Арнольд Беннетт. Эликсир молодости

Был вечер понедельника, второго дня фестиваля «Пробуждение Бёрсли» - не нашего современного приглаженного фестиваля, а того, дикого и наивного, семидесятилетней давности, когда травили медведей и быков, от которых, как говорят, город и получил свое название.  В те времена городской бык чем-то вроде общественного животного; а некий небезызвестный персонаж держал в своей кладовой медведя. Травля этих животных голодными собаками проходила обычно в воскресенье утром около шести часов; и маленькие мальчики с нетерпением ждали того дня, когда они станут достаточно взрослыми, чтобы им разрешили посещать это захватывающее мероприятие.
В воскресенье днем угольщики и гончары, собравшись около челюстной кости кита, которая лежала на свалке возле кукурузной мельницы, обсуждали драку и подсчитывали выигрыш, в то время как измученные собаки зализывали свои раны или умирали в мучениях.
В течение следующей недели фестиваля бык и медведь часто выходили на бой по многочисленным просьбам, поскольку тысячи жителей соседних деревень хотели стать свидетелями прекрасных боев, которыми Бёрсли славился на всю округу.
В эту неделю фестиваль овладевал городом, тихим и заброшенным в другое время. Пабы оставались открытыми днем и ночью, а бармены и буфетчицы никогда не ложились спать; каждая гостиница приглашала какую-нибудь знаменитость, чтобы привлечь внимание клиентов, и в течение многих часов весь переполненный город пил, пил, пока запас монет Георга IV, попадавший в кошелек отдельных личностей, не переставал циркулировать. Ближе к концу фестиваля, в качестве последнего развлечения, проводились петушиные бои, которые проходили на городском поле (где сейчас стоит скромная пивоварня). Это было счастливое время.
В тот понедельник днем в начале июня фестиваль проходил, как обычно, на рыночной площади, в тени ратуши - не нынешнего каменного строения с его золотым ангелом, а кирпичного здания, построенного на фундаменте из тесаного камня. Карусели с лошадками и вращающиеся лодки-качалки для детей, которые могли внести плату за недолгое развлечение, успешно конкурировали с мужчиной-скелетом и толстой бородатой женщиной по имени тетя Салли. Длинные игрушечные палатки, искусно покрытые тонированной тканью, позволяющей мягкому свету неяркого солнца освещать выставленные товары, были заполнены толкающейся молодежью и полны звуков свистков, «скваркеров» и различных трубок. Множество людей окружали прилавки с пряниками, орехами и закусками, которые выстроились по обеим сторонам дороги до Дак-Бэнка. Перед многочисленными боксерскими рингами организаторы боев, явно вышедшие из строя, предлагали драться всем желающим, и нередко этих желающих избивали энергичные местные чемпионы.
Не было ни фотостудий, ни кокосовых орехов, потому что о них еще не знали; и для нас, современных, ярмарка, несмотря на ее безудержное веселье,  показалась бы странно тихой, поскольку ни паровой орган, ни гудок, ни шарманка не заполняли ухо грохочущими волнами гигантского звука. Но если на фестивале не было особых развлечений более позднего времени, то присутствовали другие, столь же удивительные для нас, как паровой орган для этих неотесанных гостей праздника.
Главным среди них, пожалуй, был человек, продававший легковерным эликсир молодости по шесть пенсов за бутылку. У этого чародея, чье темное загадочное лицо и блестящие глаза указывали на цыганскую кровь и чей акцент намекал, что он долго жил в Йоркшире, имел небольшую палатку напротив тюрьмы под ратушей. На плакате перед палаткой было написано:
ПЕРУАНСКИЙ ИНКА
ЭЛИКСИР МОЛОДОСТИ
ПРОДАЕТСЯ ЗДЕСЬ.
ВЕЧНАЯ МОЛОДОСТЬ ДЛЯ ВСЕХ.
ВЫПЕЙТЕ ЭТО, И ВЫ НИКОГДА НЕ ПОСТАРЕЕТЕ
КОНСУЛЬТАЦИЮ ДАЕТ  ИНКА ИЗ ПЕРУ.
Перуанский инка, одетый в черный бархатный халат, с блестящим шарфом на шее, стоял у двери своей палатки, держа в одной руке, украшенной драгоценными камнями, пустой стакан, а другой закручивая длинные шелковые усы. Красивый, грациозный и привыкший к взорам публики, он стоял перед зеваками, как актер, ловкий, готовый показать себя с лучшей стороны. При беглом взгляде ему можно было бы дать лет тридцать, но ему было пятьдесят (а может и больше). И вы бы это поняли, если бы могли увидеть его утром, прежде чем он нанесет грим.
- Дамы и господа Бёрсли, жители этого просвещенного и прекрасного города, который я посетил впервые! - начал он твердым металлическим голосом, используя с бойкой точностью машины фразы, которые он использовал каждый день. - Посмотрите на меня, посмотрите на меня внимательно. Как вы думаете, сколько мне лет? Сколько мне лет? Двадцать, дорогая, говоришь?
И он с привычной галантностью повернулся к девушке в красной шали, которая не могла бы произнести ни слова, даже ради спасения своей души, но которая покраснела и захихикала от удовольствия от этого знака внимания.
- Ах! вы льстите мне, прекрасная дева! Я выгляжу больше чем на двадцать, но, думаю, могу сказать, что выгляжу меньше, чем на тридцать. Кто-нибудь думает, что я выгляжу на тридцать? Нет! Собственно говоря, мне было двадцать девять лет, когда в Южной Америке, исследуя руины самой древней цивилизации мира - мира, дамы и господа, - я сделал свое чудесное открытие. Эликсир Молодости!
- Что это ты там болтаешь, Подлиза? - крикнул пьяный мужчина из толпы, и это прозвище закрепилось за великим первооткрывателем волшебного эликсира на протяжении всей оставшейся части фестиваля.
- Это, дамы и господа, - невозмутимо продолжал инка из Перу, - это было… семьдесят два года назад. Мне сейчас ровно сто один год, и я свеж, как котенок. Например, я намного старше, чем эта добрая женщина.
Он указал на старую морщинистую седую женщину в синем хлопчатобумажном платье, которая спокойно курила короткую трубку. Согнувшееся и пресытившееся монотонными годами, это существо вытянуло трубку изо рта и спросило усталым дрожащим фальцетом:
- Сколько ж жен  у тебя было?
- Семнадцать, - быстро ответил инка, - теперь я одинок и надеюсь снова жениться. Пойдешь за меня?
- Нет, - ответила старуха.  - Я похоронила четырех мужей, и не хочу, чтобы новый хоронил меня.
Раздался взрыв смеха, на фоне которого инка, лукаво доверившись толпе, заметил:
- Я никогда не давал свой эликсир ни одной из своих жен, леди и джентльмены. Вы можете винить меня, но это так.
И он подмигнул.
- Подлиза! Подлиза! - идиотски прокричал пьяница.
- А теперь, - продолжил инка, подходя к практической части своего выступления, - смотрите сюда!
С ловкостью фокусника он выхватил из кармана маленькую бутылочку и поднял ее перед все возрастающей толпой. В бутылочке была красноватая жидкость, которая ярко сияла на солнце.
- Смотрите сюда! – воззвал он громко, но ему суждено было остановиться.
Внезапно раздался крик:
-Черный Джек! Черный Джек! Его поймали! 
Вся толпа, заполнявшая рыночную площадь, устремилась на восток плотной, толкающейся массой.
Все взоры обратились к беспружинной телеге, которая медленно ехала мимо недавно построенного «большого дома» Эноха Вуда, эсквайра, к ратуше. В этой телеге сидели два констебля, а между ними человек, надежно прикованный цепями - Черный Джек из Мортхорна, шахтерской деревни, расположенной за холмом примерно в миле к востоку от Бёрсли. Пленником был свирепый и великолепный молодой Геракл, высокий, с огромными ногами и руками и тяжелыми черными бровями. Он был одет в грязную рабочую одежду угольщика, брюки были стянуты под коленями, а ноги украшали широкие сабо. С открытой шеей, маленькой головой, большими челюстями и смелыми глазами-бусинками он выглядел тем, кем и был: зверем - жестоким  и безрассудным. Он происходил из семьи угольщиков, самого низшего класса в беззаконном районе. Отец Джека был рабом на угольной шахте, и по закону подлежал продаже вместе с шахтой в качестве движимого имущества. По закону он обязан был воспитывать всех своих сыновей также как угольщиков, которых в жизни ничего не ждало, кроме рабского труда.  И так было до закона Георга III,  положившему конец этому ужасному положению, идущему из  Темных веков.
Черный   Джек теперь стал народным героем и знал это, потому что накануне эти огромные сабо забили насмерть женщину. Она не была его женой. Всего лишь любовницей, к тому же старше его. Люди говорили, что она придиралась к нему, и что он устал от нее. Убийца скрывался всю ночь, а затем демонстративно сдался патрулю, и они везли его в тюрьму в каменном подвале ратуши. Слабая лошадь с трудом двигалась, и часто цветные посохи констеблей падали на голову пленника.
Наконец повозка остановилась между тюрьмой и палаткой перуанского инки, пока констебли отпирали массивную дверь. Пленник оставался в телеге, с явным восторгом принимая дань одобрительных возгласов и насмешек, улюлюканья и криков из пяти тысяч ртов.
Перуанский инка стоял у своей палатки и смотрел на Черного Джека, который находился не более чем в нескольких футах от него.
- Выпей стакан моего эликсира, - предложил он убийце. - Судя по всему, никому в этом городе это не нужно больше, чем тебе. Выпей стакан и живи вечно. Всего шесть пенсов.
Мужчина в тележке громко рассмеялся.
- Ничего не имею против этого, - ответил он сильным скрипучим голосом.
В этот момент из-за телеги выскочила девушка, предлагая что-то в протянутой ладони инке. Но он, не понимая ее намерений, лишь с мимолетным интересом взглянул на неё и снова обратился к пленнику.
- Я дам тебе стакан, парень, - быстро сказал он, - и тогда ты сможешь бросить вызов палачу.
Толпа взволнованно закричала, и убийца протянул свою огромную руку за зельем. Используя все возможности этой неожиданной рекламы, инка из Перу высоко поднял свою бутылку и сказал громким впечатляющим тоном:
- Эта драгоценная жидкость обладает свойством, которым не обладает никакая другая жидкость на земле. Она вспенивается дважды. Я налью в стакан,  и она вспенится. Черный Джек выпьет, а после того, как он выпьет, снова вспенится. Смотрите!
Он откупорил бутылку и наполнил стакан красноватой жидкостью, которая через несколько секунд вспенилась.  Инка держал стакан до тех пор, пока не спала пена, а затем торжественно подал его ЧерномуДжеку.
- Пей! - скомандовал инка.
Черный Джек залпом выпил глоток и тут же швырнул стакан в лицо инке. Однако этого ему показалось мало, и он рванулся в драку. Но дверь тюрьмы своевременно распахнулась, и Джека вытащили из телеги и затолкали внутрь. Толпа, огорченно вздохнув, занялась другими делами.
В тот вечер инка из Перу в течение нескольких часов занимались хорошей торговлей, но к одиннадцати часам трактиры и бык и медведь, бьющиеся при лунном свете в большом дворе гостиницы «Петушок», привлекли внимание публики. Около палатки инки не осталось никого. Он удалился в палатку с несколькими фунтами в кармане и божественным сознанием того, что сделал бессмертными многих сыновей и дочерей Адама.
Пока перуанский инка подсчитывал свои доходы, кто-то приподнял полог палатки и украдкой вошел. Он вскочил, опасаясь грабежа, обычного дела во время фестиваля. Но это была та молодая девушка, что стояла за телегой, когда он предлагал Черному Джеку свой бесценный эликсир. Инка несколько раз видел её в тот вечер, беспокойно слоняющуюся у дверей тюрьмы.
- Что ты хочешь? - спросил он ее с заискивающей приветливостью.
- Дай мне выпить.
- Выпить чего, моя дорогая?
- Твоего напитка.
Он поднял свечу и в ее свете осмотрел лицо девушки. Это было лицо, которое не привлечет внимания девяти мужчин из десяти, но будет замечено десятым: детское лицо с горящими глазами страстной женщины. У нее были черные волосы, черные глаза, худощавая бледность, лошадиные ноздри, красные губы, маленькие уши и очень маленький подбородок. Он нагло улыбнулся ей.
- А ты можешь заплатить за него? – спросил он украдчиво.
Девушка явно принадлежала к беднейшему классу. Ее лохматая непокрытая голова, тощая фигура, рваное платье и босые ноги говорили о невзгодах и лишениях.
- У меня есть серебро,- ответила она и крепче сжала кулачок.
- Серебро! - воскликнул он довольно удивленно. – Где  взяла?
- Он вчера отдал его мне на хранение.
- Кто?
- Черный Джек. Который там, - она кивнула в сторону тюрьмы.
- Зачем?
- Он поцеловал меня, - смело сказала она. - Я его возлюбленная.
- Ой! - Инка громко сглотнул. - Но вчера он убил свою возлюбленную.
- Что? Мэг!? - воскликнула девушка с глубоким презрением. - Она не была его настоящей возлюбленной.
- Сколько тебе лет, моя дорогая?
- Не знаю. Но папаша говорит, что я уже зрелая. Я хочу остаться молодой для Джека. Он захочет быть со мной, если я буду молодой.
- Но его, говорят, повесят.
Она коротко и удовлетворенно рассмеялась.
- Не думаю, Подлиза. Палачу не будет работы. Я слышала, как один человек сказал, что Джек, скорее всего, получит двадцать лет за непредумышленное убийство.
- И ты будешь ждать его двадцать лет?
- Да, - сказала она. - Я встречу его у ворот тюрьмы. Но через двадцать лет я уже не буду молодой. Дай мне эликсир,  Подлиза.
Он молча взял бутылочку, плехнул красную жидкость в стакан и, когда жидкость закипела, предложил ей.
- Это выпить? - спросила она, беря стакан.
Инка кивнул. Она быстро выпила и стала бессмертной. Это был первый раз в ее жизни, когда она пила из стакана, и это будет последний раз.
Пораженный доверчивой радостью в этих глубоких глазах, инка взял пустой стакан из ее дрожащей руки. Хрупкий организм и добыча любви! Любовь захватила ее слишком юной. Полдень наступил до того, как цветок раскрылся. Она вышла из палатки.
- Эй! - Инка крикнул ей вслед. - А серебро?
Она заплатила ему и секунду постояла бесцельно, а затем начала переходить дорогу. В это время со стороны Петушиной площади раздался шум и рев. Разъяренный бык, волоча свои веревки, а за ним толпа встревоженных преследователей, неслись по улице. Девушка, освещенная лунным светом, стояла посреди дороги. Бык несся прямо на неё, и, опустив свою огромную голову, он бросился с закрытыми глазами и швырнул ее через палатку инки.
- Вот и исполнилось твое желание: ты вечно будешь молодой! – Пораженный перуанский инка, ставший на мгновение поэтом, пробормотал себе под нос, склонившись вместе с любопытной толпой над трупом.
Черный Джек был повешен.
Спустя много лет после всего этого Бёрсли построил себе новую ратушу (со шпилем и золотым ангелом на нем) и начал думать об улучшении жизни.