Идеально и честно

                Идеально и честно

   Курортный проспект навсегда остался в памяти запахом соляры и выхлопной гари. Чтобы спуститься к морю, необходимо было пересечь этот неширокий асфальтированный путь с редким движением жёлтых «Икарусов» или не менее редких авто. Ступени, беседка, уходящие вдаль вечно влажные в декабрьскую непогоду, терзаемые волнами, молы. По одному из них- вперёд, до самого края. Только море, сколько хватало глаз- только море, печальное, хмурое, тревожное, как подростковая душа. И этот воздух, о котором в памяти осталось только то, что автобусная гарь- отвратительна и назойлива.
И лента ЭКГ. Молодой врач показывает ему зубцы и с помощью транспортира тщательно измеряет и сравнивает, комментируя. Как- то они сделались почти приятелями. Но разве стереть теперь это клеймо медицинского НИИ в Москве или этого Института Курортологии? Мечта казалась уплывающей, уносимой в небытие, как обломок вылизанной морем древесины у мола… Разве спорт существует для этого?

- Как дедушка?
На другом конце провода пауза.
- Лучше… Ты бабушку больше не спрашивай об этом… Переживает.
Он разменивал родительские деньги на «пятнашки» и спускался в этот переговорный пункт с горьковатым пластиковым запахом кабинок.
Ожидание. Придёт ли всё в норму, и как потом стереть воспоминания в истории болезни? Тревожно. Будто смотришь в огромное небо вопрошающим взглядом и даже не знаешь- видит ли, слышит ли оно тебя.
Балкон его номера выходил на знаменитую Мацесту. Там приходилось раздеваться догола и опускаться в ванну с тёмной водой. Какое же было разочарование и стыд, когда оказалось, что вода совсем не скрывает тела, а лишь тонирует, как сейчас сказали бы. Молодой женский персонал вгонял его в краску.

   Если спросить дедушку о войне, то потом едва ли не приходилось спасаться бегством. Обычно, с невнятными междометиями дед исчезал сам, и все попытки на этом заканчивались.
Тот парад в 41 году. Смотрел ли он на трибуну из кабины своего грузовика? Едва ли. Это как у Куприна: потерял направление со своим взводом- и всё, конец. Почти десять лет работы механиком. Такие мастера могли привести в рабочее состояние технику с помощью любого подручного предмета, едва не на ходу. Держать строй.

   Брат приглашал в НКВД. «Допросы? Нет, Серёж, я не смогу. Нет, нет, спасибо»…
Детдом. Училище… До Василия Блаженного рукой подать. Но как это далеко! Сколько всего может произойти. Об этом узнают в свой черёд внуки, маршируя под гром оркестра.
Снежный ноябрь. И всё под окнами дома. Там, за мостом- дом с аркой. Смотри- не смотри, разве различишь своих? Жена, трое ребят. Нет, он не отвлекался. Он уже многое знал о жизни. Он знал, когда надо бежать, даже не дослушав команду. Не потому, что страшно. Страх он опережал простодушным рвением: всё должно быть идеально. Всё должно быть честно- где бы ты ни оказался и чем бы ни пришлось заниматься… А брат уже готовился в подполковники. Допросы… Нет!

   На столе лежит бронежилет.
- Покажите на нём.
Он накладывает ладони одна на другую и делает несколько толчковых движений с амплитудой 5- 7 сантиметров прямыми в локтях руками:
- Голову нужно запрокинуть, зажать ноздри пальцами, оттянуть наружу язык, чтобы не западал, и сделать два- три выдоха в рот. Мы должны сохранить жизнь мозга до прибытия квалифицированной помощи, он должен получать через толчки крови необходимый минимум кислорода…
Экзаменатор удовлетворённо кивает головой:
- Пройдите на следующую точку.
Он, экзаменатор, работал в реанимации N-й больницы под новый 1980- й год. Теперь дослуживает в их Ведомстве, иногда принимая зачёты.

   Деда привезли вечером на Скорой помощи. Он видел его перед отъездом в санаторий курящим на лестнице в своей привычной чистенькой байковой рубахе.
- Горло не проходит,- и он как- то непривычно и нервно машет рукой. Болела внучка. Кажется, скарлатина.
Утром младший сын, пятый в семье деда, поехал навещать… «Руки ещё были теплые».

   Курортный проспект запомнился гарью. Я вспоминал об этом несколько лет назад по пути в Абхазию. Из окна автобуса невозможно было узнать ни одного места. Но Мацесту я всё- таки увидел, это совсем близко от горы Ахун, у подножия которой когда- то снимали комедию с Никулиным и Мироновым. («Официант, дичь!»)

   Терапия, призванная поднять на ноги моего деда, оказалась несовместимой с некогда перенесёнными на ногах никому не известными инфарктами. А возможный участник тех предновогодних бдений в N- й больнице многие годы принимал зачёты на одной из учебных точек у стареющего уже внука, которому никогда уже, видимо, не добиться идеального в своей жизни. И остается, разве что, честно признаться в этом.

15.03.21