пепел крестьянской души

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Весна для Василия была самым любимым периодом года. И особенно, если
это был апрель. Он с замиранием сердца вслушивался в весёлый гомон птиц,
проснувшихся от зимней спячки, в таинственный шепот ручейков, пробивающих
себе дорогу под коркой снежного наста, подставлял ладони под крупные
капли срывающиеся с концов свисающих с крыш и деревьев хрустальных сосулек
и умывал этой водицей лицо. Губин-младший с огромным удовольствием
наполнял свои лёгкие прозрачным, мягким и насыщенным ароматами леса
воздухом и до головокружения задерживал дыхание. А ещё Василий любил
весенний сок, которым щедро делились с ним берёзы. Весна - период обновления
всей жизни на земле, включая и саму землю. Сначала робко, а затем быстрее
и быстрее всё вокруг начинало оживать, преображаться и расцветать.

С момента возвращения Большесорокинского сводного отряда повстанцев
в лагерь прошло десять дней. Первые пять бойцы приводили себя в порядок:
штопали, стирали, ремонтировали оружие и сбрую, перековывали коней
и залечивали раны. Занятые хозяйственными делами, они не очень сильно
ощущали наступление весны, а с ней и приходящие крестьянские заботы. Но,
как только у мужиков стало больше свободного времени, в их глазах появились
грусть и тоска. И не только у рядовых бойцов, но и у командиров. «Природа
и порода берут своё. Чем бы хлебороб не занимался, крестьянскую душу
из него не вынешь. Он уже ладонями ощущает ручки плуга и горсть семенного
зерна. Ещё немного, и они начнут рваться домой, чтобы подготовиться к
посевной. Но, вот думают ли мужики о том, что их ждёт впереди? Если мы не
победим, то комиссары всех сгноят в тюрьмах, как гноят отобранное зерно в
общественных амбарах. Разве может у куманьков болеть сердце за него, если
они его своими руками не растили. И мужиков им жалко не будет. Они-то чо.
Повоевали, побаламутили, да и скрылись в своих городах, да столицах. А в Си



бири - хоть трава не расти. Нет, рано нам ещё сдаваться. И пусть под их натиском
пал Тобольск, но основные-то силы Народной Армии не уничтожены. Да
и нам до распутицы надо в селе власть вернуть. Думаю, что Аверин и Фадеев
поддержут меня», - размышлял Василий над сложившейся ситуацией.

17 апреля в военный лагерь прибыл сам Шевченко с небольшим отрядом
конников. Он хозяйским глазом осмотрел территорию заимки, постройки, загоны
и небольшое кладбище на пригорке, возникшее два месяца назад, и с
долей зависти сказал: «Добре устроились. Поменьше моего будет, но сроблен
по-умному. Хоть и в тесноте, да не в обиде». И помолчав, спросил: «Сколько
сейчас здесь бойцов квартирует?». «Вместе с ранеными и гражданскими лицами
более трёх сотен», - ответил Аверин. «Большая сила», - определился Пётр
Семёнович, и посмотрев на Губина-младшего, поинтересовался: «От похода-то
бойцы отошли?». «Отдохнули», - ответил коротко тот. «Это хорошо. Я вот с чем к
вам прибыл. На Аромашевском фронте назревает крупная военная компания.
Туда уже подтянулись повстанческие отряды с юга Ишимского, Ялуторовского
и даже Туринского уездов. В общем тысяч десять бойцов, не меньше. Решено
дать Красной армии сокрушительное сражение и занять город Ишим. Командование
повстанческого фронта требует, чтобы и все северные волости уезда
примкнули к ним. По моим подсчётам мы сможем поставить под ружьё не менее
пятисот. Из них около ста человек конных, а остальных - на обозах. В Каргалинскую,
Викуловскую и Готопутовскую волости я отправил своих людей, а к
вам сам приехал», - объяснил причину своего появления Шевченко. «Вовремя
ты, Пётр Семёнович, посетил нас. А то мужики уже тосковать по работе начали
», - улыбнулся Василий и посерьёзнев, добавил: «Перед тем, как в сторону
Аромашево выступать, надо в своём селе и волости порядок навести». «А кто
возражает? И в Кротово нашем куманьки лютуют. Так что, не теряйте время
даром и выступайте, пока распутица окончательно не отрезала ваш остров от
твёрдых дорог. Через два дня я со своим полком буду вас поджидать в Овсово,
а дальше пойдём вместе на Аромашево», - одобрил Шевченко и пообедав
вместе с хозяевами лагеря, отправился в сторону Большого Кусеряка, где в непроходимых
болотах находился военный лагерь его полка.

После обеда все командиры собрались на совещание в небольшой избушке,
служившей им и как штаб и как место проживания. Первым свои соображения
для обсуждения выложил Василий: «Хоть у нас и сократилось количество
конников, но полсотню сабель наберём. На подводы тоже столько же сможем
посадить. Поэтому, предлагаю уже сегодня ночью захватить власть в селе, а за



завтрашний день разогнать пособников коммунистов в крупных деревнях. По
Большому Сорокино необходимо ударить всей имеющейся силой, чтобы ни
один красноармеец и ни один куманёк не смогли уйти от возмездия за свои
бесчинства и бесчеловечное отношение к гражданам». «Но и самосуд нам ни
к чему. Надо провести работу среди бойцов, чтобы без надобности красноармейцев
и их командиров не убивали», - предостерёг Аверин. «Бойцов-то мы
предупредим на этот счёт, но вот как бой складываться будет - никому неизвестно
», - вставил Пётр Чикирев. «А у тебя, Петруха, всё время бой не так, как
хочется, идёт. Неужели тебе человеческой крови не жалко?» - спросил Степан.
«А куманьки кровь Субботина и других наших братьев пожалели? Так почему
мы их кровь должны жалеть», - вскипел Чикирев. «Ладно, закончим этот митинг.
Пора в путь собираться. Через пару часов выступать будем», - взял в свои
руки инициативу Василий.

Перед тем, как покинуть с отрядом лагерь, Василий разыскал отца и спросил:
«Может, и тебе с нами в село податься? А завтра бы Пётр тебя до Большого
Пинигино отвёз. Маманя, поди, уж все окна насквозь просмотрела в ожидании
от нас весточки». «А ты ноне куда собираешься с отрядом?» - спросил Иван
Васильевич, не ответив на вопрос сына. «Под Аромашево двинемся. Там большие
события назревают». «Береги себя от пули шальной и от сабли лихой. Если
с тобой что, не дай Бог, случится, то и нам с бабкой недолго останется жить».
«Так ты собираешься со мной ехать или здесь останешься?» - переспросил Василий.
«А чо мне собираться? Я хоть сейчас готов к отправке. Вот только предупрежу
Колмакову Аньку и тут же к отряду присоединюсь». «Ну, и договорились.
А из похода вернусь, если потребуется, тебя снова сюда привезу».

На Большое Сорокино было решено нападать с двух сторон: с северо-запада
от Новониколаевки и с востока от Новотроицкой. Поэтому, разделив конницу
и пехоту на две равные части, отряды вышли с территории заимки одновременно.
Отряду Василия предстояло пройти Жидоусово, Боёвку, а Фадеева -
через Курмановку и Вознесенку. По расстоянию пути были равными, в связи с
чем штурм назначили на 9 часов вечера. Настроение у бойцов было приподнятое,
можно даже сказать, боевое. Они жаждали побыстрее очистить родное
село и волость от оккупации комиссаров и вновь установить свою мужицкую
власть. Всей своей загрубелой кожей и нежной крестьянской душой они остро
ощущали приход сезона хлеборобских забот.

Бой с отрядом красноармейцев, оставленным куманьками в селе для охраны
советской власти и поддержания порядка среди его жителей, оказался



затяжным. Как выяснилось позже, красные были предупреждены жителем
Курмановки о приближающемся отряде повстанцев за час до нападения и
встретили его шквальным огнём на подходе к Кротовскому мосту через Ик.
Не ожидавший такого оборота Фадеев вынужден был увести отряд в сторону
Александровки. Но жертв избежать не удалось. Три кавалериста и пять пеших
бойцов остались лежать на весеннем талом снегу.

Плотную ружейную стрельбу, раздающуюся с западной части села, Василий
услыхал не доходя с полверсты до окраины Малого Сорокино. «Что там случилось?
Неужели отряд Фадеева напоролся на дозор куманьков?» - подумал он.
Но тут же изменил своё мнение: «Дозор не стал бы вступать в бой с большим
отрядом Сергея. Он в первую очередь предупредил бы своих командиров о
наступлении повстанцев. Значит, в районе Кротовского моста участвуют уже
все основные силы красных! Необходимо немедленно выступать на подмогу
своим!». Он подозвал Петра и произнёс: «Задача наша усложнилась. По-
видимому, отряд Фадеева попал в засаду. Поэтому, тебе со взводом прийдётся
обойти село слева, перескочить Ишимский тракт и ударить по красным с тыла.
С остальными бойцами я переберусь на левый берег Ика и зайду к ним с правого
фланга. Куманьков необходимо уничтожить любой ценой!».

С того места, где канонада застала командира, до Кротовского моста было
не менее трёх вёрст. Не мешкая ни минуты, сразу после того, как кавалеристы
Петра на махах рванули вперёд, Василий повёл остальных в сторону реки. Тонкая
наледь, которая успела образоваться на поверхности рыхлого снега, легко
проваливалась и острыми уголками хрустальных льдинок до крови царапала
ноги коней. Тем это не нравилось, и они, нервно подпрыгивая, старались
быстрее преодолеть русло и выскочить на сушу. Достигнув левого берега, командир,
ехавший до этого сзади отряда, переместился вперёд и выкрикнул:
«Оружие к бою! Рысью, марш!».

Красные, предупреждённые о наступлении только одного отряда повстанцев,
нанеся ему значительный урон, не стали его преследовать, а решили
отойти в центр села и там ждать дальнейших действий своих противников.
Поэтому, когда с тыла на них налетели кавалеристы, они не смогли вовремя
перестроиться и принять бой. Этой ситуацией воспользовались бойцы Петра
и натренированными ударами шашек и пик успели уничтожить несколько
красноармейцев. Испуг, овладевший основным отрядом красных, невольно
заставил их искать укрытие за мостом, на левом берегу, куда они стали перебегать
разрозненными группками. Но там их поджидала ещё большая опас



ность. К этому времени, под покровом темноты, к месту боя незамеченным
подоспел отряд Василия. А ещё через некоторое время, услыхав продолжение
боя, с западной стороны вернулся отряд Сергея. Поняв, что окружены со всех
сторон, остатки красных бойцов побросали винтовки и подняли руки. На этом
их сопротивление закончилось. Василий подъехал к сдавшимся и спросил:
«Комиссары, командиры среди вас есть?». «Я командир стрелкового взвода
Красной армии. А комиссары, наверное, уже драпака задали», - ответил коренастый
усатый мужик. «Петро, мухой лети к казённому дому и арестуй всех кто
там есть. Но не вздумай сам расправу над ними учинить», - приказал командир
и вновь обратился к красноармейцам: «Много на ваших руках крови наших
односельчан?». Ответа не послышалось. «Веди их на базарную площадь. Там
в присутствии граждан допрос учиним. Если кровь наших братьев и сестёр на
ком-нибудь из них имеется, того судить по всей строгости военного времени», -
приказал он Скоробогатову Ивану из Ворсихи.

Когда Петр со своим взводом примчался к казённому дому, он понял, что
задерживать ему никого не придётся. Прямо перед домом ярко горел костёр,
а за ним стояла большая толпа местных жителей и гудела как пчелиный рой.
В это время несколько мужиков, ловко обвязав вожжами двух комиссаров
и подтянув их плотно к заплоту, стаскивали с них одежду. Чикирев даже не
успел сообразить, что они собираются делать с этими красными ублюдками,
как один из мужиков, коротко взмахнув рукой, вонзил в живот комиссара нож
и протянул его лезвием вниз почти до мошонки. Послышался страшный нечеловеческий
крик, но вскоре заглох. Второй мужик вытащил из живота комиссара
внутренности, а третий тут же затолкал туда пучок мякины. «На, жри,
наш хлебушек! Ты его так любишь! Жри до изжоги. Нам ничего не жалко для
тебя, куманёк», - выкрикивал громко мужик и толпа повторяла за ним слова
проклятия. Пётр рванулся было к казнённому, но пробиться сквозь стену людей
ему не удалось. Он выхватил из кобуры револьвер и дважды выстрелил в
воздух. «Прекратите самосуд! Он пленный, а пленных не убивают! Их судят по
закону!» - закричал он. «По какому закону?! По-божьему? Он смотрит на всё
то, что эти бесы творят и не заступается за нас, за своих сыновей и дочерей!
Раз так, то мы сами им будем и судьёй и Богом!» - густым басом пробубнил мужик,
распоровший комиссару живот и уже присматривающийся ко второму.
«Не трогать его! Иначе я тебя самого расстреляю как собаку!» - взревел Пётр
и рукояткой револьвера ударил стоящего впереди себя и не дающего пройти
к приговорённым, бородатого мужика. Тот охнул и отвалился в сторону. Петр
перепрыгнул через него и устремился к палачам. «Не подходи! Убью!» - взре



вел мужик, держащий в руках окроваленный нож. Чикирев наставил на него
дуло револьвера и зло улыбаясь, приказал: «Уйди с дороги! Иначе рядом с
комиссаром ляжешь!». Некоторое время поколебавшись, мужик зыркнул на
Петра бешеными, кровавыми, как у быка, глазами и молча ушёл в толпу. За ним
последовали и другие. Чикирев выхватил шашку и перерубил в нескольких
местах вожжи. Комиссары в тот же момент свалились на землю. Один от страха,
другой по причине смерти. Только после этого, Петр почувствовал во всём
теле слабость и медленно опустился на колени рядом с изуродованным телом
комиссара. «Да люди ли мы вообще?! Может, зверями уже все стали и не замечаем
этого? Только звери могут поступать так по отношению друг к другу.
Господи! Да что же это делается на земле?! Неужели конец света настал?!» -
пронеслось в буйной голове Петра и его стошнило.

К моменту появления Василия у казённого дома толпа граждан в основном
успокоилась и стала расходиться. Заметив сидящего на корточках рядом
с телами комиссаров брата, он удивлённо спросил у Аверина: «Чо с Петькой?
Поди, под пулю попал?». «Комиссаров у мужиков отбивал. Но спасти одного
из них не удалось. Мужики малосорокинские ему пузо распороли, кишки выкинули,
а заместо их туда мякины натолкали. Вот Петро и не сдюжил такого
варварства», - ответил тот. Василий спрыгнул с Воронко, подошёл к брату и
спокойным голосом произнёс: «Не кори себя. В том нет твоей вины. Но и мужиков
понять можно. Натерпелись они досыта от этих комиссаров. Хотя такую
расправу учинять над людьми нельзя, кто бы они не были. Праведным судом
их надо приговаривать к смертной казни». Петр медленно поднялся с корточек,
мрачно взглянул на командира и ничего не сказав, пошёл в сторону своих
бойцов.

Уже ближе к полуночи, на общем сборе членов волостного повстанческого
штаба и воинских командиров, перед каждым из последних были поставлены
конкретные задачи по дальнейшим действиям. В соответствии с ними, Петру
со взводом было поручено вначале занять Знаменщики, где разогнать сотрудников
сельских советов и назначить на их места активных граждан из состава
деревенских повстанческих активов или из числа бойцов взвода, а затем
через Сергино направиться в Большое Пинигино. Ещё два небольших отряда
с такой же задачей должны были пройти по северным и западным селениям
волости. А кроме этого, командирам было поручено проведение в деревнях, в
которых будут, мобилизационный добор желающих вступить в повстанческую
армию. Сам Василий с остатками кавалеристов от второго взвода должен был



выехать на следующий день через Осиновку и Петровку в Большое Пинигино
и соединившись там со взводом Петра, уже вечером вернуться в Большое Сорокино.


В Осиновке и в Петровке отряд Василия не встретил никакого сопротивления.
Видно, весть о том, что в волостном центре поменялась власть быстрее
летела по волости, чем конница повстанцев. Василию ничего не оставалось
делать, как выдавать подчинённым команду «Вперёд!». Уже к обеду отряд
вступил в Большое Пинигино. А ещё через полчаса сюда же прибыл и Петр со
своим взводом. Чтобы дать время бойцам повидаться с родными и близкими,
командир объявил общий сбор на восемь часов вечера.

Закончив организационные дела в сельском совете, Василий и Петр направились
навещать своих родных.

Евдокия Матвеевна уже знала, что её любимый сыночек находится в деревне
и с нетерпением поджидала его. Поглядывая на жену, прибывший с сыном
Иван Васильевич, думал: «И как у Евдокии сил и терпения хватает, чтобы не
побежать в сельский совет и не прижать его к своему сердцу? Ох Васятка, Васятка!
Не дай Бог, если что с тобой случится. Не выдюжит мать - помрёт тут
же». Наконец, тесовая калитка открылась и в её проёме появились два возмужавших,
но всё таких же весёлых брата. Евдокия Матвеевна первой бросилась
на встречу к сыну, обняла его и зарыдала. «Маманя, ты чо так убиваешься? Я
ведь живой и здоровый. Даже царапинки ни одной нет», - попробовал Василий
успокоить мать, но это у него получилось не сразу. И лишь тогда, когда они
вместе пообедали, попили чайку, она стала успокаиваться. Как только Василий
сообщил ей, что в восемь часов вечера они с Петром должны выйти с эскадроном
в сторону Большого Сорокино, Евдокию Матвеевну словно подменили. В
глазах её появились слёзы и губы стали подрагивать. А когда дочери сели по
обе стороны брата и стали весело щебетать, она так зыркнула на них, что те,
как воробышки, спорхнули с лавки. После таких встреч и расставаний с матерью
на душе Василия всегда оставался тяжёлый осадок и непонятное чувство
вины перед ней.

Заметив, что сын с племянником засобирались в обратный путь, Иван Васильевич
подошёл к ним и произнёс: « Меня не забудьте. Я тоже решил вернуться
домой». «Да ты чо, Иван, удумал? Чай, у нас места и для тебя хватит. Да и помощь
твоя не помешала бы в хозяйстве. На Петьку-то плохая надёжа, а на носу
посевная», - попробовал остановить родственника брат Евдокии Матвеевны.
«Не обессудь, Семён, но я Василию нужней сейчас буду», - ответил Губин-стар



ший и первым вышел за калитку. Попрощавшись с матерью, сёстрами и другими
родственниками, Василий пошёл за отцом. А уже через три часа отряд был
в Большом Сорокино.

Весь день 20 апреля Василий и остальные руководители повстанцев готовились
к очередному походу в район боевых действий. Укомплектовав
эскадрон в количестве пятидесяти кавалеристов оружием, включая пулемёт
«Шоша», боеприпасами и продовольственным пайком, Губин-младший доложил
об этом Колосову, и они вместе стали ждать такого же сообщения от
Аверина с Фадеевым. У тех со сборами складывалось потяжелее. Некоторые
мужики с трудом соглашались идти в пеший отряд, так как у каждого из них голова
была забита крестьянскими проблемами, приходящими весной в каждый
дом. Поэтому, набрав с горем пополам шестьдесят бойцов, они в подавленном
настроении появились в волостном повстанческом штабе. «Чо такой хмурый?
» - спросил Аверина Иван. «Мужики без особой охоты собираются ноне в
поход. Скоро страда весенняя начнётся, а работать в большинстве семей некому.
Не знаю, как они драться будут… Не исключаю, что могут и дезертировать
с фронта», - ответил тот. «Не расстраивайся. Чему быть, того не миновать.
Каждого бойца верёвочкой к себе не привяжешь», - успокоил его Колосов. «И
правда. Как получится, так и будет», - поддержал Ивана Василий.

После коротого совещания друзья-соратники пришли к единому мнению,
что в во главе сводного отряда пойдёт Губин-младший, а Фадеев будет командовать
обозами. Степан и Иван оставались в селе для организации охраны и
предпосевных работ. Необходимо было не только обеспечить мирный труд
крестьян, но и семена на посадку. А сделать это было не так просто, так как на
ссыпном пункте семена начали преть и необходимо было срочно перелопачивать
их. Уже прощаясь, Василий попросил Степана: «Если со мной что случится
или красные снова выбьют вас из села, отца моего забери с собой на заимку
или с кем-нибудь отправь». «Не переживай за Ивана Васильевича. Я его уже
завтра туда направлю. Без него бабы - сироты. Он и пекарь, и банщик, и лесоруб,
и добытчик. Да и с ранеными умеет ладить», - ответил тот.

Незадолго до полуночи сводный повстанческий отряд Большесорокинской
волости отбыл в северо-западном направлении. До Овсово было около пятидесяти
вёрст, поэтому уже утром Василий собирался быть на месте назначенной
встречи. Но не доходя до цели вёрст восемь, в Успенской их перехватил
вестовой Шевченко и передал письменное распоряжение, которое предписывало
Большесорокинскому отряду идти через Малоскаредное, Кармацкое и



Вагино до Евсино, где на время боевых действий влиться во второй освободительный
полк Вараксина. Василий достал дорожную карту уезда, внимательно
изучил маршрут и задумчиво произнёс: «Через реку Вагай придётся перебираться.
Ночью это опасно делать. Лёд, поди, уже ненадёжный стал. Как бы полыньи
не пришлось сосчитать». Потом он посмотрел на вестового и спросил:
«А Шевченко со своим полком куда двинулся?». «На Аромашево», - коротко ответил
тот. «Ладно, передай ему, что распоряжение его мы выполним, но просим,
чтобы в дальнейшем он на такое дробление своего полка не соглашался.
Не очень любят мои бойцы с чужаками рядом воевать».

Объявив обеденный привал, Василий решил обсудить дальнейшие действия
с Фадеевым и Петром. Рассказав о предписании Шевченко, он попросил
их высказать свои соображения. «А чо тут особо рассусоливать? До Евсино отсюда
вёрст шестьдесят пять будет, не более. Бойцы и кони отдохнут часа два
и вперёд. К утру на месте будем», - высказал Чикирев и посмотрел на Сергея.
«Ты-то сам как думаешь?» - спросил Фадеев. «Не было бы у меня сомнений,
если бы не два обстоятельства. Первое - отсутствие информации о наличии в
деревнях красной армии и второе - состояние реки. Поэтому, предлагаю идти
не по тракту и через селения, а по бездорожью и обходя их. А через речки
перебираться на рассвете, не раньше, но и не позже. Это займёт у нас больше
времени, но зато мы сможем дойти до назначения без лишних потерь», - высказался
Василий и уже более твёрдым голосом продолжил: «Из Успенки выходим
в десять часов вечера, чтобы к пяти утра быть у реки. Поэтому, пока
есть время, бойцы пусть накормят по полной норме овсом коней, проверят
исправность оружий и будут готовыми в любую минуту выступить в поход».
«Может, не будем жизнь себе и бойцам усложнять? Рванём прямо сейчас вперёд
и уже ночью будем в Евсино. А там и отдохнём», - робко возразил Петр.
«Куда торопишься? Скорее в бой захотелось? Навоюешься ещё. Видно не для
простой прогулки нас ждут на Аромашевском фронте. Не в прятки играть там
собралось десять тысяч повстанцев. Да и краснопёрые не спят. У них ведь
главная задача состоит в том, чтобы уничтожить всех сибирских мужиков, позволившим
себе воспротивиться их воле», - сказал своё слово Сергей. «Ты чо
на меня напал? Я ведь просто так сказал, для обсуждения», - улыбнулся Петр.

Но не всем бойцам было суждено отдохнуть до вечера. Как только Василий
обсудил вопрос с помощниками, он поручил Фильке и ещё двум проворным
молодым бойцам провести разведку того района, по которому он собирался
вести сводный отряд до реки. «Если никаких опасений не обнаружите, то



оставь парней на правом берегу Вагая, а сам возвращайся», - напутствовал он
вестового. «Понял, командир. Всё изладим в лучшем виде», - улыбнулся паренёк
и направился выполнять команду. Фильке явно нравилась роль разведчика,
поэтому исполнял он её с большой охотой и прилежностью.

С момента отправки разведчиков на задание прошло почти десять часов
и по расчетам командира, Филька должен уже был вернуться. Василий часто
вытаскивал из кармана часы и вглядывался в циферблат. Он даже мысли не
хотел допускать, что молодые парни попадут в засаду и не выполнят его указание.
Больше всего, конечно, он надеялся на Фильку, к которому за эти месяцы
привязался как к брату, и в счастливую звезду которого он твёрдо верил.
«Этот ещё ни разу не подводил. Ловок больно, варнак. Из любой передряги
выкрутится. Видно путь оказался не из лёгких, а то он давно был бы здесь», -
успокаивал командир себя, но продолжал с напряжением всматриваться в
опустившуюся на землю темноту.

Филька вынырнул из небольшого берёзового колка, стоящего стеной прямо
за огородами деревни, как летучая тень. А ещё через минуту, он уже находился
рядом с командиром. «Ты чо там долго ковырялся?» - спросил Василий.
«Так получилось, командир. С самого начала не всё гладко пошло. В Малоскареднове
нас местные мужики за шпионов красных приняли и чуть не расстреляли,
а недалеко от деревни Вагино, уже на левом берегу Вагая, на заслон
красноармейцев напоролись. Одного нашего бойца убили наповал, а второго
легко ранили. Его я оставил на правом берегу Вагая. Вроде и осторожно двигались
по местности, а опасность вовремя не обнаружили», - доложил Филька.
«Ты, братуха, прав оказался. В деревни нам нельзя заходить. Видно и красные
немалые силы сконцентрировали в этом районе», - признал ошибку Пётр.
«Меняй свою лошадь на свежую и поезжай впереди отряда вместе со взводом
Чикирева. А я с остальными кавалеристами буду сопровождать обозы сзади», -
распорядился Василий и одним махом вскочил в седло.

Выбранный путь оказался хоть длиннее и труднее того, по которому намечалось
идти изначально, зато было больше уверенности, что отряд не попадёт
на позиции регулярных войск Красной армии и не будет вынужден вести неравный
бой, который может стать для многих последним. Преодолев за ночь
две небольших речушки, сводный отряд ещё затемно остановился на правом
берегу Вагая, в четырёх верстах южнее Кармацкой. Здесь же их поджидал и
раненый разведчик, которому была оказана медицинская помощь. «Всё здесь
спокойно? Стрельбы никакой не слышал?» - спросил его Пётр. «Далеко на се



вере ночью была, а потом заглохла», - ответил боец. «Это хорошо. Выходит, что
поблизости у реки красных нет», - сделал вывод Фадеев. «Значит, так, командиры.
Через реку перебираться очень осторожно. Вначале подводы пройдут
на тот берег, затем конница. А ты, Филька, впереди первого обоза пешком отправишься.
Раз уже на том берегу побывал, значит дорогу знаешь», - распорядился
Губин-младший. «Понял, командир. Пойду спуск поположе искать. Я ещё
вчера его приметил», - ответил паренёк и быстро удалился.

Переход через Вагай оказался не таким опасным, как представлял себе Василий.
Ночной морозец достаточно крепко сковал в единый панцирь остатки
снежного покрова, который не пробивался даже под ударами железных подков.
Подождав, когда на левом берегу окажутся все бойцы, Василий скомандовал:
«Вперёд!», и возглавил колону отряда. Продолжая обходить стороной
населённые пункты, остаток пути в двадцать вёрст они преодолели за четыре
часа. И уже в десять часов утра, оказавшись в Евсине, напичканной бойцами
всех мастей, как бочка селёдкой, Василий разыскал штаб повстанческого
фронта и доложил его командованию о своём прибытии. Кряжистый бородатый
мужик, сидящий за столом в небольшой прокуренной комнате, серьёзными
глазами посмотрел на него и спросил: «Каков состав вашего сводного отряда?
». «Пятьдесят кавалеристов и шестьдесят пеших на подводах», - ответил
Василий. «Кавалеристов прикрепить к отряду Фунина, а пеших в первый батальон
к Ваганову», - выдал мужик указание своему помощнику, который сидел
рядом и все распоряжения командира записывал в тетрадь. «Но нам бы лучше
вместе держаться», - возразил Василий. «А командованию Северо-Ишимского
фронта лучше направлять бойцов туда, где от них пользы больше будет. Так
что исполняй, как приказано», - одёрнул его мужик с плоским лицом, обтянутый
портупеями. Эти слова неприятно зацепили Василия и он хотел было
вспылить, но вовремя одумался. «Ладно, пусть командуют. А дальше видно будет,
как себя вести», - решил он и пошёл в расположение своего отряда, чтобы
провести организационную работу.

Непонятное и настораживающее затишье в районе противостояния двух
войсковых группировок длилось почти неделю. Обосновавшись в деревне
Одина, что в трёх верстах от Евсино, в составе кавалерийского отряда Фунина,
пришедшего с юга Ялуторовского уезда, Большесорокинский эскадрон с
нетерпением ждал, когда, наконец, начнёт проясняться ситуация и они смогут
вернуться домой. Припекающее, пожирающее остатки снега не только
на полях, но и в лесу, весеннее солнце, действовало на мужиков угнетающе.



Чтобы окончательно не упасть в унынье, они даже между собой старались не
вести разговор о предстоящих посевных работах. Василий хорошо понимал
настроение бойцов и старался всё делать, чтобы они не сорвались в бега. В
тоже время его раздражала неразбериха на фронте повстанческих сил, неосведомлённость
командования в вооружении и передвижении регулярных
войск красной армии, а также отсутствие налаженной пропаганды среди
бойцов. «Какие у них планы и цели? Какой и где главный удар по войскам они
собираются нанести, чтобы затем пойти на штурм Ишима? И собираются ли
вообще руководители повстанческого фронта наступать на город?» - задавал
себе он вопросы, но ответить на них не мог, что ещё сильнее будоражило его
мозг. «Такая мощь собралась здесь, а действий никаких. Наверное, и со стороны
Аромашево подошли уже отряды повстанцев? Можно перегореть, сидя без
цели и дела в длительном ожидании непонятно чего. Ещё пять-шесть дней и
распутица двинуться отсюда никуда не позволит», - злился Губин.

Но в отличии от главных командиров Северо-Ишимского фронта, комиссары
твёрдо знали, для чего они сгруппировали регулярные войска вдоль
линии желдороги от Омутинской до станции Ламенское, и затем через Усть-
Ламенское, Свистовскую, Малышенскую до Вагина. Именно в этом районе
Ишимского уезда коммунисты решили переломить весь ход крестьянского
восстания в свою пользу, чтобы затем вести точечные удары по уничтожению
остатков непокорных мужиков. Поэтому, дождавшись, когда основные вооружённые
силы взбунтовавшихся мужиков с юга, востока, запада и севера, собрались
вместе, они в ночь на 28 апреля всю мощь стрелковых дивизий, полков,
кавэскадронов, учебных взводов обрушили на восставших. Бронепоезды,
бронелетучки, артиллерия и прочие орудия заговорили разом по всей линии
фронта. А после артподготовки и нанесения потерь противнику в живой силе,
хорошо вооружённые кавалерия и пехота пошли в атаку.

Василий проснулся от грома орудий и разрыва снарядов. Не до конца ещё
соображая, что произошло, он машинально накинул на себя одежду и выскочил
на крыльцо. «Командир, красная конница ворвалась в деревню!» - услыхал
он звонкий голос Фильки. «За мной!» - скомандовал Василий и побежал
в сторону привязи, где стоял Воронко. В это время своих коней разбирали и
другие бойцы. Василий птицей взлетел в седло и оглушая самого себя криком:
«Вперёд! Бей гадов!» - рванул в сторону окраины деревни, где уже шёл
неравный бой между красными кавалеристами и передовым заградительным
отрядом эскадрона. В какой-то момент поняв, что к повстанцам пришла



помощь, красные дрогнули и стали отходить назад. Но в это время с другой
стороны деревни застрочили пулемёты, которые вынудили бойцов эскадрона
искать укрытие. Через минуты три пулемётный треск прекратился и со всех
сторон деревни послышались громкие крики пеших красноармейцев: «Ура!».
Воспользовавшись короткой заминкой и поняв, что деревня взята красными
в плотное кольцо, Василий скомандовал: «Уходим на запад! Через Вагай нам
не перебраться!». В ночной темноте он не видел сколько бойцов эскадрона
мчались за ним, но всем нутром ощущал, что их стало намного меньше, чем
в начале боя. В это время с запада, во весь рост шли красноармейцы и не целясь,
стреляли. «Только вперёд! Другого пути нет. Сзади нас ждут пулемёты», -
мелькнуло в голове Василия и он пришпорил Воронко. Тот встрепенулся и
ускорил бег. Расстояние между эскадроном и стрелками стало быстро сокращаться.
Тридцать, двадцать, десять саженей и вот, наконец, красноармейцы на
расстоянии пик и шашек. Привычные мощные взмахи руками, испуганные человеческие
вскрикивания и искры от попадания сабель по стволам винтовок
слились в общем гуле ночного боя. То ли от перенапряжения, то ли от страха,
глаза стали видеть во тьме как днём. Рубанув по шее ближайшего к себе красноармейца
и выстрелив в находящегося с другой стороны, Василий выскочил
за оцепление и тут же развернулся, чтобы помочь остальным своим бойцам
вырваться из лап неминуемой смерти. Не дав опомниться красноармейцам,
он уже с тыла уничтожил ещё двоих. И только тогда, когда в проделанное им
окно проскочило несколько кавалеристов, Василий повернул Воронко и помчался
их догонять. Вслед засвистели пули, но вреда коннице они уже не нанесли.
Проскакав версты две на запад, Василий остановил коня. К нему подъехали
Пётр и Филька. «Теперь куда?» - спросил Чикирев. «Не знаю. На восток нам не
прорваться. Слышишь, как в той стороне громыхает? Это не наши игрушечные
пулемёты-трещётки, а настоящая артиллерия», - ответил Губин и спросил:
«Сколько человек из окружения вышло?». «С тобой только тринадцать. Может,
попозже кто догонит», - тихим голосом произнёс Петр. «Подождём. А потом и
окончательное решение примем».

Шло время, но никто не появлялся. Василий прислушался. «В Одине бой
затихает. Видно всех, кого только можно, красные в ней уничтожили. А вот в
Евсино пальбы много. Как там Фадеев с нашими мужиками себя чувствуют?» -
подумал он и сам себе ответил: «Как караси на сковородке. Уж больно жарко
у них». «Командир, ну что надумал? Какие наши дальнейшие действия?» - раздался
голос Петра. «А что мы можем сейчас сделать? Свои силы в Одине оставили,
а где дивизии повстанческого фронта находятся нам неведомо. И как



же так случилось, что нас врасплох красные застали? Неужели заградительне
посты на их сторону перешли? В деревне более сотни кавалеристов стояло, а
сразиться с красными некому было. Второй раз мы в такую переделку попадаем,
и оба на Голышмановском фронте. Сил стянули много, а распорядиться
толком не смогли ими. Надо было самим нападать на красных, а руководство
фронтом что-то выжидало. Вот и довыжидалось», - высказался со злостью Василий.
И немного помолчав, продолжил: «На Аромашево нам необходимо подаваться.
Думаю, что там отцы-командиры решили дать красным главный бой.
Простояв на месте около двух часов, и не дождавшись больше никого, остатки
Большесорокинского эскадрона повернули на север, обошли Евсино и направились
в сторону Аромашево, до которого было около двадцати пяти вёрст.
Двигались вдоль Тобольского тракта. На протяжении всего пути кавалеристы
слышали, как со стороны тракта постоянно раздавались оружейные и пулемётные
выстрелы. «Гонят красные наших! И где их те остановят, самому Богу
известно», - невольно подумал командир и его сердце с болью сжалось.

До Аромашево оставалось не более пяти вёрст, когда к Василию подлетел
Филька, шедший с разведчиками впереди и сообщил: «В сосновом бору на поляне
какой-то отряд на привал остановился. По разговору вроде не красноармейцы
». «Далеко отсюда?» -спросил командир. «С версту будет», - ответил
разведчик. «Видно, такие же, как мы - блудёны. Петро, съезди с Филькой, разведай,
кто там прячется», - попросил Василий брата.

Минут через тридцать Петр вернулся и доложил: «Командир нашего сводного
кавалерийского отряда с остатком былой мощи притаился». «Кто, Фунин?
» - не сразу понял Василий. «Он самый, а с ним двадцать кавалеристов».
«Ладно. Поедем к нему на воссоединение». Завидев Губина, Фунин обрадовался.
«А я думал, что каюк тебе пришёл. Не бой, а бойня произошла в деревне.
До сих пор не пойму, как это красные нас врасплох застали. Вроде и посты
надёжные вокруг деревни стояли». «Самого этот вопрос гложет. Может, сдали
нас разведчики? Такое нередко случается, особенно если тебе смертью угрожают
». «Не исключаю и это. Но что теперь голову ломать. Надо в Аромашево
спешить. Скоро и там жарко будет. Слышишь как захлёбываются от радости
пулемёты?» - высказался Фунин.

В Аромашево сводный отряд кавалеристов вошёл с западной стороны, после
проведённой разведки. Большое село было до отказа забито отрядами
повстанцев, и не только теми, которые занимали здесь оборонительные позиции,
но и остатками отступивших из Евсино и Одины. Людской гвалт навис



над всем пространством от Большескаредной до Таловой. С трудом разыскав
главный штаб повстанческого фронта, Фунин и Губин во всех красках стали
рассказывать руководству о ночном бое в Одине. Но к их удивлению, недослушав
доклад до конца, начальник штаба фронта побагровел и что есть мочи,
заорал: «Кто вам дал право покидать позиции?! Вы должны были отстоять их
или умереть! Под народный трибунал пойдёте как дезертиры и предатели!».
«Ты чо на нас орёшь? Вы сами виноваты в том, что не смогли организовать глубокую
фронтовую разведку. Это вы должны были предупредить нас о начале
наступления красных. Мы кавалерия и в бою нам нужен манёвр, а не враг на
плечах. Почему не обеспечили надёжный предупредительный заслон между
передовыми частями красных и нашей дислокацией? Вы сюда стянули мужиков
для того, чтобы их в пушечное мясо превратить? Если не знаете, как такой
массой бойцов управлять, то откажитесь от своих командных должностей», -
взорвался Фунин. Начальник штаба сделал круглые глаза, открыл широко рот,
но сказать ничего не смог. Оценив ситуацию, в конфликт вмешался Вараксин,
который присутствовал здесь же, но до поры молчал: «Ты, начштаба, не горячись
зря. То, что Фунин сказал - чистая правда. На Одину краснопузые напали
неожиданно и со всех сторон сразу. Почему предупредительные заслоны без
единого выстрела пропустили их вперёд - придётся нам разбираться. А сейчас
необходимо всё сделать, чтобы не допустить таких ошибок впредь». И повернувшись
в сторону кавалерийских командиров, спросил: «Большие потери
понёс отряд?». «От отряда только третья часть осталась. Таких бойцов загубили!
» - покачал головой Фунин. «Ну, что поделаешь - война. Давайте, приходите
в себя; не исключено, что не сегодня-завтра красная армия на Аромашево
наступать будет. Теперь они не отстанут, пока не уничтожат основные наши
силы», - спокойным голосом предупредил Вараксин - командир повстанческого
стрелкового полка.

После тяжёлого разговора со штабным начальством, Василий первым делом
занялся поиском Фадеева и его отряда. Удалось это ему сделать не сразу.
Оказалось, что 1-й батальон Вагина после пятичасового боя, понеся огромные
потери, покинул Евсино уже ближе к утру и только к вечеру окольными
путями добрался до Аромашево. Разыскав друга, Василий спросил: «Живые-то
остались кроме тебя?». «Больше половины выкосили, сволочи. Двадцать семь
бойцов от шестидесяти осталось, да и из них семь ранено. Такое пекло нам
красные в Евсино устроили, что хоть сам заживо зарывайся в землю. А ещё несколько
бойцов утонуло, когда через Суэтяк и Вагай переправлялись», - ответил
Сергей и поморщился. «Ты тоже ранен?» - встревожился Губин. «Задело не



множко в ногу. Но к строевой ещё гожусь», - болезненно улыбнулся Фадеев и
добавил: «Наших убитых с поля боя не смог забрать, а вот раненых всех вывез.
Хочу пятерых из них домой отправить, да не знаю, пробьются ли они сейчас
сквозь красные кордоны». «Отправляй. Думаю, что и в Аромашево скоро небезопасно
находиться будет», - высказал своё мнение Василий. «Так и сделаю,
а старшим назначу Сидорова Кузьму из Курмановки. Толковый мужик. Зря в
пасть красному волку не полезет», - решил Сергей. Уже расставаясь, Василий
сказал: «На рожон не нарывайтесь. Если почувствуешь, что и в Аромашево нам
не удержаться, то бросайте всё и вырывайтесь из кольца в сторону дома. Разбив
нас здесь, красные отряды не успокоятся и начнут очищать от повстанцев
все волости. А до Большого Сорокино отсюда всего ничего. За сутки войска доберутся
». «Может, рано ты о поражении заговорил? Смотри, какая силища народная
собралась на бой с куманьками», - возразил Сергей. «Сила-то большая,
да толку от неё мало. У половины бойцов берданки да пики. А как вооружены
красноармейцы, мы с тобой сегодня на своей шкуре испытали», - остудил друга
Василий. «Тут я с тобой согласен, но зато Бог и правда на нашей стороне»,
- болезненно улыбнулся Фадеев. «Нашу мужицкую правду сегодня ночью куманьки
из артиллерии расстреливали. Ладно, не хочу я больше тебя и себя на
поражение настраивать. Может, и действительно с Божьей помощью иродов
окаянных одолеем», - согласился Губин и попрощался с другом.

29 апреля и весь последующий день особых боёв не наблюдалось. Порой
даже казалось, что красные выдохлись и вести наступление дальше не могут.
Но такое мнение оказалось ложным заблуждением. Эти два дня командованию
красной армией потребовались для того, чтобы провести передислокацию
войск и с трёх сторон взять в клещи Аромашевский укрепрайон. И так же,
как два дня назад, своё наступление на село и его окрестности, они начали
поздним вечером, обстреляв позиции мужицкой армии всеми тяжёлыми орудиями
и пулемётами. Единственно, что отличало очередное наступление от
предыдущего, так это отсутствие фактора внезапности. На этот раз разведка
повстанцев сработала чётко.

Кровопролитное сражение шло всю ночь с 30 апреля на 1 мая. К утру напряжение
начало спадать, но через пару часов оно разгорелось с новой силой.
Трупы лошадей и горы человеческих тел лежали на всей территории села,
но на них уже никто не обращал внимания. Повстанцы дрались с ненавистным
врагом кто как мог и чем мог. От запаха пороховой гари, конского пота и людской
крови воздух стал тяжёлым, горьким, наполненным дурманом, пьянящим



сознание бойцов. Сводный кавотряд под командованием Фунина выскочил из
укрытия сразу же, как только закончился артобстрел и красные устремились
в атаку, и на махах, рванул к ним навстречу. Кавалеристы на ходу стреляли, нещадно
рубили саблями головы противника, дрались в рукопашную и замертво
падали от шальных пуль. В эти минуты они не думали ни о Боге, ни о Земле, а
только о том, как ловчее уничтожить врага и вовремя увернуться от его сабли.

На протяжении всего боя, Василий находился в самой гуще людского месива.
Он так же, как и все, стрелял, рубил и был мишенью для врага. Дважды
скрещивал сабли с красными кавалеристами и оба раза выходил победителем,
нанеся им смертельные удары. Рядом с его головой свистели пули, сверкали
вороненые клинки, но в этом бою его словно оберегал ангел-хранитель.
Несколько раз красные не выдерживали натиска мужиков и отступали на подготовленные
позиции. Но после обработки местности, занятой повстанцами,
артиллерий, вновь шли в атаку. Наконец, сопротивление мужиков стало ослабевать
и терять боевой перевес. Вызвано это было не усталостью, а отсутствием
у многих боевых отрядов патронов и гранат. А уже к вечеру 1-го мая началось
беспорядочное отступление повстанцев на север и на восток, в сторону
реки Вагай, которая в это время вскрывалась ото льда.

О том, что бой проигран, Василий узнал только тогда, когда услышал пронзительный
голос Фильки: «Командир! Уходить надо. Фунин приказал на запад
пробиваться». Словно не поняв о чём идёт речь, Губин посмотрел на вестового
и переспросил: «Почему уходить? Добивать этих зверей надо!». «Не с кем их
добивать. Наших в живых только человек пять осталось. Они все уже выбыли
из боя и ушли с Фуниным», - отрезвил его паренёк.

Остатки бывшего крупного кавотряда, Василий с вестовым догнали уже в
трёх верстах от Аромашево. Бойцы выглядели уставшими и очень угрюмыми.
«Ну, что, рубака? Со мной на запад пойдёшь или с теми, кто из твоих остался
в живых, домой пробиваться будете?» - спросил Фунин, когда Василий поравнялся
с ним. «А ты сам куда собираешься путь держать?». «В сторону деревни
Юргинской. Там база 2-го освободительного полка. Немного отдохнём, подлечимся
и вновь красным кровь портить начнём», - ответил Фунин. И помолчав,
добавил: «Если никаких неприятных сюрпризов не встретим по дороге, то уже
завтра к вечеру на месте будем». В это время к ним подъехал Пётр. «Жив, братуха?!
» - не то спросил, не то воскликнул он. «Жив, да только что с этого толку.
В поход из Большого Сорокино выходило полсотни бойцов, а сейчас в эскадроне
только мы с тобой да ещё человек пять остались», - буркнул Василий.



«Почему только пять? Почти все наши сохранились, которые в Одине живыми
из боя вышли», - возразил Петр. «А где они?» - оживился Василий. «В лесу, в
укрытии отдыхают». «Ну, так что решил? Со мной дальше пойдёшь или домой
рванёте? Ты же понимаешь, что остановить разгром Ишимского фронта уже
невозможно. Красные сейчас всё сделают, чтобы до окончательной распутицы
очистить от повстанцев весь север Ишимского уезда», - спросил Фунин.
«Ты, чо, братуха, голову ломаешь? Какая нам теперь разница, где с красными
драться? Переждём в лагере 2-го освободительного стрелкового полка распутицу
и домой вернёмся. А сейчас кто нас с тобой там ждёт? Только родители
да комиссары», - вставил своё слово Чикирев. «Ладно, веди командир на свою
территорию. Может, пользу какую общему делу принесём», - согласился Василий
и спрыгнул с Воронко.