Бессилие

Рассказ

Уже нет того мальчика, о котором пойдет речь. Он вырос и превратился во взрослого мужчину. Нет той женщины, которая находилась рядом с мальчиком. Она состарилась и теперь живет только в памяти мужчины, который носит в себе  происходившее тогда. Все происшедшее  тогда время от времени всплывает в его памяти, будоражит чувства и не дает жить полной жизнью и в гармонии с самим собой.
Мы возвращались из отпуска. Я и мама. Родственники, у которых мы проводили летнее отпускное время мамы, отправляя нас в город, снабдили всем тем,  чем богато было село. Они закололи свинью, зарезали курицу, наварили варенья, собрали с деревьев фруктов. Итого, кроме собственных вещей у нас оказался чемодан с салом, мясом, фруктами, крупами, ведро с вареньем и сумка, куда мы отдельно положили сменные нательные вещи.
Поездов прямых из города в ближайший районный центр, откуда можно было добраться до села, не ходило. Поэтому из города всегда ездили  с пересадкой на узловой станции, где у нас часто случались разные происшествия. Когда мы ехали к родственникам, в здании небольшого старого вокзала или точнее сказать, вокзальчика, где нам пришлось ночевать,  пропал свет. Все пассажиры расселись на свободные места или устроились прямо на полу, усевшись на свои вещи, пока еще  не стемнело. Но с наступлением ночи в помещение вокзала наползла кромешная тьма, которая спрятала все от всех. Мы сидели на чемодане и узлах с подарками для родственников в неудобных позах и пытались заснуть. Мама обнимала меня рукой. И так незаметно для себя мы заснули. Под утро я проснулся от того, что мама суматошно рыскала по мне руками, вздыхала, охала и  причитала.
- Да что же это такое? Да где же он?.. Где?..
Я с испугом вздрогнул, зашевелился и вскочил на ноги, думая, что нас в темноте обворовывают. Это самое страшное, что могло случиться тогда да и сейчас в дороге. Свет только-только начал пробиваться в окна вокзала. Мама не понимала, что происходит и я не понимал происходящее. Со сна мы оба растерянные  беспорядочно двигались, перебирая руками сумки, разбирались в случившемся и разбудили всех соседей.
Оказалось, мама, засыпая, обнимала меня рукой, контролировала мое неизменное местонахождение, состояние, при этом волновалась,  чтобы  я никуда не делся. Беспокойный  был мальчуган, непослушный, увлекающийся, отдававшийся чувствам и неожиданным  эмоциональным устремлениям. Тогда я находился в подростковом возрасте и в десять лет являлся ее первым помощником. Ходил в магазины, носил тяжелые сумки, помогал по дому. Единственный ребенок и единственный мужчина в семье я являлся для нее верной опорой. На меня уже тогда мамой возлагались большие надежды.
Ночью мама просыпалась, ощупывала меня рукой и продолжила спать. Под утро  она сделала то же самое, поводила по мне рукой, пощупала и испытала настоящий шок. Сначала ей показалось, что она гладит по моей голове, но быстро она поняла, что это не так. Волосы, которые она нащупала и гладила, ей показались чем-то другим. Они были густые, мягкие с подшерстком.  Она поняла, что это шерсть, испугалась и с возгласами и причитаниями начала лихорадочно искать меня среди густой, теплой, ворсистой поросли. На какое-то время установилась неразбериха. После некоторых разбирательств выяснилось, что пока мы спали, ко мне присоседились все кошки и собаки, которые беспризорно бегали по вокзальному помещению.
И, когда мама обнаружила под руками не то, что искала, то начала  рыскать руками и причитать:
- Да что же это такое? Господи? Да где же он? Где?..
Я вскочил на ноги, и мама в полутьме увидела меня.
- Сынок!
- Что?
- Это ты?
- Я…
- А что же это такое? Да что это здесь?
Она разворошила шерсть всех животных, которые спали с нами и те повизгивая разбежались.
Проснулись и соседи. Они стали спрашивать, что произошло. И мать им объясняла.
- Проснулась, ищу руками сына и чувствую, что-то не то. Шерсти много. Сначала думала, что по голове его глажу. А когда поняла, что это не так, испугалась. И не пойму, куда сын делся.
Все какое-то время обсуждали случившееся.
- Не к добру это, - со вздохом сказала одна женщина. И
Все примолкли. И тогда  одна тетенька сказала:
- Это ничего, счастливым будет, раз все кошки и собаки к нему улеглись.
Это замечание как-то успокоила мать. Но тут какая-то женщина сказала:
- Да это может быть и хорошо, если они не заразные.
И это заявление тоже обсудили. После чего все снова задремали.  Утром подали состав до нужной нам станции и все, кто с нами ночевал на вокзале, пошли на посадку.

Теперь мы ехали в обратную сторону из гостей домой в наш город.  На той станции, где нас провожали родственники, нам помогли погрузить в вагон вещи и помахали вслед.
На пересадочной узловой станции мы кое-как сошли с поезда, сели на перроне  и ждали теперь уже своего поезда до нашего города.  Просидели несколько часов. И, когда объявили посадку на проходящий поезд, все кинулись к своим вагонам. Поезд стоял короткое время, как раз чтобы ожидающие пассажиры успели погрузить свои вещи и рассесться по местам.
Я нес к нашему вагону ведро с вишневым вареньем.  На вишню год оказался урожайным, и мы домой на зиму наварили варенья. Я старательно тащил ведро и  изгибался в поясе, как мог. Ноги сами подгибались подо мной от  тяжести ведра, которое предательски било меня то по пяткам, то коленям. Мама, также перегнутая из-за тяжелой ноши,  несла чемодан и сумку с вещами.
К нашему вагону выстроилась очередь на посадку. С тяжелыми вещами мы встали в конец очереди. За нами еще выстраивались люди.
- Живее, живее… Предъявляйте билеты и проходите в вагон. Не задерживайтесь в тамбуре… - строго выговаривала проводница.
- Ты поднимаешься первым, - говорила мама, - я тебе подам чемодан, ведро сумку. Ты уберешь их с прохода. Я поднимусь, и мы понесем их дальше. 
Я кивнул и представил то, что мне предстояло сделать. Казалось, все понятно и не так сложно. 
- Посадка заканчивается, - казенным голосом сказала проводница, и люди у входа в вагон беспокойно задвигались.
Кто-то говорил:
- Быстрее, быстрее… Что вы копаетесь…
Мы подошли к ступенькам, которые вели в вагон.  Они были высокие. Особенно первая ступенька лестницы. Я с трудом забрался на первую ступеньку, мама меня подсадила, и я ловко вскочил в тамбур. Главное, как мне казалось, было сделано. За мной следом мама приподняла чемодан и никак не могла поставить его в тамбур. Ей не хватало сил его поставить его выше второй ступеньки. Она пыталась поднять чемодан выше и никак не могла. Я не знал, что мне делать и хотел уже спуститься на одну ступеньку, чтобы ей помочь. Но тут какой-то мужчина помог ей поднят чемодан выше и поставить его на пол в тамбур. Теперь мне следовало убрать его в сторону. Я схватил чемодан за ручку и потянул на себя. Чемодан даже не шевельнулся. Я снова попытался его поднять и не смог даже немного приподнять. Тогда я стал оттаскивать чемодан в сторону волоком. Я дергал за ручку и не мог даже сдвинуть проклятый чемодан с места. Я всегда чувствовал себя сильным мальчиком. И всегда, когда мама мне говорила, покажи какой ты сильный, я показывал ей надувающиеся мускулы. Я попробовал толчками сдвинуть чемодан в сторону. Но и этого у меня не получилось. Снизу зашумели и стали требовать, чтобы я убрал чемодан с прохода. Я испытывал полное бессилие, чувствовал себя бесконечно маленьким, ничтожным  и ненужным, не оправдавшим доверие всех людей в мире и, главное, матери. Кто-то выговаривал матери, что она неправильно сделала. Надо было сумку и ведро подать первыми. А так чемодан закрыл проход.
- Ну что ж ты? – говорила беспомощно мне мать. – Что же ты? Я же тебе говорила…
 Какой мужчина торопливо поднялся по ступенькам, взял снизу свои сумки и переступив наш чемодан и ругаясь пошел дальше по проходу.
- Чего чемодан на проходе поставил? – спросил следующий мужчина с тюками. – Убирай давай…
 Посадка заканчивалась. Все торопились.
Я снова попробовал сдвинуть чемодан и не смог, испытывая полное бессилие.  Я смотрел вниз, видел лицо матери и слышал ее причитания:
- Ну что же ты? Что же ты? Я же тебе говорила…
Я не мог ей ничего ответить. Мне было стыдно, хотелось плакать и я не мог себе этого позволить, как единственная надежда и опора матери.
Еще один мужчина сдвинул чемодан в сторону и в вагон полезли желающие произвести посадку.
Проводница ругалась.
- Не толпитесь, проходите в вагон.
Пропустив несколько человек мама подала мне сумку и ведро. Я сдвинул их в сторону.  Мама поднялась в тамбур и остановилась около наших вещей. Какая-то женщина сзади толкнула ее в спину.:
- Что вы на проходе встали?
- Что же ты не убрал  чемодан? – нервно спрашивала мама. – Я же тебе говорила.
Она раскраснелась и разнервничалась.
- Я не с мог, - ответил я.
- Не смог… Так нужно было его хотя бы в сторону сдвинуть.
Я чувствовал себя глубоко виноватым. На меня надеялись. Мне поручили убрать чемодан с прохода. И я не смог этого сделать. Красный от стыда от волнения и от невозможности все исправить я стоял и растерянно смотрел на мать.
Когда все прошли, мы взяли наши вещи и с трудом потащили их к своему купе. Мне хотелось плакать, рыдать, просить прощение за то, что я не сделал. Но я не мог даже этого.

С тех самых пор я кидаюсь на помощь человеку, если он нуждается в моей помощи.  Кто хоть раз побывал в подобной ситуации, то понимает, как тяжело ощущать в себе бессилие.
С тех самых пор я всех женщин с детьми  считаю богинями, мадоннами, святыми и смотрю на них с замиранием сердца, понимая, как им трудно.
Именно тогда я понял, что бессилие в сочетании с беспомощностью страшная, злая и уничтожающая сила.

Конец.