Посолонь. Охота на слова
Читаем вместе:
ПОСОЛОНЬ нареч. по солнцу, по теченью солнца, от востока на запад, от правой руки (кверху) к левой. Посолонь ходила, венчана. Борони по солнцу (посолонь), лошадь не вскружится. Крути веревку посолонь. Посолоновать арх. о сельдях, идти руном через Белое море на Терской берег. Толковый словарь живого великорусского языка
Сначала сделаем уточнение. Электронные словари называет берег Тверским, а он Терский. Я обнаружил это по картам на немецком языке, в Википедии уточнил:
Терский берег — название юго-восточного берега Кольского полуострова от устья Варзуги до мыса Святой Нос. Омывается Белым морем. Некоторые источники относят к Терскому берегу и Кандалакшский берег, считая северо-западной границей вершину Кандалакшского залива Белого моря. Общая протяжённость Терского берега — приблизительно 500 км. Большая часть Терского берега находится за Северным полярным кругом.
И в этом определении из Википедии есть неточности. Терский берег расположен южнее Северного полярного круга. И это южный берег Кольского полуострова, а не юго-восточный.
Не поленитесь, откройте карту Кольского полуострова и Белого моря. Найдите реку Варзуга. Рунная ловля рыбы шла через Белое море и завершалось западнее от устья Варзуги, по движению солнца. Но если мы будем смотреть на север, то не сможем наблюдать за движением солнца. Смысл в использовании слова ПОСОЛОНЬ исчезает полностью. Получается извращённое представление, точно также сегодня западные идеологи навязывают мнение об однополых браках. При этом игнорируется библейская Притча о бесплодной смоковнице. Знайте, земная жизнь дана нам не для того, чтобы мы жили в свое удовольствие. Мы должны потрудиться и угодить Богу (не попам, не епископам, не пантификам, не партиархам), принести Ему те плоды, которые Он ждет от нас. Эта простая истина содержится в Притче о бесплодной смоковнице (Евангелие от Луки, глава 13).
Обратимся вновь к гнезду из словаря Владимира Даля.
ПОСОЛОНЬ - по солнцу, по теченью солнца. Но для такого представления солнце должно быть впереди, перед глазами, а не сзади.
ПОСОЛОНЬ - от востока на запад. Всё верно. Знаменитый протопоп Аввакум в своём житие утверждал, что слева – прошлое, материя, а справа – будущее, то есть жизнь духа; ад – слева, рай – справа. Прошлое, минувшее будет слева, если свои действия согласовывать с мерой дня, с наивысшим подъёмом солнца, с меридианом.
ПОСОЛОНЬ - от правой руки (кверху) к левой. Неужели возможно таким жестом указывать направление движения солнца. А ведь достаточно обратить взор на юг. И логика восстановится, не надо будет правой рукой через голову тянуться к левому уху. ПОСОЛОНЬ в таком объяснении – это отражение всего того лживого, что было привнесено в наш мир с воцарением Романовых, поддержанных Западом. Одно из отвратительных деяний – раскол русской православной церкви, вызванный реформами патриарха Никона. Борьба с инакомыслием стала кровавой и беспощадной.
Приведу небольшой отрывок из жития протопопа Аввакума. После нескольких лет ссылок и преследований Аввакума привезли в Москву, по нынешнему летоисчислению - 1 мая 1667 года; в Чудовом монастыре, который был на территории Московского кремля, Аввакума допрашивали архимандриты: «тогда многажды водили меня в Чудов, и грызлись, что собаки, со мною власти. Потом привели меня пред вселенских патриархов, и наши все тут же сидят, что лисы. Много я от Писания говорил с патриархами: Бог отверз уста мои грешные, и посрамил их Христос устами моими. Последнее слово со мною гово¬рили: «Что-де ты упрям, Аввакум? Вся-де наша Палестина, и сербы, и албанцы, и венгры, и римляне, и ляхи, все-де тремя перстами крестятся, один-де ты стоишь в своем упорстве и крестишься пятью перстами! Так-де не подобает».
И я им так о Христе отвечал: «Вселенские учители! Рим давно пал и лежит не поднимаясь, и ляхи вместе с ним погибли, до конца стали врагами христианам. А и у вас православие пестро стало от насилия турецкого Магмета, да и дивиться на вас нельзя, немощны вы стали. Впредь приезжайте к нам учиться: у нас, Божией благода¬тью, самодержство. До Никона-отступника у наших князей и царей все было православие чисто и непорочно, и Цер¬ковь была покойна. Никон-волк со дьяволом постановили тремя перстами креститься. А первые наши пастыри как сами пятью перстами крестились, так пятью перстами и благословляли по завету святых отцов наших, Мелетия Антиохийского и Феодорита Блаженного, Петра Дамаскина и Максима Грека. Еще же и московский поместный собор, бывший при царе Иване, так же слагать персты и креститься и благословлять повелевает, как и прежние святые отцы, Мелетий и прочие, научили. Тогда, при царе Иване, на соборе были знаменосцы: Гурий, Смоленский епископ, и Варсонофий Тверской, что стали Казанские чудотворцы, и Филипп, Соловецкий игумен, митрополит Московский, и иные от святых русских».
И патриархи, выслушав, задумались. А наши, что волчонки, вскочив, завыли и блевать стали на отцов своих…»
В ходе этих реформ много было перемен сделано, в том числе поменяли крестный ход во время торжественных богослужений, во время венчания, и если прежде при выходе из церкви крестный ход двигался по южной стороне, то потом стал по северной. Если сравнивать с движением стрелок часов, то посолонь стала совпадать с движением часовой стрелки. И фраза в словаре Даля «Посолонь ходила, венчана» обозначает участие в крестном ходе во время венчания. Но это движение - ПОСОЛОНЬ – противоречит и природе, и здравому смыслу, ведь прежде, изначально часы были согласованы с движением солнца и часовая стрелка в течение суток делала один оборот, а не два, как сейчас.
В годы моего детства слово ПОСОЛОНЬ говорили только некоторые мальчишки и девчонки из кержацких семей, но чаще говорили ПО СОЛНЦУ или ПРОТИВ СОЛНЦА. Когда считались перед игрой, например, в прятки, или делились для хороводов, для игры «в войну» или в футбол, по солнышку. В школе на уроках геометрии углы многоугольников обозначали по часовой стрелке, по солнышку. На уроках географии пограничные страны называли по солнцу, то есть посолонь в том древнем смысле, какое вкладывалось изначально в это слово. После переезда на ПМЖ в Германию я стал замечать, что здесь иная логика и в геометрии, и в географии, и в нумерации домов на улицах. Но есть исключения, в основном это главные улицы старых деревень и посёлков. Даже войдя в состав крупных городов, они древнюю, на мой взгляд, имперскую логику до 30-летней войны (1618-1648) сохраняли. Кстати, в Париже нумерация префектур идёт по спирали, которая раскручивается по часовой стрелке.
В моём лексиконе слово ПОСОЛОНЬ используется давно, через это слово я открыл для себя очень интересного автора. Это Алексей Михайлович Ремизов (1877-1957), русский писатель с очень своеобразным языком, он оказал большое влияние на язык и творчество раннего Сергея Есенина, они сблизились в 1915 году. После революции Ремизов эмигрировал, жил в Берлине и в Париже.
Алексей Ремизов воспитан сказками кормилицы, московским говором, древнерусскими рукописями и церковными книгами, русской классикой. Уникальные жанры прозы Ремизова берут начало в фантастике Гоголя. Это апокрифы, сказки, грамоты, переложение игр, колыбельных песен. Начав читать произведения из его сборника «Посолонь» (1907), я ловил себя на мысли, что я это когда-то давным-давно уже слышал. Именно слышал. Лирические сказки-миниатюры светлые, радостные и жизнеутверждающие. Ведущая идея книги выражена автором в предисловии к редакции 1930 года: «Волшебная Россия - земляная-подземная-надземная - была, есть и будет, пока светит солнце над большой русской землей, и не раз скажется она в слове, пока жива человеческая речь и смотрят на мир детские глаза».
Книга эта как путешествие по временам года, как движение по Солнцу, потому и называется «Посолонь», начинается год весной, а завершается поздней зимой «Медвежьей колыбельной песней». Посолонь здесь звучит в первоначальном значении.
Из всех миниатюр я хочу опубликовать здесь сказку Алексея Ремезова, это даже не сказка, это озвучка детской хороводной игры с участием большого числа детей. Первые строчки напоминают старую семейную традицию отдавать выпавшие молочные зубы за печку мышкам: «Мышка-Мышка, возьми мой молочный зуб, дай мне костяной».
Кошки и мышки
Путались мышки в поле. Тащили кулек с костяными зубами: немало их за зиму попало от ребят в норку. А теперь приходила пора за зуб костяной отдавать зуб железный, а много ли надо зубов, мышки не знали.
Путь им лежал полем в молоденький березняк. Там под Заячьими ушками — ландышами, у Громовой стрелки могли они хорошо примоститься и сладить нелегкое дело. Ни Громовая стрелка, ни белые Заячьи ушки не выдадут мышек.
Прошел вечор дождик с громом да с молнией, и жарынь, что твое лето.
Подвигались мышки не споро.
Одна мышка во главе шла, казала дорогу хвостиком, — свистуха отчаянная, дурила всем мышкам голову.
— Никого я не боюсь, — егозила егоза, подшаркивала розовой лапочкой, — самому Коту на лапу наступлю, ищи-свищи, вывернусь!
Пыхтели мышки, диву давались, да отговор сказывали: накличет еще беды какой, ног не соберешь.
А уж Кот-Котонай и идет с своей Котофеевной, пыжит седые усищи, поет песенку.
Мышка на него:
— Кто ты такой?
— Да я Кот-Котонай! — удивился Кот.
— А я тебя не боюсь.
— Чего меня бояться, — завел Котонай сладко зеленые глазки, — я ничего худого не сделаю.
— А тебе меня не поймать!
— Ну, это еще посмотрим.
— И не смотревши…
Но уж Кот наершился, прицелил глаз, хотел на мышку броситься.
А мышка стала на пяточки, поджала хвостик промеж лапок, пошевеливает хвостиком.
— Нет уж, — говорит, — так этого не полагается, ты сядь вот тут на камушек и сиди смирно, а нам давай твою Котофеевну, и пускай она меня ловит.
Потянулся Кот-Котонай, мигнул Котофеевне. Пошла Котофеевна к мышкам, сам уселся на камушек, задрал заднюю лапу вверх пальцем, запрятал мордочку в брюшко, стал искаться.
Блоховат был Кот, строковат Котонай, пел песенку.
— Мы с тобой, кошка, станем в середку, а они пускай за лапки держатся и пускай вокруг нас вертятся, я куда хочу, туда могу выскочить, а тебе будет двое ворот, вот эти да эти, ну, раз, два, три — лови!
Пискнула мышка да с кона от кошки жиг! — закружилась.
Кошка за мышкой, мышка от кошки, кошка налево, мышка направо, кошка лапкой хвать мышку, а мышка:
— Брысь, кошка! — да за ворота: — Что, кошка, съела?
Крутится, вертится, мечется кошка.
Крутятся, кружатся, вертятся мышки, держатся крепко за лапки, да дальше по полю, да дальше по травке, да дальше по кочкам.
Заманивает мышка-плутовка кошку под Заячьи ушки.
— Где ты, Кот, где, Котонай! — Котофеевна кличет.
Потеряли совсем Кота-седоуса из виду.
Блоховат был Кот, строковат Котонай, пел песенку.
Кошка из кона в ворота:
— Берегись, мышка, поймаю!
Мышка бегом, сиганула — живо-два — да в кон.
Кошка за мышкой, мышка от кошки, крутятся, кружатся мышки, хитрая мышка, плутиха, вот поддается, уж прыгнула кошка…
Стой! — березняк, Заячьи ушки, Громовая стрелка…
Туда-сюда, глянь, а мышек и нет, — канули мышки.
Изогнула сердито Котофеевна хвостик, надула брезгливо красненький ротик, язычок навострила: «Тут они где-то, а где, не поймешь».
— Чтоб вас нелегкая! — И пошла Котофеевна.
Шла искать Котоная, курлыкала.
Вянули ветры, пыхало зноем.
А мышки оскалили зубки, взялись за зубы.
Полкулька растеряли по дороге, — эка досада! — спросит с них Громовая стрелка, не даст им железные зубы.
Заячьи ушки — белая стенка загораживали мышек.
И тихо качались березы, осыпали на мышек золотые сережки, висли прохладой.
Свидетельство о публикации №221031401961
Благодарю за наводку
Геннадий Палеолог 15.03.2021 06:22 Заявить о нарушении