Поезд надежды

               
  Скорый поезд - Владивосток –  Москва,  разбивая таёжные туманы и, разрезая утренний воздух Советского Союза, мчался к столице! Первые сутки,  для, разместившихся по своим купе, пассажиров, были самыми восторженными и жизнерадостными! Повсюду незнакомые лица, "связанные одной целью и одной цепью" железнодорожного транспорта. Все до невозможности вежливы и добродушны! Вагон сияет чистотой и блеском накрашенных губ проводницы! Запахи женских духов и шампуней, угадывается в каждом купе и даже в тамбурах. Салфетки на столиках, кокетливо высвечиваясь яркими цветочками, вышитыми на ослепительно белых уголках, словно призывают – «Будьте, как дома»!
    До улыбки в душе, знакомая дорожка, вдоль дверей купе, напоминала о стране, в которой красный цвет – не только цвет знамени,  обложки паспорта и партийного билета, но это и привычный цвет носа начальника поезда! Когда все граждане «Великого и Могучего»,  и их пожитки были распределены по гарантированным  местам,  согласно купленным билетам, а  последний, запоздавший пассажир уже закинул свой рюкзак на верхнюю полку,  по вагонам стал предательски расползаться «аромат» многоликой Родины!  Запахи грузинского чая, московской колбасы, сельской  курицы, русской  водки, армянского коньяка, молдавского табака, прибалтийского одеколона, польских парфюмов  и немецких носков, подчёркивали величие огромной страны, как в её просторах, так и в многообразии народов и климатических условий, в которых эти народы живут и решают «шарады» своего бытия!
    Девятый вагон не отличался особенностью  дорожного быта, а посему и здесь было так же весело и уютно, как и в остальных вагонах. Скромное –  «Здрасьте», незаметно переходило в предложение –  «А тяпнуть ли нам?», мужчины при этом становились  - «холостыми», а женщины скоропостижно вдовели.
В соседнем купе «бородатые» уже шлёпали по столу картами,  поглядывая на бравых молодчиков, сидевших рядом и заигрывающих со студентками из «Стройотряда». В дальнем купе неистово зарыдала гитара, и дребезжащий голос заунывно выдавал о «голубях и крышах», незаметно переходя на – «дембеля, дембеля, дембеля»! Повсюду процветала - «великая дружба всех народов, и молчаливая неприязнь,  к её отдельных представителям»! Стук колёс сливался с шумом газет, журналов, брошюр и щёлканьем дверей туалетов.
     Второй день был более насыщенным, как  запахами перегара, торчащих в проход -  ног, потных тел, так и утренним «озоном» от туалетных дверей. Из вагонного радио громко играла музыка, а в дальнем купе уже не пели, а – орали – «Там среди пампасов, бегают бизоны...»! Толчея в коридоре напоминала  броуновское движение на «барахолке»,  ищущих «Монтана» - одесского «джинс-прома». Кто-то протискивался сквозь толпу, гонимый животом, а кому то срочно надо было побриться. Явившиеся из неоткуда,  «слепые»,  шустро демонстрировали «зрячим» голых баб в виде игральных карт, виртуозно проскальзывая сквозь, очередь у туалета, мастерски облегчая карманы зевак.
Заспанная проводница уже не красила губы, пытаясь подмести дорожку в коридоре.  В тамбуре уже били какого-то иностранца, «заикнувшегося» об отсутствии «Свободы»  в СССР!  Вчерашние незнакомцы, дружно ругали зарубежную «военщину», «обкладывая»  её, по всей традициям  русского - матерного фольклора.   Старики томно поглядывали в окно, на проплывающий  пейзаж, попивая пиво.  Лица вчерашних «джентльменов» уже не излучали жизненного восторга с гусарской бравадой, а  их опухшие глазницы не светились влюблённостью в жизнь.
     На третьи сутки пассажиры смотрели друг на друга с нескрываемым терпением и нарочитой благосклонностью, выбирая - молчание, вместо пустых разговоров. Пролетающий в окнах ландшафт, становился более привлекательным, чем вчера,  а - тупое созерцание в окно, стало больше походить  на отдых, от  двухдневного откровения и излияния душ!
     На четвёртые сутки умолкли самые разговорчивые и разгульные, по причине оскудения кошельков и умов.  Многие стали страдать забывчивостью имён, вчерашних – «братьев по разуму и стране»!  Модники и модницы уже не заглядывали ежеминутно в зеркала, а  проводницу уже окликали, типа – "Надюха - подь сюды"?!
      На пятые сутки всё вокруг походило на траурную поездку по «местам боевой славы»! Проводница почти не выходила из рабочего купе. Некоторое внимание ещё привлекали к себе  – «новенькие», подсевшие на очередной станции. Они проталкивались с чемоданами и сумками по коридору, боясь наступить  - «местным» на ноги. «Новенькие» были шустрые, радостные и вежливые, потому с оптимизмом искали своё «гнёздышко» гарантированное им, железнодорожной кассой. Не смотря на то, что – найденное «гнёздышко» было провонявшим и развороченным, они с радостью падали в него, пытаясь найти в глазах собратьев напротив,  источник дружелюбия и братства, но находя в них сожаление и сопереживание, успокаивались.
     Шестые сутки шли уже на выносливость транспортного средства и всех, в нём находящихся! Разлепив глаза от выматывающего сна, пассажиры сразу же начинали впадать в истерику, - «Когда же это всё закончится»?! «Сколько можно»?! «Как надоели все эти -  морды»?! «Скоро ли моя спасительная станция и почему проводник не объявляет - следующую»?!
Из туалета несло так, что, поющие  – «дембеля», уже не чувствовали себя на гражданке! На очередной станции пассажиры выскакивали из этой  «газовой камеры», чтоб жадно вдохнуть в себя маленькую надежду на жизнь!
     Седьмые сутки были явно – лишними! Они воспринимались, как – «форс-мажор»! Как издевательство над Советским человеком! Над народом, победившим фашизм, спасшим весь мир от верной гибели! Нервничал даже старый дед, перебирающий бумажные кульки в своей тряпичной сумке. Во взглядах попутчиков читался крик души, взывающий о « милосердии»! Первым взвыл грузин, сидевший всю дорогу мирно у окна. и созерцающий - великие просторы, огромной Родины, - «Что Гитлер думал, её проехат нелзя, а он завоеват хотел»?!