Ну, тогда наливай

 Я сидел на диване у себя в комнате с головой погруженный в Бродского и даже не сразу заметил, как ко мне подошла жена. Всё это время она находилась на кухне откуда до меня доносился приятный запашок чего-то жаренного.

    - Чем ты здесь занимаешься, - спросила она меня, удивленная тем, что я уже целый час, уединившись в своей комнате, не подавал никаких признаков жизни.

    - Читаю Бродского, - спокойно ответил я.
    - Ну, и как, впечатляет?
    - Не то слово. Знаешь, чем больше я его читаю, тем больше ощущаю собственную неполноценность. А это, я тебе скажу, чувство не из приятных. Жена недоуменно взглянула на меня. Я хотел было сказать ей ещё что-то типа того, что я немного пошутил и не надо уж слишком серьёзно относиться ко всему мною сказанному, но в этот момент в дверь неожиданно позвонили. Пришел мой старый знакомый, Георгий, большой любитель философской тематики, чем я обычно и пользовался, пытаясь время от времени вовлекать его в, интересующие меня, философские беседы. Мне почему-то сразу показался его приход весьма кстати. - Вот кто меня безусловно поймет - подумал я тогда.

    Мы удобно расположились в моей комнате, и я неожиданно задал ему давно мучивший меня вопрос.
    - Знаешь ли ты - спросил я его - отчего люди выпивают?
    Признаться, он не ожидал от меня такого начала нашей беседы, хотя ему и не впервой было выслушивать от меня всякую дребедень, которую я всегда пытался подать ему в таком виде, чтобы вопросы, которые я ставил перед ним, казались ему по возможности менее глупыми, чем они были на самом деле.

   Удивленно посмотрев на меня, Георгий сказал, - мне почему-то кажется, что у тебя уже есть на это ответ и мне даже будет очень интересно узнать его именно от тебя.
    - Ох, и хитер же ты, - сказал я ему, - но на этот раз ты попал в самую точку. Поэтому я не буду больше испытывать твое терпение и отвечу тебе сразу. Многозначительно взглянув на своего собеседника, который с интересом смотрел на меня, я, тоном человека, сделавшего важное открытие, торжественно произнес, - люди выпивают от осознания собственной неполноценности.

    Очень довольный своим умозаключением, я ждал от моего друга какой-нибудь реакции, возможно даже положительной. И действительно, сделав небольшую паузу, которая видимо была ему необходима для того, чтобы как-то определиться с ответом, он сказал, - а ведь ты совсем не далёк от истины, как это может показаться на первый взгляд.  Самолюбие ведь, это наша ахиллесова пята. И когда оно бывает задето, мы зачастую вспоминаем о нашей палочке-выручалочке. Хотя тогда, - продолжил он, немного подумав и лукаво взглянув на меня, - становится не совсем понятным, -  отчего же пьют гении?

     Надо сказать, что этим вопросом я был застигнут врасплох. Я не знал, что ответить и ляпнул первое, что пришло мне в голову.
     - Думаю, сказал я, - они выпивают от осознания неполноценности окружающих, -  и тут же добавил, - вот она - основная причина алкоголизма, - произнес я тем же голосом человека, совсем недавно сделавшего выдающееся открытие и не желающего останавливаться на достигнутом.  - Мы ведь постоянно чем-то недовольны, - то мы бываем недовольны собой, то окружающими, то ещё чем-то. Такова, вероятно, наша природа, - продолжал я развивать свою мысль дальше. - Но надо отдать нам должное, на вызовы этой самой нашей природы мы нашли достойный ответ.

    Георгий сделал небольшую паузу, как бы обдумывая только что сказанное мною, а потом вдруг многозначительно произнес - ну тогда наливай.
    - Что так сразу?
    - Да, сразу, потому, что у меня как раз возникли проблемы с самооценкой и я был бы не прочь немного подлечиться, а заодно, и на деле проверить, как работает твоя алкогольная гипотеза.
     - В таком случае мне определенно нравится твоя решимость разобраться с этим вопросом сейчас же - ответил я ему, и в моем голосе тоже чувствовалось нетерпеливое желание поскорее определиться с моими предположениями.
     С этими мыслями я решительным шагом подошел к бару и не без удовольствия извлек оттуда бутылку коньяка и две фигуристые рюмки.

    Удивительное дело, но мне показалось, что уже после третьей выпитой нами рюмки наша самооценка настолько повысилась, что не у меня и не у моего друга никаких сомнений относительно эффективности действия моей гипотезы уже не оставалось. Более того, ощутив на себе ее благоприятное действие, мы тут же возвели её в ранг теории, за что и была выпита еще одна рюмка, а потом ещё, и ещё одна.
    К сожалению, о том, что случилось после этого я, по понятным причинам, сказать ничего не могу. Хотя отчетливо помню лишь то, что на столе, почему-то стояли уже три бутылки коньяка, две из которых были абсолютно пусты. Думаю, Бродский нас поймет, и не осудит, с кем не бывало.
   
    На следующее утро, после бурно проведенного вечера, голова гудела и срочно требовала кислорода. Одевшись на скорую руку, я довольно быстро оказался на улице. Хотя, пройдя всего лишь несколько метров, я сразу понял, что слишком долго находиться в вертикальном положении в моём состоянии я никак не смогу. Поэтому недолго думая, я направился к стоящей неподалеку скамейке. На ней я бывало частенько высиживал, когда чувствовал себя немного уставшим или, когда просто хотелось уединения и покоя. Скамейка эта стояла в укромном месте в тени деревьев и как будто специально была предназначена для людей, склонных к раздумьям и одиночеству. Я уже почти вплотную подошёл к моей спасительнице, как вдруг увидел, что несмотря на раннее утро там уже сидел человек. Приглядевшись повнимательнее к объекту моего удивления, я неожиданно узнал в нём моего друга, - Георгия, с которым мы вчера чуть-чуть перебрали. Лицо его выражало страдание. Он сидел тихо, с бутылкой пива, которую он нежно прижимал к своей груди, как нечто очень ценное и важное для него в ту минуту.

    Взгляды наши встретились, но как-то без особого энтузиазма, на большее просто в тот момент у нас не было сил. Мы смотрели друг на друга довольно виноватыми глазами, выражающими некоторое смущение за вчерашнее. Однако несмотря на наше состояние, требующее лишь тишины и спокойствия, мы оба были обрадованы нашей встрече. Его величество случай всегда лучше знает, что нам в действительности бывает нужно и спорить с ним, особенно в таком состоянии, в котором мы сейчас находились, было бы, конечно, совершенно бесполезно. Я присел рядом и тут же почувствовал себя намного лучше.

     Какое же это приятное ощущение просто сидеть и смотреть в никуда, наслаждаясь свежим весенним утром. Несколько, удачно произведенных мною, глубоких вздохов окончательно вернули меня к реальности, которая за мгновение до этого казалась для меня безвозвратно потерянной. Верным признаком того, что я постепенно начинал приходить в себя после вчерашнего было то, что меня вдруг потянуло на философию, (со мной это случается довольно часто), тем более, что рядом сидел человек, который тоже очень любил размышлять на темы нашего бытия и почему-то всегда отстающего от него сознания. Я посмотрел на него и мной вдруг овладело непреодолимое желание втянуть его в очередную философскую авантюру. Раньше я частенько прибегал к этому средству приведения моего друга в более или менее адекватное состояние, и надо сказать, что этот мой приём никогда ещё меня не подводил. Так отчего же не применить его ещё раз, - подумал я, и решил задать моему другу вопрос, волнующий меня особенно в последнее время, когда время начинает вдруг бежать слишком быстро и возникает ощущение, что надо спешить, а то не успеешь. Конечно, чувство это довольно глупое, но что-то в нём всё же есть и поэтому игнорировать его совсем я, пожалуй, пока не буду.
    Посмотрев на Георгия ещё раз, я убедился в том, что он после очередного глотка спасительного напитка способен слушать меня и возможно даже как-то более или менее адекватно реагировать на мои рассуждения. Поэтому я, тоном человека, не совсем уверенного в том, что он делает, но всё же решившегося, наконец, на нечто очень серьёзное и даже немного ответственное, спросил его, - а кто мы, вообще такие? – Задав другу этот, на мой взгляд, довольно сложный философский вопрос, я тут же понял, что сделал это не зря, т.к.  его, до этого момента довольно бессмысленный, взгляд вдруг засиял новыми красками, свидетельствующими о том, что есть темы, на которые мой друг может говорить, находясь в любом состоянии, включая даже сегодняшнее.  Я также понял и то, что мне, по-видимому, сейчас предстояло услышать, никогда не оставляющие меня равнодушным, его рассуждения по поводу совершенно необыкновенного нашего, человеческого пребывания на этой грешной земле. Увидев, что мой друг не торопится с ответом, я решил заполнить паузу и ещё раз повторил свой вопрос:
    - да, да, кто мы такие, - спросил я у него, - и как оказались в этом гигантском транспортном средстве со странным названием земля, под завязку заряженном мощнейшей энергетикой, не менее странного светила под названием - солнце? И вообще, что в этой дружной компании, делает, появившаяся невесть откуда луна, которая, как оказалось, тоже в деле? Мы что - частица, прописанного до мельчайших подробностей, плана великого создателя или ошибка программы некоего суперкомпьютера, сбой которой случайно привел к возникновению всего сущего?
    Георгий внимательно меня слушал, как бы давая мне возможность получше сформулировать мою мысль, а потом убедившись, что я, наконец, закончил, сказал:
    - Кто его знает, ведь всё великое, так или иначе возникает случайно, а осознание этого лишь наполняет нас ощущением гордости за, выпавшую на нашу долю, неожиданную удачу, и одновременно печалью от того, что ведь могло всё сложиться для нас и намного лучше. Но, как говорится дареному коню в зубы не смотрят.
    - И мы покоряемся судьбе? - Спросил я.
    - А что ещё нам остаётся делать. Обидно конечно, что мы реально одиноки и до нас никому нет никакого дела, хотя, чем черт не шутит и мы на самом деле всего лишь часть таинственного эксперимента, чего-то такого, о котором мы ничего не знаем и, если это действительно так, то никогда, наверное, и не узнаем. Хотя, если это на самом деле так, то, это по меньшей мере нас очень даже оскорбляет, совсем не хотелось бы играть роль подопытных кроликов, пусть даже очень уважаемых нами высших сил.
    - Но ведь достоверно, все равно никому ничего не известно, - произнес я уверенным в своей правоте голосом, - есть лишь множество нами же выдуманных версий, таких же, видимо, несовершенных, как и мы сами.
    - В конце концов мы порядком подустали от всей этой неразберихи, - продолжил мой друг, - Надоело постоянно вглядываться в пустоту, где всё так расплывчато и туманно, во всяком случае для нашего понимания. Но, надо отдать нам должное, что и в этих совершенно для нас невыносимых условиях мы все же решаемся на нечто большее, чем простое уныние или пассивное созерцание происходящих с нами событий. Утопия? Можно и так сказать, но утопия достойная уважения. Вопреки козням церкви мы шаг за шагом, всё же пытаемся приоткрыть завесу тайны бытия. Конечно, до финала нам ещё очень далеко. К тому же, время от времени нас не покидает, подогреваемое церковью горьковатое на вкус, чувство нашей абсолютной ограниченности и неспособности познать замысел.
    - Это ведь унижает, наверное, не правда ли? - спросил я.
    - Ещё как. Хочется спорить, не соглашаться и всё же надеяться, хотя уже, в основном, только на себя. Надежда ведь - это то единственное, что остаётся у нас, находящихся в почти что безвыходном положении. Но это, как не странно, только добавляет нашим действиям адреналина, и мы даже готовы на удивление многих к дерзким технологическим прорывам.
    - А тем временем, - не боясь прервать нить разговора, решил я высказать своё мнение, - отдавая дань нашим слабостям, мы, возможно от скуки или по привычке, готовы время от времени предаваться порокам.
    - Ничего не поделаешь, как бы соглашаясь со мной, продолжил мой друг, - такова уж наша человеческая природа. Она умеет быть одновременно и низкой, и возвышенной, и подлой, и благородной, бессмысленной и необыкновенно целенаправленной.
    - Но всё же кто мы, - не унимался я - чей-то гениальный замысел или случайное стечение роковых для нашего появления на свет обстоятельств?
    Мой друг задумался на мгновение и потом продолжил.
    - А какое это имеет, в конечном счёте, значение. Мы есть и это, видимо, самое главное.
    - Твоя правда, - сказал я и добавил, - меньше знаешь, лучше спишь.
    - Ну, это ещё как сказать, но на эту тему давай поговорим как-нибудь в другой раз, а пока позволь меня угостить тебя пивом, это на мой взгляд, в наших условиях лучшее на что мы теперь способны.
    - С удовольствием приму твоё предложение - заметил я, - тем более, что я уже довольно долго смотрю на твою бутылку с нескрываемой завистью. Не успев закончить фразу мы как по команде встали и направились в ближайший магазин, желая получить там то, в чём мы теперь оба действительно сильно нуждались. Ну а философия пока подождёт мы и так сегодня слишком много времени ей уделили. Теперь нас ждало прохладное пиво и это обстоятельство, как ни что другое в этот момент вселяло в нас уверенность в своей правоте.  Во всяком случае нам тогда так казалось, а может быть в действительности так оно и было. Трудно сказать.