21 Золотая рыбка

          Хельга всю ночь  прислушивалась к шуму машин, боялась за дочь и внучку, молилась перед иконой божьей матери. Уснула под утро, разбудила Зоя, предупредила, что к Петру   нельзя, ревнует жена, подробности не по телефону. Ухаживать пока будет его дочь. Зоя повторялась. Но о том, что она потом заменит дочь, Хельга еще не слышала. Почему не сейчас? Нет времени, надо к Новому году доделать кухню. 
         Хельга напомнила, что была ванная.  Зоя долго и обстоятельно докладывала о ремонте, о помощи Ванятки, перекинулась на нее, полезла со своими советами, - пора определиться, есть богатенький старик, раз ему понравилась, нечего нос воротить.  Пока внучка маленькая, тебя дочь терпит, Юла вырастет, пошлют подальше, нужна ты им будешь. Чуть не довела до слез.
          Жаль, мамы нет, она была добрым ангелом, она и сейчас помогает.
          
         После завтрака решила забыть Зою и ехать  к Петру просить денег. Чтобы никто  не помешал, отключила звук. Но задержалась из-за соседки, ждала, когда она придет из магазина. Только хотела позвонить ей, на экране высветился незнакомый номер, она услышала резкий  женский голос: «Здравствуйте, я дочь Петра Федоровича, у меня есть к вам предложение, не бесплатно. Сможете быть через час на центральной площади у памятника?»

          Хельга  опоздала.  На праздничной площади, с елкой, гирляндами и павильонами со сладостями, гуляли пары, под ноги ей с ледяной горки скатывались дети.  Она растерялась,  уже хотела возвращаться домой, огляделась в последний раз и увидела, как в ее сторону направилась женщина с непокрытой головой, показалось, с нехорошими намерениями. Женщина подошла почти вплотную, пахнуло дорогими духами.

                - Испугались? Не бойтесь, я дочь Петра Федоровича,  - улыбнулась, но улыбка ей не шла, не успокаивала.
               
                - Нет, отчего же, я просто хотела вам уступить дорогу,- холодно ответила Хельга, вскинула голову и сжала губы.
            Женщина все также улыбалась и смотрела на нее.  Высокая, выше Майи,  волосы черные, крашеные, глаза выпуклые, как у Петра, но у него добрый  взгляд, у этой подозрительный (вот-вот потребует вывернуть карманы и открыть сумку).
             
                - Отец вами доволен, - женщина откровенно оглядела ее и усмехнулась, - в смысле справляетесь. Меня Алисой зовут, а вы Хельга, я знаю. Отец тащится от вашего имени, все мечтает на Урал вернуться.
                - Как это связано с моим именем? – Ей стало интересно.
                - Севером повеяло, - Алиса вгляделась в лицо Хельги, - Что тут  удивительного, есть север, и есть юг, отец предпочитает север.
                - Но там холодно.

             Хельга почувствовала, что замерзает, и  с благодарностью приняла приглашение погреться в баре: фирменный кофе и чего-нибудь пожевать.  Да, кофе, Хельга обрадовалась.
 
            Алиса шла впереди, мелькали ноги в сапогах со стразами на высоких каблуках. Хельга отстала,  нырнула в полутемный зал и с трудом разглядела Алису в красной куртке на фоне бордового интерьера.
             Только заняли столик  в глубине почти пустого зала, явилась официантка с веткой ели в высокой вазе.
            Принесли желейное пирожное с кусочками киви, мороженое с клубникой и тертым шоколадом, кофе с пенкой, нет, не эспрессо, фирменный, чуть – чуть коньяка, три капли.
 
             Алиса попробовала, помахала официантке, та подошла с бутылкой и добавила коньяк.
                - Кофе  - три капли,  - она вдруг расхохоталась. Хельга вздрогнула, так черти смеются, незаметно перекрестилась.  – Ешьте, пирожное  у них вкусное. Мороженое тоже вам.
                - А вы?
                - Только кофе, слежу за своим весом. - Серьезная, будто не она так жутко смеялась. - Вы не из их партии?
                - Я не в партии.
                - Как так не заманили?
                - Не знаю, сочувствую, они хотят что-то изменить, сделать правильно. Но  коммунисты храмы уничтожали.
                - Значит, вы верующая?  На отца иногда находит,  вспоминает, что коммунист. Когда находит, мы ссоримся. Зачем ему столько хлама, если при коммунизме все будет общее? Я ему говорю, начинай с себя, показывай пример, одна кружка, одна ложка, что там еще, одежда, ничего лишнего. С ним трудно разговаривать, то слышит, то не слышит. Дед у нас был такой. – Глотнула кофе, посмотрела не Хельгу, оценивающе,  неприятно,  - Повлияйте на него, пусть разрешит хлам вывезти. Ведь это ненормально. Вы понимаете, что так жить нельзя?
                - Понимаю, но я бы книги не смогла выбросить, мы с дочкой из-за этого ссоримся.
                - Ладно, книги, старые газеты, зачем их хранить?
          Ожил телефон, Алиса несколько раз повторила: «Сейчас, иду, да иду же, – взмахнула рукой, тут же явилась официантка, - Добавь еще три капли», - в этот раз не рассмеялась, положила деньги на столик, выпила остатки кофе и стала подниматься.
           Хельга запаниковала, полезное знакомство, нельзя просто так разбежаться, быстро заговорила:

                - Вы знаете, сейчас так трудно молодым, вы, конечно, знаете об этом, у меня дочь учится на дизайнера, развелась с мужем, и у нее проявился талант художника. Не потому что развелась, зря, конечно, муж у нее занимается бизнесом. Но я  не об этом, мне бы хотелось дочь с вами познакомить. Ведь вы достойны быть примером современной молодежи.

         Алиса зарумянилась, губки бантиком, да она красавица, позвала официантку, попросила рюмку коньяка, влила в себя, поморщилась:

                - Крепкий, здесь не разбавляют, вам заказать? Нет? Я согласна с вами,  молодежь надо учить. Но старики у нас не в почете, отстали от современности. Хотя без помощи отца ничего бы не было. Пришлось  бы кофе подавать или овощами на рынке торговать, как-то так.  Отец и его друг Ефим помогли через их депутата, я поставила  киоск на остановке. Отец по ночам дежурил, ставил раскладушку и спал до утра. Было, пытались грабить, но он смелый был, ничего не боялся. Он такой и сейчас. – Опять телефон, - Иду, скоро приеду, - отключилась, повернулась к Хельге, - Приходите завтра к отцу, посидите, проводите старый год, от меня шампанское и закуска.

            Вышли из бара, она приобняла Хельгу и спросила:
               
                - Вы не видели папку? черная такая, старинная, раритет.
                - Видела, Петр Федорович при мне доставал из нее листы, текст напечатан на машинке, портативной, я работала в воинской части, печатала на такой.
                - То, что в папке,  печатала я, давным-давно, когда в школе училась, дед просил. Папка принадлежит нам, ничего такого, но память, сами понимаете. Отец недавно нашел ее в хламе,  грозит сжечь, потому что ссорился  дедом. Я не понимаю, как можно обижаться на покойника. Вот и выходит: что не надо, хранит, а что надо, уничтожает.

          Алиса закурила, чем удивила Хельгу, зачем богатым травить себя. Курила она, нервно затягиваясь и выпуская дым в сторону.  Также нервно и быстро стала перечислять, сколько вложила в комфорт родителей, купила новый холодильник, стиралку, микроволновку, совсем недавно, уже надо ремонтировать, поставила унитаз, чтобы мама не ходила на ведро, убирать вовремя некому, вонь, зашибись, а туалет в  дальнем углу двора, с ее-то ногами ползти   через кучу хлама.
 
            Несбыточные мечты Хельги: в туалете плитка ходуном ходит, холодильник старый, стиралку надо менять, течет, благо, первый этаж,  заливает только подвальных крыс.
       
           Алиса  нервно курила и поправляла затейливую прическу, Хельга завороженно смотрела на холеные пальцы (ногти - произведение искусства), золотые кольца с бриллиантами, золотые серьги, под курткой наверняка золотые цепочки. Обратила внимание на красную куртку, как у нее,  цвет такой же и не такой, сообразила, что куртку еще мама покупала.
      
          Ей нравилась благополучная Алиса, может,  Майя  пригодится, дизайнеры для богатых, кроме них красота  никому не нужна. 
         
           Алиса продолжала:

                - Мы все принадлежим к какому-нибудь роду, наши предки как корни дерева, нас питают, поэтому нельзя о них забывать. У каждого современного человека должно быть родовое дерево, лучше над кроватью, чтобы проснуться утром и поздороваться с предками. Вы можете  помочь, взять эту папку,  в ней  история моего рода, - закрякал телефон, она раздраженно проговорила: - Да, иду, уже вышла, - отключилась, стала рыться в сумке,  достала кошелек и протянула  тысячу, - Задаток, за папку получите пять тысяч.
      
          Хельга почувствовала, что краснеет, стала отталкивать руку, бормоча:
               
                - Нет, нет, что вы, -  но тысяча перекочевала в ее карман.

         Алиса протянула пакетик, обмотанный  желтой резинкой:
               
                - Это снотворное, две таблетки, бросьте в шампанское, ничего опасного, я сегодня утром освятила в храме. Значит, договорились, завтра жду, отец обрадуется, -  резко повернулась и почти бегом направилась к машине, махнув рукой на прощание.
            
          Хельга увидела, как она проехала в сторону остановки, могла бы довезти. Внешне похожа на отца, но воспитывалась матерью.
            
           Что делать, она не знала. Петр ей нравился, очень, но так сходу нельзя отказываться от предложения, поможет она, поможет Алиса,  знакомство с ней полезно.

            Она помнит, как в трудные времена мама плакала, потеряв работу, из-за того, что их стройорганизация перешла в частные руки, и сократили половину работающих.  Отец вдруг возмутился, что ему мало платят, а сами гребут лопатами, и тоже уволился. А потом долго искал работу, предприятия закрывались, нашел в столовой подсобным рабочим.
    
            Никогда не забудет, как голодно было. Мама жаловалась: взяли и все поменяли, как шулера, завели в темную комнату, карманы вывернули, сиди, подыхай. Кто-то выбрался,  а кто-то не смог. До сих пор не знаешь, чего завтра ждать. Это как играть с Юлой, начинает проигрывать и меняет правила, а ты подчиняйся, чтобы не раскричалась. Успокаивать придется долго. Только Майя умеет, прижимает к себе, и Юла замирает.

            Внучка уснула, а она долго мучилась, зачем согласилась, если Алисе нужна эта папка, пусть сама берет.  Брать чужое грешно, прощения  не будет, грех падет на родных. О боже, она бросилась на колени перед сервантом, на котором выстроились в ряд картонные иконы, и стала молиться.
             Решила, что Алисе  ничего не обещала, деньги вернет, таблетки выбросит.
             Но утром состоялся тяжелый разговор с дочерью, она требовала деньги деда, не все, но часть, нельзя быть такой жадной. Хельга отдала ей тысячу на подарки и обещала еще дать вечером. 
                .   .   .
          
          Таблетки она завернула в носовой платок. Решила бросить в бокал Петра, когда он  наклонился достать файлы с картинками из-под дивана, но не успела. Даже обрадовалась, в бутылке шампанского больше нет, значит, ничего не получится. Рассматривала  пейзажи и портреты и гадала, заметил или нет, что она протягивала  руку  к его бокалу, хотя таблетки в носовом платке, зажатом в кулаке,  он вряд ли увидел.
          Отвлеклась, рассматривая дом с красным плющом, сначала не поняла, что это, показался  гигантский паук, сосущий  кровь. Чью? Дом опасно наклонился, скоро упадет, и погибнет все живое.

            Петр  спросил: «Страшно?», она кивнула.   Обещал свозить на улицу Ленина показать здание с красным плющом, она помнила его, ничего страшного, сталинка, простоит еще сто лет, раньше строили на века.
           Еще обещал пригласить ее в мае на танцы, но она не поняла, куда именно, почти  не слушала, кивала по инерции. Сжимала в кулаке  платок с таблетками и думала, как отвлечь его, волновалась, вдруг догадается, чтобы успокоиться, запела. Только бы не смотреть в сторону закутка, где  под сушилкой лежала папка, увидела, когда мыла руки, решила, знак судьбы.

          Он потянулся за кексом. Ах, да, чай, она сейчас приготовит, да, да, заварит свежий. Пока готовила, с трудом удерживалась, чтобы не забрать бумаги, он бы не услышал, и с таблетками не надо возиться.
            
             Поставила перед ним фарфоровую чашку,  неловкое движение, горячий чай вылился на скатерть. Она засуетилась, стала искать тряпку, он убирал со стола бумаги,  в этот момент  бросила в его бокал  таблетки.   Они с шипением растворились, но он не заметил. 
       
             Его тост, его протянутая рука, легкое касание, что-то такое было, или хотел обнять, но ему стало плохо, или наклонился к ней, потому что стало плохо, все в тумане.

            Она вытряхивала из папки бумаги и дрожащими руками заталкивала в сумку, а он смотрел. Ничего не говорил,  а она спешила,  скорее уйти и никогда больше не видеть ни Петра, ни мансарды, ни веранды, ни дворцов с парками, только домой.

            Медленно спускалась по ступеням, прижимая сумку к животу,  на крыльце ждала Алиса, взяла бумаги, достала кошелек, протянула пять тысяч, ни спасибо, ни до свидания, только приказ: «Калитку плотно закрой», - и, хлопнув дверью, скрылась в доме.
             
           В маршрутке  протрезвела, мучила совесть, она, честная и порядочная, украла у старика бумаги. Он не видел, но скоро спохватится, приедет, что она ему скажет?
          
           Майя где-то гуляла, Хельга зашла в ее комнату и засунула пять тысяч под  подушку, подарок от деда Мороза.

           Внучка у соседки, чем-то занимались вдвоем, Хельга не вникла, но не разрешила еще побыть, ей было страшно оставаться одной в квартире. Юла убежала в комнату, появилась  в новом платье, туфельки с бантиками,   и  браслет на ручке, блестит как золотой. Хельга заметила накрашенные ноготки, как не заметить, если  растопырила пальчики перед ее лицом, - мама разрешила взять ее лак.  И это еще не все, папа купил краски и альбом для рисования.
           Ясно, вчера встречалась с отцом, может, браслет из золота.
   
                - Папа сказал, что я девица – красавица. Он нас от тебя заберет, скоро, потому что ты подарки не даришь.
                - Разве это правильно? Ведь я люблю тебя.  - Хельга расплакалась.

           Юла прижалась к ней и обвила руками. Это было так необычно,  Хельга затаила дыхание, чтобы не смутить девочку. Личико разрумянилось, будто ангелочек обнял.

                -  Ты попроси  золотую рыбку, она даст подарки.
                - Да, да, золотая рыбка даст много денег, исполнит все желания, что захочешь.
                - Нет, не все, только три, мама сказала, больше нельзя, а то она все подарки заберет, она не любит жадных человеков.
                - А голодных? Рыбка на чьей стороне: бедных или богатых?
                - Что за чушь, - Юла повторяла мать, - она ни на чьей стороне, разве ты не знаешь, что золотая рыбка плавает в море, она там живет. И не спорь, мне мама сказала.

           Позвонила Майя,  предупредила,  что ночует у подруги, Юла не расстроилась, она рисовала птицу.