Охота за Правдой IV - В самых темных углах...

Спала Мария долго, аж до одиннадцатого часа утра. Даже солнечные лучи, старающиеся изо всех сил пронзить штору и проникнуть в комнату, не смогли разбудить спящую девицу. Она так сладко спала, так спокойно, укутанная в мягкое одеяло, что даже Ксении, которая тихо вошла в её комнату с целью разбудить подругу, с трудом нашла в себе силу прервать сон Марии.

В конце концов, она протянула руку и притронулась к плечу Марии.

- Маша… Маша… Маша вставай. Слышишь? Вставай… уже утро. - Не получив ответа, помимо того что спящая Мария махнула на неё рукой и перевернулась на другой бок, Ксения вздохнула и вновь принялась её будить. - Маша, завтрак уже готов. Вставай!

Мария неожиданно села в кровати, чуть ли не вскакивая спросонья, настолько удивляя свою подругу, что та сама почти не вскричала. На её худом лице было неописуемое выражение ужаса: её глаза широко раскрыты, её взгляд пустой и неконкретный, оглядываясь по всей комнате, но ничего не замечая, а из приоткрытых губ издавалось частое неровное дыхание.

Осматриваясь по сторонам и по спальне, Марие понадобилось несколько минут чтобы вспомнить как она там оказалась. Еле проснувшись, вся комната казалась ей размытой и неточной, а также незнакомой. Ей было страшно, но когда она наконец вспомнила, увидев знакомое лицо своей подруги, Мария успокоилась и её дыхание уравновесилось. Увидев что она утихомирилась, приходя в себя, Ксения облегченно выдохнула.

- Ну ты меня напугала, Маша! Я думала что что-то кошмарное случилось! - она смеясь ей заявила, игриво хлопая её по плечу, на что Мария ответила ей тем же.
- Прости, я просто забылась и испугалась, - Мария объяснила. При виде своей единственной подруги на её лице образовалась яркая улыбка и приятное, легкое чувство внутри. - Видимо отвыкла я от таких хором.
- Не волнуйся, я обязательно помогу тебе привыкнуть ко всему тому чего тебя так грубо лишили. Начиная с твоего нового платья! - Ксения обрадованно воскликнула, вскакивая с кровати и указывая на стопку платьев, что она повесила на стуле для туалетного столика. Мария не сдержалась и закатила глаза, но тут же радостно вскричала и с восторгом принялась рассматривать всё что Ксения ей принесла.

Три четверти часа спустя, девушки отобрали три новых платья для Марии из тех пятерых, что Ксения ей принесла. Стоя в этой светлой бело-голубой комнате, с подругой своего детства, меряя разные красивые платья, она не могла не вспомнить когда они в последний раз так делали: на День Рождения Ксении. Её любящие родители подарили ей целую коллекцию новых платьев с красивой шелковой парчой и кружевами, а девочки их тут же подхватили и убежали наверх в комнату Ксении. Там они чуть ли не до вечера баловались, хихикали, и мерили платья. Они тогда считали себя таким взрослыми, такими красивыми и изысканными.

Как-никак, они наконец отложили платья в сторону и направились вниз в чайную комнату, где их ожидала Анна Николаевна и Прасковья. Спускаясь по ступеням, Мария почувствовала себя настоящей королевной. От части потому что платье которое она для себя выбрала было из такой легкой материи, выдуваясь за ней как плащ когда Мария спустилась по лестнице. У неё спереди был большой шелковый бант, а вырез платья оторочен маленькими рюшами которые были такого же светло-розового цвета, как и её бант. Само платье было чуть ли незаметного, слегка сероватого, оттенка бирюзового который напоминал Марие хрустально чистый пруд или безоблачное летнее небо.

Когда девушки вошли в чайную комнату, княгиня отвлеклась от своего завтрака и приветливо улыбнулась им. - Доброе утро! Машенька, я так рада, что тебе пошло это платье, оно великолепно на тебе сидит, - она довольно заявила, указывая подругам чтобы они поскорей уселись за стол напротив неё. - Я тоже так считаю, - Ксения согласилась, протягивая руку, чтобы взять себе свежеиспеченный баранку. - По моему оно Маше к лицу. Проня, а ты что думаешь? - она поинтересовалась у младшей своей сестры.

Маленькая Прасковья, со своим ангельским личиком и такими же сизо-черными волосами как у её сестры и матери, убранные в аккуратные кудри, глубоко покраснела и молча кивнула. Она до сих пор стеснялась Марии, но это было только с непривычки, а не из-за страха или робости.

- Так, так, завтракайте поскорее! А то скоро всё остынет и потеряет вкус. Кушай, кушай, Машенька, тебе это пойдет на пользу!

Поблагодарив всех за их лестные слова и щедрость, смущена столькими хвалами за одно простое платье, Мария поторопилась набрать свою тарелку самыми вкусным яствами, которых она, как будто, сто лет не ела. Легкий творог, перемешанный с её любимым клубничным вареньем; белый хлеб не только с толстым слоем намазанного масла, но и копченого сыра; а напоследок горячий компот из различных ягод.

Когда все уже закончили с завтраком и их животы прекратили свое недовольно бурчание, теперь когда их удовлетворили, Анна Николаевна начала разговор.

- Я решила устроить великолепный бал, - решительно заявила она, глядя на двух молодых особ перед собой. - В честь не только твоего весьма удачного возвращения в наше семейство, Машенька, но и чтобы как следует отметить день рождения Ксеньюшки.
- А когда будет этот бал? - Мария поинтересовалась, радуясь при одном только воспоминании о прошлом балу, устроенным княгиней Долгоруковой.
- Ровно через неделю. Михаил согласен что два таких радостных события нам просто необходимо отметить и сегодня же будут разосланы приглашения.
- Ой, как замечательно, матушка!
- Мамочка, мамочка, а я буду на балу? - потребовала Прасковья, повернув свой вопросительный голубоглазый взгляд на княгиню. - Ты мне дашь потанцевать со взрослыми?

- Ты уже будешь спать когда бал начнется, моё солнышко, - Анна Николаевна ответила ей, ласково проводя рукой по щеке девочки. - Пока что, ты еще слишком маленькая, чтобы танцевать на балу.
- Не волнуйся, Проня, когда ты вырастешь ты, будешь самой красивой девочкой на балу и будешь танцевать всю ночь.

Несмотря на утешения старшей сестры, тоненькие брови Прасковьи недовольно нахмурились, а нижняя губа тут же высунулась, создавая на её личике вовсе не одобряющее выражение. Но, она ничего не сказала и послушно сделала глоток своего горячего чая.

***

- А драка-то из-за чего началась?
- Да Потап так напился, что аж забыл обо всем на свете. Только что Леха совратил его жену и так и врезал ему по морде. Вот и началась драка, - объяснил Николаю плотник Вася, проходящий как главный свидетель по делу которым Громов сейчас был занят, хотя плотником он был лишь во время полной трезвости, а это бывало крайне редко. Из его рта пахло пьянством прошлой ночи, но к счастью после многих часов проведенных в полицмейстерской канцелярии, он наконец начал трезветь и давать ясные показания.

- Потом этот Потап вытащил из-за пояса нож и ударил… Леху в живот, - Николай продолжил допрос, сперва записав данный ему ответ. - Так или нет?
- Нет. Сначала Леха успел отплатить ему тем же, а потом когда Потап понял что он Леху так просто не побьет, он достал нож и зарезал его, - плотник поправил молодого пристава. - Если хотите, спросите всех кто там были. Не я один всё видел.

С этим, допрос закончился и плотник был свободен возвращаться к себе домой, хотя ему сначала пришлось поклясться не покидать столицу в течение следующей недели. Перепроверяя записанные им показания, Николай направился прямиком к кабинету полицмейстера, одергивая кафтан прежде чем постучаться и войти. Полицмейстер в это время сидел в кресле у печи, с рюмкой коньяка в одной руке и маленькой коричневой книжкой в другой. При появлении Николая, который тотчас же отдал ему честь, он допил коньяк и отложил в сторону книжку.

- Уже закончил с показаниями?
- Так и есть, Ваше Высокородие.
- А плотника этого тоже опросил? Всё от него узнал ли?
- Разумеется всё и как следует здесь написал, Ваше Высокородие, - Николай деловито ему ответил, гордо вручай полицмейстеру свои записи. Тот их тщательно рассмотрел и изучил, перелистав через каждую страницу, а затем одобрительно кивнул.

- Хорошо пишешь, Николай Анатольевич. Вовсе не плохо, - молвил он, проводя пальцем по своим рыжим усам. Николай допустил маленькую улыбку, доволен отзывов своего главнокомандующего. - Садись, выпей со мной по рюмочке.
- Я бы с радостью, Ваше Высокородие, но мне еще с кое-какими мелочными делами следует разобраться, - Николай вежливо отказался от предложенного ему спирта. Он не был одним из тех мужчин которые ставили выпивку и удовольствие прежде дела, а совсем даже наоборот.

- Конечно, конечно, - полицмейстер кивнул, допив коньяк одним глотком. - В таком случае, иди работай дальше. Только, я тебе сначала скажу что, в эту пятницу мы с тобой приглашены на бал у князя Долгорукова.
- А, князь меня тоже пригласил? Но… я с ним вовсе не знаком, - Николай с непониманием ответил, нахмурив густые брови. Полицмейстер весело посмеялся и ответил ему: - Запомни, для того чтобы пойти на балу в столице, необязательно знать того кто его устраивает. К тому же, все эти мероприятия помогут тебе завести полезные знакомства. А в нашем городе, это очень важно.

Николай кивнул головой, прислушиваясь к ценному совету полицмейстера, и с низким поклоном покинул кабинет, готовый наладить связи с самыми важными особами Петербурга на предстоящем балу. Наконец-то его усилия, его талант и способности, стали признавать. Теперь ему выпала такая возможность, которой обязательно воспользуется, главное не сдаваться. Никогда.

***

Настал заветный день бала князя и княгини Долгоруковой. Главный зал был наполнен блестящими гостями, которые действительно были самыми лучшими дамами и кавалерами столичной элиты. Дамы, молодые и старые, одеты были в самые роскошные платья, что Мария когда-либо видела. Однако, присутствующие господа, старики и юнцы, своими белоснежными париками и кружевными рукавами ничуть не отставая от женщин, чьи игривые взгляды они с радостью принимали. Красный бархат, золотая шелковая парча, изысканные украшения из рубинов и бриллиантов - даже прислуга была им под стать, в своей простой, но стройной форме.

Над головами беседующих гостей висели внушительные хрустальные люстры, их восковые свечи горя во всю и отбрасывая своим ярким светом всю комнату. Оркестр, собранный из самых лучших музыкантов Петербурга, бесконечно играл востребованную музыку под которую все гости, молодые и старые, крутились в изящном танце. Под нежную мелодию скрипок и флейт забывались все заботы и печали, оставляя лишь музыку от которой ноги сами по себе начинали двигаться.

Всё в зале напоминало о великолепие столичной жизни: золотые шторы висели по обеих сторонах огромных закругленных окон, сквозь которые можно было углядеть ночное небо; стены были увешаны широкими красными лентами, промежуточно завязаны в большие банты; свежие белые лилии и кроваво-красные розы украшали каждый стол, отражаясь в длинных итальянских зеркалах. На возвышенных площадках, покрытые мягким ковром, стояли ломберные столы у которых сидели более зрелые гости.

Они, оставляя танцы молодым влюбленным, играли, сплетничали, и философствовали в свое удовольствие. А те, которые желали отдохнуть от танцев и утолить чуть ли не все свои жажды, могли спокойно пройти в соседнюю комнату где стояли длинные столы наполненные все различными блюдами.

Мария и Ксения сидели на одной из лавок у стены. После длительного полонеза, во время которого они не имели возможность даже взглянуть друг на друга, разъединенные другими парами, молодым барышням было просто необходимо отдохнуть. Отклонившись от приглашений своих более старших кавалеров, они отыскали себе место откуда им бы с легкостью удалось наблюдать за гостями. Мария была безмерно благодарна княгине: если б не её рассудительность, благодаря которой она вызвала Марие наилучшего учителя танцев, ей бы было крайне тяжело вспомнить все позабытые за два года движения.

Конечно, она была благодарна ей не только поэтому. Анна Николаевна, в своем не только щедром, но и великодушном отношении к осиротевшей Марии, просто-напросто отказалась принять деньги, что та ей настойчиво предлагала за оплату совершенно нового платья. Платье было сшито личной портнихой княгини, которая за последние четыре дня изо всех сил трудилась над неповторимыми нарядами для Ксении и Марии.

Хотя платья приятельниц были похожи друг на друга, они отличались цветом и тканью. Для княжны Ксении было сшито пышное платье из шелковой тафты изумительного карминного цвета, к корсажу которого были пришиты аккуратные банты кремового цвета. Пышные кружевные рукава были обвязаны лентой такого же светлого оттенка, а на подоле платья можно было углядеть тканевые розы, с трудом отличимые от настоящих. А на длинной, белой шее Ксении, свисая с тонкой черной ленточки, посверкивал темно-красный рубин. Он отражал в себе огни свечей, от которых казалось что он сам горит жарким пламенем.

В её локонах, чей черный цвет только еще больше украшали серебряные заколки для волос, блестели маленькие алые камни, словно рассыпанные звезды по ночному небу. Своими темными волосами, поверх которых она отказывалась носить модные белые парики, Ксения только еще больше привлекала к себе внимание остальных гостей. Конечно, если бы не её восхитительная красота и жгучий взгляд её желто-зеленых очей, то тогда проходящие мимо люди бы лишь не мгновение обратили на неё свое внимание, а так они долго ею восхищались, одновременно обсуждая личность молодой красавицы.

Глядя на свою подругу, Мария не могла не вспомнить ту глупую зависть которая раньше возрождалась в ней, напоминая самой себе о превосходящей красоте Ксении. Но, если бы она оглянулась по сторонам, то Мария бы заметила как гости, узнав небезызвестное имя Ксении, повернули свои любопытные глаза на подругу княжны Долгоруковой. Их привлекала не только её прелестная внешность, но и её неизвестность, ведь после двух лет отсутствия мало кто помнил Марию Елагину, особенно когда она так сильно возмужала.

Однако, Мария вовсе не уступала подруге в красоте лица или платья. Даже если оно было похоже на платье Ксении, с такими же бантами и пышными рукавами, украшенные тонким кружевом и лентами, для Марии был подобрано наряд гораздо светлее. На ней было настолько же восхитительное платье, пошитое из легкой светло-золотой парчи которая, улавливая свет люстр, напоминала плавленое злато.

Скромное декольте молодой девушки было украшено темно-бордовыми, почти черными, рюшами, а на таком же темному ленточном колье мерцали яркие алмазы, будто осколки льда блестят при ослепляющем солнцем свете. Русые волосы Марии были уложены довольно просто, особенно по сравнению с некоторыми дамами на балу. Но, и они не были без украшения. На них были бережно возложены жемчужные нити, элегантно разбросаны по волосам как млечный путь, разбросанный по ночному полотну. Карманные обручи, в которых Мария могла довольно много чего спрятать, придавали её платью модную прямоугольную форму французских аристократок, благодаря которой талия Марии казалось еще меньше и утонченной.

- Как ты думаешь, тебя кто-нибудь узнал? - неожиданно поинтересовалась Ксения, оглядываясь на проходящих мимо гостей. Они постоянным потоком переходили из зала в столовую, а затем обратно. - Прошло лишь два года.

- За два года может умереть собака, может разориться муж, или родить жена. Много чего за это время происходит и люди забывают о ненужным им людям, - Мария ей спокойно ответила, даже не удосужившись осмотреться. Пусть они ей интересуются, ведь она никого здесь не узнавала. Пока.

- Наверное ты права, - подруга согласилась. - Постой, а не это ли наша наставница? Ну, помнишь Ирину Варфоломеевну? - она спросила, еле заметно указывая на даму средних лет которая танцевала в центре зала. Несмотря на её новый дорогой наряд, высокую куафюру, и несколько новых морщин, что появились за эти два года, Мария без затруднения узнала свою бывшую наставницу. Она была не из самой богатой семьи и зарабатывала сама себе на хлеб после печальной смерти мужа и дочери. Но, теперь она танцевала с совершенно неизвестным Марие господином, чьи серебристые усы и армейская выправка говорили о его немалом возрасте.

- А кто это с ней?
- Она полтора года назад вышла замуж. Кажется, он генерал в отставке и решил завестись новой женой после того как его молоденькая женушка сбежала за море.
- Неужели? Как ты думаешь, она его действительно любит?
- Думаю что нет. Ты же помнишь какая она расчетливая? Для такой, как она любовь в браке не является необходимостью.

Наблюдая за бывшей наставницей, Марие изначально было её жалко, ведь как можно жить в браке без любви? Это же все равно что загубить свою душу, теряя её в безрадостном браке от которого каждому нужен было лишь то что ему мог дать второй. Но, смотря на то как она ему улыбалась, а он ей кланялся, она изменила мнение. Пожалуй, для них важнее был уют и достаток всего необходимого который позволял им на закате своих лет наконец расслабиться и прожить жизнь в собственное удовольствие. Мария помнила как Ирина Варфоломеевна, после долго дня уроков с ними, маленькими и шумными девочками, сидела за своим столом и устало вздыхала. Ей наверное больше всего на свете хотелось отдохнуть, а теперь её мечта сбылась.

- Даже так, они выглядят довольными своей долей, - подметила Мария, заметив что даже на строгом лице властного бывшего военно командующего было хоть какая-то улыбка, пусть даже кривая.

- Особенно он, ведь у него есть и деньги и жена на двадцать лет его моложе, - Ксения неодобрительно пробурчала, возмущенно взмахивая веером. - Эти старики, за свою длительную жизнь, женятся два или три раза. Каждый раз они находят себе молодую женушку, оплодотворяют её, а после её смерти при рождении ребенка, находят себе новую. Для них жены меняются так же легко как мы с тобой меняем перчатки. Мне плохо делается от таких мужчин! - молодая княжна высказала Марие свое личное мнение, не скрывая свою крайнюю неприязнь которая как яд проникла в её голос.

Мария ничего в ответ не сказала, безмолвно кивая свое согласие. В зале было так жарко, что подруги долго сидели в молчании, напрасно стараясь охладиться маханием своих вееров. Вдруг, Ксения углядела знакомое лицо и молвила:
- Маша, ты помнишь Павлушу Соколова? Ну, племянника нашей соседки, Нины Ермолаевны? Помнишь?
- Помню. Это же он за тобой все время бегал, а потом уехал в кадетский корпус, - Мария быстро вспомнила.

Павлуша Соколов часто приходил в гости и к Долгоруковым и к Елагиным, так что приятельниц часто заставляли с ним играться. Он был удивительно высоким мальчиком, долговязый и крайне неуклюжий, спотыкаясь об собственные ноги. Неуверенный в себе и убийственно стеснительным, Павлуша не смог скрыть свою детскую любовь к Ксении, иной раз сильно краснея от смущения при одном её только появлении. Хотя, мальчик был настолько бледным, чуть ли не болезненным, что, когда он краснел, казалось что его щеки намазали свеклой.

Ксения, как это обычно бывает, им вовсе не интересовалась. Для неё, Павлуша был слишком тихим и чувствительным, часто предпочитая чтение или математику веселым играм девочек. Конечно, его преогромнейшее уши и конопатое лицо вовсе ему не помогали привлечь внимание любимой. Наоборот, они вызывали её смех и шутки остальных детей, так что Павлуша один раз заперся в шкафу и принялся громко там рыдать.

А три года назад, когда ему исполнилось шестнадцать лет, тетушка Павлуши, как его единственная попечительница, отправила его в кадетский корпус. Он конечно не хотел уезжать, и даже попытался признаться в своей любви Ксении, но так засмущался что, перепутал все слова и в итоге ничего не сказал. Потом, следующим днем он сел на коня и уехал в кадетский корпус. После этого, девочки его не видели.

Осматриваясь по сторонам, Мария попыталась увидеть бывшего приятеля, но среди толпы не было никого кто был хоть чуть-чуть на него похож. В конце концов, так и не найдя его, она повернулась к Ксении с вопросом.
- А где он?
- Видишь того молодого человека, который беседует с Ниной Ермолаевной? Она еще в таком темном платье и белом чепчике, как всегда, - Ксения показала ей на него.        - Видишь?

Если бы не указание подруги и сама Нина Ермолаевна, Мария ни за что не узнала бы Павлушу. Раньше, он был сопливым мальчишкой который прятался в книжках и науке - теперь, он был настоящий мужчина: плечистый, рослый с сильными руками, армейской выправкой. Отныне, он был уверенным в себе; это было видно по его расправленным плечам, прямой спине, поднятой голове, и спокойной манере разговора.

После нескольких лет занятий, прежний болезненный вид Павла исчез полностью и его кожа наконец приобрела здоровый цвет легкого загара, благодаря которому веснушки его стали невидимыми. Лицо его, конечно, было все таким же длинным и худым, но от упражнения и более строгого режима его челюсть и подбородок стали более определенными, а нос утонченней. А так, Павел был еле узнаваемым, особенно в своём дорогом синем костюме и модном парике.

- Неужели это он? - Мария, искренне удивлена, шепотом спросила у подруги, не отрывая взгляда с Павла, который настолько сильно изменился что родная мать бы не узнала, если бы она еще была жива. - Быть тому не может, что человек за три года так может измениться.
- Я сама его чуть сначала не узнала, но на прошлом балу он мне представился сам, - княжна ответила, с интересом на него глядя и медленно махая веером. - О Боже, Маша, он идет сюда!

И в самом деле, Павел, заметив как приятельницы не отводя от него глаз шептались между собой, почтительно отклонился от разговора с тетушкой и решительным шагом направился к ним. На его вытянутом лице была озорная усмешка, которая сама по себе была чрезвычайно самоуверенной. Через полминуты, он перешел залу и представился пред юным приятельницами, низко им поклонившись.

Ксения, при одном только появлении привлекательного кадета, заметно заволновалась и засуетилась, хотя никто кроме Марии этого не заметила. Она быстро поправила укладку волос, так чтобы ни один локон не покидал своего места, и притронулась к горящим щекам, чей румяный цвет прикрывала белая пудра. Затем, когда Павел был уже совсем близок, Ксения заставила себя успокоиться и безмолвно взяла руку Марии в свою, которую та утешительно пожала. Видимо, юноша наконец добился ответных чувств своей детской любви.

- Ксения Михайловна, позвольте вам сказать что вы сегодня вечером просто обворожительны, - заявил молоденький кадет, его гордый взгляд нацелен лишь на княжну Долгорукову.
- Благодарю вас, Павел Федорович, но вы слишком лестны, - она сказала ему в ответ, не подавая виду, что его слова произвели на неё впечатление, но Мария почувствовала как она сжала её руку.

- Вовсе нет. Я уже не тот маленький мальчик, который не может найти нужных слов, - Павел покачал головой, на что Ксения легко посмеялась. Доволен её смехом, он собирался продолжить дальше, но потом он наконец-то обратил внимание на Марию, которая всё это время молча наблюдала за их разговором. Усмотрев его непонимание, Ксения поспешила их представить.

- Павел Федорович, надеюсь вы всё еще помните Марию Елагину, подругу нашего детства? Мария Алексеевна, это Павел Соколов, племянник Нины Ермолаевны.
- Рад иметь честь вновь вас увидеть, Мария Алексеевна, - любезно произнес он, улыбнувшись ей, но она видела как его взгляд чуть ли не сразу вернулся к её подруге.
- Я тоже рада.
- Ксения Михайловна, вы соблаговолите станцевать со мной этот следующий танец?
Она бросила мимолетный взгляд в сторону Марии и, получив едва заметный кивок в ответ, с грациозной улыбкой приняла протянутую руку Соколова. - Конечно, Павел Федорович.

Очевидно доволен своим успехом, Павел повел Ксению к центру зала, к танцевальному полу. Она, оглядываясь через плечо, молча глазами подтвердила что Мария не против того что она её временно покинула, что та ухмыляясь подтвердила. Заиграла легкая музыка, в кое чем напоминая пением райских птиц, и пары в центре зала принялись танцевать энергичный вальс. Мария несколько минут наблюдала за ними, а потом её мысли перешли к другому. Хотя её взгляд следовал за танцующей парой, помыслы молодой барышни были далеко, далеко.

Она вспомнила что Ксения, сказала раньше: о стариках, что меняли жен словно перчатки; об этих бедных женах, что отдавали свою жизнь, ради того, чтобы принести в этот жестокий мир нежеланного ребенка; о том что, если бы не старшая сестра, этой несчастной женушкой была бы Мария, пленница семейства Панкратовых и привязанная к мужу тирану от которого всё можно будет ожидать это побои и насилие.

Сидя одна на лавке, уже не обращая никакого внимания на веселящихся гостей, Мария впервые за последнюю неделю оказалась по-настоящему одна со своими мыслями. Мыслями о сестре, которая так многим пожертвовала ради её спасения и которую она не смогла даже поблагодарить за этот невероятно бескорыстный поступок.

Мария была ей так благодарна, что даже сама не могла высказать глубину своей благодарности словами или изложить помыслом. Всю её жизнь, сестра помогала ей, следила за её счастьем и уютом, обнимая Марию пока она не засыпала после иного ночного кошмара. Она была ей безмерно благодарна, но ей было еще больше стыдно. Стыдно, что она оставила свою единственную сестру в этом ужасном доме с этой семьей тиранов. Даже её муж и Мариин шурин с трудом защищал свою жену от жестокости Панкратовых, а после того когда она помогла ей сбежать их ярость наверняка не знала границ. На какие муки Мария бросила сестру, оставив её там?

Вдруг, ни с того ни с сего, она почувствовала и болезненно осознал насколько жарко было в зале. Тошнотворная смесь сладких и горьких духов гостей, музыка которая с каждой минутой играла всё громче и громче, эта бессмысленная болтовня, чей шум волной накрывал все вокруг. Наконец, этот жаркий и даже липкий воздух, от которого дыхание становилось мелким и частым в напрасной попытке побольше надышаться. Это было просто невыносимо.

Мария соскочила с лавки. Она постаралась отвлечь свои мысли от печального, оглядываясь по сторонам, но это лишь ухудшило её душераздирающее состояние, ибо она была окружена огнем. Огнем, который горел на почерневших концах тысячи свечей. Он пылал в люстрах, в медных стенных подсвечниках, и даже на улице в костре которым себя согревали кучера. Везде был огонь - обжигающее пламя, горячее и неуправляемый. Такой же, как тот ужасающий пожар в котором сгорели её родители.

Еле сдерживая свой страх, от которого дрожали её руки и опустели мысли, Мария протолкнулась сквозь толпу и выбежала через огромные французские двери в сад. Её ноги двигались сами по себе, а ум её опустел полностью от захватывающего испуга. Она не видела куда она бежала, словно зверь на которого охотится стая безжалостных волков. Лишь когда она остановилась, в самом уединенном углу цветочного сада усадьбы, где никто не гулял и не отдыхал, Мария в конце концов пришла в себя.

На улице стоял лютый холод, от которого кровь в жилах застывала. Полночное небо, как покрывало черного вельвета, висело над миром в своей неукротимой бесконечности. Светила округленная, белоснежная луна в окружении ярких звезд чьё озорное мерцание служило напоминанием о безразличие вселенной. Ей как столичной даме, лишь петь и плясать в свое удовольствие, играясь с судьбами смертных до конца их дней.

Тусклый серебряный свет луны едва-едва осветлял сад, придавая всем деревьям, кустам, и цветам блеклый болезненный вид и неприятный серый оттенок. Дальний свет огней дом удлинял тени деревьев, усиливая их силуэты которые превращали гнущихся ветвей в протянутых рук, с длинными худыми пальцами которые так и норовили схватить её за волосы и утащить в глубину темноты, где её никто не увидит.

- Господи, что это со мной происходит? - Мария спросила у самой себя, поворачиваясь спиной к высокой живой изгороди, что окружала дом. - Что со мной?
Она хотела вернуться в усадьбу. Там где были люди и тепло. Не то что в темном саду где, несмотря на то что она была одна, казалось что за каждым её движением кто-то тайком следит. Как оказалось, она была права.
 
Не успела Мария сделать даже шаг в сторону дома, как послышалось громкое шуршание за её спиной, словно кто-то рылся в кустах. Она быстро обернулась, тут же насторожена странными звуками и готовая бежать.

Перед ней, в нескольких шагах от Марии, стоял вовсе не знакомый ей мужчина. Даже если бы он был ей знаком, длинный черный плащ, низко опущенная шляпа, и платок натянутый до глаз полностью скрыли его лицо от неё. Незнакомец молчал, но она чувствовала как его взгляд пробежался по ней, словно он пытался вникнуть ей в душу своим темным взглядом. За плащом, Мария увидела как сверкал металл эфеса шпаги в дальних огнях усадьбы, как безмолвная угроза.
   
Её руки дрожали, уже не от горьких воспоминаний и огня, её сердце билось всё так же быстро как и раньше, а ноги, так и хотели развернуться и броситься прочь. Однако, Мария взяла власть над собой и потребовала у незнакомца: - Что вам надо, сударь?

- Сударыня, мне поручено передать вам это письмо, - он спокойно ей ответил, его голос удивительно приятный для столь устрашающего господина. С этими словами, он засунул руку в карман, на что Мария не думая отскочила назад; раньше, если Панкратов лез к себе в карман, где он хранил свою плеть, значило что кого-то будут пороть. Иногда даже её. - Прошу вас принять, сударыня, - он продолжил, достав конверт который он осторожно ей предложил, видимо заметив её невольную реакцию. Мария неохотно приняла письмо, хотя больше всего сейчас ей хотелось бросить его незнакомцу в лицо и убежать обратно в безопасность. Но, что-то непонятное держало её там, в саду.

Переворачивая конверт, она пробежалась глазами по начертанному на нём чернилам имени: В. И. Елагин. Это было имя, которого она никогда не слышала и никогда не знала. Её пульс повышаясь с каждой секундой, Мария с трепещущими пальцами поторопилась раскрыть конверт и прочитать содержания таинственного письма.

«Назначаю вам встречу напротив церкви Симеона и Анны. Если хотите узнать что на самом деле произошло в ночь пожара, приходите в полдевятого вечера в следующий четверг.»

- Но, кто…? - она хотела потребовать у таинственного незнакомца, запутанная  только что прочитанной ей запиской, но когда Мария оторвала взгляд с бумаги в своих руках, его там уже не было. Он исчез, гораздо бесшумнее чем он появился, будто его там никогда и не было. Мария осталась совершенно одна в ночном саду, на холоде и темноте.

***

Он поднялся по белым каменным ступеням. Все гости уже давно веселились внутри, а он только явился, своим поздним появлением привлекая к себе ненужное внимание свидетелей.

У главного входа стояла прислуга, уже позволившая себе расслабиться после того как основной поток гостей растекся и они остались одни на безжалостном ночном воздухе. Все же, когда он подошел к ним, слуги наконец встрепенулись и потребовали у него приглашения на балу. Он с радостью её предоставил, лишь усмехаясь когда у них отпали все вопросы и его пропустили дальше.

Теперь он был близок к цели. Если бы ему только повезло найти её, здесь на балу, то тогда ему не придется терять времени. Он ведь долго за ней следил, за каждым её шагом и каждым её вздохом. Теперь он всё о ней знал. Знал как она выглядела - одетой и раздетой, - что она ела, где она спала, с кем проводила свое время. Он знал всё, от того и чувствовал себя таким уверенным, ибо тот кто изучил свою цель, мог с легкостью достичь её. Догнать её в темном саду, где никого не было вокруг, схватить её за горло и задушить, чтоб она не могла сделать ни одного шага, ни одного вздоха больше.

Нет. Он напомнил себе. Нельзя было мечтать о таком когда его цель на сегодняшний вечер была совсем другой. Это всё будет потом, а сперва…

Проходя мимо зеркала, он остановился на мгновение, чтобы проверить свой костюм. Кафтан был великоват на нем, и непривычный для него парик довольно сильно колол голову, но это всё было лишь на сегодняшнюю ночь. Он вдруг заметил маленькое красное пятнышко на манжете своего рукава. Усмехаясь над собой что он упустил такую важную деталь, он брезгливо стер с себя еще не засохшую кровь и пошел дальше, всё еще ухмыляясь.

Когда распорядитель попросил назвать свое имя, он гладко назвался ему:
- Алессандро Джузеппе Таон, Маркиз ди Ревель.