Как заведено

В бабушкиной деревне, куда отец привозил меня в детстве каждое лето на своем видавшем виды Москвиче 412, таких как я жителей окрестных ПГТ называли «городскими». То ли с издевкой, то ли нет, я все же склоняюсь ко второму варианту, поскольку у тех ребят не было никакой иронии, сарказма, подлости – называйте это как хотите.
 
«Городские», которых набиралось от силы человека четыре, причем совершенно разных возрастов, никогда не держались друг друга, а старались как можно больше времени проводить в обществе смуглых выгоревших деревенских ребят, которые всегда знали, чем занять свободные часы (которых, к слову, было немало даже у подростков, которых начали припахивать по хозяйству).
 
Кроме традиционных детских развлечений вроде катания на велосипедах, самопальных мотоциклах и всех доступных видах транспорта, был у нас еженедельный ритуал: каждый субботний вечер, когда вся шпана оказывалась в сборе (даже те, кого привозили только на выходные), мы собирались на берегу плёса возле «водопада» - давным-давно разрушенной плотины. Первым делом разводили большой костер из соломы, плавника и валежника из соседнего ольшаника. Потом многие шли купаться, а самые лихие (конечно же, старшие из деревенских), даже прыгали с водопада – мне каждый раз казалось, что нырнувший уже не всплывет, разве что вверх спиной, но ребятам на удивление везло.
 
Когда солнце садилось, и последние купальщики переставали стучать зубами возле костра, кто-нибудь начинал рассказывать истории – обычно вымышленные или сильно приукрашенные. Были в них и домовые и русалки и сексуальные похождения рассказчика – все то, что цепляет юные души и заставляет верить каждому слову. Иногда кто-то приносил гитару и тогда вместо интересных рассказов приходилось слушать какофоническое бренчание и жалкие попытки исполнить очень плохие песни. Наверное, с тех пор я и невзлюбил струнные инструменты.
 
Здесь была вся наша жизнь – иногда она очень напоминала тот шумный поток, срывавшийся с обломков уничтоженной временем плотины. А то, что ждало дома, казалось антиподом бытия (пусть такие слова и не приходили в голову 10-летнего пацана). Однажды я спросил бабушку: «А почему люди должны жениться и заводить детей?», на что после минутной паузы получил ответ: «Так заведено». С тех пор все мое любопытство напарывалось на эту фразу – причем слышал я ее не только от бабушки, но и ото всех соседей. Иногда, лежа перед сном на своей взгорбившейся пружинной кровати и бессмысленно водя пальцем по стене, я представлял, как старики каждое утро себя «заводят» ключиком наподобие того, что был у моей любимой машинки. Такая ассоциация как-то примиряла с действительностью и помогала поскорее уснуть.
 
Бабушки не стало, когда мне только-только исполнилось четырнадцать – в середине мая, буквально за неделю до запланированного отъезда в деревню. В итоге в это лето я остался дома. Как и в следующее и через год. А потом неожиданно для себя и отца стал призером олимпиады и уехал учиться в Петербург. А в этом году осознал, что не бывал на родине предков уже десять лет и решил проведать свой дом, свой лес, свой водопад.
 
Бабушкина изба стояла с заколоченными окнами, но в остальном выглядела вполне жизненно: соседи регулярно окашивали бурьян, намеревающийся занять освободившееся пространство, и даже красили стены. Первым, кого мне довелось встретить в то утро, был сутулый сухопарый мужичок в грязных камуфляжных брюках и поеденной молью или временем майке. Попросил у меня «огоньку», пристально изучая чужака, а потом вдруг развел руки в стороны и вскричал, не выпуская изо рта папиросу: «Петька, да это ты что ли?!» Теперь и я понял, кто передо мной – Витя, один из «старших» деревенских, трудолюбие которого мне всегда ставили в пример. Теперь у него не хватало нескольких зубов, а половина из оставшихся металлически блестела в утренних лучах. Кашель выдавал запущенную болезнь, а трясущиеся, хоть и очень крепкие, руки – хронический алкоголизм. «Пашка я, Пашка, дурная твоя башка!» - смеясь, воспроизвел я фразу, которую повторял в детстве десятки раз.
 
Прошлись до водопада, делясь событиями из жизни. Витька ругал меня за равнодушие к родному дому и старым друзьям, говорил, что обязательно надо поскорее жениться и детишек завести (у него было двое, хотел бы еще, да денег совсем не платят, а малых надо как-то поднимать). «А это самое, не страшно там, в городе-то? Дышать нечем, машины везде снуют, вон по телевизору постоянно передают: стрельба, авария, теракт». Я попытался его переубедить, но понимания не нашел.
 
На поляне возле нашего водопада еще угадывалось старое кострище, хоть и изрядно заросшее травой. В воздухе угадывался неприятный аромат гниющей рыбы. Витька кивнул в сторону берега – весь он был покрыт мертвыми окунями, подлещиками и плотвой. На мой вопрос о причинах случившегося он лишь глубоко затянулся смятой папиросой и, прокашлявшись, загадочно произнес: «А бог его знает – наверное так заведено».