Вильгельм Гауф. Харчевня в Шпессарте

   Много лет назад, когда в Шпессарт* вели дрянные дороги и путники встречались на них не так часто, как сейчас, через тот лес пробирались два молодых подмастерья: один, ему могло быть лет восемнадцать, был кузнецом-инструментальщиком, второму же, золотых дел мастеру на вид едва минуло шестнадцать и то было, пожалуй, первое его странствие по свету. Уже приближался вечер и тени исполинских пихт и буков ложились на тоненькую тропку, которой оба и пробирались. Кузнец браво шёл вперёд и насвистывал песенку, также болтал он со своим псом Мунтером и казалось, что не сильно-то он и горевал о том, что ночь уже не за горами, а ночлег ещё ой как далёк, Феликс же, ювелир выглядел этим весьма напуганным. Когда ветер шелестел кронами деревьев, чудилось ему, что слышит он шаги за собой; когда кусты то там то тут склонялись вместе и разъединялись вновь, юноше чудились за ними подстерегающие его фигуры.
   
   Однако молодой златокузнец не был суеверным или малодушным; в Вюрцбурге, где он учился, средь своих товарищей слыл он бесстрашным малым с праведным и пламенным сердцем, но сегодня пришлось ему особенно храбриться. Кое-что ему рассказали о Шпессарте: что в тех местах, должно быть, орудует шайка головорезов, ибо многих путников уже ограбили, а иные сказывали и о страшных убийствах, что здесь происходили, посему он немного опасался за свою жизнь, ибо шли они вдвоём и едва ли могли бы справиться с бандой вооружённых головорезов. Частенько он сожалел, что отправился вместе с кузнецом искать привал вместо того, чтобы остаться на ночлег у кромки леса.
   
   - Если я сегодня ночью буду бит до смерти и лишусь жизни и имущества, которым владею, то будет это на твоей совести, ибо ты меня уболтал идти в этой страшный лес.

   - Не будь трусишкой, -  ответил ему тот, - истинному подмастерью и вовсе бояться нечего. Что же ты думаешь, что господа шпессартские душегубы окажут нам такую честь, напав на нас и убив? Чего ради им стараться? Ради нескольких парадных платьев у меня в котомке да горстки пфеннингов, что и талера в сумме не наберут? Тогда нужно нам было следовать с четырьмя навьюченными носильщиками, разодетыми в шелка и злато, чтобы они сочли нужным отправить хоть одного из нас на тот свет.

   - Постой! Неужели не слышишь, как кто-то свистит в лесу? - испуганно закричал Феликс.

   - То был ветер, что прошелестел кронами; иди дальше, больше этого не повторится.

   - Не, это ты конечно хорошо сказанул про смертоубийство, - продолжил ювелир, - тебя-то они спросят, что с собой, обыщут и возьмут всего-то выходное платье, гульден и тридцать крейцеров, да и отпустят восвояси, а меня-то как пить дать прибьют, потому как у меня с собой и золото и всякие драгоценности.

   - Ой, с чего бы им из-за этого тебя убивать? Вот выйдут четверо али пятеро из кустов, ружья заряженные на нас нацелят и так вежливо спросят: "Господа хорошие, что вы с собой несёте и не будет ли вам удобно разделить с нами тяжесть вашей ноши?" - или прочие скажут тому подобные выражения, тогда ты, не будь дурак, не откроешь ли сам свою котомку и не выложишь ли как миленький и жёлтый свой жилет, и синий свой костюм, две рубашки  и все свои бусы, браслеты и гребни и всё остальное, что имеешь, и не поблагодаришь ли вежливо за твою же жизнь, которую тебе подарят?

   - Даже так? Не думаешь ли ты? - возразил ему Феликс, - что суждено мне отдать драгоценности, которые я несу для самой фрау Пате, известной графини? Ни за что! Скорее я расстанусь с жизнью, лучше пусть меня на лоскуты порежут!  Ужель не заменила она мне родную мать  с десяти лет воспитывая меня? Ужель считала она те деньги, что тратила на моё обучение, одежду и прочее? И теперь, когда я могу посетить её и принести сделанную собственными руками вещь, которую она заказала у мастера, теперь, когда я могу ей продемонстрировать всё вложенное в это украшение мастерство, должен я всё отдать, а сверху и подаренный ею жёлтый жилет? Нет, я лучше умру, чем отдам злодеям драгоценности моей госпожи Пате.

   - Не будь глупцом, - воскликнул кузнец, - если тебя убьют, то твоя графиня и так не получит свои драгоценности, поэтому лучше отдать им всё, но сохранить свою жизнь.

   Феликс не ответил. Ночь уже полностью вступила в свои права; в неуверенном свете нарождающейся луны едва ли хоть что-то можно было разглядеть хотя бы в пяти шагах перед собой и юноша, насторожившись ещё более, держался ближе к товарищу, и никак не мог решить, одобрять ли его речи и умозаключения или нет. Ещё примерно час они так шли и тут забрезжил вдали огонёк. Юный ювелир заметил, что бдительности терять не стоит, ибо то может быть и разбойничий вертеп; кузнец же ему разъяснил, что пещеры и разбойничьи вертепы расположены как правило под землёй, а это должно быть трактир, который описал им как-то один прохожий ещё на окраине леса.
То было длинное приземистое здание, перед которым стояла телега, а поодаль, в стойле, слышалось лошадиное ржание. Кузнец показал товарищу на окно с открытыми ставнями и встав на цыпочки, они смогли рассмотреть горницу.
У печи в кресле дремал мужчина, судя по одежде возница, но также, пожалуй, мог он быть и хозяином телеги, стоявшей перед воротами. По другую сторону печки сидели женщина с девушкой и пряли; за столом у стены сидел мужчина, со стаканом вина перед собой, подперев руками голову так, что лица было и вовсе не видать, но по одежде кузнец смог бы отметить, что господин должно быть принадлежал к благородному сословию.
Ещё когда они так всматривались, в доме подала голос собака; кузнецов пёс Мунтер отозвался и высунувшаяся из дверей служанка взглянула на чужаков.

   Им пообещали, что смогут найти и стол и кров; путники вошли и, положив в углу шляпы, тяжёлые узлы и шесты и сели за стол к господину. От их приветствия тот выпрямился и пред глазами товарищей предстал изысканный молодой человек, приветливо ответивший на их приветствие.

   - Задержались вы в пути, - промолвил он, - ужель не страшно вам в такую темень пробираться через Шпессарт? По мне так лучше в этом кабаке лошадь в стойло поставить, чем в этой местности ещё час проскакать.

   - Однако тут вы правы, господин, - ответил кузнец, - звон добрых подков - сладкая музыка для ушей этого отребья, что манит их ещё за час до вашего появления; но ежели несколько подмастерьев пробираются сквозь лес, те люди, которых разбойники скорее сами чем-нибудь одарят, то [ради такого душегубы] и носу на улицу не покажут.

   - То, пожалуй, ваша правда, - вмешался в разговор разбуженный приходом чужаков возница, подойдя к столу, - денег у бедняка они, пожалуй, отбирать не будут, но бывали примеры, что грабители просто забавы ради прибивали, а иной раз заставляли вступать к ним в шайку да самим вместе с ними промышлять грабежом да разбоем.

   - Ну, если всё так обстоит с этими людьми  в лесу, - заметил золотых дел мастер, - то действительно мало нам надежды на защиту в этом доме. Нас здесь только четверо, с батраком пятеро; если им приглянется дом, чтобы вдесятером сюда ввалиться, что мы против них сможем? И сверх того, - тут он приглушенно зашептал, - кто сможет нам поручиться, что эти трактирщики - честные люди?

   - Тут можно отбросить сомнения, - ответствовал ему хозяин телеги, - уж более десяти лет знаю я эту харчевню и никогда не делали мне здесь никакого зла. Трактирщик редко бывает дома ( поговаривают, что занимается он виноторговлей), жена же его агнец, что и в злонравии-то не заподозрить; нет, здесь, господин, вы не правы!

   - И всё же, - взял слово благородный юноша, -  всё же не хотел бы я отменять то, что было сказано ранее. Ужель никогда не слышали вы слухи о людях, что бесследно сгинули в этом лесу? Некоторые говорили, что переночуют в этом трактире, и когда две или три недели о них ничего не было слышно, начинали расследовать их маршрут да и здесь, в трактире о них спрашивать, да только здесь таких не видали; однако подозрительно всё это.

   - Видит Бог! - воскликнул кузнец, - мы бы поступили куда разумнее, расположились на ночлег под ближайшим же раскидистым деревом, нежели здесь в четырёх стенах, где и думать нечего о том, чтобы сбежать, если они сперва запрут дверь, ведь через окна тоже не выйти!

   Над этой речью все крепко задумались. Уже не казалось столь невероятным, что лесной трактир вольно или невольно оказался заодно с разбойниками. Оттого ночь представлялась им чем-то опасным, ибо иногда слышали они истории от путешественников о том, как нападали на спящих, лишая их жизни; никто не хотел такой судьбы, да к тому же и часть постояльцев была столь стеснена в средствах, что не могла себе позволить потерять и часть своего имущества. Мрачно и угрюмо смотрели они в свои стаканы. Благородный юноша мечтал скакать рысью на своём скакуне по открытой безопасной местности, кузнец хотел бы, чтоб рядом в качестве охраны были бы его двенадцать товарищей, вооружённых дубинками, Феликс, золотых дел мастер, боялся больше за драгоценности своей благодетельницы, чем за свою жизнь; возница же несколько раз задумчиво выпустив дым из своей трубки перед собой, тихо произнёс:

   - Господа! По крайней мере нас не должны застать спящими врасплох. Я в свою очередь намерен бодрствовать всю ночь, если один из вас составит мне компанию.

   - Я тоже хочу! - И я! - вскричали трое остальных.

   - Всё равно мне сегодня не заснуть, - добавил к этому благородный господин.

   - Нусс, тогда надо чем-то себя занять, коли все остаёмся бодрствовать, - произнёс возница,  - думается мне, что коли нас сейчас здесь четверо, то можем и за картами скоротать ночку, да и в сон не потянет.

   - Я никогда не играл в карты, - возразил благородный юноша, - по крайней мере состязаться с вами я не смогу.

   - Да и я совершенно не умею играть, - добавил Феликс.

   - И с чего же нам начать, коли мы не играем? - задумчиво промолвил кузнец, - спеть? Нет, не годится, только отребье подманивать; загадывать друг другу загадки да шарады, так это тоже недолго продлится. А знаете что? А если мы друг другу что-нибудь расскажем? Весёлое, иль грустное, правда или выдумки - а всё равно продержит в бодрости и скоротает время не хуже карточной игры.

   - Я буду только рад, если вы такое затеете, - сказал юный господин усмехнувшись, - вы-то, молодые ремесленники, всякие земли обошли и можете кое-что рассказать; в каждом же городе есть свои легенды и истории.

   - Да-да, кое-что слышали, - ответствовал кузнец, - а такие господа, как вы прилежно штудируют книги, где написано о совершенно чудесных вещах, и можете рассказать куда краше и чудесный, нежели худородные подмастерья вроде нас. А вы, судя по всему, или школяр или студент.

   - Не школяр, нет, - рассмеялся молодой господин, - но, пожалуй, студент и теперь я следую на каникулы на Родину; только то, что указано в наших книгах куда менее подходит для повествования, чем то, что вы слышали тут и там. Посему начните вы, уж коли остальные хотят послушать.

   - Я гораздо выше игры в карты, - вмешался возница, - ценю, когда кто-нибудь рассказывает какую-нибудь интересную историю. Частенько в дороге люблю я замедлить шаг да прислушиваться того, кто идёт себе рядом да бает что-нибудь интересное, а некоторых, особливо когда погода дрянная, сажаю я к себе на телегу с условием, чтоб те сказывали да не умолкали; был у меня товарищ, дай Бог ему здоровья, по-моему до сих пор живой, что историй знал часов на семь говорильни, а то и поболее.

   - И мне тоже, - присовокупил к этому золотых дел мастер, - так нравится слушать всякие россказни, что мастер мой в Вюрцбурге в своё время вынужден был регулярно запрещать мне чтение книг, дабы я, начитавшись историй, не пренебрегал работой. Посему, кузнец, начни же свой прекрасный рассказ; я-то знаю, твоих историй хватит отсюда и до рассвета и ещё останется!

   Хлебнул кузнец для бодрости речи и тогда повёл такой рассказ:


*В XIX  веке об этих лесистых склонах на берегах Майна ходила дурная слава одного сплошного вертепа для всякого отребья.