Сравнение наёмного и натурального рабства

     Зарплатное или наёмное рабство свойственно капиталистической общественной системе, когда работник теоретически свободен и работает по собственной воле, а на самом деле вынужден торговать собственной рабочей силой.  Именно при капитализме человек вынужден переходить в положение добровольного рабства, зачастую подчиняясь условиям работодателя ради того, чтобы выжить, так как все средства к существованию человека часто зависят от одной только заработной платы.

     Этот негативный термин используют, чтобы подчеркнуть аналогию между древним рабством и положением рабочего, зарабатывающего наёмным трудом, подчеркнуть сходства между рабовладением и наймом на работу, что возможность выбора в капиталистической системе иллюзорна. Ноам Хомский утверждает, что в современных демократических обществах демократический элемент распространяется в лучшем случае только на политическую систему, а экономическая система по-прежнему основана на диктате власть и богатство имущих, при котором большинству индивидов отводится второстепенная роль средств производства.

     С точки зрения критиков капиталистической системы, наёмное рабство превращает человека в специфическую форму товара на рынке труда, лишает его свободного времени, необходимого для полноценной жизни и развития, пагубно сказывается на здоровье.

     Сходство между рабством и наёмной работой было подмечено ещё в Древнем Риме Цицероном. Распространённая в средневековой России практика кабального холопства говорит о длительном историческом сосуществовании рабства и свободного выбора. До войны Севера и Юга в США сторонники рабства из южных штатов сравнивали условия жизни своих рабов с условиями, в которых приходилось жить и трудиться вольнонаёмным работникам в северных штатах.

     С наступлением промышленной революции многие мыслители сравнивали наёмный труд с рабством, критикуя частную собственность на производимые капиталистами средства для жизни, которые производятся трудящимися.  Но сами трудящиеся пользоваться ими для удовлетворения своих потребностям не могут в силу отчуждения их результатов труда по причине принадлежности этих средств для жизни владельцам средств производства, которые назначают цену и распоряжаются ими по своему усмотрению. Именно такую частную собственность на результаты труда в виде необходимых каждому средств для жизни, которые должны принадлежать всем по нормам от их общей производимой массы по количеству и квалификации труда и необходимо упразднить новыми социально-экономическими законами!

     Мнения о том, что работа только за зарплату близка к рабству, появились ещё в античные времена. Одним из первых было рассмотрение проституции как «временного рабства». Продажа себя в рабство на какой-то срок была одним из способов быстрее получить римское гражданство. Цицерон в своём трактате «Об обязанностях» отметил, что только невозможность прожить иначе заставляет наших поденщиков пахать землю, плодами которой им не придётся воспользоваться, а наших каменщиков — воздвигать дома, в которых им не придётся жить. Нищета гонит их на рынок, где они поджидают господ, которые соблаговолили бы их купить. Нищета вынуждает их на коленях умолять богача, чтобы тот позволил им обогащать его.

     Идею о том, что между наёмной работой и рабством имеется существенное сходство, в конце XVIII и в XIX веке часто высказывали как сторонники рабства (особенно в южных штатах США), так и противники капитализма (критиковавшие и систему рабского труда тоже). Некоторые защитники рабства на Юге утверждали, что работники на Севере «свободны только по названию, но на самом деле они рабы бесконечного тяжёлого труда», и что их рабы часто находились в лучшем положении, ибо за ними необходимо ухаживать, то есть лечить если заболеют, учить работать, если молодые и неопытные. Как за дорогим скотом. А наёмным деньги отдал и с рук долой. Это утверждение было частично подтверждено современными исследованиями, которые установили, что материальные условия жизни и труда рабов были «лучше, чем то, что обычно было доступно для лично свободных городских рабочих в те времена». В тот период Генри Торо написал, что «тяжко, когда над тобой есть надзиратель с Юга, ещё хуже — если с Севера; но хуже всего, когда ты сам себе надсмотрщик».

     Утверждение о том, что наёмные работники — это наёмные рабы, было не бесспорным. Многие аболиционисты в США, включая капиталистов из северных штатов, полагали такую аналогию ложной. Они считали, что наёмные работники не были «ни обманутыми, ни угнетёнными». Аболиционист и бывший раб Фредерик Дуглас сказал «теперь я сам себе хозяин», когда он получил оплачиваемую работу. Авраам Линкольн и республиканцы «не оспаривали утверждение о том, что человека, который всю жизнь был наёмным работником, можно сравнить с рабом», но они утверждали, что условия для них всё-таки разные: у наёмного работника есть шанс начать работать на себя в будущем, достичь самозанятости — а у рабов такой возможности практически нет.

     Э. П. Томпсон отмечал, что для британских рабочих конца XVIII — начала XIX веков «разрыв в статусе между нанятым наёмным работником, подчиняющимся хозяйским приказам и дисциплине, и свободным ремесленником, который мог работать только тогда, когда ему нужны деньги, был столь велик, что в системе ценностей общества сопротивление понижению статуса было огромным».

     Журнал «Член союза строителей» в 1830-х годах утверждал, что профсоюзы «будут бороться не только за то, чтобы меньше работать и больше зарабатывать — но и будут стремиться отменять работу только за зарплату, без социально-бытовых гарантий по труду.  Люди должны стать сами себе хозяевами и работать друг для друга, каждый для всех и все для каждого!  Труд и капитал более не должны быть разделены, а неразрывно соединены в руках трудящихся!» 
 
     Такая перспектива вдохновляла «Большой национальный консолидированный профсоюз» у которого в 1834 году была «двойная цель синдикалистских союзов: защита работников в рамках существующей системы и формирование ядер будущего социально справедливого общества», в котором профсоюзы «возьмут под контроль всё производство и распределение благ в стране»  (Thompson, 1966, p. 912.)

      «Исследования показали — подытожил Уильям Лазоник , что „рождённые свободными англичанине“ восемнадцатого века — даже те, кто, в силу обстоятельств, вынуждены были заниматься сельскохозяйственным наёмным трудом (батрачить) — упорно сопротивлялись переходу в капиталистическую мастерскую».

     Использование термина «наёмное рабство» организациями трудящихся берёт своё начало,  с протестов работниц из организации «Lowell Mill Girls»  в 1836 году. В дальнейшем этот термин употреблялся многими организациями трудящихся середины XIX столетия, с целью обозначить недостаток рабочего самоуправления. Однако к концу XIX в. он постепенно заменялся более нейтральным термином «зарплатная работа» (англ. wage work), по мере того, как организации трудящихся стали уделять больше внимания росту заработной платы, нежели несамостоятельности наёмных работников.

     В соответствии со словами Фридриха Энгельса: «Раб продан раз и навсегда, пролетарий должен сам продавать себя ежедневно и ежечасно. Каждый отдельный раб является собственностью определённого господина, и, уже вследствие заинтересованности последнего, существование раба обеспечено, как бы жалко оно ни было. Отдельный же пролетарий является, собственностью всего класса буржуазии и его труд покупается только тогда, когда кто-нибудь в этом нуждается, и поэтому его существование не обеспечено.»

     Так как купленный раб является собственностью хозяина, его ценность для владельца в некотором смысле выше, чем ценность работника, который может уйти, может быть уволен или заменён. Рабовладелец, выражаясь финансовым языком, делал большие инвестиции в своего раба (покупая и обучая его), нежели в своего наёмного работника, которому платил только зарплату.

     По этой причине, во время экономического спада невольники не могут быть уволены, как наёмные работники. Вместе с тем, «наёмный раб», как и раб настоящий, может получить травму или увечье, из-за которого его цена на рынке труда снизится (вплоть до нуля — при полной потере трудоспособности).

     В этом случае, при отсутствии социального обеспечения и социальных гарантий, и тот, и другой могут быть обречены на смерть. В XIX веке условия жизни американских рабов улучшились по сравнению с XVIII в. и, как утверждали историки Фогель и Энгерман, документы плантаций показывали, что рабы стали работать меньше, чем раньше.

     Даже их питание стало лучше, а телесные наказания стали применяться лишь изредка — то есть материальные условия существования рабов в XIX в. стали «лучше, чем обычно доступные для свободных городских чернорабочих в те времена».

     Это произошло отчасти из-за рабовладельческих психологических стратегий в экономической системе, отличной от системы капиталистического наёмного рабства. По словам Марка М. Смита из «Общества экономической истории»,  «такой патернализм (пусть назойливый и тиранический), который проявляли хозяева, и методы, которые использовали рабы, чтобы в какой-то мере манипулировать хозяином, сделали попытки рабовладельцев установить капиталистические режимы работы на своих плантациях неэффективными и таким образом позволили рабам добиться некоторой автономии».

     Подобным же образом, различные стратегии борьбы были восприняты наёмными работниками, которые, объединяясь, создавали свои профсоюзы, кассы взаимопомощи, партии и другие общественные организации, легальные или подпольные,  которые в процессе борьбы способствовали повышению их уровня жизни со времён начала промышленной революции.

     Но несмотря на всё это, производственные травмы и профессиональные заболевания продолжают уносить жизни как минимум 2,3 миллионов рабочих в год по всему миру, а «от 184 до 208 млн рабочих страдают от профессиональных заболеваний». Ещё около 270 млн случаев телесных повреждений «вызваны предотвратимыми факторами на рабочем месте».

     В отличие от раба, наёмный работник может (кроме случаев безработицы или отсутствия вакансий) выбирать работодателя, но обычно этот выбор невелик, а попытки установить рабочий контроль над бизнесом работодателя могут привести к насилию и другим нежелательным последствиям.

     В некоторых случаях наёмный работник может выбирать либо работу у одного лишь работодателя, либо бедность и голод. Если раб откажется работать, к нему могут быть применены различные наказания: от лишения пищи до побоев; однако экономически рациональный рабовладелец скорее использует положительную мотивацию, чтобы достичь лучших результатов и не потерять свои вложения в дорогостоящего раба.

     Исторически рабы могли заниматься самой разной деятельностью, занимать различные должности и иметь различный статус в обществе — почти так же, как и свободные люди; это показывает некоторые сходства между натуральным и наёмным рабством.
   
     Вероятно, наёмное рабство, как и обычное, не присуще неизменной природе человека, но представляет собой специфическую реакцию на материальные и исторические условия, которая воспроизводится в жителях, в общественных отношениях,  в идеях и в общественных формах повседневной жизни.

     Тот факт, что сторонники наёмного рабства победили сторонников классического рабства в войне Севера и Юга и как бы выиграли у них легитимность своей общественной системы в ходе некоего «соревнования», зачастую мешает видеть сходства между наёмным и обычным рабством. И у тех, и у других были очень позитивные оценки и аргументы в свою пользу, и те, и другие стремились оговорить своих оппонентов.

       Сами работники также отмечали сходство между обычным и наёмным рабством. Например, в XIX в. «Lowell Mill Girls», которые, насколько известно, ничего не знали про европейский марксизм или анархизм, осудили «деградацию и субординацию» новой развивающейся индустриальной системы.  Также «новый дух эпохи: добывать богатство, забыв про всех, кроме себя», поддерживали требование о том, что «те, кто работают на ткацких фабриках, должны принадлежать себе».

     Эмма Гольдман, эмигрантка США из России,  ярко осудила наёмное рабство, сказав: «Единственное отличие наёмного рабства от натурального в том, что вы нанимаете рабов, вместо того, чтобы силой удерживать их».

    Правда, есть и ещё одно отличие. При определённых законах рабовладельческого государства рабовладельцы обязаны были обеспечивать рабов жильём, питанием, одеждой и временем для отдыха!  Но нормы всего этого часто не указывались.

     А ведь если создать систему по планированию производства средств для жизни при честном и справедливом нормировании труда и отдыха, а законом утвердить достойные человека нормы их потребления, то какие проблемы по созданию общества социальной справедливости, при некоторых привилегиях владельцев средств производства?  Только кому это в варварской России нужно…

     Защитники системы наёмного труда, как и защитники рабства, связывали зависимость одного человека от другого с зависимостью человека от природы; они утверждали, что иерархия и социальная система особых производственных отношений присуща природе человека, и что она не более насильственная, чем сама реальность жизни.

     Согласно этой точке зрения, любая попытка из лучших побуждений изменить такой статус-кво без изменения социально-экономических законов общества — наивна, утопична и приведёт только к ужесточению условий жизни!  Лидеры существовавших на протяжении длительного времени рабовладельческих и капиталистических обществ утверждали, что именно их общественная система обеспечивает богатство и процветание общества.  Наверное обществом эти лидеры считали только себя.

     И те, и другие, в некотором смысле, создавали рабочие места и делали рискованные инвестиции. Например, рабовладельцы тоже рисковали, как и предприниматели при капитализме; так, они могли потерять деньги, вложенные в покупку дорогостоящих рабов, которые потом могли заболеть или умереть.  При анархии производства продукта рабовладельческих хозяйств эта продукция могла не пользоваться хорошим спросом на рынке, что могло ухудшать условия жизни рабов и рабовладельцев. Наконец, хоть изредка, но и обычный, и наёмный раб мог стать хозяином (иногда через тяжёлую работу, иногда иным образом).

     Истории типа «из оборванцев в миллионеры» иногда случались при капитализме; однако «превращение раба в хозяина» тоже случалось в местах вроде колониальной Бразилии, где рабы могли выкупать свою свободу и потом становиться предпринимателями, самозанятыми ремесленниками и даже рабовладельцами. Некоторая социальная мобильность существовала и при рабовладельческом строе, и при капитализме — вопреки заявлениям критиков концепции наёмного рабства о том, что у наёмного работника всегда есть возможность собственными усилиями изменить свой социальный статус, а у раба не могло её быть.

      Антрополог Дэвид Грэбер отмечает, что первый известный в истории наёмный труд — хоть в античной Греции или Риме, хоть в городах-государствах малайцев и суахили на островах Индийского океана — фактически был сдачей рабов в аренду (обычно хозяин-арендодатель получал часть денег, заработанных рабом, остальное оставалось последнему на пропитание). Такие договорённости, по Грэберу, имели много общего с рабством в Новом Свете (в США и Бразилии). Сирил Джеймс утверждал, что большинство способов организации труда фабричных рабочих во времена промышленной революции были ранее опробованы на рабовладельческих плантациях.

     В конце XIX в. использование термина «наёмное рабство», как и его значение, снижалось. В конце XIX столетия термин «наёмное рабство» стал использоваться реже, по мере того как рабочие организации вроде «Рыцарей труда» и «Американской федерации труда» постепенно перешли от идей рабочего самоуправления к профсоюзной идеологии. В основном, это было вызвано бурным развитием промышленного производства после индустриальной революции и возникшим в результате этого доминированием наёмного труда. Другим фактором была иммиграция и демографические изменения, приведшие к разногласиям между рабочими на национальной почве.

     Так, Халгримсдоттир и Беноит указывали на то, что всё увеличивающаяся централизация производства привела к усилению конкуренции между работниками, к снижению заработной платы и постепенной потере компетентности и независимости квалифицированных рабочих. Это означало, что «критика, рассматривающая любую наёмную работу как рабство и избегавшая требований „рабочей концессии“ для создания республики производителей (через профсоюзы, забастовочные фонды и т. д.) была намного менее убедительной, чем та, которая рассматривала рабство как наёмную работу за очень низкое вознаграждение».

     Некоторые антикапиталистические мыслители из числа власть и богатство имущих заявляли, что элита поддерживает наёмное рабство и разобщение рабочего класса, пользуясь своим влиянием на средства массовой информации и развлечений. А также своей буржуазной пропагандой в образовательные учреждения, с помощью несправедливых законов, националистической и корпоративной пропаганды.  Всяческое стимулирование к принятию ценностей, угодных правящей верхушке, прямого государственного насилия, страха перед безработицей, наконец, при помощи «исторического наследия» в виде эксплуатации и накопления/перераспределения прибыли при прежних экономических системах. Под это была подведена определённая экономическая база и политэкономическая теория.

     Так, даже Адам Смит в своё время отмечал, что работодатели часто вступают в тайные сговоры между собой, чтобы поддерживать низкий уровень зарплат.  Интересы торговцев в любой отдельно взятой отрасли торговли или производства — всегда в некоторых аспектах отличаются от общественных интересов, и даже противоречат им. Эти люди обычно заинтересованы в том, чтобы обманывать и даже подкупать общественность. Мы все знаем о союзах трудящихся, но если кто-то воображает на сей счёт, будто бы хозяева редко объединяются, — значит, он просто не разбирается в этой теме. Работодатели всегда и везде находятся в некоем союзе между собой, в согласии не повышать оплату труда выше определённого уровня.  Но трудно ли предвидеть, какая из двух объединившихся сторон получит (при всех обычных обстоятельствах) преимущество  и заставит другую сторону согласиться с предложенными условиями.

     Концепция наёмного рабства предположительно восходит к докапиталистическим деятелям, таким как Джерард Уинстенли (1609—1676)  (радикальное христианское движение диггеров в Англии), который основал близ местечка Кобем колонию диггеров, ставшую первым в новой истории коммунистическим экспериментом, а в 1649 г. в своём памфлете «Новый закон добродетели» написал, что при определённых законах «не будет ни покупки, ни продажи, ни ярмарок, ни рынков и вся Земля будет общей сокровищницей для каждого человека,  где  каждый будет трудиться для всех и все для каждого и никто не будет господином над другими, но каждый будет хозяином самому себе».

     Ещё Аристотель утверждал, что «граждане не должны жить механической или меркантильной жизнью (ибо такая жизнь — постыдная и враждебна добродетели)». А Цицерон в 44 г. до н. э. написал: «вульгарны средства к существованию всех наёмных рабочих, которым мы платим всего лишь за ручной труд, не за художественное мастерство; в их случае то жалование, что они получают — залог их рабства». В чём-то подобную критику высказывали и некоторые сторонники либерализма, такие как Генри Джордж, Сильвио Гезелль, Томас Пейн, а также католические дистрибутисты.

     По Марксу и анархистам вроде Бакунина и Кропоткина, наёмное рабство имеет классовую природу и обусловлено либо отсутствием справедливых законов, либо действенных служб обеспечения законности!  А то, что буржуазное государство с монополией капитала и властью буржуазии должно смениться на социалистическое государство с монополией законов о социальных гарантиях по труду и властью сторонников такого закона,  у Маркса ещё в первом томе Капитала было написано! Но кто в России читает Маркса?  При советской власти на него, как на икону при царях, только молиться учили…