплачиваемый отпуск на неделю, сказав, что время, пока он числился в розыске, никак не отразится ни на его стаже, ни на заработной плате.
Успокоенный Калинкин ушел к себе домой. На следующий день он отправился в баню, причем поутру. Из бани он возвращался уже в обеденное время, и нес в руках пакет с банными принадлежностями. Когда он вошел к себе в подъезд, то увидел, что на лестничной площадке возле лифта ошивается какой-то тип, невысокий и в кепке, с лицом потрепанным жизнью.
- Закурить не найдется? – спросил он.
Калинников оглядел его и обратил внимание, что пальцы его украшены синими вытатуированными перстнями. От этого ему стало совсем невесело, и захотелось бежать без оглядки, куда глаза глядят. Он попытался развернуться, но незнакомец преградил ему путь:
- Тю! Куда ж это ты собрался? – сказал тот, после чего преградил тому путь к отступлению, достал выкидуху и нанес господину Калинкину несколько ударов в живот, а потом скрылся убежал в неизвестном направлении. Калинкин присел, и спустя несколько минут скончался. Тело его обнаружил соседский школьник, возвращавшийся из школы. Потом он долго хвастался перед своим сверстникам.


В кабинете губернатора сидели Чавия и Мордашев. Чавия накануне лишь чудом уцелел во время покушения. Он покинул свою спальню за пять минут до того, как в ней разорвался снаряд. Теперь он сидел в состоянии близком к полной истерике и то кричал, то умолял Агаркова с Мордашевым спасти его.
- Ты бы заткнулся, а, - сказал ему Мордашев, - раньше думать надо было, перед тем как Беловодский порт отжимать. Знал ведь, на чье мясо пасть разявил. А теперь из-за тебя мы все тут в говне по самые уши.
- Братцы, родненькие, спасите меня, а, - начал опять причитать Чавия, - я все заплачу, любые деньги.
- Вот ведь скотина, - заорал губернатор, - любые деньги он заплатит! Да ты понимаешь хоть, что ты мне тут обстановку в крае дестабилизировал. Каждый час почти из Москвы звонят, спрашивают, что происходит? Я пять лет, бляха, регион в кулаке держал без всяких там попыток, а тут из-за твоих разборок все к ****ям летит! Да ты мне теперь вообще все свои активы отпишешь!
За Чавию неожиданно заступился Мордашев.
- Ну, не будем так уж резко к человеку, - сказал он, - Роман Вахтангович поди и не знал, во что влезает.
- Не знал, - охотно согласился Чавия.
- Ну а коли уж влез, то вылезать-то надо?
- Надо, - опять горячо кивнул Чавия.
- А чтобы вылезти, надо заплатить, так ведь?
Чавия опять согласился.
- Ну, значит, обсудим позже цену вопроса. А пока можешь здесь в администрации перекантоваться, если так зассал.
В это время зазвонил мобильник Мордашева. Тот взял трубку, выслушал информацию и сказал, что все понял.
- Калинникова завалили, - сказал он, - сегодня в собственном подъезде два часа назад.
 - Вот, - удовлетворенно воскликнул Агарков, - вот, пожалуйста. Твои заслуги. На твоей совести! 

..
Начальник отдела благоустройства территории управления делами администрации Великоволжского края Владимир Михайлович Кузьминов, больше известный как Михалыч, рассматривал побитую физиономию своего подчиненного – дворника четвертого участка Сергея Короськова. Рядом с ним сидели напарник Короськова Василий Храмчихин, и его непосредственный начальник бригадир четвертого участка Вадим Прохоров. Михалыч как всегда выглядел представительно – большая борода, черная рубашка и внушительный живот. Все однако знали, что несмотря на живот, он является бывшим бойцом ВДВ и ветераном афганской кампании, и из уст в уста ходили легенды, как одним кулаком он мог отбросить проштрафившегося подчиненного в другой угол комнаты.
- Н-да, - сказал он, - это как же вообще приключилось-то такое?
- Я же говорю, подошел бомж, выхватил пачку сигарет, я за ним, и он меня в засаду привел, там трое жлобов…
- Это я все уже услышал, - безапелляционно произнес Михалыч, - какого хрена ты вообще с бомжом в разговор вступил? У тебя что, служебные инструкции из башки вылетели? Когда ты при исполнении, ты не должен вступать в контакт ни с кем из посторонних, а при малейших признаках агрессии должен сразу же сразу же нажать тревожную кнопку или спасаться бегством до ближайшего наряда милиции. Вам рации для чего выданы? Зачем ты за ним вообще побежал? Ты с метлой бежал или метлу тоже похерил?
- Да нет, метлу я сдал уже на склад инвентаря, - виновато произнес Короськов.
- Значит, метлу тоже бросил! – воскликнул Михалыч, - Я вам сколько раз всем уже говорил – спецовка это ваше стратегическое оружие. И теперь ты, - и Михалыч пальцем почти ткнул Короськову в лицо, - из-за твоей преступной халатности эта спецовка попала в посторонние руки, возможно, преступные. Да у меня все спецовки подотчетны. Ты знаешь, что запасной спецовки для тебя никто не шил, да! Я теперь должен по твоей милости писать заявление управляющему делами и с его визой идти в отдел снабжения и заказывать новую спецовку. А бюджет отдела не резиновый. Тут одной твоей квартальной дело не ограничиться. Эта спецовка знаешь сколько стоит!
- Да, Михалыч, я же не виноват…
- Я тебе не Михалыч! А ты совершил преступную халатность! И теперь понесешь взыскание по всей строгости! Увольнять на первый раз я тебя не буду, но строгий выговор с предупреждением объявляю! Понял? В следующий раз будет сразу увольнение. Само собой, квартальной тебе теперь не видать. Да, и от метлы я тебя отстраняю на две недели.
Все присутствующие ахнули. На такой большой срок еще никого в отделе от работы не отстраняли. А поскольку зарплата складывалась из часов, проведенных за уборкой территории, то с учетом лишения квартальной это взыскание означало одно – посадку работника на голый оклад, то есть на те шесть тысяч в месяц, которые выплачивались официально.
- Так, я не понял, это что там за всхлипы? – вскричал Михалыч, - вы у меня поплачьте еще, - обратился он к Храмчихину и Прохорову, - между прочим с вами-то у меня еще разговор не закончен. Ты сам куда смотрел, когда товарищ твой залетел? – обратился он к Храмчихину.
- Так это, - ответил он, - тот побежал, а я за ним. Подбегаю – он лежит уже на асфальте.
- А как этот бомж вообще там появился?
- Так мы это, подметали, а он подходит и спрашивает, закурить не найдется.
Михалыч засмеялся.
- Подметали они! Пиво, небось, жрали! Вы видели, чтобы бомж к работающим дворникам когда-нибудь подошел? Вот то-то.
- Да вообще, к ним давно уже нарекания, - вмешался бригадир.
- А ты бы вообще помолчал, чем кляузничать, - сказал Михалыч, - это между прочим, твои подопечные. Ты должен был ходить и смотреть, что да как. А сам ты где был в это время? Короче, обоим – тебе и тебе, - он показал пальцем на Храмчихина и Прохорова, - по довыговору каждому. Пока без предупреждения. Все, можете идти. И помните, что вы обеспечиваете имидж края, чистоту его лица, можно сказать. Вы облечены высоким доверием, - и Михалыч указал рукой на портрет губернатора, висевший над его рабочим столом, - а работаете черте как! Дожили – бомжи уже на губернаторских дворников руки поднимают!

Когда подчиненные вышли, Кузьминов взял телефон и набрал номер начальника ОВД «Волжский».
- Але, да, - сказал он, - ну поздравляю. Опять на моих напали. Слушай, ну давай уже меры принимать какие-то. Ваши вообще там чем занимаются? А на моих почти каждый день нападения. То городские дворники в прошлый раз избили, теперь бомжи спецовку отобрали. И главное ни одного патруля в округе.
- Михалыч, я бы рад, - ответил голос в трубке, - но у нас тут по ходу войнушка началась. Сегодня по дому Чавии ****ули в Вольчем ущелье, и на моей земле Калинкина зарезали, министра имущественных отношений. Короче, моих всех в усиление, по городу. В брониках, с автоматами. Людей вообще нет.
- Ну, понятно, ну вы бы все равно усилили бы надзор за центральной площадью, все-таки лицо города.
- Так там же автобус с ОМОНом теперь все время стоит, у памятника Ленину. Странно, что те не среагировали.
- Ох, бардак! – заключил Михалыч, - ну ладно, давай.
Закончив разговор, Михалыч прошел в подсобку, которая примыкала прямо к его кабинету. Открыв дверь своим ключом, он оглядел инвентарь, валявшийся там. Потом он открыл еще одним ключом шкаф, и посмотрел на десять новеньких спецовок, висевших там.
«Стратегический резерв», - подумал он, и закрыл дверь обратно на ключ. Потом опять достал мобильный телефон, набрал номер и сказал:
- Але, Витек? Так сколько, говоришь, спецовок тебе надо? Ну, штук пять найдем. Завтра к утру. По цене договорились. До связи.


Брусницын, одетый в оранжевую спецовку с вышитым на ней гербом края и с метлой в руках, прошел во двор и осмотрелся по сторонам. Признаков наружки не было, но он не сомневался, что она где-то поблизости. Неожиданно он почувствовал на себе чьи-то глаза, а когда оглянулся, то увидел целую компанию людей в синих фартуках, которые плавно окружали его по периметру.
- Слышишь, ты бы шел к себе на Московскую, 15, подобру-поздорову, - сказал один из них, с небольшой бородкой.
- Да вы чего, мужики? – удивился полковник.
- Мы тебе не мужики, - ответили люди в синем, - слышь, кому сказали, вали давай отсюда, пока тебе все кости не пересчитали, петушок губернаторский!
После этого несколько человек вплотную подошли к Брусницыну с явно немиролюбивыми намерениями. Потом один из них бросился на него, но полковник успел сделать ему подсечку, и тот упал на землю. Тут же подскочил второй, его Брусницын сшиб ударом в челюсть, но потом на него набросились сразу трое, и справиться с ними полковник уже не смог, и очень скоро он оказался на земле, под ударами шести пар ног одновременно. В придачу ко всему один из дворников схватил метлу и начал наносить ею удары. Это было совсем уже неприятно. Уличив момент, Брусницын выскочил из кучи, достал из кармана ствол, и произвел два выстрела поверх голов. Это сразу произвело впечатление. Толпа тут же бросилась врассыпную, и послышались крики:
- Э, мужик, ты чё, совсем, охерел?! Да у него ствол, валим отсюда быстро!
Через полминуты уже никого не было, только один Брусницын сидел на земле, вытирая кровь с лица и пытаясь определить, целы ли у него ребра.

В это время совсем рядом в сиреневой «Девятке», как и предполагал Брусницын, вели наружное наблюдение двое сотрудников седьмого отдела РУБОП. Когда они увидели драку, один из них спросил:
- Это че там за хрень творится?
- Да это дворники между собой разбираются, - ответил второй, - губернаторский во двор забрел, видать, поссать хотел, а городские уже тут как тут, сейчас его и метелят.
Потом прозвучали выстрелы. Первый опять встрепенулся:
- Слышь, по ходу разобраться бы надо.
- Да сидишь уж. Оно тебе надо. У нас своя задача есть, а с этой шушерой пусть районные менты разбираются.
- Ага, а стрельба-то зачем?
- Видать, губернаторским оружие табельное выдавать стали, а то каждый день на них нападения. Не любят у нас квалифицированную рабочую силу.
- А я все-таки выйду, разберусь.
- Ну, валяй, только быстро.
Минуту спустя оперативник подошел к сидящему на асфальте и вытирающему кровь из разбитой губы Брусницыну.
- Слышь, мужик, ты как в норме?
- Да нормально, - прохрипел полковник, и попытался подняться. Хотя он и не чувствовал себя совсем в норме, было больно дышать, но похоже, обошлось все-таки без переломов.
- Э, помочь, может, «Скорую» вызвать?
- Да не надо, я сейчас сам дойду.
- Ну, смотри, мужик, как знаешь. А этих бы пугнуть не мешало бы.
- Ничего, жизнь их сама обломает, - ответил Брусницын, окончательно встав во весь рост и опираясь на метлу.
Оперативник вернулся в машину.
- Ну чего там? – спросил его напарник.
- Да, отделали его нехило.

Тем временем побитый дворник пришел в себя и закурил. Потом подошел к одному из подъездов и набрал номер домофона. Перед этим однако он достал мобильник и кому-то позвонил.
Вскоре сотрудники наружного наблюдения увидели невыского человека, который рылся в помойном ящике. Закончив этот процесс и достав оттуда какие-то предметы, он подошел к машине и спросил:
- Мужики, у вас закурить не найдется?
- Вали давай отсюда, - сказал второй оперативник, но первый протянул ему пачку сигарет. Тот взял одну сигарету и отошел подальше.
Через минуту из-под машины повалили клубы дыма. С криками, полными ненормативной лексики, оперативники выскочили из машины и отбежали от нее на несколько метров. 


Аня вышла из подъезда всего лишь через пять минут после того, как Брусницын позвонил в домофон. Обычно она тратила на наведение марафета перед выходом на улицу не меньше получаса, но на этот раз Брусницын сказал, что дело срочное и ждать он не может. Поэтому она лишь слегка подкрасила губы, подвела глаза и небрежно перехватила волосы заколкой, а еще надела обычные узкие джинсы и белый топ. Она бы очень сильно удивилась, если бы узнала, что в этой одежде ей придется уехать из города в новую жизнь.
 На улице она огляделась по сторонам, не увидев сначала никого, однако почувствовала, как кто-то тронул ее за руку. Оглянувшись, она увидела побитого дворника с разбитым лицом и машинально отскочила, но вскоре с удивлением признала Брусницына.
- Ну, привет, - сказал ей полковник, - извини, что в таком виде, но ничего не поделать – оперативная необходимость.
- Что у тебя с лицом? – воскликнула Аня.
- Да ничего особенного, пуля бандитская, идем отсюда побыстрее.
  Все это время РУБОПовцы бегали с руганью и причитаниями вокруг дымящейся машины. Через несколько минут дым пошел на убыль, и оперативники поняли, что их развели, как пионеров.
- Да это же бомж, который давеча сигареты стрелял, шашку дымовую под машину кинул, - сказал первый.
- Ага, - согласился с ним второй, после чего оба кинулись к подъезду, где жила Аня. Но там уже никого не было.
- Упустили ведь, твою мать, - сказал первый.
- Ничего, еще появится, посидим, подождем, - ответил второй, - все равно никто не узнает про наш косяк. Если чего, скажем, что, мол пасли все время, из дома не выходила.
- Да, забей, - махнул рукой первый, - дел у нас других нет, кроме как всяких телок комитетских выслеживать. Никто из-за нее париться не будет.
Тем временем Брусницын и Аня завернули за угол и направлялись к старенькой шестерке, запаркованной на выезде на улицу Советскую. Неожиданно сзади донесся страшный крик, больше похожий на рычание дикого зверя, почуявшего добычу. Брусницын обернулся. Сзади на них бежал уже знакомый полковнику дворник с маленькой бороденкой. В руках он держал огромную железную лопату, как-то совсем не вязавшуюся с его комплекцией.
- Убью суку! – закричал он истошно, догоняя Брусницына и замахиваясь на него лопатой.
Брусницын неожиданно для себя почувствовал полный паралич всего своего тела и сознания. Все боевые и оперативные навыки в одночасье улетучились куда-то, а про пистолет во внутреннем кармане он и вовсе забыл. В миг, когда он уже готов был проститься с этой жизнью, дворник вдруг упал, как подкошенный и вслед за ним с нечеловеческим лязгом грохнулась его лопата. Брусницын повернул голову и увидел Аню.
- Я не понял? – удивился он, - это ты его, что ли, вырубила?
- Ну, так, - ответила она, - я когда-то в юные годы дзюдо занималась. Оказывается, что-то еще помню.
Брусницын быстро сообразил, что нельзя терять ни секунды, бросился к своим «Жигулям» и торопливо распахнул левую дверь перед Аней. Вопреки ожиданиям, машина завелась сразу. Полковник дал по газам, и чудо отечественного автопрома, рыча и исторгая клубы вонючего топлива двинулась по центральным улицам сначала в сторону аэропорта, а потом на северо-западный край города – в промзону Ленинского района.


Едва машина отъехала на полкилометра, Брусницын сказал:
- А теперь выключи мобильник и вынь оттуда батарейку и сим-карту.
- Зачем? – удивилась Аня.
- Не задавай лишних вопросов, так надо. Я потом тебе все объясню.
- Ой, как интересно! - воскликнула она, - прямо как фильме про Джеймса Бонда.
«Знала бы ты, что эти Бонды сделают с тобой, окажись ты в их руках», - подумал Брусницын, но ничего вслух не сказал.
За аэропортом дорога на Ленинский район была перекрыта блокпостом. ДПСники и ППСники ходили в бронежилетах и с калашами наперевес.
- Ух ты! – воскликнула Аня, - а что вообще происходит-то?
- Война, - кратко ответил полковник.
На блок-посту ДПСник сделал знак своей волшебной палочкой прижаться к обочине.
- Все будет нормально, ты главное не волнуйся, - сказал Брусницын.
Сотрудник ДПС отдал честь, представился и попросил документы. Брусницын в ответ протянул ему «непроверяйку», которой, так же как и этой машиной, заранее обзавелся еще в дни своего могущества, буквально следуя совету «Готовь телегу зимой». ГАИшник несколько секунд молча изучал спецталон, потом вернул его Брусницыну, извинился за задержку и пожелал счастливого пути.
Через сорок минут «Жигуль» подъехал к заброшенному заводу. Некогда это было процветающее военно-промышленное предприятие под названием «Радон», выпускавшее комплектующие для ракет стратегического назначения. За десять лет реформ завод пришел в упадок, а потом и вовсе прекратил существование, цеха поросли бурьяном и полуразвалились. За эту землю уже пару лет шел перманентный спор между предпринимателями Фейдельманом и Комаровским, ходившим под Гвоздем. Ни одной из сторон не удавалось одержать победу, и паритет постоянно сохранялся, а потому бывшие цеха продолжали напоминать руины индустриальной цивилизации.
Машина проехала сквозь ржавые и полуразвалившиеся ворота и стала петлять среди бетонных блоков, производивших совершенно жуткое впечатление. Наконец она остановилась напротив одного из них, где уцелел даже указатель, гласивший, что напротив цех № 9. Брусницын заглушил двигатель и предложил Ане выйти из машины.
- Ну и жуткое место, - сказала она, оглядываясь вокруг. В довершение ко всему, погода резко начала меняться. Небо заполонили тяжелые свинцовые тучи, дул холодный ветер. Аня начала мерзнуть в своем летнем топе и туфлях.
- Это мертвая зона, - ответил Брусницын, - место, мертвое вдвойне. Сначала здесь была уничтожена живая природа во имя индустриализации, а потом приказал долго жить и промышленный гигант вместе со всей на нашей страной. Здесь хорошо понимаешь, что такое смерть.
- Жуть-то какая, - сказала Аня, - может, поедем отсюда?
- Подожди, надо кое-что забрать, - и Брусницын жестом предложил углубиться в катакомбы цеха № 9.
Ане было страшно, но она все же последовала за полковником. Потянулись коридоры, поросшие мхом и полуразвалившиеся, полутемные, где только кое-где сквозь местами обвалившуюся крышу проглядывало небо. Вскоре они дошли до большой площадки, на одной из стен которой был четко намалеван масляной краской указатель: женская уборная.
- Хочешь фокус? – спросил Брусницын. Он подошел к стене рядом с этим указателем, взял какую-то заржавевшую ручку и дернул на себя. Со скрипом отворилась замаскированная в стене дверь, открывая дорогу в какую-то черную дыру.
- Это подземный бункер, - сказал полковник, - на случай ядерной войны. В свое время здесь должно было пересидеть ядерную атаку руководство нашего крайкома. Я все это знаю, потому что был здесь в 1987 году на учениях гражданской обороны. Я курировал это дело со стороны нашего ведомства.
Брусницын захлопнул дверь, и стена снова стала ничем неприметной, с каким-то маленьким рычагом, торчавшим из нее.
- А теперь еще один фокус, - и полковник подошел к невысокому зарешеченному окну. Он легко снял плинтус со стены рядом с батареей, и из открывшейся там пустоты извлек спортивную сумку. В сумке обнаружились залежи папок, видеокассет и коробок с дискетами. Он извлек одну коробку, в которой было три дискеты, после этого убрал сумку обратно и снова заложил тайник плинтусом.
- Вот так-то, - улыбнулся полковник, - видишь, какие у нас технологии. Ну ладно, пойдем к выходу.
Сев в машину, Брусницын протянул Ане коробку с дискетами.
- Это тебе на память, - сказал он.
- А зачем? – удивилась она.
- Пусть побудут у тебя, так будет надежнее. Но у меня к тебе одна просьба – не пытайся посмотреть их содержимое. Потому что в жизни бывают ситуации, когда возможность сказать «Я не знаю» и не соврать стоит очень дорого. А теперь слушай, что тебе нужно делать дальше.
- Мне еще что-то делать дальше? – Аня не знала в тот момент, смеяться ей или возмущаться.
- Наверное да, потому что все зашло слишком далеко. Ты же сама хотела поиграть в Джеймса Бонда?
- Ну, только если так, - попыталась кокетливо засмеяться она.
- Сейчас ты включишь на несколько минут мобильник, - сказал Брусницын, - и позвонишь какой-нибудь своей подружке. Скажешь ей, что у тебя тут дикие приключения, что у тебя в девять вечера назначено свидание в одном жутком месте, но ехать туда опять ты боишься, и домой тебе ехать тоже не резон, и поэтому ты сегодня вечером отправишься к ней. Есть у тебя такая подружка?
- Ну, Ленке могу позвонить, - сказала Аня, - а зачем?
- Чтобы замести следы, - загадочно улыбнулся Брусницын, - потом ты выключишь мобильник и опять вынешь симку, которую ты выбросишь прямо здесь. Теперь дальше. Сейчас мы выйдем на Первую дачную. Я тебя высажу. Ты поймаешь такси и доедешь до автовокзала. Там ты сядешь на автобус до Пензы или Воронежа, или любого другого города, лишь бы за пределами нашего региона. Доедешь туда, там сядешь на ближайший поезд до Москвы. В Москве я тебя найду.
- Интересно, - воскликнула Аня, - и с какой это радости я должна ехать фиг знает куда? И что, я даже домой не могу заехать?
- Нет, - ответил Брусницын, - возле дома тебя уже пасут. Поверь мне, лучше всего для тебя сейчас уехать из города, и как можно быстрее.
- И куда я поеду? В одной майке и одних джинсах? А одежду где я возьму, а косметику?
Брусницын протянул ей пятьсот долларов и десять тысяч рублей.
- Больше пока дать не могу, - сказал он, - но на неделю хватит. А там, я думаю, что ситуация уже поменяется, и ты спокойно сможешь вернуться.
- Да, ну ты вообще, хуже, чем мой папа, - сказала она.
- Пока другого выхода нет, - ответил полковник.
- Ну ладно, раз так, повтори еще раз, что я должна делать. 
Через пару минут Аня включила мобильник и позвонила своей подруге, которой рассказала, что попала в забавные приключения и что ночевать приедет к ней. Потом она выключила мобильник и выкинула симку на дорогу.
После выезда с территории завода Брусницын остановился возле автобусной остановки на Первой Дачной.
- Ну вот и все, - сказал он, - теперь иди и лови машину.
- Мы еще увидимся? – тревожно спросила Аня.
- Да, обязательно, - ответил Брусницын, - я тебя найду, - повторил он.
Аня вышла на улицу навстречу холодному ветру. Она помахала Брусницыну вслед. Тот глянул на нее, и в последний раз увидел тоненькую фигурку в обрамлении развевающихся на ветру волос. Сердце его болезненно сжалось. В этот момент он очень хорошо сообразил, что возможно в последний раз видит Аню. Он до сих пор так и не понял, как сильно привязался к ней за эти несколько недель. Даже сделав ей официальное предложение, он всего лишь думал продлить с ней отношения на пару-тройку месяцев под этим предлогом. Однако только сейчас он понял, сколь много она для него стала значить.


Брусницын взял себя в руки довольно быстро. Через пару километров он остановился около будки таксофона. Подойдя к ней он набрал прямой номер мобильника Резо. Тот стал очень радостным, услышав голос Брусницына.
- Дорогой, как ты, где? Помощь нужна?
- Помощь нужна, - согласился Брусницын, - мне нужно вывезти мой архив. Он на заброшенном заводе «Радон» в девятом цеху. Если бы ты сегодня часам так к девяти вечера прислал бы туда людей, то мы смогли бы договориться о наших дальнейших действиях.
- Да не вопрос, дорогой, - согласился вор.
- Тогда в девять часов, цех номер девять, легко запомнить, - сказал Брусницын.
Проехав еще километр, он затормозил около другого таксофона. Там он набрал номер мобильника начальника службы безопасности группы компаний «Бутон» Игоря Ярыгина. Тот тоже сказал, что очень рад слышать Брусницына и поинтересовался, не надумал ли тот принять помощь от «Бутона».
- Надумал, - согласился Брусницын, - у меня, видишь ли, большой архив тут спрятан, на заводе «Радон». В девятом цеху. Его нужно как-то отсюда вывезти. Я думаю, часов в девять мы могли бы там увидеться.
Ярыгин сказал, что могли бы, что он обязательно подъедет туда.
После этого Брусницын сел в машину, и поехал обратно в центр, благополучно проехав мимо двух блок-постов.


  С Аней произошло то, чего и опасался Брусницын. Поймав такси и сказав сначала, что едет до автовокзала, на полпути она вдруг передумала и решила, что не стоит забивать мозги всякой шпионской фигней. А потому, решила она, можно спокойно ехать домой, поужинать, лечь в теплую постель, а уже завтра решить, что делать дальше. Брусницын, конечно, прикольный, но он, похоже, переигрывает со своими комитетскими штучками, пытаясь завоевать ее расположение.
Едва она вышла из такси у своего подъезд, Аня вдруг почувствовала рядом чье-то присутствие. Она попыталась было обернуться, но не успела даже вскрикнуть. Чьи-то руки моментально схватили ее, затолкали в стоявшую рядом «Девятку» и увезли в неизвестном направлении. На этот раз использовать приемы дзюдо она не успела.

На самом деле случилось вот что. Как только Аня позвонила своей подруге, ее сигнал тут же был запеленгован специалистами отдела специальных технических мероприятий Совета Безопасности. Одновременно был прослушан и ее разговор. Те сразу же сообщили в оперативный отдел Совбеза, а те связались с РУБОПом и поинтересовались, какого хрена объект забрел на заброшенный завод, а те об этом ничего не доложили.
Начальник седьмого отдела не знал, что сказать, и тут же позвонил двум своим подчиненным, которые несли вахту около подъезда Ани. Тем пришлось, как на духу, выкладывать всю историю про бомжа с дымовой шашкой, из-за которой они на несколько минут потеряли из поля зрения подъезд. Начальник назвал их мудаками, и когда они спросили, что им делать дальше, ответил, чтобы оставались все там же, и не вздумали отвлекаться ни на жратву, ни на сортир. Рано или поздно, сказал он, девка должна будет объявиться. Ждать пришлось около трех часов, но в конце концов дождались, и тут уж ребята не сплоховали. Уже через полчаса девушка была доставлена в здание РУБОП на улице Антонова-Овсеенко.


Вернувшись в центр, Брусницын бросил свою машину недалеко от вокзала и пешком дошел до Площади Ленина. Там, завернув за угол, он одел оранжевую спецовку, которую все это время носил с собой в целлофановом пакете, и достав метлу, спрятанную за углом, не спеша направился в сторону проходной № 5 краевой администрации. У него с собой было удостоверение работника отдела благоустройства территории, которое он заготовил заранее, но оно даже не понадобилось. Сидевшие на проходной ЧОПовцы внимательно смотрели маленький черно-белый телевизор, где как раз «Кондор» встречался с новокузнецким «Металлургом» и уже сильно проигрывал со счетом 0:2, губернатор Агарков попытался сделать ее экспортным лицом региона и сильно вкладывался в покупку новых тренеров и легионеров, но все было без толку).
  Вид дворника в оранжевом и с метлой был для охранником родным, дворники ходили туда-сюда круглые сутки, и они при его появлении лишь кивнули и открыли турникет. На этой проходной, предназначенной для служебного пользования, не было даже  металлоискателя. У охранников, правда, был ручной металлоискатель, но понятно, что они были заняты другими вещами. Таким образом, Брусницын оказался на территории внутреннего двора краевой администрации, и быстро нашел глазами деревянную пристройку, где располагался отдел благоустройства территории.
Помещение отдела состояло из большого предбанника, который заодно служил для дворников и комнатой отдыха. Здесь можно было присесть на старые потертые кресла, пообедать и попить чаю. В углу предбанника стоял кухонный стол, на котором красовался электрический чайник, а над столом висел буфет, где всегда водились сахар, чай в пакетиках и банка с кофе. Тут же в углу стоял и холодильник, куда дворники могли ставить свои продукты. Рядом слева начинался склад инвентаря, где стояли метлы и в специальном шкафчике, закрывавшемся на ключ, висели спецовки. Здесь же сидел табельщик, который принимал спецовки и метлы, а в обмен дворники расписывались в специальной тетрадке.
Направо шло другое помещение, похожее на большой ангар. Здесь происходила пересменка дворников, сопровождавшееся их построением, которое принимал либо сам Михалыч, либо назначенный им дежурный бригадир. Михалыч двенадцать лет жизни отдал службе в вооруженных силах, и в свою теперешнюю работу привнес немало армейских закидонов. В ходе построения он мог не допустить до работы дворника из-за грязной и помятой одежды, неаккуратной прически, небритости или других проблем с внешним видом. Обычно все зависело от настроения Михалыча, и уходящая смена шепотом сообщала о нем своим преемникам.
Брусницын прошел внутрь комнаты отдыха дворника, небрежно скинул с себя спецовку и швырнул ее на ближайшее кресло, а метлу поставил рядом. В комнате сидел еще один дворник в оранжевом и баловался чайком.
- Слышь, ты бы не кидал так, - вполголоса и доверительным тоном сказал он, - а то Михалыч увидит – уроет. Он сегодня злой, как собака. Вон Короськова на две недели метлы лишил. Просто за то, что какие-то бомжи у него спецовку отобрали.
- Ничего, - ответил Брусницын, - я быстро. Одна нога здесь – другая там.
- Ну, как знаешь, - сказал дворник, прихлебывая чаек.
Выйдя из пристройки, Брусницын направился к главному корпусу. Войдя внутрь, он прошел по коридору до мужского туалета. Зайдя в него, он достал из большого пакета сменную одежду, и через минуту оказался в изящном костюме в полоску из тонкой ткани, белой рубашке, галстуке и светло-бежевом плаще. Из кожаной куртки он достал ствол необычно удлиненной формы за счет прикрученной к нему штуки, и быстро положил в карман пиджака. Прежнюю одежду он сложил в пакет, который тут же и спрятал за унитаз. После этого он внимательно посмотрел в зеркало. Утреннее избиение оставило несколько ссадин на его лице. Слегка умывшись, он посчитал свой внешний вид сносным. Покинув туалет, он подошел к лифту, дождался его и спокойно поехал на пятый этаж.
На пятом этаже он направился к тому крылу, которое занимал губернаторский кабинет с приемной. Рядом с ним стояли двое автоматчиков, но они не обратили особого внимания на фигуру в плаще и костюме при галстуке. Народу тут ходило много.
В губернаторской приемной, вопреки ожиданиям, никого не было. Рабочий день шел к концу, и ходоки знали, что губернатор любит пораньше свалить с работы, и потому после обеда почти никого не принимает. Брусницын подошел к секретарше, улыбнулся ей и спросил:
- У себя? – кивнув на дверь кабинета.
- Да, только Дмитрий Иванович очень занят, он сейчас никого не принимает.
- Он один? – спросил Брусницын, все так же улыбаясь.
- Да один, - ответила секретарша, - он работает с документами, специально просил никого не пускать.
- Ничего, - снова улыбнулся Брусницын, - для меня ему время найдется, - и показал секретарше красную корочку с буквами ФСБ на обложке, после чего, оставив ее в шоковом состоянии, направился к двери кабинета. Без стука он повернул ее и переступил порог.
Губернатор сидел за своим рабочим столом и раскладывал косынку на компьютере. Надо сказать, что ничего больше он на компьютере делать не умел, и даже интернетом он не пользовался, поскольку все бумаги ему приносили в распечатанном виде. 
- Здравствуйте, Дмитрий Иванович, - сказал Брусницын, переступив порог и достав из кармана красную корочку, - разговор у нас к вам есть серьезный, неофициальный пока.
- Дмитрий Иванович, - ворвалась в кабинет секретарша, - я говорила, что вы не принимаете…
- Ничего, Лена, - сказал губернатор, - иди пока, у меня тут разговор.
Брусницын тем временем вплотную приблизился к губернатору, преодолев десятиметровую дистанцию его огромного кабинета.
- Меня зовут полковник Брусницын, - сказал он, - слыхали, наверное? И я очень рад наконец-то с вами познакомиться, - и прежде чем губернатор успел переварить услышанную информацию, полковник достал из кармана удлиненный ствол, щелкнул предохранителем и приставив его к голове губернатора, радостно сказал:
- Руки вверх.
Губернатор от неожиданности не мог произнести ни звука.
- Тише, тише, - продолжил Брусницын, - одно неверное движение – и мозги твои, губернаторские, вон по задней стене растекутся. И ведь, что самое обидное, никто ничего не услышит, а я уйду так же, как и пришел.


Начальник седьмого отдела РУБОП, формально занимавшегося борьбой с коррупцией, майор Пархомов, он же Пархом, как его называли сослуживцы, был незлым человеком. Его знакомые и подчиненные находили у него массу достоинств. Майор любил играть на гитаре, гонять шары на бильярде и вообще был душой компании. К тому же он искренне полагал, что на посту своем приносит пользу отечеству, и что его жизненное призвание состоит в том, чтобы искоренять криминал и прочую мразь. Но специфика работы и социальная неустроенность потихоньку пробуждала в майоре зверя. В течение двадцати лет службы ему приходилось жить сначала в общежитии, потом в комнате коммуналки. Лишь после того, как он начал сотрудничать с секретарем Совбеза Мордашевым и неофициально получать из его рук вторую зарплату, в два раза превышающую официальную (сначала скрепя сердце, а потом убедил себя в том, что они с Мордашевым делают одно дело), дела немножко наладились. Появились и личные приработки, о которых ничего не знали ни начальство, ни секретарь Совбеза. Он купил себе Тойоту RAV4 и квартиру в центре, но роскошь вышестоящих силовиков продолжала слепить глаза. На все это очень удачно накладывалась сложившаяся за время службы убеждение, что цель, то есть искоренение преступности и коррупции, оправдывает средства. Вот и получилось из майора Пархомова то, что получилось.
  Легко себе представить всю гамму эмоций Пархомова по отношению к полковнику Брусницыну, разработку которого ему поручил лично Мордашев. Этот ухоженный комитетский полковник в костюмах из тонкой ткани, пахнущий дорогим парфюмом, попивающий французские вина, коньяки и ирландский виски. Какие чувства мог вызвать он у старого РУБОПовского опера, зимой и летом ходящего в одной кожанке (не столько из-за отсутствия средств, сколько из-за привязавшегося имиджа воителя-бессребренника). Отношение автоматически проецировалось на попавшуюся ему в руки подружку беглого полковника. Доставленной к нему Ане он предложил чистосердечно рассказать, что она делала на заброшенном заводе «Радон», и какие отношения ее связывают с находящимся в федеральном розыске полковником Брусницыным.
Тем временем Аня поняв, что оказалась в руках ментов, а не бандитов, немного успокоилась и осмелела, хотя делать этого не следовало бы. Она заявила, что не поняла ровным счетом ничего из того, о чем ее спрашивали. Что ни на каком заводе она не была, и никакого полковника Брусницына не знает. И вообще, на каком основании она здесь находится. Если она задержана, то пусть ей объяснят причину задержания, если арестована, то хотела бы увидеть ордер на арест. А еще она предложила своему собеседнику представиться, назвать свою фамилию, звание и должность.
Это было большой ошибкой с ее стороны.
Пархомов заорал, что она зря тут ломает комедию и что он быстро сейчас объяснит ей, что к чему. Аня в ответ еще более решительно спросила, по какому праву он так с ней разговаривает. После этого Пархомов со всей силы ударил ее по щеке и закричал:
- Ты у меня щас тут быстро про все права забудешь, подстилка комитетская! Я последний раз спрашиваю, будешь говорить?!
Аня почувствовала, как страшно обожгло щеку, но еще сильнее боли была обида. Из глаз непроизвольно брызнули слезы, однако она попыталась еще раз переломить ситуацию и сказала:
- Ну, вы еще горько пожалеете о своем поведении. Все дальнейшие вопросы только в присутствии моего адвоката.
Известно, что никогда не следует дразнить уличных собак, а еще бандитов и сотрудников силовых структур. Эти категории населения способны очень быстро приходить в неадекватное состояние и даже угроза возмездия вряд ли может образумить их в такие мгновения.
В ответ майор позвал в кабинет двух своих подчиненных, после чего сказал Ане:
- А ну раздевайся. Быстро.
- Что?! – воскликнула Аня, и в возгласе ее смешались удивление, негодование и смущение.
- Ты че, дура? Раздевайся, кому сказали – ответил Пархомов. После этого он взял ее за воротник блузки и рванул его. Блузка треснула и разошлась у девушки на груди, открывая кружевной лифчик. Аня попыталась прикрыть грудь рукой и беспомощно, словно ища защиты, оглянулась. Но вокруг стояли РУБОПовцы, потихоньку подтягивающиеся на шум. Они в один голос громко и смачно заржали.
Майор Пархомов тем временем сорвал с девушки и лифчик, обнажив соблазнительную грудь. После этого он начал стягивать с нее джинсы, подозвав на помощь еще одного оперативника.
- Ты ща у меня быстро заговоришь, - приговаривал он при этом, - щас ты все мне расскажешь, как на духу. Ну что, дальше сама будешь говорить, или продолжим допрос?
Аня застонала чуть слышно, но несмотря на шок от всего происходящего с ней, она поняла, что дальнейшее сопротивление здесь бесполезно, и нужно хотя бы остановить процесс этого изощренного издевательства.
- Хорошо, я все скажу, - сказала она, - только перестаньте, умоляю вас.
- Во как сразу запела! – заявил Пархомов. Он отошел сам и дал знак своему подчиненному, который тоже оставил девушку в покое.
Аня оказалась на полу в углу рабочего кабинета Пархомова. Из одежды на ней остались джинсы, которые так и не успели стянуть с нее Пархомов со товарищи. Почувствовав себя относительно свободной, Аня первым делом постаралась прикрыть грудь волосами и руками. Это вызвало новый взрыв хохота у присутствующих.
- Ну что, красотка, допрыгалась? – спросил Пархомов, отряхивая руки, - и это только первая часть допроса. Будешь еще выебываться, быстро напомним тебе о твоей профессии.
- Что вам нужно? – слабым голосом спросила Аня.
Пархомов опять повторил свой вопрос про Брусницына и завод.
- Хорошо, я скажу, - ответила Аня, - я познакомилась с Брусницыным недели три назад. Я у него пыталась взять интервью. Потом еще два раза виделись, но больше ничего.
- Ответ неверный, - сказал Пархомов, - хули же ты туфту нам втираешь? У нас есть оперативная информация, что прошлую ночь ты заночевала у Брусницына. И сегодня тоже с ним виделась. И на заводе вы были вместе?
- Я не знаю, я ничего про него не знаю. На заводе я была одна. Мне позвонили, и сказали, что там есть интересный материал…
Пархомов не дал девушке договорить. Он схватил ее за волосы. Аня почувстовала дикую боль. До этого она никогда не знала, как это бывает, когда таскают за волосы, и поняла, что это очень неприятно.
- Какого *** ты мне тут втираешь? – закричал Пархомов брызжа слюной прямо в лицо девушке, - я же тебя предупредил, чтобы ты мне правду говорила! - после чего швырнул ее в другой угол комнаты. Аня ударилась головой о стену. Это тоже было очень больно. Еще никогда она не испытывала столько боли, как в эти несколько минут. Она забилась в угол, присев на корточки. Через пять секунд над ней снова нависала туша майора Пархомова. Аня беспомощно выставила вперед себя свои тонкие руки, пытаясь хоть как-то защититься. В комнате стояло еще трое здоровых мужчин в самом расцвете сил, но никто из них даже не думал прийти ей на помощь, они смотрели на нее, плотоядно облизываясь и посмеиваясь.

В этот момент дверь кабинета резко отворилась, почти срываясь с петель, и в помещение ворвался Мордашев. Тот самый Мордашев, который после в ходе поездки ее в колхоз «Новая заря» однажды уже вырвал ее из рук местных ППСников. На нем был стильный пиджачок, а под пиджаком черная майка. За ним в комнату вошел, испуганно оглядываясь, какой-то лысоватый мужчина средних лет в костюме и галстуке.
Ворвавшись в помещение, старый знакомый Ани быстро огляделся вокруг, увидел девушку, сидящую в углу, нависшего над ней майора и трех веселых оперов.
- Это что такое?! – закричал он, - это что, ****ь, такое?! – после чего он подбежал к Пархомову и без лишних церемоний заехал ему кулаком в челюсть. Пархомов шатнулся и упал бы, если бы не схватился за стул.
- А ну-ка вышли все отсюда! – скомандовал он. После этого он быстро снял с себя пиджак и протянул его Ане.
- Вот, - сказал он, - накиньте пока.
Затем он оглянулся вокруг, увидел женские вещи и протянул их девушке.
- Одевайся, - сказал он, - и выходи в коридор. Я буду ждать за дверью.
- О, как мне благодарить вас, - прошептала Аня, - вот уже второй раз вы спасаете меня.
- Потом решим этот вопрос, - сказал Мордашев.
Через минуту Аня надев лифчик и разорванную блузку, вышла в коридор, где ее дожидались давний знакомый Александр, еще один лысоватый мужчина и те четверо оперативников, что так по-скотски с ней обошлись. Они стояли притихшие, и недавнее веселье совсем их покинуло. Пархомов держался за скулу, на которой взбухал внушительный фингал.
- Пойдем сейчас к тебе, - небрежно бросил Мордашев лысоватому, и тот кивнул.
После этого они спустились на третий этаж, и Александр пригласил Аню пройти вслед за ним в кабинет с табличкой «Заместитель начальника РУБОП по Великоволжскому краю подполковник Маркелов С.Ю.» на двери. Там он сказал лысоватому, чтобы тот по-быстрому организовал чаю, и тот послушно включил электрический чайник и даже извлек из служебного сейфа большую коробку с шоколадными конфетами. Когда чайник вскипел, Мордашев небрежно бросил ему:
- Погуляй немножко за дверью.
После этого он сам заварил чашку чая и подал Ане. В довершение ко всему он достал какой-то плед, который взял неизвестно откуда, и набросил девушке на плечи.
Аня чувствовала беспредельную благодарность к своему спасителю. В то же время ее разум продолжал работать, и она понимала, что возможно столкнулась с хорошо разыгранным спектаклем. Роли доброго и злого следователей уже стали затертыми штампами, но даже при этом явном осознании к доброму белому рыцарю все равно тянулась душа.

На самом деле, Аня напрасно подозревала своего спасителя в постановке. В тот день Мордашев провел очередное совещание со своим замом по оперативной работе Косаревым, начальником РУБОП Рябцевым и ГУВД Синельниковым, куда также были приглашены командиры ОМОНа и СОБРа. Обсудив сложившуюся в крае ситуацию и договорившись об очередном усилении режима, участники совещания разошлись в разные стороны. Мордашев, не спавший уже две ночи, поехал к себе домой. Когда он приехал, то выслушал очередную истерику жены по поводу произошедшего накануне утром обстрела дома Чавии, с мольбами уйти с работы и уехать из этого проклятого города. Выслушал ее он спокойно. Он уже давно научился не реагировать на такие сцены. Когда он уже собирался ложиться спать, позвонил оперативный дежурный по Совбезу и сообщил, что похоже РУБОПовцы нашли подружку Брусницына и тащат ее к себе. После этого Мордашев направился сразу в РУБОП.
Что касается майора Пархомова, то здесь случился очередной перегиб на местах. У него была четкая инструкция докладывать о любых новостях и изменениях оперативной обстановки в Совбез, а еще не заниматься самодеятельностью. Но когда его люди задержали Аню, он так обрадовался, что несмотря на все инструкции, Пархомов решил, что девушку он легко расколет, после чего выйдет на след Брусницына и снимет все сливки сам. Так и случился тот самый злосчастный допрос.
Тем временем Мордашев, приехав в РУБОП, направился к замначальника Маркелову и спросил его про задержанную девку. Тот был не в курсе, поскольку Пархомов ему ничего не доложил, но вызвал к себе дежурного. Дежурный сказал, что сотрудники пархомовского отдела действительно притащили какую-то девку, на вид просто супер, но зачем и что хотят с ней делать, не сообщают, и к себе тоже никого не зовут, а это нехорошо, совсем зажрались ребята. После этого Мордашев моментально вскочил с места и устремился наверх, а за ним суетливо и с нехорошими предчувствиями побежал и Маркелов. Добежав до комнаты седьмого отдела они и застали всю эту безобразную сцену.


- Что вам нужно? – спросил Агарков, поднимая руки вверх.
- Тихо, тихо, - успокоил его Брусницын, удерживая ствол вблизи губернаторской головы, - и ручки можете опустить. Для начала давайте поговорим, тихо-спокойно, без эмоций. Ствол я пока подержу, на всякий случай, но вы можете делать вид, что его нет. А то к вам иначе на прием попасть никак не получается, не достучаться прямо никак до губернатора нашего. 
- Я вас слушаю, - пытаясь говорить спокойным тоном, начал губернатор.
- Вот! – обрадовано сказал Брусницын, - давно бы так. А то дела перепоручаете непонятно кому. Хорошо, так и быть, я расскажу вам, что мне нужно. Первое – мне нужна документация по Беловодскому порту, вся, какая у вас имеется в наличии. Насколько я знаю, она находится у вашего зама Шумилова. Сейчас вы, только спокойным и ровным голосом, дадите команду Шумилову подготовить всю документацию и принести ее к вам в приемную, где он ее пусть и оставит.
- Но документы по порту у Мордашева, а не у Шумилова, - сказал губернатор.
- Ну во-первых, Мордашева сейчас тут нет, - ответил Брусницын, - он тут вроде как меня ловить поехал, насколько мне известно. И это хорошо, потому что Александр Николаевич сейчас нам с вами тут совсем не нужен. А во-вторых, вы мне тут сказки-то не рассказывайте. Мне отлично известно, что процедуры банкротства и последующего назначения Чавия-младшим арбитражным управляющим портом готовил Шумилов и его ныне покойный министр имущественных отношений Калинкин. Мордашев занимался всего лишь операцией силового прикрытия и информационного сопровождения. Так что тендерная документация и реестр должны быть у Шумилова.
- Хорошо, - сказал губернатор, и потянулся к селектору.
- Только, без глупостей, Дмитрий Иванович, - снова улыбнулся Брусницын, - помните, что один неверный звук, и лежать вам на столе, как покойному Гладышеву? – и Брусницын весело подмигнул губернатору.
Агарков нажал кнопку селектора и набрал номер Шумилова.
- Але, Петруха, - произнес он, стараясь говорить своим обычным шутливо-самоуверенным тоном, - у тебя там документы по порту-то как? Все при тебе? Из Минимущества все забрал, да? А у Мордашева ничего не осталось? Меня интересует реестр и документы по банкротству, да. Сейчас отнесешь их ко мне и оставишь в приемной, у Лены. Все понял? Давай, побыстрее.
- Все, в порядке? – участливо спросил Брусницын.
- Да вроде все, - ответил Агарков, - реестр у него и по банкротству и тендеру тоже вся документация. Сейчас принесет.
- Вот это хорошо, - обрадовался полковник.
Через две минуты секретарша доложила по селектору, что приходил Шумилов и оставил папку с документацией по порту. Следуя словам Брусницына, губернатор велел ей зайти в кабинет и оставить на его столе. На это время Брусницын спрятал ствол под стол, уткнув им прямо в причинное место губернатору.
- Все нормально, Дмитрий Иванович? – спросила секретарша.
- Да-да, иди, я тут работаю, - ответил Агарков.
- Ну вот, Дмитрий Иванович, а вы боялись, - сказал Брусницын, как только секретарша покинула кабинет, - все у вас на месте, как я погляжу. Ну а теперь второй вопрос. Мне нужно как можно быстрее покинуть пределы нашего с вами замечательного края. И наилучшим вариантом я полагаю сделать это в вашей компании. Правильно? Никто ведь не посмеет препятствовать всемогущему губернатору края в его путешествии.
Агарков попытался что-то возразить.
- Да все нормально, я уже все предусмотрел, - прервал Брусницын его попытку заговорить. Мне известно, что вон там, - и он кивнул в один из углов кабинета, есть потайная дверь, а за ней ваш персональный выход на улицу, ведущий во внутренний дворик. Знаю я и то, что кроме официального представительского бронированного шестисотого «Мерседеса», находящегося в собственности краевой администрации, есть у вас и более скромный личный БМВ седьмой модели для, так сказать, неофициальных вылазок. Сейчас вы дадите команду вашему водителю подогнать к вашему персональному подъезду эту вашу скромную «Бэху», на которой, говорят, даже спецномеров-то нет. А потом мы с вами тихо спустимся вниз, сядем в вашу машину и немножко прокатимся.
- А далеко поедем? – спросил губернатор.
- А это уже как фишка ляжет, - ответил полковник, - но если вы будете вести себя благоразумно, то часа через два-три сможете вернуться к своим служебным обязанностям.
- Ладно, - нехотя кивнул губернатор, и взяв свой мобильник, набрал номер водителя и велел готовить машину № 3.
- Через пять минут будет, - сказал Агарков.
- Вот и отлично, - ответил Брусницын, - да и телефончики все ваши здесь оставьте.


Едва начальник РУБОП вышел из кабинета, Мордашев подошел к Ане и присел перед ней, как будто опустившись на колени, и произнес:
- Я прошу прощения за все то, что произошло здесь. А с этими козлами я разберусь.
Аня промолчала, а потом вдруг сказала:
- Что вам от меня нужно?
- Мне ничего, - ответил Мордашев, - я просто хочу помочь тебе.
- Помочь? – скептически спросила Аня, - чем же? Тем, что вы оттащили своих мордоворотов, которых сами же и послали ко мне.
- Я никого не посылал, - ответил Мордашев, - но ты по своей наивности залезла туда, где чужие не ходят. Зачем ты лезешь туда, где тебя никто не ждет? Это не твой мир, и не тебе здесь что-то менять. Тут здоровенных мужиков перемалывает на фрагменты. Ты хочешь нарушить порядок вещей? Хочешь сломать систему? Систему нельзя сломать, в нее можно только встроиться, чтобы потом, может быть, попробовать как-нибудь переделать ее изнутри. Но ты не сможешь сделать даже этого. Ты слишком хрупкая и нежная.
- Что вы хотите от меня? – снова повторила Аня.
- Ничего, - ответил Мордашев, - меня беспокоит лишь то, что ты связалась с дурным обществом. Все эти бравые силовики – плохая для тебя компания, вот что я скажу. Твой дружок просто использовал тебя. Я хочу, чтобы ты перестала за него впрягаться, и вернулась бы к своей нормальной жизни. Вот и все.
- Какой дружок? – спросила Аня.
- Ладно, будем считать, что ты ничего не поняла, - махнул рукой Мордашев, потом вдруг снова придвинулся к девушке, потом снова стал говорить:
- Послушай меня, я не желаю зла полковнику Брусницыну. Я не собираюсь причинять ему никакого вреда. Меньше всего мне нужно, чтобы на моей земле завалили комитетского полковника. Тем более, я не собираюсь его закрывать, потому что хорошо представляю себе, как трудно будет в суде доказать все выдвинутые против него обвинения, и какая грязь может всплыть в ходе процесса. Все, что мне нужно, - это договориться с ним, и договориться по-хорошему. Я ждал, я каждый день ждал, что он придет ко мне, чтобы решить все вопросы и недоразумения, возникшие между нами. Но он предпочел поиграться в партизаны, в казаки-разбойники, я уж не знаю, как это назвать. Я и сейчас готов решить все полюбовно, и вернуться на исходные позиции. Война с ФСБ нам не нужна, а ему не нужна война с краевой администрацией. Для наших ведомств лучшим выходом сейчас было бы сказать друг другу «Ребята, давайте жить дружно», и забыть все обиды.
Аня продолжала молчать.
- Ну, хорошо, - произнес Мордашев, - я знаю, что ты сегодня встречалась на территории остановленного завода «Радон» с полковником Брусницыным и что он передал тебе три дискеты. Дискеты оказались на пароле, но наши специалисты сейчас работают над этим вопросом. Знаю я и то, что повторная встреча у тебя назначена на девять часов там же. Я могу только предположить, но уверен на 90%, что ты снова должна увидеться с Брусницыным. Либо с его связником, хотя это вряд ли. Разве что с его одноклассником Щепкиным, но тот уже взят под наблюдение нашими людьми. Поэтому все, что тебе остается сделать сейчас, это подтвердить мои слова. Я даю тебе слово, слово мужчины, слово офицера, что я не сделаю никакого зла Брусницыну. Так, да или нет?
Аня почувствовала страшную усталость. Все произошедшее навалилось на нее, и она уже не ощущала никаких внутренних сил, чтобы сопротивляться происходящему. Она устало закрыла глаза и чуть заметно кивнула головой.
- Ну, вот и умница, - сказал Мордашев, - это правильно. А сейчас побудь здесь, мы решим, как поступим дальше. Думаю, что уже вечером ты будешь свободна. 

Мордашев вышел из кабинета начальника РУБОП. Аню он оставил еще с одной чашкой чая и с коробкой шоколадных конфет. В коридоре его с нетерпением дожидались зам начальника РУБОП Маркелов и начальник седьмого отдела Пархомов, который держал холодный ствол возле побитой скулы, пытаясь предотвратить появление фингала под глазом. 
- Ну что, как? – спросил Маркелов.
- С людьми работать надо уметь, - ответил ему Мордашев, - не как твои козлы, - и он покосился на Пархомова. После этого он распорядился:
- Есть у тебя какое-нибудь помещение нормальное? В смысле, комфортное. Сейчас отведешь туда девку и приставишь к ней нормального сотрудника, чтобы там без всяких. А мы сейчас у тебя в кабинете посовещаемся.
Маркелов сказал, что такое помещение есть, и оно называется «Комната для психологической разгрузки сотрудников». Комната эта была предназначена для отдыха сотрудников, вернувшихся с заданий или после дежурства, однако гораздо чаще она использовалась Маркеловым для приема разных юбилейных людей или его личных праздников. После этого Маркелов зашел в свой кабинет и сказал девушке:
- Пойдем, красавица, я тебя провожу в приятное местечко, - и попытался посмеяться.
Но когда Маркелов повел девушку, один и без всяких наручников, даже не держа ее за руку, по коридору на третий этаж, она неожиданно опять вспомнила про приемы дзюдо. На лестничной площадке она ловко подставила ему подножку, а когда тот оступился, до в довершение заехала ему острым каблучком в пах. Маркелов согнулся пополам и захрипел. Он был старым оперативником, и в свое время отличником боевой и физподготовки. Но такого подвоха от хрупкого создания ангельской внешности он не ожидал. Аня же тем временем устремилась вниз, и очень скоро оказалась у проходной. На проходной, как обычно, сидел дежурный, молодой лейтенант. Вообще-то он был обязан требовать пропуска и удостоверения у всех входящих и исходящих из стен РУБОПа, однако увидев красотку, бегущую в его сторону, он обо всех инструкциях позабыл.
- Вы куда, девушка? – воскликнул он, - могу вам чем-то помочь?
Вместо ответа Аня неожиданно резво перепрыгнула через турникет и спустя секунду хлопнула входная дверь.
- Ух ты, вот это номер! – воскликнул потрясенный и восхищенный лейтенант. В это время со стороны лестницы появился все еще согнутый и прихрамывающий Маркелов.
- Где она? – закричал он, - девка где?
Дежурному оставалось только горестно развести руками, а после выслушать от начальника поток ругани и извещение о строгом выговоре с предупреждением.
Маркелов вызвал дежурный наряд, который выскочил на улицу и быстро пробежался вокруг здания РУБОП, однако девушки уже и след простыл.
Маркелов вернулся к себе в кабинет, где его уже заждались Мордашев, Пархомов, а еще начальники оперативного и специального технического отделов Совбеза. Ему ничего не оставалось, кроме как рассказать обо всем случившемся.
- У тебя, что людей совсем нет, еще одного человека с собой взять не мог! - сказал Мордашев, - козел! Давай теперь связывайся с ГУВД, рассылай ориентировки, в розыск объявляй, чего я учить-то тебя буду.
- А чем мотивировать? – спросил Маркелов, - на каком основании?
- Ну ты и мудила, - ответил Мордашев, - да хотя бы за мелкое хулиганство. За нанесение тяжких телесных сотруднику при исполнении. Менты сразу это близко к сердцу примут, искать будут живее.
Через пятнадцать минут ориентировка на Аню благополучно ушла в ГУВД. После этого собравшаяся компания возобновила совещание.
- Значит так, - сказал Мордашев, обращаясь к Пархомову, - закрывать вопрос по Брусницыну придется тебе.
Пархомов кивнул.
- Сейчас ты возьмешь парочку своих ребят понадежнее, и к девяти вечера подтянешься к заводу. Вот его план, - и Мордашев разложил на столе карту, сохранившуюся с советских времен, - аппаратура зафиксировала, что звонок был откуда-то оттуда, - и он пометил красной ручкой цех № 9. Вот этим маршрутом, - и он прочертил красную линию, - вы пройдете от центрального входа. Поедете тихо, без шума и пыли, на обычной машине. Оружие взять с собой. Левые стволы тоже. Понял?
Пархомов горячо закивал головой.
- Да и еще, - и Мордашев сделал знак начальнику отдела специальных технических мероприятий Совбеза.
Тот поставил на стол какую-то хрень, мигающую красным огоньком.
- Вот, - с гордостью сказал Мордашев, - наше техническое оснащение. Буржуйская штучка. Называется маячок GPS. На вооружении у Пентагона состоит, хотя теперь и в коммерческих целях его использование налажено. Не слыхали небось, потому что наша милиция такого в глаза не видела. Короче говоря, позволяет отследить путь и установить местонахождение объекта, к которому он прикреплен, до сантиметра. Возьмешь его с собой и будешь держать все время в кармане. А мы будем видеть, где ты есть. При малейших признаках нештатной ситуации нажимаешь на тревожную кнопку, и сигнал сразу же уходит к нам.
- Так рация же есть вроде, - сказал Пархомов.
- Рация – это вообще пещерный век, - ответил Мордашев, - даже с собой не бери, не хрен там отсвечивать. Вдруг у них какой-то пеленгатор или глушилка стоит, от этих комитетчиков всего ожидать можно. А против этой штуки хрен чего сделаешь. Поэтому если все пройдет без сбоя, захватываешь фигуранта и привозишь на базу, то есть сюда. А если проблемы, сразу нажимаешь на кнопку.
После этого Морадшев обратился к Маркелову:
- А ты подготовь отряд СОБРа и резервную опергруппу в полной боевой готовности. В случае сигнала тревоги сразу высылай по этому маячку.
Маркелов кивнул.
- Ну вот вроде бы и все, - закончил совещание Мордашев, - вы тут действуйте, а я поеду к себе. О малейших изменениях обстановки сразу докладывать мне. Ну, как говорится, товарищи, ни пуха, ни пера, - завершил он напутствие.
- К черту, - раздался нестройный хор голосов РУБОПовцев.

Едва Пархомов вышел из кабинета начальника, его подозвал Мордашев.
- Отойдем, - сказал он и указал на укромный угол. Там секретарь Совбеза продолжил свои напутствия на этот раз уже Пархомову по индивидуальной программе. Он отсчитал десять стодолларовых бумажек и протянул их Пархомову.
- Это задаток, - сказал Мордашев, - Короче, по поводу полковника. Вопрос по нему закрывать сразу же, прямо на месте. Ты понял?
- Так он же из ФСБ все же, - заикнулся Пархомов.
- Ты что, первый день работаешь? – ухмыльнулся вице-губернатор, - мне тебе еще объяснять, как сделать так, чтобы он пропал без вести?
- Это понятно, - облегченно сказал Пархомов, - это не вопрос тогда. В багажнике довезем до леса, там закопаем…
- Я рад, что ты соображаешь, - сказал вице-губернатор, - но сделать это нужно качественно, так, чтобы его никогда не нашли.
- Сделаем, не в первый раз, все-таки, - заверил начальник седьмого отдела РУБОП.


Личная бэха губернатора не была оборудована ни спецсигналами, ни спецномерами. Лишь тонированные стекла да спецпропуск краевой администрации под лобовым стеклом указывали на то, что ее владелец принадлежит не к простым смертным.
Губернатор сел на переднее сиденье рядом с водителем, как ему велел Брусницын. Сам же полковник устроился сзади.
- Куда едем? – спросил водитель.
- В сторону Моршанска, - сказал Брусницын, - я думаю, Дмитрий Иванович согласен?
Водитель недоуменно посмотрел на губернатора.
- Делай, что он сказал, - буркнул Агарков.
Машина вырвалась из Великоволжска, немножко потолкавшись в вечерних пробках, и устремилась на север. Уже смеркалось, и очертания гор зловеще рисовались на фоне багрового заката.
- Красота-то какая, - радостно заметил Брусницын, - вот ведь живем в таких местах живописных, и сами того не замечаем. Все куда-то суетимся, бежим, а главного-то и не видим.
- Вот и я говорю, - с готовностью поддержал разговор водитель, всегда охочий до дорожных разговоров, - то туда, то сюда. Ну да ладно, жизнь уж такая, верно, Дмитрий Иванович. 
Через полчаса, когда машина проезжала поворот с указателем на деревню Ольшанка, Брусницын неожиданно дал команду водителю:
- Ну-ка, сюда заверни.
Водитель включил поворотник, но опять вопросительно посмотрел на губернатора. Агарков кивнул в знак согласия. Через минуту Брусницын снова скомандовал:
- А теперь тормози.
Это была какая-то лесная поляна. Озарение дальнего света освещало силуэт другой машины – синего Ниссана.
- Ну вот, и приехали, - сказал Брусницын.
В это время из Ниссана вышло два человека и направились к губернаторской бэхе. Один из них подошел к водителю и постучался в окно. Водитель опустил стеклоподъемник, и в тот же миг почувствовал легкий укол в шею, а затем без чувств упал головой на руль.
- Ну вот, - сказал Брусницын, - здесь у нас с вами пересадка, Дмитрий Иванович.
Агарков огляделся. Из мрака ночи прямо на него были нацелены еще два ствола.
- Выходим, выходим, - поторопил Брусницын.
- Что вы хотите со мной сделать? – слабым голосом, непохожим на свой обычный тембр, спросил губернатор, вылезая из машины и поднимая руки вверх.
- Да ничего, Дмитрий Иванович, - уверенно улыбнулся Брусницын, - я же говорю, немножко еще покатаемся. Из региона мне вырваться надо, только и всего.
Губернатор послушно сел в «Ниссан».
- Дальше так, - сказал Брусницын своим людям, оказавшимся оперативными сотрудниками службы экономической безопасности капитаном Усмановым и майором Смирновым, двумя самыми доверенными людьми Брусницына.
- Ты, - сказал он Усманову, - остаешься здесь, с водителем. Карауль его и машину. За машиной следи аккуратнее, губернаторская собственность все-таки, - и все трое заржали.
- А ты, - приказал Смирнову, - поедешь с нами в качестве шофера.
Губернатора на этот раз посадили сзади. Рядом с ним сел Брусницын, держа свой пистолет в той же боевой готовности. Смирнов сел за руль, и вскоре синий «Ниссан» со спецпропуском краевого УФСБ выехал на дорогу и помчался в сторону Пензы.


Сбежав из РУБОПа, Аня, движимая инстинктом самососохранения, бросилась через дворы. Спустя пять минут она уже была на Октябрьской улице. Там она подняла руку, и ей снова повезло. Буквально сразу же рядом с ней притормозил старенькая разбитая «четвертка» с шашечками.
- Куда едем, красавица? – спросил водитель, мужчина лет пятидесяти, типичный шоферюга.
- Завод «Радон» знаете? – сказала Аня, усаживаясь в машину на заднее сиденье.
- Конечно, знаю, - ответил водитель, - я же там двадцать лет на производстве оттрубил. А как лет пять назад его закрыли, так и подался вот в шофера. Сначала частником бомбил, теперь вот устроился официально.
- Хорошо, - только поехали, - прервала Аня этот поток воспоминаний.
Машина тронулась и стала выруливать в сторону Ленинского района. Аня тем временем начала лихорадочно рыться в своей сумочке, которую ей так любезно разрешили взять с собой. В сумке нашлись даже десять тысяч, которые ей накануне дал Брусницын, и собственные семьсот рублей – РУБОПовцы побрезговали «деревянными», удовлетворившись долларами. Все остальные вещи тоже были на месте, кроме мобильного телефона, который отобрали сразу при задержании.
Машина ехала, продираясь сквозь вечерние пробки, и водитель начал услаждать себя привычными разговорами. Хвалил нового президента и ругал губернатора Агаркова.
- Вот гнида, - костерил он губернатора, - нахапал добра народного и жирует, ну да ничего. Сейчас его быстро за жопу возьмут. Сейчас у нас укрепление вертикали как начнется, со всеми этими агарковыми быстро разберутся. Да уже стали, разбираться. Вон этого жулика, как его, Калинкина, прирезали вчера.
- Как это? – услышав знакомую фамилию, воскликнула Аня.
- Да натурально, и прирезали, в подъезде прямо. Говорят, всего ножиком истыкали. И по дому этого Чавии, грузина этого, кореша губернаторского, тоже вон ракету запустили. Ну да ничего, это только начало. Сейчас им слезы народные-то отольются, сволочам. А то как «Радон» по миру пустили, так это ничего им было. А авиазавод вон вообще лежит. Ну да ничего, президент у нас теперь из чекистов, он с этой всей шушерой быстро разберется. Он это жулье терпеть не будет.
Так за разговорами и шутками машина и приехала к «Радону» и затормозила прямо у ржавых ворот.
- Ну вот, «Радон» мой родной, двадцать лет жизни тут прошло, - напевно произнес таксист.
Аня вспомнила, как была здесь сегодня утром с Брусницыным, но ей казалось, что с тех пор прошло уже несколько месяцев, а то и лет.
- Сколько? – спросила она.
- Давай полтинник всего, все-таки воспоминания, полжизни здесь прошло, да и девка ты симпатичная. Слушай, а чего, прямо тут тебя высаживать? Место-то вон какое поганое.
Место и вправду было не слишком приятное. На километр тянулся бетонный забор «Родона», на другой стороне дороги была какая-то стройка, а прямо за ней начинался пустырь, за которым светились огни частного сектора, где ворота закрывали сразу после захода солнца.
- Не страшно? – спросил таксист.
- Да нет, дела у меня здесь, - ответила Аня, и приготовилась выходить.
- Так ты что, на точке, что ли тут стоишь? – радостно произнес шофер, - а может, столкуемся?
Аня вспыхнула.
- Не тот у тебя уровень, чтобы с тобой толковать, - бросила она резко, и вышла, после чего направилась к воротам.
- Ну, извини, не хотел обидеть, - крикнул ей вслед шофер, но та шла к заводу, не оборачиваясь.

Аня перешла на другую сторону и направилась к воротам. Единственными живыми существами были дворники, которые метлами зачем-то месили пыль вдоль обочине. Аня не думала, зачем им нужно подметать эту безжизненную пустошь промзоны, как и не обратила она внимание на то, что на дворниках были новенькие оранжевые спецовки с краевым гербом на спинах. Аня впрочем не разбиралась в тонкостях иерархии дворников, да и не была знакома с их спецодеждой, иначе она непременно задалась бы вопросом, что делают губернаторские дворники на заводской окраине города в десятке километров от краевой администрации. Между тем, один из людей в оранжевом внимательно посмотрел в сторону Ани, и в этот самый момент к нему подошел неизвестно откуда вынырнувший человек в кожаной куртке и кепке. Он что-то сказал человеку в спецовке и махнул ему рукой в сторону ворот, и тот направился вслед за девушкой.
Аня зашла на территорию и направилась к тому самому девятому цеху, в котором они были накануне с Брусницыным. Дорога к нему шла среди заброшенных бетонных блоков и строений. Как ни странно, она была освещена тусклым светом редких фонарей. Электричество здесь так и не отрубили, несмотря на то, что последний цех был остановлен еще два года назад, сразу после дефолта. Электричество продолжало гореть впустую, освещая руины советской оборонной промышленности.
Девушка вошла внутрь цеха № 9. Парадоксально, но здесь тоже горели тусклые лампочки Ильича, освещая коридор, изобильно покрытый разными граффити, в основном ненормативными. Пройдя около двадцати метров, она оказалась на площадке с указателем «Женская уборная», освещенной тусклым светом сороковаттки.
- Леша, - чуть слышно позвала она, - Леша ты здесь? Выходи, а то мне очень страшно. Леша, мне предупредить тебя надо. Они едут сюда, Леша.
Но ответом ей была тишина. Непонятно, с чего она взяла, будто Брусницын должен быть здесь. Ведь он просил Аню сообщить по телефону, что у нее встреча здесь в девять вечера, но самой велел сматываться из города. Казалось бы, именно по этой причине его никак не должно здесь быть. Однако женская логика – штука причудливая, которая редко поддается расшифровке. После общения с РУБОПовцами и Мордашевым, ей очень хотелось предупредить Брусницына о нависшей над ним угрозе, но где его искать, она не знала, и отчего-то решила, что он непременно должен быть на заводе «Радон».
Тем временем со стороны улицы вдруг послышались чьи-то голоса.
- Леша, это ты? – позвала Аня. Но вдруг замолчала. Голоса были очень грубыми и агрессивными. Ане показалось, что она узнала один из них – он принадлежал начальнику седьмого отдела РУБОП Пархомову. Аня бросилась к потайной двери за указателем «Женская уборная», которую накануне ей показал Брусницын. Она дернула за ничем не примечательный крючок, и дверь отворилась, открывая вход в черную пустоту. Ане стало страшно, но оставаться здесь становилось еще опаснее.
Аня на секунду остановилась в сомнении, однако неожиданно там, где только что звучали голоса, затрещала автоматная очередь. За ней раздался одиночный выстрел, а за ним новый автоматный разряд. Не помня себя от ужаса, Аня бросилась в черную дыру, и закрыла за собой дверь. Но даже через запертую дверь она услышала, как прозвучало еще несколько одиночных хлопков, а потом вдруг стало тихо. Как-то по особому тихо, очень зловеще и угнетающе. Тишина была в прямом смысле гробовая.


Сиреневая «девятка» с РУБОПовцами затормозила в десяти метрах от заводских ворот.
- Так, - сказал Пархомов своим подчиненным, - сейчас тихо и спокойно проходим на территорию. Вот так, - он показал на заводской карте красную линию, - идем сначала прямо, а потом налево. И вот он этот цех. Полковника валим сразу, как только появится. Стволы приготовить не забудьте.
- Слышь, Пархом, - спросил один из оперов, старший лейтенант Панченко, - а может, зря броники не одели?
- Не ссы, - ответил Пархомов, - чего нам одного козла, что ли бояться? В брониках бегать напряг, ты же сам знаешь. А нам, может быть, за ним гоняться придется. Он один будет, людей у него нет.
Тройка вышла из машины, перебежала дорогу и направилась к воротам. По дороге они увидели группу людей в оранжевых спецовках, подметавших обочину проезжей части. Несмотря на весь жизненный опыт и оперативные навыки, их внимание эта группа тоже ничем не привлекла. Эта ошибка стала для них роковой.
РУБОПовцы углубились на территорию брошенного завода. Следуя схеме они прошли метров пятьдесят прямо, а потом повернули налево. Там было еще метров двадцать. Неожиданно в свете фонарей мелькнула какая-то тень. РУБОПовцы не сговариваясь, залезли в карман и щелкнули предохранителями. Тень обернулась
- Стоять! – крикнул Пархомов.
Тень не спеша обернулась, подняв обе руки кверху, как будто пытаясь умолить о чем-то высшие силы.
РУБОПовцы подошли ближе, и в свете тусклого фонаря увидели оражневую спецовку и коренастую фигуру в ней.
- Вы чего, мужики?! – испуганно закричал человек в спецодежде.
- Стоять, - повторил Пархомов. Вскинув ствол и направив его на незнакомца, он приблизился к нему и заглянул ему в лицо.
- Это не полковник, - произнес он.
- Вы чего, ребят? – повторил незнакомец, - я дворник здешний, мету здесь.
- Ага, ****и давай, - сказал Пархом, - для кого ты тут подметаешь, завод уже два года как накрылся ****ой.
- Да я просто так зашел, - попытался оправдаться тот.
- Короче, - повторил Пархомов, - где полковник Брусницын?
- А, вот оно что, - облегченно выпалил человек в спецовке, - а я-то думал… Так мы сами его ищем. Говорили, вроде к девяти он сюда подъехать должен. А сейчас уже половина.
Оперативники так увлеклись разговором, что явно упустили происходящее за их спинами. Между тем откуда-то сзади раздался звук, который все присутствующие смогли безошибочно отличить с первого аккорда. То был звук передергиваемого затвора.
РУБОПовцы моментально и одновременно обернулись. Сзади стояла компания, состоявшая из людей в таких же оранжевых спецовках. Только в руках у двоих из них вместо метлы были калаши. Прежде чем РУБОПовцы успели осознать новую информацию, тела их оказались насквозь прошиты тремя прицельными автоматными очередями. Уже упав на землю, в последний миг ясного осознания своего существования на Земле майор Пархомов, собрав всю свою волю в последнем усилии, сжал свой «Макаров» и разрядил его в одну из фигур в оранжевом. Новая автоматная очередь окончательно упокоила душу майора Пархомова.

Группа людей в оранжевых спецовках расступилась, и к трупам застреленных оперативников подошел человек в кожанке и кепке. Тусклого света заводского фонаря хватало, чтобы разглядеть на его лице внушительный шрам, идущий через всю левую щеку.
- Это как-так получилось же, а? – спросил он у державших в руках автомат, - ты чего, Тюлень, сразу его завалить не мог?! Это когда же он Батона завалить успел?!
- Ну, правда, Гвоздь, ну бля буду, кто ж знал, что он такой живучий окажется? – пытался оправдаться тот.
- Ладно, заткнись, - сказал Гвоздь. Он подошел к телам РУБОПовцев, достал ствол и произвел по контрольному выстрелу в каждого из лежавших. После этого он обшарил карманы майора Пархомова, вытащил оттуда удостоверение, ствол и пачку стодолларовых купюр, которые тот накануне отобрал у Ани, а потом еще нечто, оказавшееся маячком, мерцавшим красным огоньком.
- ****ный в рот! – сказал Гвоздь, оглядев все это техническое устройство.
- Что такое? – спросил Витек, державший в руках автомат.
- Да сейчас ментов сюда до хера сбежится, вот чего! Сваливать надо. 
Другой браток в жилетке, которого звали Клык, подошел к раненому товарищу и пощупал его пульс.
- Слышь, Гвоздь, – сказал он, - Батон вроде дышит еще, вытаскивать его надо.
Лось ничего не сказал, а молча подошел к Батону и произвел точечный выстрел ему прямо в лоб.
- Ты чего сделал?! – закричал Клык.
- Облегчил страдания, - ответил Гвоздь, - мы его все равно вынести не успеем, а ментам его оставлять нельзя. Ну все, хватит сантиментов, смываться пора. Спецовки и стволы скидывайте прямо здесь. Уходим по одному. На центральный вход не соваться, машину бросить придется. Дырок в заборе тут много, так что вперед.
- Слышь, Гвоздь, - сказал упитанный крепыш по кличке Пончик, который так ловко отвлек внимание РУБОПовцев, - так тут же девка еще где-то, я же ее пас. Да и фейса этого надо найти.
- Ты чего, охуел?! - закричал Гвоздь, - я говорю, сейчас мусорни тут будет немерено. Какая девка?! Какой фейс?! Да и нет тут никакого фейса, это разводка была для лохов.
Собравшиеся сбросили с себя жилетки, и забросили за угол автоматы, после чего разбежались в разные стороны. При свете фонарей остались лежать четыре трупа.


Аня просидела несколько минут в темном помещении, дрожа от страха и холода. Когда все стихло, превозмогая ужас, она решилась выйти из укрытия. Стараясь не издавать ни одного звука, она вышла в коридор цеха № 9. Все было тихо. Даже слишком тихо. Тишина, мертвящая и гнетущая, была разлита в окружающем воздухе. Тихо ступая на носки своих туфель, она вышла на свежий воздух. Вокруг по-прежнему не было ни единой души. Неожиданно Аня почувствовала, как туфли ее оказались вступили во что-то влажное. Глянув вниз, она увидела густую красную жидкость, в изобилии растекавшуюся по площадке. Аня оглянулась вокруг и увидела четыре тела, раскинувшихся тут же. Из-под них вытекали кровавые ручейки, и стекали вниз, поскольку площадка как раз шла под уклон и входа в цех № 9 уже скопилась заметная красная лужа.
Аня вскрикнула, но тут же заставила себя замолчать. Переступая через ручьи крови, она подбежала к телам и стала вглядываться в их лица, опасаясь узнать среди них Брусницына. Но того не было ни среди трупов, ни вообще где-либо здесь. Аня была совершенно одна, единственным живым существом среди этих развали индустриализации. Она совершенно не представляла, что делать дальше и куда бежать.
Неожиданно она почувствовала чье-то дыхание у себя за спиной, и какой-то острый предмет уткнулся ей в бок.
- Тихо, не кричи, - услышала она голос, - разворачивайся, только быстрее.


Вице-губернатор Мордашев вернулся в администрацию около семи вечера, когда официальный рабочий день уже закончился. Он отправился было с докладом к губернатору. Там в приемной вместо секретарши уже сидел «ночной губернатор» – оперативный  дежурный отдела режима, поскольку кабинет губернатора, согласно инструкции никогда не должен был оставаться без присмотра. В случае какого-нибудь форс-мажора типа ядерной бомбардировки этот ночной губернатор должен был немедленно взять на себя оперативное управление регионом. Конечно, при условии, что уцелеет само здание краевой администрации. Специально для этого в отделе режима работало несколько пенсионеров от семидесяти лет и старше. В штате отдела режима они состояли еще со времен обкома. Как правило, они страдали ночной бессонницей, и потому такая работа давалась им легко и без напряга. Вот и сейчас старичок в старомодном, но опрятном костюме, которого все знали как Савельич, заступил на трудовую вахту, и на столе перед ним стояла бутылка с кефиром и лежали батоны хлеба и колбасы. Савельич основательно подготовился к ночному держурству.
Савельич поведал Мордашеву, что заступил пятнадцать минут назад и что секретарша Лена сказала ему, что губернатор уже часа два как уехал.
- Куда поехал, не сказала? – спросил секретарь Совбеза.
Савельич пожал плечами.
- Сказала только, что на частной своей машине. И с ним какой-то тип, которого она раньше не видела.
Мордашев задумался. Таинственный незнакомец мог оказаться новым губернаторским фаворитом, и ничего хорошего для это не предвещало.
- Как выглядел-то хоть?
- Не знаю, - пожал плечами Савельич, - сказала только, что хорошо одет и что был с важным разговором.
Лена благоразумно умолчала про ксиву ФСБ, которую предъявил этот незнакомец. Она посчитала, что чем меньше информации она сообщит, тем безопаснее это будет для нее, хотя и почувствовала, что происходит какая-то нештатная ситуация.
- Ладно, - сказал Мордашев, - спасибо, Савельич. Если будет какая новая информация, сразу звони.
Вернувшись к себе, секретарь Совбеза набрал мобильник губернатора. Абонент был вне зоны доступа. То же произошло и со вторым губернаторским мобильником.
Мордашев задумался. Из этого состояния задумчивости его вывел звонок из РУБОПа, сообщивший о том, что тревожный сигнал у группы майора Пархомова сработал тревожный сигнал. Вице-губернатор торопливо сбежал вниз, впрыгнул в свой джип и помчался в сторону северной окраины.


Аня обернулась. Позади нее стоял человек в элегантном костюме и с рубашкой, ворот которой был расстегнут. К вящему удивлению своему, она узнала Сергея Мелентьева.
- Тише ты, - сказал он ей, - быстро за мной.
Аня была так рада встретить хоть одно знакомое лицо, что не раздумывая бросилась последовала за ним.
Они забежали за какую-то постройку, за которой был припаркован Лэнд Круизер Мелентьева.
- Садись, - сказал он, распахивая перед девушкой левую переднюю дверь, и вдруг осекся.
- Ой, подожди, что это? – и посмотрел вниз. Каблуки летних туфель оставляли на асфальте заметные красные следы.
- Да, - усмехнулся Мелентьев, - похоже, что сегодня вечером тебе пришлось в буквальном смысле ходить по крови.
Аня вздохнула. Удивляться и бояться у нее уже не было сил.
- Ладно, подожди, - сказал Мелентьев, после чего достал бутылку воды и какую-то тряпку, которую полил из бутылки и лично протер подошвы туфель своей спутницы.
- Ну вот, - сказал он, - теперь порядок. Ну все, надо побыстрее отсюда выруливать.
- А куда? – спросила Аня.
- Куда-нибудь подальше отсюда. Нет, если хочешь, конечно, можешь оставаться здесь, и через пятнадцать-двадцать минут ты будешь снова задержана РУБОПовцами, а потом неизбежно окажешься в Совбезе. Я, конечно, понимаю, что РУБОП сегодня принял тебя не слишком гостеприимно, но это все покажется тебе цветочками по сравнению с допросом у господина Мордашева, какое бы благоприятное впечатление он на тебя ни произвел.
Джип поехал по заводским проулкам, и вскоре выехал на трассу. Выехал, как успела заметить Аня, с другой стороны. Вскоре машина оказалась на освещенной дороге, и рванулась прочь из города. В те минуты, когда джип покидал заводскую территорию через запасной выезд, в парадные ворота въехал ПАЗик с СОБРовцами на борту. Автобус затормозил, проехав через бывшую центральную проходную, и ребята в пятнистом камуфляже, черных масках и стволами наперевес посыпались наружу, рассредоточиваясь по заводским руинам.
От взора Мелентьева укрылось то обстоятельство, что этот запасной выезд тоже находился под наблюдением. Темная «Девятка» стояла в тени уличных фонарей и наблюдала за любыми перемещениями. В ней находилось двое человек, на вид лет по 25-30 каждому. Едва джип выскочил с заводской территории, один из них схватил рацию и быстро проговорил в нее:
- Первый, я пятый. Шевеление на проходной № 3. Ведем объект. 
«Девятка» взвизгнула тормозами и устремилась в ночь вслед за Тойотой навстречу своей судьбе.


Вице-губернатор Мордашев прибыл на место происшествия спустя двадцать минут после отправления тревожного сигнала, почти сразу вслед за отрядом СОБРа и опергруппой РУБОПа. Когда он подъехал к площадке у цеха № 9, трупы валялись ничем не накрытые, и еще теплые.
- Что случилось? – спросил он у старшего опергруппы майора РУБОП Новосельцева, возглавлявшего отдел разработки преступных лидеров.
- Троих наших завалили, - со вздохом ответил тот, - в том числе майора Пархомова, начальника седьмого отдела. Таких потерь у нас лет пять уже не было. Вот что они делали здесь, непонятно, поди, узнай теперь.
- А это кто? – вице-губернатор показал на четвертый труп в оранжевой спецовке.
- А это ихний, - сказал Новосельцев, - похоже, Пархом его напоследок задел, а добили уже свои.
- Я знаю его, - вмешался в разговор капитан Васильев, один из лучших сотрудников РУБОП, относящийся к тому меньшинству, которое понимает службу как борьбу с оргпреступностью и потому находится в состоянии перманентного конфликта с начальством и коллегами, - это Батон, из бригады Гвоздя. У нас в картотеке он давно висит, две мокрухи на нем было, да все поймать на мокром не могли никак. И вот ведь, судьба…
- Из бригады Гвоздя, говоришь…Ну, а что по ситуации? – поинтересовался Мордашев.
- Экспертов вызвали уже, - ответил Новосельцев, - но уже сейчас можно сказать – похоже, что их сюда заманили, и чем-то отвлекли. Застали ребят врасплох, завалили сразу из калашей. Одной очередью. Стволы, кстати, мы уже нашли, они прямо тут рядом их побросали. Да и вот еще, похоже, это они так для маскировались, под дворников типа косили, - и он махнул рукой на кучу оранжевых спецовок, сложенных тут же рядом, - и ведь знали, гады, под кого косить. Под губернаторских дворников. Знают ведь, что милиция этих не проверяет никогда.
В это время приехал замначальника РУБОП Маркелов.
- Как же это так, Александр Николаевич, - бросился он к Мордашеву, сразу завидев его, - что же это делается-то, а?
- Заткнись, без тебя тошно, - ответил ему вице-губернатор, - завтра поговорим.
После этого он чуть слышно произнес ему прямо в ухо:
- Я, надеюсь, понятно, что детали оперативной работы никому сейчас не нужны, и прежде всего тебе. Если что всплывет, должность ведь потеряешь, и это как минимум.
Маркелов понимающе кивнул головой.
Мордашев понял, что миссия его здесь закончена, и больше ничего нового он не узнает, и отправился обратно в краевую администрацию. Перед отъездом он позвонил дежурному по Совбезу и велел срочно собрать весь личный состав аппарата Совета Безопасности.   
В это время подъехали криминалисты, судмедэксперты и представители прокуратуры. С кряканьем въехало на территорию завода несколько никому уже здесь не нужных «Скорых». Начиналась банальная оперативная текучка.


Лэнд Круизер Мелентьева выехал на окружную автодорогу, и спустя полчаса, обогнув Великоволжск, съехал на Воронежское шоссе, устремившись на Запад.
На километры вокруг, сколько хватало взгляда, раскинулись бескрайние степные просторы, на которых сейчас лежала тьма, и казалось, что темнота обступает со всех сторон, оставляя лишь освещенные гирляндой фонариков две полосы Воронежского шоссе. Иногда в этой тьме мелькали редкие островки огней, обозначавшие населенные пункты, но быстро проносились мимо и оставались где-то далеко позади. Да еще крупные звезды на прояснившемся небе висели над покрытой мраком земной поверхностью. Шоссе казалось безлюдным. Изредка проносились на встречу фуры или легковушки. Попадались они и по ходу движения, и тогда джип моментально огибал их по встречке, но случалось это нечасто. 
Попадались время от времени и посты ДПС, на которых рядом с одетыми в броню ГАИшниками стояли и вооруженные автоматными стволами ОМОНовцы в камуфляже, которые сидели на наспех сваленных мешках, отчего возникало ощущение езды по зоне боевых действий.
- Вот, - смеясь, указал он на очередной такой блок-пост, - на охоту вышли, в казаков-разбойников играть.
Он знал, что спецномера с федеральным триколором и спецпропуск краевой администрации на лобовом стекле надежно защищают его от всяких проверок и досмотров, и поэтому мог позволить себе посмеяться над этими боевыми приготовлениями.
- А зачем это все? – спросила Аня, которая сначала задремала после всего пережитого, но теперь проснулась и с удивлением смотрела на озаренную дальним светом полоску шоссе впереди, и окружающий мрак степей.
- Как зачем? – ответил Мелентьев, - в регионе уже два дня, как разборки начались. Воры против губера выступили. Везде ОМОН в усилении. Прямо как на Северном Кавказе. Видишь, как мало иногда нужно, чтобы с высот цивилизации сорваться в пучину смуты.
Аня помолчала несколько минут, вглядываясь в ночь, которая стелилась за стеклами джипа.
- А куда мы едем? – спросила она.
- Мы едем эвакуировать тебя, - сказал Мелентьев, - прежде всего, нужно вывезти тебя из региона. Ну, а там уже решать, куда пока тебя пристроить можно.
- Так я что, в город уже не вернусь? – удивилась Аня.
- В какой еще город? В Великоволжск? Ну уж нет, в обозримом будущем тебе точно там делать нечего. Сейчас из края выскочим и будем решать, где тебе схорониться проще будет и как замаскировать тебя понадежнее. Ну, ты не волнуйся, городов в России еще много, а в мире и подавно. Где-нибудь да пристроишься.
- Подождите, - возмутилась девушка, - но у меня вся жизнь в Великоволжске. У меня там семья, мои родители, университет, работа в конце концов!
Мелентьев засмеялся в ответ.
- Ну во-первых, в Великоволжск тебе дороги в любом случае уже нет. Там на тебя ориентировки ментам разосланы. Так что если хочешь назад в РУБОП, а еще лучше, в Совбез, то можем, конечно, и развернуться. А что касается жизни… Будет другая жизнь, в этом мире ничего постоянного нет. Все течет, все меняется. Иногда постепенно, шаг за шагом, а иногда и мгновенно, как обрыв. Это тоже бывает.
- И долго мне прятаться? – спросила Аня.
- Почему сразу «прятаться»? Жить нормальной человеческой жизнью, просто в каком-то другом городе. Думаю, что в федеральный розыск объявлять тебя никто не станет, они там тоже не дураки, им это на хрен не нужно, чтобы вся эта история вышла куда-то за пределы региона. А сколько времени понадобится, не знаю, но минимум полгода-год, пока все тут не уляжется.
- Ничего себе! – воскликнула Аня.
- Ну а ты как хотела. Такие разборки годами длятся. В любом случае, надо посмотреть, чем это все дальше обернется. А там, глядишь, и в регионе что-нибудь переменится, а может, и во всей стране. Времена-то все же новые наступают, кто знает, что дальше будет.
- А своих родителей мне хотя бы можно предупредить? Хотя бы по телефону?
- А вот этого делать не советую. Все телефоны твои уже на контроле стоят, и по ним твое местонахождение просчитать – раз плюнуть. Я сам свяжусь с твоими родителями при первой же возможности, и спокойно объясню им, что ты срочно уехала на новое место работы.
Аня опять задумалась над услышанным, а потом вдруг что-то вспомнила и резко спросила:
- А как же Алексей?
- Брусницын-то, - усмехнулся Мелентьев, - а забудь. Нет его. И не было никогда. Приснился он тебе. Сон в летнюю ночь, это бывает иногда в твоем возрасте.
- Как же это так? – произнесла Аня чуть слышно.
- А ничего особенного. Мираж, видение, призрак. Просто выкинь из головы, и все.
После этого в салоне снова воцарилась тишина. Она длилась несколько минут, в течение которых Мелентьев стал напряженно вглядываться в зеркало заднего вида. После этого он вдруг резко затормозил и съехал на обочину. Постояв около трех минут, он снова поехал, продолжая приглядываться к зеркалу.
- Так, так, - сказал он, - поздравляю, но приключения на сегодня еще не закончены. Похоже, хвост мы словили. От самого Великоволжска за нами тащится.
- Как интересно, - с издевкой сказала Аня, - и кому на этот раз я стала так интересна?
- Думаю, что вряд ли это наши, - уверенно заявил Мелентьев, - если бы у них была еще какая-то наружка, я бы об этом уже узнал.
- А ваши это кто? – все с той же издевкой поинтересовалась Аня.
- Те, кто лоялен губернатору, - ответил Мелентьев.
- Ах вот, значит, как, - все с той же издевкой проговорила Аня.
- Подожди, - сказал вдруг Мелентьев. Впереди маячил пост ДПС, разделявший два района. Мелентьев затормозил прямо напротив него, рядом с ГАИшником с палочкой, который нарпяженно вглядывался в ночную тьму.
- Сиди здесь, никуда не высовывайся, - сказал Мелентьев Ане, прежде чем выйти из машины.
Он подошел к ДПСнику, показал ему корочку сотрудника Совбеза и объяснил, что он находится при исполнении, а за ним следует непонятная машина. После чего попросил притормозить и разобраться. ДПСник охотно согласился, а Мелентьев для пущей верности вручил ему стодолларовую бумажку.


На Московской, 15 вновь светилось крыло, занимаемое Совбезом. И редкие прохожие продолжали дивиться, почему не спится в такой час краевой администрации. Напротив, под памятником Ленину по-прежнему дежурил автобус с ОМОНом, а по пустынным полутемным коридорам администрации прогуливались автоматчики.
Вернувшись в свой кабинет, Мордашев провел короткое совещание с начальниками подразделений Совбеза, а потом велел немедленно доставить к нему начальника отдела благоустройства территории.
Михалыч уже готовился ложиться спать, когда в квартиру к нему позвонили люди в штатском и, предъявив удостоверения работников Совбеза, пригласили проехаться с ними. Внизу его посадили в черную «Волгу» и повезли на Московскую, где те же люди в штатском отвели его в крыло Совета Безопасности и ввели в кабинет Мордашева.
Вместо приветствия секретарь Совбеза достал откуда-то оранжевую спецодежду губернаторских дворников с пулевыми отверстиями и пятнами крови и швырнул прямо Михалычу.
- Ну и за сколько ты спецовки толкнул? – спросил его Мордашев.
- Я?! – удивился и попытался улыбнуться Михалыч, - какие спецовки?! Я про это ничего не знаю.
- Эх, Михалыч, Михалыч, - сказал Мордашев, поднимаясь с места и приближаясь к начальнику отдела благоустройства территории, - сам же учишь все время своих: спецовка – стратегическое оружие, береги ее. И сам же сплавил их криминальному элементу.
- Я правда не знаю, - начал было Михалыч, но Мордашев вплотную подошел к нему.
- Я тебя последний раз спрашиваю, кому и почем ты толкнул спецовки? – повторил вопрос вице-губернатор.
- Ну это, в общем Тюленю, я давно его знаю, служили вместе. Нормальный пацан, вроде бы. По двести баксов штука.
Мордашев удовлетворенно кивнул и потер руки.
- Тюлень, это, выходит, тот, который с Гвоздем? А знаешь ли ты, гнида, что ты ребят под пули подставил. Что из-за твоих спецовок четыре трупа за вечер?!
Михалыч замотал головой.
- Ничего не знаю, - запричитал он, - Тюлень сказал, для уборки территории. Говорит, менты не дают убираться дворникам без спецодежды, а в этих спецовках никто ведь не тронет.
Мордашев достал кошелек.
- Четыре по сто – это выходит четыреста баксов, - сказал он, после чего отсчитал четыре купюры с Франклином и начал заталкивать их в рот начальника отдела благоустройства территории.
- На, жри, гнида, - стал приговаривать он, - жри свою доляху!!!
Когда Михалыч прожевал все четыре купюры, Мордашев сказал ему спокойным голосом:
- Завтра же напишешь заявление по собственному, и вали на все четыре стороны.
После этого Мордашев вызвал начальника своего секретариата Дрынова и объяснив суть дела велел готовить докладную для Агаркова.
- А на кого докладную-то? – спросил тот.
- На управделами Бокова, конечно, - ответил Мордашев, - не на этого же придурка.


ДПСник взмахнул палочкой, делая знак сиреневой «Девятке» съехать на обочину. В «Девятке» находилось двое ребят отнюдь не простых. Слава и Рашит, двадцати семи и двадцати восьми лет от роду, успели послужить в спецназе внутренних войск, а последние два года являлись сотрудниками службы безопасности группы компаний «Бутон». Их взял на работу их бывший командир подполковник Ярыгин, который сейчас работал начальником службы безопасности «Бутона». В тот вечер около «Радона» они выполняли прямое поручение Ярыгина по слежке за территорией завода и когда увидели выезжавший оттуда джип, то не задумываясь выехали за ним. Они были довольно опытными сотрудниками, и в других условиях наружка, возможно, осталась бы незамеченной. Но не на пустой ночной трассе и на прямой траектории в течение трех часов.
Тормознувший их старший лейтенант ДПС подошел к машине, как полагается, отдал честь, представился и попросил предъявить документы.
- Извини, командир, очень спешим, - сказал Рашит, и показал удостоверение сотрудника спецназа внутренних войск, которое он бережно сохранил, - оперативная разработка.
Старлей задумался. Подумав несколько секунд, он сказал:
- Ну ладно, тогда езжайте.
Когда габаритные огни растворились во тьме, он плюнул на дорогу и сказал:
- Достали уже с этими ксивами! Еще, бля, гадай, кто из них настоящий! Ну их всех на хер. Себе дороже будет.


- А зачем вы мне помогаете? – спросила Аня, когда блок-пост остался позади, - и как вообще вы меня нашли? Если чего-то надо, лучше сразу скажите, так будет проще.
Мелентьев засмеялся и покачал головой.
- Нет, - сказал он, - мне лично от тебя ничего не нужно. У меня так есть все, или почти все. Просто я искренне захотел тебе помочь и вытащить тебя из передряги, в которую ты по неопытности попала. А по поводу того, как я тебя нашел. Короче, можешь мне верить, можешь – нет. Сегодня вечером я заехал в Совбез по своим делам, и услышал там краем уха разговор, из которого понял, что какая-то девка сбежала из РУБОПа и что сейчас высылают опергруппу на завод «Радон» для поиска полковника Брусницына. Каким-то боком я сообразил, что, скорее всего, ты появишься на этом заводе. Незаметно заехал на эту территорию и затаился там и стал наблюдать. Потом случилась вся эта разборка, а потом я увидел тебя. Устраивает тебя такая версия?
- Вполне, - улыбнувшись, сказала Аня, - все равно ведь больше ничего не скажешь, - и она помотала головой, состроив глазки, а Мелентьев удивился тому, как быстро эта девушка после всего пережитого сумела восстановиться и вернуться к своим привычным действиям.
Мелентьев опять уставился в зеркало.
- Ох ты, блин, - сказал он, - кинул меня похоже этот ГАИшни.
- Что такое? – спросила девушка.
- Да хвост опять возник. Ну да ничего, значит, придется принимать более жесткие меры. Плохо, что здесь кругом степь, спрятаться негде, все, как на ладони.
Вскоре впереди показался еще один блок-пост, а за ним мост через реку. На этом посту все выглядело еще более внушительно. Рядом с ДПСником стояли ОМОНовцы с автоматами наперевес, а вокруг поста по периметру были сооружены целые баррикады из мешков. Шоссе было на половину перегорожено все теми же мешками.
- Вот, - сказал Мелентьев, притормаживая, - это граница Великоволжского края. Дальше река Хопер, а за ней начинается Воронежская область. Но хвосты лучше обрубить здесь.
Он снова вышел из машины и пошел на этот раз не к ДПСникам, а к ОМОНовцам. Очень быстро он выделил старшего среди них и подошел прямо к нему.
- Вы тут главный? – спросил он, и, достав красную корочку, представился:
- Совет безопасности. С кем имею дело?
- Старший лейтенант Варенцов, - ответил ОМОНовец.
- Значит так, - сказал Мелентьев, - у нас тут оперативное задание, но за нами хвост. Судя по всему, криминальный элемент. Возможно, с ксивами. Вооружены. Сегодня в городе трех сотрудников РУБОПа завалили, есть подозрение, что они к этому имеют отношение. Поэтому задержать их нужно любой ценой. Понимаешь, старлей? Любой.
- Я понял, - кивнул ОМОНовец, - не волнуйтесь, все меры примем.
- Это хорошо, - сказал Мелентьев, и незаметно сунул ОМОНовцу две стодолларовые купюры.

Едва джип отъехал от поста, командир отряда ОМОНовцев подозвал к себе командира роты ДПС и велел перекрывать дорогу.
- Да как? – удивился тот.
- Молча, - ответил ОМОНовец, - машину служебную поставь поперек дороги, чтобы мышь не проскочила. Распоряжение Совета безопасности.
ДПСники поняли, что возражать бесполезно. Пришлось ставить поперек дороги ГАИшную «Шестерку». Тем временем к посту приблизилась темно-лиловая «Девятка».
- Че за хрень? – удивился Рашит, увидев дорогу, перегороженную мешками и ГАИшной машиной, ДПСника с палочкой и двух ОМОНовцев с калашами поперек дороги.
- По обочине давай, - крикнул ему Слава, - главное, мост перескочить.
«Девятка» стремительно взяла влево и рванула по обочине встречной полосы, поднимая за собой облако пыли.
- Давай, ****ный в рот! – скомандовал Варенцов двум своим подчиненным, и сам передернул затвор. Через секунду тишину ночи разорвали автоматные очереди, прицельно ударившие в лобовое стекло «Жигулей». «Девятка» съехала с обочины и полетела под откос, два раза перевернувшись. Вскоре она закончила свое падение, и остановилась, упав на левый бок. Несколькими секундами раньше из салона вылетели прошитые автоматными очередями два трупа сотрудников службы безопасности группы компаний «Бутон».


Синий Ниссан без лишних проблем покинул территорию Великоволжского края и проехал еще около пятидесяти километров по Пензенской области. На подступах к городу Беднодемьяновск, где шоссе «Великоволжск-Пенза» впадало в федеральную трассу «Урал», он остановился. Метрах в пятидесяти можно было заметить черный джип, горевший габаритными огнями.
- Ну вот, и все, - сказал Брусницын, - на этом ваши приключения, Дмитрий Иванович заканчиваются. Дальше я как-нибудь сам. Сейчас вот Михаил вас отвезет обратно, и вы спокойно вернетесь к своим служебным обязанностям. Видите, я свои обещания выполняю. Только у меня напоследок будет вам два совета. Первый – охрана-то у вас говно, я вам скажу. Думаю, что начальник вашей охраны заслужил как минимум строгий выговор объявить за такое обеспечение безопасности администрации. А уж начальника отдела режима стопудово гнать надо поганой метлой. И второй – думаю, что не в ваших интересах распространяться о нашей с вами прогулке, даже ближнем кругу. Сами понимаете, если ваши соратники и подчиненные узнают, что великого и ужасного Агаркова спокойно так похитили и увезли в неизвестном направлении, ваш имидж сильно пострадает, со всеми вытекающими последствиями. Так что давайте мы с вами сделаем вид, как будто ничего не было.
- Да уж, это точно, - ответил Агарков убитым голосом.
- Ну вот и замечательно, - улыбнулся Брусницын, - рад, что у нас с вами все так хорошо сложилось. И еще хотел сказать кое-что напоследок: я не завалил вас лишь по той причине, что в этом случае с вероятностью 99,9% через три месяца в вашем кресле окажется Забелин, а это еще большая мразь, чем вы. А зачем я буду для него площадку расчищать безвозмездно? Так что пока живите и работайте.
Напоследок полковник велел Смирнову довезти губернатора до его резиденции в Чердыни и позвонить Усманову, чтобы тот отогнал туда же губернаторский БМВ вместе с водителем, который очнется к утру. После этого он вылез из машины и направился к черному джипу, у которого при ближайшем рассмотрении можно было разобрать московские номера. 


Около полуночи к секретарю Совбеза Мордашеву вбежал запыхавший сотрудник Совбеза по фамилии Каюмов. Он принес свежую оперативную сводку из ГУВД.
- Вот, - сказал он, протягивая ее Мордашеву, - на Воронежском шоссе на границе края двух бутоновских завалили.
Мордашев прочитал распечатку, после чего быстро сказал:
- Что ж сегодня за день-то! Ну не могут без приключений. Короче, ситуация непростая. Нейтральный исход исключен. На выходе в говне окажемся или мы или майонезники. И это будет зависеть от быстроты твоей реакции. Понимаешь меня?
Каюмов кивнул. Мордашев продолжал:
- Сейчас возьмешь с собой левые стволы и поедешь на место. Там все оформишь, как полагается. Сопротивление при задержании и прочее. Все понял?
- Конечно, - ответил Каюмов. 
- Это хорошо, - кивнул Мордашев, и вручил ему  тысячу долларов, - это твой гонорар, а это представительские расходы, - и он протянул еще пять зеленых бумажек.
- В принципе, эта история для нас может стать настоящим подарком, если все правильно подать, - резюмировал секретарь Совбеза.

После ухода Каюмова вице-губернатор вызвал начальника информационно-аналитического отдела Камышова и велел ему готовить к утру пресс-релиз о расстреле сотрудников службы безопасности ГК «Бутон» при попытке оказания сопротивления сотрудникам милиции. Еще там должна была прозвучать информация, что при них обнаружены незарегистрированные стволы и что проводится проверка по поводу их возможной причастности к последним громким преступлениям в крае.

Каюмов домчался до места происшествия за два с небольшим часа. К этому времени трупы бутоновцев уже были накрыты покрывалами, принесенными с поста ДПС. Вокруг суетились сотрудники местного РУВД и районной прокуратуры. Каюмов подозвал к себе начальника РУВД, а потом старшего следователя. Договориться с ними проблемы не составило.


На воронежском берегу стояла тихая звездная полночь. Местный пост ДПС спал, и никаких признаков жизни вокруг него заметно не было. Дышалось здесь легче, и волны тревожности, разлитые в атмосфере Великоволжского края, здесь растворились без остатка.
- Так, - сказал Мелентьев, глядя в зеркало, - вроде бы все закончилось. Ну, сейчас уже скоро приедем.
Через полчаса, машина съехала с шоссе в какой-то населенный пункт, и спустя несколько минут оказалась на привокзальной площади.
- Ну вот и все, - сказал Мелентьев, - здесь нам придется расстаться. Это станция Поворино. Сейчас я посажу тебя на ближайший поезд в сторону Москвы. В Москве проще всего затеряться, искать там человека труднее, чем иголку в стоге соломы. Я бы тебя и до Москвы отвез, но мне завтра нужно быть в Великоволжске кровь из носу, а в нынешних условиях мое отсутствие может быть неправильно истолковано.
И не дав своей спутнице ничего сказать, он вышел из машины и отправился в сторону вокзала. Вернулся через десять минут.
- Вот билет на поезд Волгоград-Москва, - сказал он, - отправление через сорок минут, так что мы очень удачно приехали. И вот еще кое-что.
Мелентьев достал спортивные трикотажные штаны, дутую бесформенную куртку и платок.
- Это все тебе, - сказал он, - ты не обижайся, но придется слегка подретушировать твою красоту, а то слишком много внимания привлекаешь. Здесь тебя конечно вряд ли будут искать, но на всякий случай.  Сама понимаешь, береженого Бог бережет, а не береженого – конвой стережет.
- Ты что, предлагаешь мне все это надеть? – возмущенно воскликнула Аня.
- А как ты хотела? Уж если конспирироваться, то до конца. Первым делом нужно удалить косметику с лица, - и Мелентьев брызнул на кусок ваты водой из бутылки.
Ане ничего не оставалось, кроме как последовать его совету.
- Теперь вот это, - и он протянул дутую куртку Adidas, больше напоминавшую ватник, и трикотажные спортивные штаны, после чего вылез из машины, дав своей спутнице возможность переодеться.
Аня со вздохом напялила на себя все это одеяние.
Вернувшись в машину Мелентьев сказал:
- Так, хорошо, теперь нужно поработать с головой, - с этими словами он протянул своей спутнице шаль и заколку, которую он нашел в своем бардачке, - подбери волосы и накрой платком всю голову.
Через пять минут на него смотрела типичная рыночная торговка. Аня поглядела на себя в зеркало, и покачала головой.
- Ничего-ничего, - ободрительно произнес Мелентьев, - завтра доберешься до Москвы и сможешь опять стать красавицей. Теперь несколько слов, как вести себя дальше, так сказать, последние напутствия. В поезде запрись в своем купе, в разговоры ни с кем не вступай. Завтра утром выйдешь на станции Узуново, это последняя остановка перед Москвой. На всякий пожарный, потому что на вокзале завтра могут пасти все поезда приволжского направления. Дальше ты сядешь на электричку и доедешь до Москвы, до остановки Коломенская. Прямо на ней будет переход в метро, на станцию Варшавская. И все, считай, что затерялась в Москве. С родителями твоими я свяжусь завтра. Да, и вот это еще тебе, - и он протянул ей бумажку с каким-то адресом.
- Там живет мой хороший знакомый и деловой партнер, его зовут Петя. Скажешь ему, что ты от меня. Он тебе поможет, причем совершенно бескорыстно. Потому что я его попрошу. И вот тебе еще подъемные на первое время, - и он протянул пачку зеленых бумажек, - здесь ровно тысяча долларов. На первую неделю хватит. А там уже освоишься.
- Спасибо, - произнесла Аня, - я не знаю, как тебя благодарить. Может, я могу что-то для тебя сделать?
- Нет, - ответил Мелентьев, - мне ничего не надо. На будущее веди себя благоразумно и не влезать в палевные темы. Лучше займись модельным бизнесом, у тебя есть для это все данные, или начни писать для глянцевых изданий. Может быть, со временем ты подцепишь себе какого-нибудь мальчика из хорошей семьи, или даже сына какого-нибудь американского сенатора. У нас есть еще немного времени, и я хотел бы напоследок показать тебе кое-что.
Мелентьев достал из бардачка пачку фотографий и стал их перелистывать. На всех фотках были изображены трупы или фрагменты тел.
- Вот полюбуйся, - сказал он, - это Каначик, смотрящий по Беловодску и Беловодскому порту. Сотрудники Совбеза, пытаясь узнать у него местонахождение реестра акционеров. Умер от разрыва сердца. Это Пафнутьев, бывший гендиректор порта, он сгорел в собственной машине в результате прицельного попадания гранаты. Это старший лейтенант ОМОНа Миронов, застрелен при штурме Беловодского порта спецназом ФСБ. Это двое охранников Чавия, погибших при попадании снаряда в его особняк. Это твой знакомый, министр имущественных отношений Калинкин, зарезанный в собственном подъезде. Ну и четыре трупа на заводе ты сегодня видела своими глазами. Это итог месяца корпоративной войны за Беловодский порт. А теперь езжай и не лезь в будущем в игры больших мальчиков, и тогда наверное тебе не придется больше ходить по крови.

Мелентьев проводил Аню до поезда. Там согласно его совету она сразу закрылась в купе спального вагона. Вскоре поезд тронулся, и за окном замелькали фонари и огни семафоров, а потом все растаяло, и воцарился кромешный мрак, и дикое поле во тьме. Полчаса спустя, Аня скинула с себя уродливую шаль, включила свет и распустив волосы, долго смотрелась в зеркало и очень удивилась, не увидев у себя седых волос.

Обратно Мелентьев поехал другой дорогой, которая была длиннее прежней раза в полтора. Он чувствовал, что возвращаться назад тем же путем не стоит.


Вернувшись в свою резиденцию, губернатор застал свою жену не спящей, а примеряющей разные театральные наряды перед зеркалом.
- Ну и где ты шлялся полночи? – спросила она.
- У меня возникли срочные дела, - пояснил Агарков.
- Ага, дела, - сказала Лариса, - на резервной машине в неизвестном направлении укатил. Небось с девками развлекался?! Какая же ты скотина! – и с этими словами она удалилась в свою личную спальню, громко хлопнув дверью напоследок.

Глава четырнадцатая
Вице-губернатор Мордашев выглядел довольно бодрым, невзирая на три бессонные ночи, проведенные им на ногах. Как бы там ни было уже к началу следующего рабочего дня Мордашев, как ни в чем не бывало, проводил оперативку руководства аппарата Совбеза и отдельных представителей силовиков, с участием начальников ГУВД, РУБОПа, военного прокурора Ванькова и заместителя краевого прокурора по следственной работе Симонова. Спустя полчаса он принял руководителей ведущих краевых СМИ – главу ГТРК «Великоволжск», его заместителя – главного редактора информационных программ и еще нескольких редакторов прогубернаторских изданий, которым раздал темники, подготовленные накануне ночью информационно-аналитическим отделом и собственноручно им отредактированные. В темниках содержалось руководство по освещению всех инцидентов, случившихся в крае за минувшие сутки. Основной акцент необходимо было сделать на факте оказания сотрудниками службы безопасности «Бутона» вооруженного сопротивления сотрудникам милиции на трассе Великоволжск-Воронеж и наличии у них незарегистрированного огнестрельного оружия.
Мордашев также проинформировал медийщиков, что после вечернего выпуска местных новостей последует обращение губернатора к населению края. Напоследок вице-губернатор предупредил всех, что в нынешних условиях шаг влево – шаг вправо – попытка отклонения от генеральной линии, и будет караться немедленным лишением должности и вышвыриванием из служебного кабинета. Настроен он был так серьезно, что спорить не хотелось никому.
Сразу после этого Мордашев отправился с докладом к Агаркову, захватив с собой текст телевизионного обращения губернатора, который также за ночь подготовил информационно-аналитический департамент, а утром отредактировал лично Мордашев. Вообще-то, для таких случаев у губернатора был личный пресс-секретарь Вайнберг, целая пресс-служба и группа спичрайтеров в аппарате. Их роль можно было бы сравнить с функцией терапевтов в поликлинике, занимающихся лечением простуды или текущей профилактикой. Но если наступало время Х, по негласному правилу, функции информационного и PR-сопровождения работы краевой администрации, а также управление всеми связями с общественностью, подобно бригаде реаниматоров, брал на себя Совбез. Так было во время выборов, парламентских и губернаторских, так случилось и теперь, во время неожиданно постигшего Великоволжский край внутриполитического кризиса.
Губернатор выглядел потерянным. Он сидел, ссутулив плечи, и смотрел в одну точку. Таким его Мордашев не видел никогда. Казалось, Агарков вообще не понимает, что происходит вокруг. Но когда секретарь Совбеза объяснил ему, что после ночного инцидента на воронежской трассе Забелин оказался замазан по самые уши, Агарков заметно повеселел и к нему явилась его обычная барственная веселость. Он стал потирать руки и приговаривать «Ну, Виталик, посмотрим, как ты теперь запоешь там у себя в Москве!». Нарадовавшись, он спросил про полковника Брусницына, и секретарь Совбеза объяснил, что Брусницын, судя по всем признакам, покинул пределы региона и вряд ли обозначится здесь в ближайшем будущем. Губернатор обрадовался еще больше. На радостях он даже хотел достать бутылку коньяку и отметить столь радостные события, но Мордашев аккуратно сказал ему, что вечером ему предстоит выступать с обращением к населению. Губернатор согласился, и Мордашев ушел, оставив перед ним текст телеобращения.
Когда вице-губернатор вернулся к себе в кабинет, в приемной его уже дожидался начальник оперативного отдела с каким-то срочным докладом.
- Вот, Александр Николаевич, - начал он, войдя в кабинет вице-губернатора, - вы уж простите, что с опозданием, но сами знаете, вчера вечером и ночью не до того было.
- Ну давай, чего там, не муди, - сказал Мордашев.
- Вы просили установить наружное наблюдение за Чавия-младшим, после его освобождения из СИЗО.
- Ну, было дело. И чего, понаблюдали?
- Наружка установила, что позавчера Георгий Чавия доехал на своем личном автомобиле до города Тольятти. Там он в одном из ресторанов в центре города встречался вот с этим лицом, - и Гнатюк протянул пачку фотографий, на которых был запечатлен племянник Романа Чавия, сидевший за столиком в углу кабака с неким персонажем в черной куртке и в черной кепке. На двух фотографиях было крупным планом запечатлено лицо этого собеседника Чавия.
- Ну, ни хрена себе! – воскликнул Мордашев, - и как же это все понимать?!
- Нами уже установлено это лицо, - сказал Гнатюк.
- Да я сам уже его установил, не слепой, чай, - выпалил вице-губернатор, - а почему только сейчас доложили?
- Так я же говорю, вчера и сегодня ночью не до того было.
- А что-нибудь еще удалось узнать?
- Мы также выяснили, что сразу после освобождения Георгием Чавией была куплена сим-карта, оформленная на подставное лицо. Мы при помощи отдела специальных технических мероприятий сделали биллинг звонков, и вот он, - после чего Гнатюк протянул Мордашеву распечатку списка звонков, - мы установили, что большинство звонков было сделано на номер, принадлежащий этому лицу.
- Я понял, - сказал Мордашев, пробежав глазами распечатку, - ладно, спасибо за службу, пока иди, потом решим вопрос с премиальными. И позови-ка мне начальника отдела экономической безопасности.
Подошедшему через две минуты главе экономического отдела вице-губернатор велел немедленно отследить движение денежных средств на оффшорных счетах Георгия Чавия на протяжении последнего месяца, и сказал, что сделать это нужно не позднее сегодняшнего вечера. Тот пообещал, что управится со всем за два часа. Когда тот удалился, Мордашев достал один из своих мобильников с левой сим-картой и набрал номер, который помнил наизусть.
- Але, Резо? – сказал он, - ну здравствуй, дорогой. Это тебя беспокоит Александр Мордашев. Да, он самый. Встретиться бы надо, поговорить, дабы разрешить все возникшие между нами в последнее время недоразумения. Могу сказать только, что у меня есть информация по одному человеку, которая очень сильно тебя заинтересует. Сегодня вечером или ночью, где-нибудь на нейтральной территории. Пензенская область? О чем речь, конечно же, устроит. Да я понял, где это. И еще. Для начала предлагаю хотя бы объявить перемирие. Зачем новые жертвы? И так же уже крови достаточно. И ради чего?


Вице-спикер Госдумы Виталий Забелин сидел в своем кабинете на Охотном Ряду в компании двух своих самых доверенных лиц – главы секретариата Пастухова и номинального владельца и гендиректора группы компаний «Бутон» Бурцева. Он читал распечатки сегодняшних сводок информационных агентств, выложенные в интернет. Речь шла о том, что два вооруженных человека, имевшие при себе удостоверения сотрудников службы безопасности ГК «Бутон», а также спецназа внутренних войск, застрелены сегодня ночью на трассе Великоволжск-Воронеж при попытке оказания вооруженного сопротивления работникам милиции. При них обнаружены незарегистрированное оружие, а один пистолет «Макаров» два года назад был использован в ходе бандитской разборки. Также сообщалось, что правоохранительные органы в настоящее время проверяют погибших на причастность к ряду преступлений, совершенных за последние несколько дней на территории Великоволжского края, в том числе к расстрелу трех сотрудников РУБОП на заброшенном заводе «Радон». 
- Уже в дневных местных новостях у нас там показали, - своим обычным жалостливым голосом заныл Пастухов, - с раннего утра на место съемочную бригаду направили вертолетом.
- Ну а ты что скажешь? – обратился Забелин к Бурцеву.
- Ну а что, я выяснил, что этих двоих еще неделю назад уволили, - ответил гендиректор ГК «Бутон», - так что с юридической стороны все чисто, не подкопаешься.
Вице-спикер поморщился и покачал головой.
- Все равно уже замазались. Ярыгин где?
- Спецбортом летит сюда, во «Внуково» через час приземлится. Мы можем еще какое-нибудь заявление выпустить, что, мол, этих двоих мы сами давно подозревали в связи с криминалом, и потому уволили…
Вице-спикер оборвал его, приложил палец губам, а потом показал другим пальцем в потолок.
- Не здесь, - сказал он, после чего приказал готовить служебную машину и ехать во «Внуково». Бурцеву и Пасюкову он тоже велел ехать с ним.
Сорок минут спустя БМВ седьой модели вице-спикера с мигалкой подъехало к аэропорту «Внуково». Спустя еще пять минут из вип-зала вышел начальник службы безопасности «Бутона» Ярыгин и сел в машину.
- Ребята, погуляйте пока, - сказал Забелин Бурцеву, Пастухову и водителю, и те послушно вышли из машины погулять по аэропорту.
- Ну давай, рассказывай, что случилось? – спросил Забелин, стараясь выглядеть поувереннее в глаза своего начальника службы безопасности.
- Короче, вчера мне позвонил человек, назвавшийся полковником Брусницыным, с которым вы просили меня выйти на связь, - начал Ярыгин, - и предложил встретиться на заброшенном заводе «Радон». Я, конечно, принял все меры предосторожности. Мы выставили по периметру завода несколько нарядов наружки. Они засекли, как сначала на завод забежала какая-то девка, за ней человек в оранжевой спецовке дворника. Потом еще зашли три человека, наши люди их сразу узнали, это были сотрудники РУБОПа, а за ними дворники, которые до этого подметали дорогу рядом с главным входом. Далее с территории завода раздались выстрелы, автоматные и одиночные. Потом через забор стали перелазить люди, поодиночке и в разных местах. Впоследствии стало известно, что РУБОПовцы там были застрелены.
- Ну, я слышал уже это, - сказал вице-спикер, - дальше давай.
- Сосле этого с одной из резервных проходных выехал джип, Лэнд Круизер. Двое наших сотрудников начали вести его. Они успели передать только, что объект уходит по Воронежскому шоссе и что они ведут его. Потом связь пропала, а ночью поступила информация по оперативным милицейским сводкам, которая вам уже известна.
- Что за джип? – спросил вице-спикер, - номера они сообщили?
- Да сообщили. Уже сегодня мы пробили их по базе. Джип принадлежит Сергею Мелентьеву, одному из губернаторских пиарщиков, который также по совместительству управляет борделем при краевой администрации.
- Так, так, - сказал Забелин, нервно потирая рукой подбородок, и уставившись в потолок салона, - значит, вот оно как. А Брусницына там, что же, не было?
- Нет, - ответил Ярыгин, - его обнаружить в тот вечер так и не удалось. Очевидно, что звонил не он, а человек с похожим голосом. Скорее всего, все это было тщательно спланированной провокацией.
- А левые стволы у них откуда?
- Левых стволов у них быть не могло, - уверенно сказал Ярыгин, - очевидно, что их подбросили уже после их смерти. Через три часа после инцидента на место прибыл сотрудник Совбеза Каюмов. Очевидно, он и организовал ту версию, которая стала официальной. А расстрелявший их ОМОНовец уже представлен к правительственной награде и повышению.
- Ну а сам-то что думаешь? – спросил Забелин, - кто же мог это все спланировать?
- Если судить по конечному результату, - произнес Ярыгин, - то лично у меня особых сомнений нет. Почерк Мордашева читается легко. Ребят заманили в ловушку, убили, а потом еще измазали грязью.
- Ну да, конечно, - кивнул вице-спикер, - такие черные PR-технологии вполне в его духе, он давно уже под меня копает, – заявил вице-спикер. Помолчав несколько секунд, он добавил:
-  Ну вы с Бурцевым, я так понимаю, все меры уже приняли?
- Так точно, - сказал Ярыгин, - мы уволили этих ребят задним числом и выпустили пресс-релиз, в котором отмежевались от них. У обоих остались семьи, а Рашита недавно родился ребенок. Теперь им ничего не причитается.
Забелин достал из кармана конверт и протянул Ярыгину.
- Ну, передай им это неофициально, главное, объясни, чтобы они там шум не поднимали. Здесь по тысяче долларов на каждую семью. Скажешь, что каждый месяц будешь так платить.
- Хоро, - сказал Ярыгин, убирая конверты в карман.
- Сейчас надо полегче на поворотах, - сказал вице-спикер, тихонько тронув Ярыгина за руку, - нельзя делать резких движений. Нам надо тихо и незаметно ждать своего часа.
- А я никуда и не тороплюсь, - ответил Ярыгин, - подождем
- Это правильно, - согласился вице-спикер, - а теперь езжай назад и будь предельно аккуратен. Нам больше так залетать нельзя.
Едва Ярыгин вышел из машины, зазвонил служебный мобильник Забелина. Звонил глава фракции Пермяков. С первых же аккордов его стариковского голоса Забелин понял, что тот опять сильно недоволен.
- Ты чего там опять натворил? – раздалось брюзжание экс-премьера, - что там за уголовники у тебя работают? Ты что, жить нормально не можешь? У тебя же недели без какого-нибудь криминала не проходит.
- Евгений Максимович, я все объясню, - начал Забелин, - это подстава. Опять там в крае интригуют против меня. Я все объясню вам…
- Знаешь что, - услышал он голос, - наверное тебя точно надо всех постов лишить. И вице-спикерства тоже. Поработаешь пока простым депутатом, уяснишь, что к чему. А то взлетел больно быстро, - после чего связь окончилась.
Забелин схватил другой мобильник, служивший для приватных переговоров, набрал номер и быстро сказал:
- Але, Сережа? Тут вот какое дело. Надо блок поставить. На информагентства и все компроматные сайты. Конечно, я готов. Да, цену вопроса знаю. Хорошо, мой человек все подвезет.

На следующий день новости о гибели сотрудников службы безопасности «Бутона» неожиданно исчезли с лент информационных агентств, а на саму тему инцидента на трассе Великоволжск-Воронеж пропала из повестки дня.


Аня сидела на высокой барной стойке в прозрачном кабинете со стенами увешанными глянцевыми фотографиями в гостинице «Пекин», с большим окном, занимавшем всю стену, выходящую на улицу. Внизу жила вечерней жизнью Москва, и горели двумя пересекающимися оранжево-желтыми змейками Садовое кольцо и Тверская улица. На маленьком столике перед ней стояла чашка с настоящим арабским кофе, а напротив в низком кресле сидел мужчина, полноватый и невысокий, с легкой небритостью, на вид лет сорок с лишним. Он поднялся со своего кресла и обошел вокруг Ани, внимательно оглядев ее с головы до ног и слегка поиграв с ее волосами.
- Вы прямо как будто корову выбираете, - иронично произнесла Аня
- Да нет, я без задних мыслей, - ответил мужчина, возвращаясь в свое кресло, - просто лишний раз подивился, какие красотки водятся у нас на просторах отечества. В Поволжье особенно.
- Н-да? – усмехнулась Аня, - ну и что дальше из этого следует?
- Ничего, кроме восхищения, - ответил тот.
- Ну и что мы с вами будем дальше делать, простите как вас по отчеству? – продолжила расспросы Аня.
- А зовите меня просто Петя, - ответил тот, - по отчеству меня вообще никто никогда не называл, я уж сам забыл, что оно у меня есть. И можно на ты, если вы, конечно, не возражаете. А насчет того, что дальше… В принципе, моя задача – это дать вам шанс устроить свою судьбу. Для начала я готов снять вам квартиру в Москве и устроить несколько выгодных контрактов с модельными агентствами. Потом можете поучаствовать в каких-нибудь конкурсах красоты, но можно и без этого.
- То есть, ты собираешься подложить меня под какой-нибудь денежный мешок, - произнесла Аня, - хорошая перспектива.
- Я никогда ни кого ни под кого не подкладываю, - спокойно ответил Петр, - я всего лишь предлагаю девушкам разные варианты, а дальше они уже сами решают, принимать их или же ждать дальше у моря погоды. Но все строится исключительно на добровольных принципах взаимовыгодного партнерства. С тобой же и вовсе особый случай. Тебе очень просил помочь мой хороший знакомый и партнер по бизнесу Сережа Мелентьев.
- Партнер по бизнесу? – переспросила Аня.
- Это один из лучших наших поставщиков, - заявил Петя.
- Поставщиков чего именно?
Петр снял очки и устало протер глаза.
- Ну зачем ты спрашиваешь, ты же прекрасно понимаешь, - начал он, - я просто хочу сказать тебе следующее. Я никогда не занимаюсь криминалом. Я никого не похищаю, никого не переправляю контрабандой в другие страны, никого не продаю в бордели и в гаремы. У меня чистый и легальный бизнес, я бы сказал, это элитное бюро знакомств. Я просто помогаю разным юбилейным людям находить спутниц жизни. И предлагаю девушкам устроить свою личную жизнь. Но все это совершенно открыто и до-бро-воль-но. Но тебе я даже не буду пока ничего не предлагать. Сережа объяснил мне, что тебе пришлось пережить нелегкие испытания и что тебе в ближайшее время не до устройства личной жизни. Поэтому по его просьбе я найду тебе работу, естественно нормальную работу, ни к чему не обязывающую, и помогу обустроиться в Москве. Если ты захочешь как-то решить вопрос с личной жизнью, ты можешь обратиться ко мне в любой момент, который я надеюсь рано или поздно настанет.
Аня допила кофе и скептически посмотрела на своего собеседника.
- Да, - сказала она, - заманчивое предложение, спору нет. Однако ты не сильно похож на добренького волшебника.
- Да? – полушутя удивился Петр, - и почему это не похож? Я и есть волшебник.
- Я вижу, что ты ничего и никогда не станешь делать просто так. Да и Мелентьев – человек очень мутный, хотя он и спас меня. Наверное, у тебя все же есть на меня какие-то виды. Но я сделаю вид, что я тебе верю. Если уж так сложилось, давай поиграем с тобой в игрушку. Но учти – я только выгляжу такой наивной и романтичной дурочкой. Если что, я умею показывать коготки. И если что-то пойдет куда-то не туда, то ты очень сильно об этом пожалеешь.
- Договорились, - весело воскликнул Петр, - ну тогда по рукам.
Тонкая рука Ани встретилась с толстой и крепкой ладонью Петра. Две руки пожали друг друга, и разошлись в разные стороны.
- Ну что, - сказал Петр, - может быть тогда шампанского за начало взаимовыгодного сотрудничества.
- Может быть, - сказала Аня, - но учти, что напоить меня не удастся.
- Так что же спорит, - сказал Петр, - я даже и не надеюсь.
- За тебя, Анечка, - сказал Петр, - и за то, чтобы столица лежала у твоих прекрасных ног, вот так же, как сейчас за этим окном, - и он кивнул на залитый светом центр Москвы, раскинувшийся внизу.
- Согласна, - ответила девушка, - только я бы еще добавила – за огни Москвы, чтобы они никогда не гасли. Иначе тьма, которая расстилается за МКАДом, придет сюда и поглотит всех.


Полковник Брусницын пребывал в доме на Рублевке у своего старого приятеля и однокурсника по Великоволжской Высшей школе КГБ Аркадия Евланова.

Аркадий Евланов был в столице большим человеком. Он возглавлял Московскую энергетическую систему. Попасть на эту должность он смог после нескольких лет работы бок о боком с Верховным энергетиком всея Руси. В свое время он был его пресс-секретарем в бытность того вице-премьером, курирующим процесс приватизации, потом какое-то время работал на телевидении и в предвыборном штабе первого президента, когда тот баллотировался на второй срок. В это время случилась с Евлановым одна скандальная история, когда его сотрудники ФСО прихватили его при попытке вынести в коробке из-под пылесоса двухсот тысяч долларов. Практика эта была обычная, поскольку на российских выборах, как известно, 99% выплат делаются черным налом. Однако ФСОшники имели приказ тогдашнего руководства силовых структур по поиску компромата на его многолетнего покровителя. В итоге история стала достоянием гласности, случился невиданный скандал и на следующий день президент был вынужден уволить проколовшихся силовиков. Евланов же вскоре всплыл сначала в аппарате правительства, а потом и в российской энергетической системе.
Как известно, бывших чекистов не бывает. Активные контакты Евланова и Брусницына возобновились после назначения Брусницына на должность заместителя начальника краевого УФСБ по экономической безопасности. Встречались они примерно раз в месяц, и темы их разговоров оставались покрытыми тайной. Их последняя встреча состоялась за неделю до начала активной фазы конфликта вокруг Беловодского порта и назначения Брусницына исполняющим обязанности начальника краевого управления.

Добравшись до Москвы, Брусницын отправился на квартиру к своему товарищу. Весь следующий день отсыпался, а вечером пришла пора разговоров за бутылкой настоящего ирландского вискаря и настоящих омаров, которых Аркадию привезли из рублевского кабака.
- Вот так, Аркаха, - сказал Брусницын, - мы с губернатором и покинули регион. И никто даже не внимания не обратил, даже не поинтересовался отсутствием любимого губера.
- Да, ну ты и покуролесил, - ответил на это Евланов, - значит, говоришь, ни хрена не вышло с портом.
- Почему же не вышло? – улыбнулся Брусницын, - очень даже вышло, - и протянул ему пачку бумаг, - все документики-то у нас теперь. Так что можем торговаться. Генерал-то когда нас ждет?
- Да завтра прямо с утречка, - ответил Евланов.
- Ну, вот с ним и обсудим, что дальше делать с этой байдой. Сам-то ты как тут поживаешь?
 - Да я-то нормально, если не считать того, что этот гад Дима под ногами болтается, - ответил Евланов сморщившись. 
- Где же это он там у тебя болтается? – удивился Брусницын.
- Да выперли же его из правительства. Вот шеф и пристроил его ко мне замом. А тому видишь ли подо мной после правительства ходить западло, видите ли, стало. Поначалу он пытался шефу на меня стучать, что типа я не соответствую должности. Шеф его, короче, подальше послал, сказал, иди, работай. Так этот гад чего удумал? Он теперь через голову шефа самому президенту на меня доносы строчит. А мне потом звонят из Администрации, говорят, разберись со своим замом, а то достал уже всех. Ну, это все у нас еще со времен приватизации, Джонни тогда его подмял во всех смыслах. Помню, как он бегал по коридорам комитета, и кричал все время: «Джонник! Джонник!». Тьфу, ты мерзость какая! Так что мы с тех времен еще не дружим. Все-таки мы с Джонником конкурирующие службы там представляли.
- Ну а шеф твой как? – спросил Брусницын.
- Да ты понимаешь, он сам сейчас ни в чем не уверен. Вообще тут в Москве никто не знает, что дальше будет. Вон Осина-то уже в розыск объявлен. Дальше, говорят, до моего добраться могут, да и до московского мэра тоже. В общем, грядет большая зачистка. У всех дурные предчувствия. Пустили козла в огород, одним словом. Даже Семья, говорят, и то уже волнуется, сомневаются, не ошиблись ли они с выбором преемника. Вон он как борзо взялся.
- Ну а ты сам-то не боишься? Ты все-таки в процессе приватизации засветился нехило.
- А я-то что? У меня профильное образование и специализация – лучший иммунитет. Сам понимаешь, ворон ворону свет не выключит, как говорят у нас в компании.   
- Да уж, я убедился тут на своей шкуре, что такое чекистская солидарность, - проговорил Брусницын, - сдали ведь, как барана последнего. И все за пятьсот тысяч у.е. Да и ты сам это дело на себе опробовал четыре года назад, с коробкой-то.
- Ну, тоже вспомнил, - хихикнул Аркадий, - там у меня между прочим особая миссия была. Так сказать, жертвенного барана, - и оба заржали.
Потом выпили еще и снова закусили.
- Слушай? – спросил Брусницын, - а кто все-таки придумал тогда эту разводку с коробкой? Ты, твой шеф, Сосна или генерал?
Евланов погрозил указательным пальцем, после чего наклонился к Брусницыну и на ухо ему заявил:
- А вот этого, Леха, я не могу рассказать даже тебе. И унесу эту информацию в могилу.


Около полуночи в лесочке вблизи реки Медведица на границе Великоволжского края и Пензенской области наблюдалось скопление дорогих иномарок. В основном это были джипы, хотя несколько «меринов» и «бэх» тоже мелькали, все сплошь с тонированными стеклами, а некоторые со спецномерами. И всякий обыватель, случайно наткнувшийся на эту компанию, устремился бы отсюда куда подальше, понимая, что здесь происходит разговор серьезных людей.
Машины выстроились полукругом, и вышедшие из них люди, вооруженные автоматными стволами несколько минут смотрели друг на друга. Наконец из первой группы выделился человек в бежевой куртке, в котором посвященные люди смогли бы опознать вице-губернатора Мордашева. Он шел с поднятыми руками. Со стороны второй группы к нему подошли два крупных быка, и ощупали его. После этого один из них дал знак рукой, и со стороны второй колонны вышел человек в темном плаще, похожий на вора в законе Резо Старшего, смотрящего в Поволжском регионе. Люди с другой стороны тоже прощупали его карманы. Вор и вице-губернатор, встретившись, посмотрели друг другу в глаза.
- Ты хотел видеть меня. Объясни зачем? – спросил Резо.
Вместо ответа Мордашев достал из кармана стопку фотографий и протянул их вору вместе с карманным фонариком. Резо стал внимательно изучать их содержимое.
- А вот еще кое-что, - сказал вице-губернатор и протянул какую-то распечатку.
- Это биллинг звонков известного тебе абонента, - сказал он.
После этого в качестве третьей партии он протянул какие-то документы.
- Это перемещения средств, которые ты выделил месяц назад, по разным оффшорам, - сказал секретарь Совбеза, - если ты видишь, то их конечной точкой оказались счета младшего Чавия.
Вор просмотрел все бумажки и фотографии, после чего вручил их одному из своих подручных.
- Да, Резо, понимаю тебя, - сказал Мордашев, - бывает очень неприятно обманываться в людях. И еще печальнее сознавать, что нас с тобой с нашим жизненным опытом, развели на нехилые разборки и денежные траты две какие-то шестерки. Ну, что могу сказать тебе в утешение? Нас развели так же, как и тебя. Впредь будь более разборчив в отношении людей, с которыми ты работаешь.
- Я понял, благодарю за информацию, - сказал Резо, - дальше как будем решать наши вопросы?
- Ну, что я могу тебе предложить, - отозвался Мордашев, - план урегулирования конфликта уже написан, и подготовил его, насколько мне известно, твой знакомый Ивашко. Я думаю, мы можем взять его за основу. С одной маленькой поправкой – все переговоры должны идти только через меня и моих людей. А Ивашко тут и ни при чем. Условия, я думаю, ты помнишь.
Резо кивнул, после чего ответил:
- Я помню. Только цену вопроса надо увеличить на двадцать процентов. Я понес слишком большие издержки.
Мордашев ухмыльнулся в ответ.
- Ну, мы тоже сильно поиздержались. Я, конечно, доложу это все своему шефу, и дальше будет зависеть от него. Но полагаю, что он согласится, если я захочу его в этом убедить. А потому у меня будет встречное условие.
- Слушаю тебя, - сказал Резо.
- В качестве закрепления мира и дружбы между нами я предлагаю тебе доверить моему попечению бизнес господина Пятакова, вместе со Славянским рынком в Ленинском районе, со всеми палатками и автосервисами. Поскольку он ходил под Гвоздем, то его ведь все равно теперь придется куда-то пристраивать. Тариф для него останется прежним, как и твоя доля – 30% с ежемесячных взносов.
Резо помолчал еще несколько секунд, немигающим взглядом поглядев на вице-губернатора. Потом кивнул и сказал:
- Годится. Я жду окончательно ответа.
- Думаю, что не позже завтрашнего вечера, - ответил секретарь Совбеза.
Собеседники разошлись, и вскоре две колонны уже разъезжались в противоположных направлениях.

На следующее утро Мордашев вызвал к себе Георгия Чавия, который до сих пор был известен в основном как племянник своего прославленного дяди Романа Чавия.
- Вы хотели меня увидеть? – спросил он вице-губернатора, переступив порог его кабинета, - я вас внимательно слушаю.
- Нет, сученок, - ответил Мордашев, - это я тебя слушаю, и очень внимательно. 
- В чем дело? – удивился тот, но вице-губернатор швырнул ему стопку фотографий, после чего заявил:
- А хочешь, я расскажу одну сказочку про племянничка, которому очень сильно надоело находиться в тени своего дядьки, и поэтому он решил поиграть в самостоятельную игрушку.
- Это вы о чем? – все пытался возразить Георгий.
- Ты, Жора, присаживайся и внимательно слушай, - повел разговор Мордашев, - так вот, племянник этот очень долгое время ходил на побегушках у своего дяди, и в конце концов тому стало обидно. Как же это так? Дядька миллионами ворочает, у губернатора в корешах ходит, почти весь регион скупил, а я как же? И тут однажды тихим летним вечером повстречал он как-то другого такого же обделенного жизнью. По имени Гвоздь. А он, надо сказать, в отличие от этого ничтожного племянника, был человеком выдающимся. Успел послужить в спецназе ГРУ и даже повоевать в нескольких горячих точках, а в 90-е, как многие его коллеги, выйдя на гражданку, сколотил свою бригаду из таких же, как он, простых ребят из рабочего района. И когда все великие авторитеты Великоволжска полегли в криминальных войнах 90-х, он вышел на первый план и даже был представлен самому Резо, смотрящему в Поволжье. А надо сказать, что воры никогда не были сильны в Великоволжске. И вот Резо посчитал, что у него появилась своя рука в регионе, надежная и боеспособная. Он сделал Гвоздя смотрящим в городе, своим личным представителем, и пообещал ему скорую коронацию. Но годы шли, а Гвоздь, как ходил в положенцах, так и продолжал ходить. Отчасти это объяснялось недоверием воровского сообщества к бывшему ГРУшнику, то есть красному, а отчасти тем, что Резо справедливо опасался излишней ретивости своего подопечного. С воровской-то короной тот вполне мог и послать бывшего благодетеля.
- Подождите, - прервал его Георгий, - я ничего не понимаю. Какой еще Гвоздь?
- Ты слушай, дальше, Жора. И вот, как уже было сказано, тихим летним вечером встретились два одиночества. Они посидели, выпили, закусили и решили развести двух своих благодетелей. В этом разговоре племянничек как бы невзначай вспомнил, что его дядя тут говорил ему о своем интересе к Беловодскому порту, крупнейшему в Поволжье. У дяди много всякой продукции – зерно, водка, икорка, в конце концов, и ему надо ее как-то сплавлять, а сплавлять проще всего через порт. Вот он и хотел бы как-нибудь его приобрести. Но незадача в том, что порт этот принадлежал одной самарской компании, которая ходила под крышей Резо. К этому времени у дяди на руках уже было около 20%. Маловато для контроля, но достаточно для банкротства. План созрел моментально. Суть его заключалась в том, что племянник расскажет своему дяде о слабых местах противника, через которые можно легко пробить брешь и захватить порт путем принудительного банкротства. Ну а Гвоздь побежит к Резо со своим планом контр-мер, и получит от него бабки на ведение полноценной криминальной войны против дяди и покровительствующей ему краевой администрации. Интересно тебе послушать, что было дальше?
Георгий уже ничего не говорил. Он тихо сидел, схватившись за голову, и затравленно смотрел на вице-губернатора.
- Так вот, - продолжал Мордашев, - эти двое, один из которых молокос, а второй – бандюган средней руки, решили развести таких могущественных людей как Резо Старый и Роман Чавия. Столкнуть их лбами, попилить бюджет, который обе стороны выделят на ведение боевых действий, а там, глядишь, отжать и порт под шумок. И это у них почти получилось. Порт был захвачен краевым СОБРом по заказу Романа Чавия. Однако дальше все пошло наперекосяк. Каначик скончался в ходе допроса. Но даже это не самое страшное. Резо, столкнувшись с проблемой захвата порта, принадлежавшего подшефной компании, неожиданно повел себя не как вор, а как нормальный российский коммерсант. То есть обратился за помощью к представителям власти – в только что созданное полпредство президента, и к чекистам – сначала к начальнику УФСБ генералу Гладышеву, а после его неожиданного самоубийства – к его временному преемнику полковнику Брусницыну. В игру неожиданно вступили такие могущественные силы, которые могли запросто раздавить любого из компаньонов, как клопа. Племянничек тоже почувствовал это на своей шкуре, загремев в комитетский изолятор и выдав там своего дядю. Однако этим ребятам снова повезло. Представителям краевой администрации удалось довольно быстро нейтрализовать Брусницына через свои рычаги наверху, а с полпредом Коренчуком договорился губернатор. Резо пришлось вспоминать воровские замашки и начинать полномасштабную криминальную войну. Понятно, что из этой заварухи не могло получиться ничего путного, и Гвоздь вместе с племянником уже подготовили свой собственный план мирного урегулирования. Речь в нем шла о том, чтобы передать контроль над портом в некую оффшорную структуру, в которой в равных долях были бы представлены Резо и Чавия. Однако на деле ее реальные владельцами оказались бы Чавия-младший и Гвоздь. И это бы могло сработать. Но тут не повезло по-настоящему. Хочешь знать как?
- Как? – упавшим голосом спросил Георгий.
- Дело в том, что после твоего освобождения из комитетского СИЗО я распорядился установить за тобой наружку. На всякий случай. Я опасался, что ты завербован ФСБ, но наблюдение показало совсем неожиданный результат, - и Мордашев швырнул ему стопку фотографий и распечатку звонков.
- Видишь, как у нас техника-то налажена, - подмигнул ему вице-губернатор.
- Что дальше? – спросил Георгий.
- А дальше – самое интересное. Если ты хочешь знать, то сегодня ночью я встречался с Резо и познакомил его со всеми нашими наработками. Поэтому можешь ставить на Гвозде большой и жирный крест. А вот твоя судьба пока еще под вопросом. Я могу поведать всю эту трогательную историю твоему уважаемому дяде. А могу ничего ему не говорить.
- Что вы хотите? – спросил Чавия-младший.
- Вот это деловой разговор, - удовлетворенно заявил Мордашев, - это я понимаю. Что я хочу? Первое. Ты проваливаешь из портовой темы раз и навсегда. Мы сами урегулируем этот конфликт. И второе. У тебя, кажется, сеть АЗС, которую твой дядя пожаловал тебе во владение.
- Ну, допустим, - согласился Георгий.
- Так вот. Ты передашь эту сеть проверенным людям, которых я тебе назову. После этого я уничтожу все эти бумаги и фотографии, и мы разбежимся друзьями. Устраивает тебя такой подход?
- Прямо всю сеть? – удивился Чавия-младший.
- Ну, если ты не хочешь, я сегодня же покажу это все Роману Вахтанговичу. Так что решай, прямо здесь и сейчас. У тебя есть две минуты на размышление.
- Я согласен, - кратко заявил Георгий.
- Вот и молодец, я знал, что мы договоримся, - с довольным видом заявил секретарь Совбеза, - а дяде мы ничего не скажем, зачем его расстраивать? И без того он натерпелся.


Генерал госбезопасности Денис Витальевич  Сарычев принимал в своем загородном доме вблизи Новорижского шоссе Алексея Брусницына.
- Ну, рассказывай, - начал он, - каких делов натворил? У меня сегодня блины с икоркой. Любите икорку-то?
Генералу было далеко за семьдесят однако по виду ему нельзя было дать больше шестидесяти. Сухопарый и жилистый, моложавый и с военной выправкой, он производил впечатление великолепной физической и интеллектуальной форме. Всю свою жизнь он прослужил в Конторе, дослужившись в конце концов до заместителя директора. Он мог считаться поистине крестным отцом российской политической системы, и много всевозможных деятелей разной идеологической ориентации, были вскормлена его подопечными.
С Брусницыным он близко познакомился в Душанбе в начале 1990 года, когда курировал усмирение этого региона, а Брусницын находился там в командировке. Евланов в качестве военного журналиста и переводчика с фарси, а Брусницын – как действующий офицер, командированный Великоволжским управлением. Тогда несколько бессонных ночей провели они в штабе управления КГБ по Таджикистану, ставшему в те дни последним оплотом законности и советской власти в республике. Немало рассказов о том, что творится на улицах, о зверствах мятежников и то и дело всплывавших руках иностранных разведок, поведал ему тогда Брусницын.
Капитана Брусницына генерал запомнил. С тех пор он в течение 90-х оказывал ему покровительство, но аккуратно и ненавязчиво, так что почти никто не знал об их близком знакомстве. Выйдя на пенсию и перейдя на работу в одну федеральную ФПГ главой службы безопасности, генерал звал Брусницына за собой, но тот тогда решил продолжать службу. И правильно сделал, поскольку теперь дни этой ФПГ были сочтены. И генерал аккуратно от нее дистанцировался, не забыв передать своим действующим коллегам кое-какие интересные материалы – видеоархив и документацию. Сейчас он формально числился простым военным пенсионером, правда, возглавляя благотворительный фонд помощи ветеранам спецслужб.
За блинами с икрой старые знакомые вспоминали минувшие дни и ратные подвиги. Впрочем, от дней минувшим разговор вскоре вернулся к текущей ситуации.
- Ну и что нового на Волге? – спросил Сарычев.
Вместо ответа Брусницын со скромной улыбкой протянул ему папку с документами.
- Вот, - сказал он, - здесь вся документация по многострадальному Беловодскому порту.
Генерал погрузился в изучение папки.
- Вот так новости! – сказал он, - и как же это тебе удалось?
- Ловкость рук, Денис Витальевич, - ответил Брусницын.
- Да, ну ты молодец. Хорошо поработали, ребята. Обеспечили старику кое-какой прожиточный минимум. А то я теперь простой пенсионер. Ну да ничего, вы тоже в накладе не останетесь. Теперь самое главное договориться с ними о нашей доле.
- Да это не проблема, - ответил Брусницын, - у меня, Денис Витальевич, другой вопрос имеется. Дело в том, что в регионе на меня заведено уголовное дело, и я сейчас в розыске.
- Ну, это не проблема, - ответил генерал, - сегодня выходной, а завтра с утра съезжу-ка я на старое место службы. Все-таки слово генерала Сарычева кое-что значит еще.

Через два дня Сарычев позвал к себе Брусницына.
- Вопрос улажен, - сказал он, - напишешь заявление о переводе, поскольку за то, чтобы тебя не было в Великоволжске, занесены серьезные средства, и просто так это решить нереально. А так – лады. Дело уже сегодня заберет Главная военная прокуратура, и через недельку тихонько спустит на тормозах. А ты сам послужишь год-другой на Кавказе, а там уже и о повышении можно будет думать.


Леонид Фейдельман был вызван к Мордашеву через неделю после их последнего разговора. Вместо приветствия секретарь Совбеза протянул ему бумажку.
- Вот, ознакомься, - бросил он ему.
Бумажка оказалась постановлением Главного военного прокурора РФ, в соответствие с которым дело о похищении дочери предпринимателя Гольцмана Главная военная прокуратура изымала из прокуратуры Великоволжского края. Согласно этому же постановлению троих основных обвиняемых, находящихся в настоящее время в Великоволжском краевом СИЗО, надлежало в ближайшие дни этапировать в Москву в следственный изолятор «Лефортово».
- Что скажешь? – спросил вице-губернатор.
Фейдельман замялся, заламывая свои холеные руки.
- Слушай, Александр Николаевич, - начал он, - может, как-нибудь решить этот вопрос?
- А как я его тебе решу? – удивился вице-губернатор, - с главным военным прокурором пойду разбираться? Придется их везти в Москву, а там, сам понимаешь, до всякого докопаться могут.
- Хорошо, - сказал Фейдельман, изо всех сил стараясь держать себя в руках, - ну ты же зачем-то показал это мне. Значит, что-то еще можно сделать?
- Ну, допустим можно, - ответил Мордашев, - но для этого тебе придется проявить социальную ответственность. Риски в этом деле слишком велики, и поэтому цена вопроса тоже. Поэтому я тебя сейчас спрашиваю, в первый и последний раз, готов ли ты понести некоторые издержки в порядке социальной ответственности бизнеса? Отвечай сразу, да или нет.
- А какие именно издержки? – полюбопытствовал предприниматель.
- Во-первых, надо простимулировать ребят из РУБОПа, которые будут заниматься этим делом. Цена вопроса – 100 тысяч у.е.
- Ну, это куда еще не шло, - с некоторым облегчением произнес Фейдельман. 
- А во-вторых, тебе придется войти в состав учредителей ОАО «Волга-порт» с целью выкупа у самарской компании R.V.R. 42% акций Беловодского порта. Войти вместе с Романом Чавией. Можешь, заодно позвать и своего приятеля Терехина, и при этом напомнить ему про дело Лапы, а точнее, обстоятельства его гибели. Я думаю, что после этого он точно не откажется.
- И какая же здесь цена вопроса?
Мордашев подождал несколько секунд, а потом произнес:
- Если с учетом участия Мелкого, то есть сообразив на троих, это будет стоить тебе примерно в шестьсот тысяч условных единиц.
Фейдельман присвистнул.
- Не слабо, - сказал он.
- В таком случае, я тебя больше не держу, - ответил Мордашев, - придется тебе самому утрясать проблемы с главной военной прокуратурой.
- Погоди, погоди, - засуетился Фейдельман, - а только так, да? Меньше нельзя?
- Меньше нельзя, - ответил Мордашев, - я назвал тебе сумму, и теперь тебе осталось только ответить – да или нет? И прямо сейчас, телиться тут некогда.
- Хорошо, я согласен, - со вздохом сказал Фейдельман, - но мне нужны гарантии.
- Сегодня вечером, - ответил Мордашев, - а что касается гарантий, то уже завтра чехов должны этапировать в Москву. Принцип монтера Мечкина помнишь? Вечером деньги, а завтра вопрос будет закрыт.
- Хорошо, хорошо, - с горячей убежденностью сказал Фейдельман и подтвердил свои слова убедительным кивком головы.

После ухода Фейдельмана Мордашев вызвал к себе сотрудника отдела этнических группировок РУБОП капитана Гаврилина. Гаврилин прославился тем, что в прошлом году лично задержал чеченских бандитов, похитивших дочь предпринимателя Гольцмана. Он считался одним из лучших спецов в РУБОПе. Секретарь Совбеза вручил РУБОПовцу конверт с десятью тысячами долларов и объяснил поставленные задачи.

Этапирование троих членов чеченской группировки во главе с Вахой Салмановым началось ранним утром. Неприметный автозак выехал с территории СИЗО города Аршанска, где содержались бандиты, и взял курс на Великоволжск, где их должны были на товарной станции погрузить в спецвагон и вывезти в Москву, прицепив к пассажирскому поезду. Впрочем, перед этим предстояло везти примерно сто пятьдесят километров по дикой степи Левобережья неприметной двухполосной дорогой, больше напоминавшей проселок. В автозаке арестованных сопровождало всего трое конвоиров.
Степь была укрыта пеленой молочного тумана, и поэтому ехать приходилось медленно с включенными фарами.
Примерно в 30 километрах от Аршанска дорогу перегородила белая «Восьмерка» с тонированными стеклами. Автозак послушно притормозил перед ней, и из него на землю выпрыгнул начальник конвоя старший лейтенант ГУИН Бобров. Из «Восьмерки» в это же время вышел капитан Гаврилин, и с ним трое его сослуживцев.
- Ну что, все как договорились? – спросил его ГУИНовец.
Гаврилин протянул ему конверт с тремя тысячами долларов внутри, по штуке на рыло.
- Выводи, - махнул он рукой.
Конвойные вышли из машины и со скрежетом открыли двери автозака.
- А ну выходим, машина заглохла, - крикнул он.
Похитители, недоверчиво озираясь, с руками, скованными наручниками за спиной, спрыгнули на землю.
- Ну что, Ваха, здорово, - поприветствовал Гаврилин своих давних подопечных.
Чеченцы увидели Гаврилина, и в глазах их застыл ужас.
- Э, начальник, ты зачем здесь?! Ты что задумал?! – заголосил Ваха. На детей гор в этот момент просто жалко было смотреть.
- Что, гнида, обосрался? – спросил Гаврилин, - да, это тебе не маленьким девочкам пальчики резать.   
В руках у трех РУБОПовцев появились стволы, и раздался щелчок предохранителей.
- Не надо, брат! - взмолились бандиты.
Раздались одиночные выстрелы. Каждый из РУБОПовцев разрядил свой пистолет в одного из бандитов. Через полминуты все было кончено. Трупы валялись на обочине, и кровь стекала в сточную канаву.
- Расстегивай, - скомандовал Гаврилин конвойным, и те расстегнули и сняли с трупов наручники.
Гаврилин тем временем своими руками, одетыми в рабочие трикотажные перчатки, вложил в руки каждого трупа по заточке.
- Ну вот, - сказал он, - теперь любо-дорого посмотреть, попытка побега с оказанием сопротивления налицо.
- А точно это прокатит? – спросил начальник конвоя Бобров.
- Да не бэ, все будет тип-топ, - успокоил его Гаврилин, - в худшем случае, попрут из органов за халатность. Да и то вряд ли. Если выгонят, приходи – трудоустроим.
Так была поставлена точка в деле о похищении малолетней дочери предпринимателя Льва Гольцмана.


Предприниматель Олег Пятаков пришел к секретарю Совбеза Мордашеву в самом начале рабочего дня.
- С чем пожаловал? – поприветствовал его вице-губернатор.
- Так ведь это…, - развел руками Пятаков, - меня Резо к вам направил. А вы не в курсе еще разве?
Мордашев внимательно посмотрел на него.
- Ну, если Резо, говоришь, тогда будем разговаривать, - с ухмылкой сказал секретарь Совбеза, - Резо – это тебе не хухры-мухры. Давай подробности, как говорится, и будем плясать дальше.
- Тут, видите ли, такая история вышла, - замялся Пятаков.
- Ну, говори давай, не тяни, - поторопил его вице-губернатор.
- Три дня назад ночью ко мне вдруг заявился Гвоздь, - начал рассказ предприниматель, - а было уже за полночь. Был он какой-то странный, возбужденный очень. Потребовал, чтобы я ему отстегнул вперед на четыре месяца до конца года, причем прямо сейчас. Я пробовал объяснить, что у меня нет таких денег на руках, что нужно как минимум два дня, чтобы эту сумму собрать. Но он в ответ достал ствол, и сказал, так, мол и так, у тебя пятнадцать минут есть. Пришлось выгрести всю наличность, какая у меня была, и рубли, и доллары, и дойч-марки… Но этого не хватило, и пришлось ему отдать драгоценности жены, два кольца, колье бриллиантовое, три браслета… Только после этого он ушел. А через два дня звонит мне Резо и сообщает, что, мол, Гвоздя больше нет, и чтобы все дела я теперь решал с вами. Вот я пришел решать вопрос.
  Мордашев внимательно выслушал рассказ Пятакова. Когда тот кончил, он опять ухмыльнулся и сказал:
- Ну что ж, Резо – мужчина серьезный. Он за базар отвечает. Раз он так сказал, значит – будем решать. В общем, пункт первый. С завтрашнего дня заключишь договор на охрану рынка и всех прочих твоих активов с ФГУП «Великоволжск-контроль». Это в целях обеспечения безопасности твоего бизнеса. Второе. Сумма остается прежней.
- Как при Гвозде? – спросил Пятаков.
Мордашев кивнул.
- Будем считать сегодняшний день началом точки отсчета. Итак, я жду первый платеж ровно через месяц, то есть не позднее седьмого октября.
- Подождите, - засуетился Пятаков, - как же так? Я ведь говорю, что я отдал Гвоздю все, что у меня было, я заплатил ему до конца года.
Мордашев снова ухмыльнулся.
- Ты чего, дорогой? – засмеялся он, - с дуба рухнул? Тебе же сказали русским языком, что Гвоздя больше нет. Ты отдал деньги призраку. Если ты разговариваешь с мертвецами, да еще отдаешь им свои средства, это тебе к психиатру надо обратиться. Или в церковь сходи, свечку поставь от наваждения бесовского.
Пятаков попробовал еще что-то пробормотать, но Мордашев решительно заявил ему:
- Я жду первый платеж не позднее седьмого октября. Думаю, ты меня понял. Я больше тебя не задерживаю.


Юрий Щепкин вошел в подъезд своего дома в центре города, где он провел почти всю жизнь и собрался подниматься на третий этаж, там, где находилась его квартира, излучавшая полный букет разных запахов. Но не успел он сделать нескольких шагов, как сверху и сзади из-под лестницы появились две тени, одна большая, другая мелкая, и в тот же миг его сбил с ног удар палки. Потом еще один, потом его стали пинать ногами. Когда все закончилось, один из них, тот что был поменьше сказал: «Это тебе за все, сука!». После этого две тени вышли на улицу. Там они сняли с себя капюшоны и оказались на свету дня сотрудниками отдела благоустройства территории управления делами губернатора Сергеем Короськовым и Василием Храмчихиным.


ОАО «Волга-порт» было создано в течение трех дней. В качестве соучредителей выступили краевая администрация, структуры предпринимателей Чавия, Фейдельмана и Терехина. Доля каждого составила 25%. В тот же день Великоволжский арбитражный суд отменил решение о банкротстве ЗАО «Беловодский речной порт», вынесенное полтора месяца назад. Подписание договора о выкупе 42% акций самарской компании R.V.R. группой «Волга-порт» было назначено на следующий понедельник. Однако за два дня до того вице-губернатор и глава краевого Минимущества Шумилов неожиданно обнаружил, что вся документация, изъятая в день первого захвата порта, куда-то испарилась. Немного подумав, он вспомнил, что в один из вечеров отнес их губернатору после его звонка и оставил у секретарши.
Набравшись смелости и хлопнув рюмку коньяка, он напросился на прием к губернатору, и явившись к нему робко поинтересовался насчет документов по порту.
- Каких еще документов? – удивился Агарков.
- Ну, по порту документов, реестр там, устав, - робко продолжал Шумилов.
- Слушай, Петя, - раздраженно махнул рукой губернатор, - давай иди отсюда, видишь, не до тебя мне, давай сам разбирайся со своими документами.
- Так ведь вы же неделю назад сказали, чтобы я вам все эти документы принес…
- Я?! – выпучив глаза, воскликнул губернатор, - я документы?! Да на кой хрен они мне сдались, ты чего вообще несешь?!
- Вы сказали, чтобы я их в приемной положил на стол, да, - продолжал уверять его Шумилов, - еще время было позднее, часов так шесть вечера. Ну, я и оставил все тут.
- Так, ты что тут меня паришь?! – заорал губернатор, - сам похерил документацию, а теперь на меня все свалить решил?! Давай вали отсюда! И со своими документами сам разбирайся, понял?! А не найдешь – уволю на хрен за разгильдяйство!
Вылетев из губернаторского кабинета, Шумилов отправился к Мордашеву и рассказал ему суть проблемы.
- Ты уверен, что ты оставлял документы у Дмитрия Ивановича? – спросил секретарь Совбеза.
- Да вот те крест, - ответил Шумилов, - он тогда еще позвонил и сказал, мол, тащи всю документацию по порту и чтобы у секретарши оставил все на столе. Ну, что с памятью-то у меня пока нормально все вроде. А теперь, говорит, вроде как знать не знаю ни про какие документы. Ты бы с ним поговорил, запамятовал, наверное.
- Да нет, на него это непохоже, - ответил Мордашев, - чтобы он забыл про документы, этого никогда не было. Ты точно тогда все отнес?
- Да точно, я говорю, - заверил Шумилов.
- Ладно, будем думать. А какой это день был?
- Так прошлый четверг, уже поздно часов шесть было.
- Четверг, говоришь? – переспросил секретарь Совбеза, - ладно, иди, будем думать.
Прошлый четверг был днем насыщенным. В тот вечер были расстреляны три РУБОПовца на заводе «Радон», а затем на воронежской трассе убиты двое сотрудников службы безопасности «Бутона».  А еще… Еще, еще… Неожиданно Мордашев вспомнил, что губернатор уехал с работы раньше обычного, на своей машине, без охраны. Секретарша говорила, будто к нему заходил какой-то тип, которого она никогда раньше здесь не видела. Стоп. С этого места поподробнее.
Кто бы это мог быть? Вряд ли кто-то из администрации. Она всех тут знает, во всяком случае, тех, кто вхож к губеру, а чужие там не ходят. Возможно, кто-то из муниципалов, но это вряд ли. Муниципалы за неделю записываются на прием, кроме нескольких особо приближенных, которых он знает. Кто-то из предпринимателей? Терехин, Фейдельман? Тоже вряд ли. Кишка у них тонка, чтобы вот так без стука, без записи к губернатору заходить. Остаются только федералы. Из полпредства? Из Правительства? Из Администрации президента? Может быть, кто-то из силовиков? Стоп, машина.
Страшная догадка мелькнула и закрутилась в голове Мордашева. Ведь полковника Брусницына так и не нашли. А сейчас дело забрала Главная военная прокуратура, и говорят, уже готовится его закрыть. Выходит, Брусницыну удалось уйти из региона.  А ведь лучший способ выбраться – это в компании губернатора края. И ведь был ложный след в тот день с этой девкой на завод «Радон», где РУБОПовцев ждала засада.
Размышления вице-губернатора прервал звонок на мобильник. Номер высветился московский.
- Але, Александр Николаевич? – услышал Мордашев знакомый голос. Этот голос он узнал сразу.
- Слушаю тебя, полковник, - ответил Мордашев, - и где же ты пропадаешь-то, родной? Тут все с ног сбились, тебя разыскивая.
- Думаю, что это зря, - ответил Брусницын, - искать меня больше не нужно, потому как сегодня утром дело против меня закрыто личным распоряжением Главного военного прокурора РФ.
- Поздравляю, - сказал Мордашев, - что же теперь дальше собираешься? Я слышал, с новым начальником УФСБ ты не сработался, так что, боюсь, дорога назад тебе теперь закрыта в любом случае.
- Ты за меня не сильно переживай. Я-то найду чем заняться. А вот у вас там проблемы, я слышал. Говорят, потеряли вы там кое-что. 
- Слушаю тебя дальше, - сказал вице-губернатор, - если уж начал, то давай до конца, без всяких там закидонов.
- В общем, поговаривают, будто и сделку вы там уже запланировали, и с Резо по душам договорились, а документики-то тю-тю.
- Короче, полковник. Если документы у тебя, я готов выслушать твои пожелания. А если нет, то давай прощаться, - прояснил ситуацию секретарь Совбеза.
- Придется тебе для этого в Москву подъехать на пару дней, если хочешь убедиться своими глазами, - прокомментировал полковник, - сам понимаешь, в ваши края я больше не ездок. Но если хочешь услышать мой совет прямо сейчас, то думаю, что число учредителей ОАО «Волга-порт» было бы целесообразно расширить. Ну так что, Александр Николаевич? Будем договариваться, или разойдемся, как в море корабли, и выкручивайтесь дальше сами?
Мордашев помолчал несколько секунд, а потом сказал свое слово:
- Завтра в полдень в центре Москвы. Ресторан «Националя». И я очень надеюсь, что это не фуфло.

Эпилог
К середине сентября жизнь  в Великоволжском крае постепенно вернулась в привычное русло. Эхо войны за Беловодский порт, потрясшей регион, стало затихать, все дальше и дальше уходя в прошлое. Через два дня после возвращения вице-губернатора Мордашева из короткой рабочей поездки в Москву сделка по продаже самарской компанией R.V.R. пакета акций Беловодского порта компании «Волга-порт» все же состоялось. Правда, число учредителей «Волга-порт» было расширено до пяти за счет включения некоей кипрской компании, происхождение  которой так и осталось неясным. Доля остальных участников была сокращена с 25% до 20%, а вот финансовые вложения остались прежними, но Мордашев быстро и, как всегда, успешно сумел обрисовать изменившуюся обстановку всем соучредителям, так что очень скоро вопросов у них е не осталось.
Одновременно с этим состоялся и аукцион по продаже 30% акций Великоволжского НПЗ, который был приобретен Сибирской нефтяной корпорацией. Поговаривали, будто «Газпром», главный соперник СНК в борьбе за контроль над местной нефтянкой, узнал об аукционе пост-фактум, но сделать уже ничего не мог. Еще говорили, что именно в качестве утешительного приза губернатор назначил выходца из «Газпрома» Сергея Ольшанского вице-премьером по ТЭК. Зато полпред Коренчук сразу после завершения аукциона лично позвонил губернатору Агаркову и поздравил его с успешной и прозрачной сделкой. В тот же день он наконец закрыл вакансию главного федерального инспектора по Великоволжскому краю, назначив на это место краевого вице-премьера по сельскому хозяйству Рашида Алимжанова.
Новости регионального телевидения были наполнены победными реляциями о рекордном урожае зерновых, собранных в крае, и это несмотря на летнюю засуху.
В середине сентября состоялось и главное событие светской жизни осеннего сезона – премьера спектакля по мотивам чеховского «Вишневого сада» с Ларисой Белорековой в главной роли. Как обычно, краевой бомонд расположился в первых трех рядах и в четырех ложах, и долго аплодировал театральной приме, а по окончании сцена была завалена цветами.
В это же время неожиданно вернулся к исполнению своих обязанностей изгнанный было со своего поста начальник отдела благоустройства территории Владимир Кузьминов. Рассказывали, будто событие это сопровождал некий анекдот, когда губернатор, как обычно, поутру направляясь на свое рабочее место, вдруг увидел окурок, брошенный прямо возле парадного крыльца администрации. Придя в свой кабинет, он вызвал к себе управляющего делами Бокова и спросил у него, отчего Михалыч совсем не ловит мышей, и услышал ответ, будто бы Михалыч уже две недели как уволен. Губернатор удивился, потому что помнил, что лично он Михалыча не увольнял, а с памятью у него было все в порядке. Стали дознаваться, и вскоре выяснилось, что Михалыч написал заявление по собственному желанию по требованию секретаря Совбеза Мордашева в страшную ночь, уже получившую в местной прессе наименование «Ночь шести трупов». Говорили, что губернатор был сильно разгневан, кричал «А что, Сашка у нас уже губернатором заделался?!» и устроил своему первому заму выволочку, а его возражения на тему, что Михалыч из-под полы толкнул бандитам спецовки губернаторских дворников и из-за этого погибли трое РУБОПовцев, не стал даже и слушать. «Да мне насрать на всех бандитов и ментов, у меня вон окурками уже все завалено!» - кричал тогда Агарков. Как бы там ни было, но Михалыча в должности восстановили, и уже на следующий день он опять устраивал построения дворников и кричал на них благим матом. Правда, в дворницкой теперь поставили камеры видеонаблюдения, самим дворникам раздали электронные пропуска, а охране велели больше никого и никогда без пропуска не пускать. И еще совершенно неожиданно уволили начальника отдела режима.   
В общем, статус-кво был быстро восстановлен. Бизнес-споры были урегулированы, в приемные краевых начальников снова потянулись косяки ходоков, мертвецы упокоились в могилах. И уже скоро жизнь пошла по привычной накатанной колее.
Впрочем, не совсем. У многих создалось ощущение, будто в результате события ушедшего лета провели некий водораздел между двумя политическими эпохами. Как будто случилась разгерметизация воздуха, и после пяти лет автократии в регионе наконец подул прохладный и освежающий ветерок перемен. Что-то изменилось, пока еще неуловимо, но с каждым днем все увереннее.


Ветер гонял бесприютные стайки желтых листьев по граниту Набережной Героев. Серые свинцовые тучи нависали над такой серой и мрачной Волгой, образуя нескончаемую пелену. Слева зловещие очертания Лысой горы еле-еле проступали сквозь рваные ткани туч. Справа, где Волга делала загиб, из серой пелены светил огненный глаз Великоволжского НПЗ.
Настоящая осень, как всегда, пришла внезапно. В этот день поредели толпы, гуляющие обычно по набережной, и лишь две фигуры, неспешно прогуливались у самой кромки воды. Удивительный контраст представляли собой они. Первый был невысокий, небритый и в очках, небритый, одет был в потертые джинсы и потертый же дождевик. Второй, напротив, был довольно высок, лицо имел холеное, и был одет в пальто из тонкого сукна в полоску, изящные бежевые полуботинки и костюм. Первый был журналистом-расследователем, недавно вышедшим из больницы после жестокого избиения в подъезде, второй – полковником ФСБ.
- Вот такие дела, Юра, - говорил полковник Брусницын, - в общем, на том и порешили. У самарских выкупили акции по вполне рыночной цене, запрягли ради этого дела половину краевого крупного бизнеса. К тому же за Резо осталось право на 20% прибыли, а его люди сохранили право на присутствие на портовой территории. Каждому свое. Я же получил новое назначение, теперь вот заехал на пару дней вещички собрать, и дальше убываю на юг к новому месту службы.
- Да, здорово ты, Леха, все это разрулил, - сказал Щепкин, - а что же стало с той девушкой?
- С ней все в порядке, - ответил Брусницын, - она в Москве и находится под надежным присмотром, - и полковник странно улыбнулся при этих словах.
Друзья помолчали еще несколько минут.
- А что же в таком случае произошло с генералом Гладышевым? – продолжал расспросы Щепкин
- Он застрелился, - ответил Брусницын с улыбкой, на этот раз спокойной и уверенной.
- Странное самоубийство выходит, - попытался возразить Щепкин, - я вот все думаю…
- А ты не думай, - прервал его Брусницын, - здесь не тот случай, когда нужно думать. Это было самоубийство, и это подтвердили эксперты. Так будет спокойнее для всех.
Пять минут спустя Щепкин снова спросил:
- А что же с нами дальше будет?
- Посмотрим, - ответил Брусницын, - все зависит от федерального центра и от региональных игроков. Судя по всему, в игру теперь активно включится Забелин. Летние события заставили его выйти из тени и открыто выступить против губера, чего он старался избегать до самого последнего момента. И еще одна любопытная информация. Ходят слухи, будто бы губернатор остался недоволен позицией мэра Беловодска Сабурова в ходе конфликта. Тот все пытался самоустраниться и уклонился от выполнения губернаторских рекомендаций. Теперь в марте-месяце у Сабурова могут возникнуть большие проблемы с переизбранием на новый срок. А если учесть, что за Сабуровым угадываются интересы Резо и что он в последнее время сблизился с Забелиным, история может получиться очень занятной.
- То есть, ты хочешь сказать, что история еще не кончилась? – спросил Щепкин. 
Брусницын усмехнулся в ответ и посмотрел в небо.
- Нет, Юра, - ответил он, - все еще только начинается. Вся эта история не более чем пролог. Так что готовься к новым трудовым свершениям.
Налетевший порыв холодного ветра заставил собеседников резко заслониться от него и поднять воротник. На берегу становилось неуютно. Стайки желтых листьев, которые круговоротами кружились по набережной, сдувало в Волгу, где свинцово-серые волны поглощали их без остатка.





Рецензии