Перст и персть

ПЕРСТ и ПЕРСТЬ
Драма
Часть первая.  Родители

ПРЕДИСЛОВИЕ: ОТЕЦ и СЫН

СССР:
С – созижди
С – себя
С – себя
Р – ради

1

Йогенн Вейдер не мог уснуть. Не спалось – и точка. Уже с месяц не шёл сон. Лежал на своей жёсткой солдатской койке с закрытыми глазами, дышал спокойно, ровно, как во сне – но не спал. Но видел… видел… видел названного брата, который нашёл-таки его отца. И в дом его был принят, тоже сыном наречён, как некогда родители Генриха взяли сбежавшего от приёмных родителей-тиранов подростка в свою семью. Йогенн  видел своих братьев, даже сестру. Взрослая, не скажешь, что красавица, но характером сильная, на руку умелая, умом сметливая. Братья все военные. Их карьера сложилась пока удачно. А маму ни разу не видел. И лицо отца тоже закрыто плотным туманом. Йогенн не чувствовал тепла тела матери, отец же был строг, но справедлив в своих мыслях. И до своего младшего, тринадцатого, двадцать лет назад потерянного в чужом крае, решил через Генриха добраться. Найти. Увезти к себе, домой. Держать при себе.
Цепко держать.
Последние шесть часов Йогенн маялся: не видел, куда движется братенник. Машина белого цвета. Последняя марка. Новенькая. Только две детали не очень стыкуются друг с другом. Близкий путь – справится. В дальнюю дорогу рванёт – намается. Механик он неплохой, но не токарь. А в дорогу-то он поехал. Прошло уже два часа.
Йогенн всю волю сконцентрировал на моторе. Отслеживал винтик за болтиком, узел за узлом. Нашёл изъян. Напрягся. Сколол. Звук мотора стал ровнее, тише, спокойнее, мелодичнее. Доедет до места.
Йогенн от усталости провалился в сон. Глубокий. Глубокий чёрный омут.
Его вырвал из него стук в дверь. Твёрдые шаги по полу отведённой ему, младшему офицеру, комнате. Тряхнули за плечо. Сквозь сбрасываемую пелену он слышал знакомый голос:
- Йогенн, проснись! В крепости неожиданные большие гости. У них машина вышла из строя. Генерал требует, чтобы ты её посмотрел.
- Который час?
- Четыре ноль семь.
- Иду. Только оденусь. Яму откройте.
- Да открыта уже. Твои помощники тоже на месте. Да просыпайся ты уж!
- Не сплю я. Иди. Через три минуты подойду.
Через три минуты он вышел во двор. Машину он узнал сразу. Капот  был открыт. Под ним был виден человек.
Йогенн по-военному приветствовал генерала и его гостя, тоже военного, вся его фигура закрыта плащом. Генерал молча указал на машину. Йогенн кивнул и направился к ней. Осталось ему сделать два шага до авто, когда Генрих чертыхнулся и резко распрямился. На сиг Йогенн замер, затем подскочил, съязвил:
- Надо ж, наша овчарочка запачкала ручки… Иди  вымой руки, но сначала дай мне ключи, – строго сказал братеннику, – и медальон. Мою просьбу ты выполнил?
Тот стоял, улыбаясь во весь рот. Молодёжь обнялась. Генрих вытер о полотенце руки, отдал ключи и снял с шеи медальон и передал его брату. Тот сразу повесил его себе. Гость поспешил за приехавшим с ним начальником (или – Генрих приехал с начальством).  Йогенн же направился  к кабине. Завёл. Мотор откликнулся ему песней. Йогенн удовлетворённо  откинулся на спинку дорогого сиденья: доехал. Минуту так посидел, затем вышел из машины, закрыл капот, вернулся и осторожно повёл авто в мастерскую. Для порядка обследовал мотор, извлёк иско;мые детали, подправил их на станке, водрузил на место, собрал, завёл. Проверил масло, воду, топливо. В норме. Вывел автомобиль во двор, поставил носом к воротам. На выезд.
Генерал со столичным руководством в кабинете были одни. Все другие офицеры ожидали приказа в приёмной. Но приказов, кроме  того, что принести ужин для трёх персон, не поступало. Единственно, кто беспрепятственно прошёл в кабинет, так это столичный щёголь и пройдоха Генрих. Все знали, что в последнее время в качестве ищейки и овчарки его приблизил сам диктатор. Генрих же держался с офицерами всех рангов тактично и деликатно. Так что никто не мог упрекнуть его в подхалимстве. Но – любимчики во все времена особым уважением толпы не пользовались. Да и Генриху же личные удобства были не пустым словом: жить просторной комнате резиденции диктатора ему было лучше, чем в каморке у дяди, сводного брата погибшего отца. Работы он никакой не чурался: мог и дров ради разминки наколоть, и пикантное блюдо на скорую руку приготовить, заменить и водителя, и секретаря, и денщика и нюх разведчика имел. Хотя его больше тянула наука, прикладная химия. На этой почве он близко сошёлся с отцом диктатора профессором медицины. Тот устремил взгляд молодого гения на ботанику и фармакологию. С сыновьями диктатора ему подружиться было ещё легче. Они приняли Генриха как меньшо;го и просто радовались общению: музыка ли, живопись ли, техника ли, экономика ли, финансы ли, спорт ли. К моменту знакомства с ними Генрих, общаясь в кругу служебных отношений, пристрастился к курению, коньяку и пиву. Альфред, старший из братьев, в первый же день подошёл к новенькому, обнял за плечи и произнёс: «В нашей семье это не принято. Мы придерживаемся нескольких аскез. Тебя заставлять не станем, так как  ты не нашей  крови, но правила прошу соблюдать». Генрих условия семьи принял. Даже стал раз в неделю полностью отказываться от пищи, заботясь об очищении организма. Единственная тема для обсуждения, на которую в семье было наложено негласное табу, – политика. Этой темы в узком семейном кругу не касались.
Так что Генрих был осведомлён во многих вопросах – но при этом на посторонних играл роль просточка-нежинки. И сейчас, войдя в кабинет генерала и отсалютовав приветствие, он, быстро проглотив свою порцию еды, отошёл вглубь кабинета, опустился на диван и уснул. Оба собеседника посмотрели в его сторону, понизили голос и продолжили свой разговор на интересуемую их тему. Война, обходные манёвры, риски, коварство союзников, противостояние разведок…
Вошёл адъютант генерала, доложил о готовности автомобиля гостя.
Генерал жестом отпустил адъютанта. Правитель скомандовал негромко:
- Генрих, подъём!
Генрих в следующую секунду был на ногах.
- Ты можешь вести машину?
- Нет, мой генерал. Я засыпаю.
- И что теперь? Выбиться из графика?
- Нет. Ошпи поведёт.
- Кто?
- Йогенн Вернер, с вашего разрешения. Ему можно доверять, генерал Михельсон? Сколько времени он в вашей команде?
- Два года, – ответил хозяин крепости. – От меня – только положительные характеристики.
- Генрих, ты уверен в нём настолько, что согласен доверить наш маршрут?
- Мой генерал, рядом с ним вы будете в полной безопасности. У него собачье чутьё на любые подставы. И знает, как их преодолеть, и умеет это делать.
- Что ж, твоя, Генри,  рекомендация дорого стоит. Итак, генерал, выпишите тому молодому человеку командировку на…
-… семь дней…
- неделю. Сколько времени ему надо на сборы?
- Минут десять, – ответил Генрих.
- Хорошо, тогда сам и скомандуй. Идти-то сможешь?
- Я на ногах.
- Хотя и нетвёрдо.
Генрих быстрым шагом покинул кабинет, сбежал по лестнице, подошёл к братеннику, сообщил:
- У тебя десять минут на сборы. Машину поведёшь.
- Не понял. А ты?
- Йогенн, я трое суток нормально не спал. Не знаю, как сюда-то доехал. А впереди ещё сотни километров. У тебя командировка по приказу начальства на семь дней. Тебе помочь собраться?
- Нет. Пять минут. У меня всё и богатство – мои рисунки.
- Так ты продолжаешь рисовать? Здесь?
- А чем здесь ещё заниматься?
- Возьми их. На досуге рассмотрим. Не всё же время будешь за баранкой.
- Пять минут. И я готов.
Гость и Йогенн к автомобилю подошли одновременно. Гостя также закрывал плащ, но подчёркнутость в поведении генерала Михельсона выдавала статус нежданного гостя. Генрих взял у братенника небольшой чемодан, поставил его в  багажник, открыл дверь перед пассажиром. Тот сел на заднее сиденье, сложил руки на груди и закрыл глаза.
Йогенн завёл авто, машина плавно тронулась с места.
- Какой маршрут? – спросил Йогенн.
- Мы хотели проехать до восточной ставки.
- Я не знаю её координат.
- Вот карта, – Генрих развернул страницу и показал водителю.
- Понял. Можешь убрать. Сколько у нас времени?
- Минимум.
- Тогда я поведу другими тропами.
- Только в болото не завези, сусанин. Да, совет: там среди высших чинов постарайся быть незаметным.
- У меня звание не позволят с генералами чаи распивать.
- Сегодня ты – младший, завтра – старший, послезавтра – капитан.
- Шустро.  К чему такой почёт?
- Шума много около, – он кивнул на заднее сиденье, – служить будешь водителем. Квартироваться там, где и я.
- Так это я тебе обязан нынешними хлопотами?
- Если тебе так угодно.
- Ты моих родителей нашёл?
- Не знаю. Медальон видели многие, многие интересовались. Но никто от радости руками не всплеснул, признав его.
- И для чего я тебе тогда? Пожалел?
- Уколоть решил? Появилась возможность – я воспользовался.
- А где тот бедолага?
- Кто?
- Шофёр.
- В автогараже. Куда он денется. Он закреплён за другой машиной.
Дальше они всю дорогу ехали молча. Генрих спал. Спал ли высокий пассажир? Йогенн чувствовал, что он полудремлет, но при этом зорко наблюдал и за ним, Йогенном, и за дорогой.
Они выехали из леса, с какой-то просёлочной дороги, по которой только телеги ездили, примерно в двухстах метрах от ставки.
- Генри, – тихо, чтобы не потревожить пассажира, сказал Йогенн, – вдоль всей дороги проложен в шахматном порядке проволока. Мне необходим понтонный мост. Иначе – без шин. И мины. Тропка есть. По неё пусть бросают.
 Генрих тут же с кем-то связался по рации. Традиционное приветствие.
- Генрих, ты где?
- Видишь белую машину справа?
- Вижу. Ты в ней? Что ты там делаешь?
- Новая. Провожу испытание. А что случилось? Что за переполох? И быстро брось мне понтонный мост. Да под углом. Чтобы машину не побить.
- Ты только о машине сейчас можешь думать?
- Выполнять быстро. И что у вас там такое случилось?
- Ты давно выехал?
- Двое суток назад.
- Так ты ничего не знаешь?
- Что я такого должен знать? И где мост?
- В ста километрах от ставки нападение на кортеж правителя.
- И???
- Машина лежит вверх колёсами, никто не открывает. Связи с машиной тоже нет.
- Понял. Сообщи, чтобы ничего там не трогали. Я, как только развернусь, сразу выеду на место происшествия. А что со вторым адъютантом?
- Кортеж разбросан. Пятеро убито, второй адъютант ранен. Серьёзно ранен.
- Надеюсь, территорию оцепили и собак по следу пустили? Как давно всё произошло?
- Полтора часа назад. Понтоны наведены.
- Вижу. Въезжаю. Отройте ворота и выставьте усиленный караул. Моя команда прибыла? Пусть все меня встретят. К входу всех, – жестом показал Йогенну на понтонный мост и спросил: – Ты на чём в последнее время  специализировался?
- Внешняя разведка.
- Ясно. Мои примут под охрану пассажира, а мы выедем на место теракта.
- «Мои»? У тебя своя команда? Чем же ты, дружок, занимаешься?
- Моей безопасностью, – ответил пассажир. – Генрих, значит, твои опасения оправдались?
- Честно, не верю. Никаких прямых фактов не было. Просто… что-то щемило…
- Это интуиция. Основная документация…
- Часть – у моих, часть – в вашей машине, часть – здесь.
- Отлично, мальчик.
Машина въехала  в охраняемую зону. Несколько человек чётко окружили  авто, пассажир покинул салон и в плотном кольце военных ушёл вовнутрь. Генрих последовал за ними. Вернулся через пять минут. Открыл дверцу, заглянул в машину. Спросил:
- Заправка машине нужна?
- Было бы хорошо. И техосмотр желателен.
- Тогда… едем в другой машине. Этого белого зайчика загоняем в гараж, а сами…
- Ты берешь меня в качестве водителя?
- Не только. На расследование времени нет. Пойдёшь экспертом.
- Экспертом?
- Брось, ошпи! Я же знаю твои способности! На них я рассчитываю.
- А на кого напали?
- Кортеж правителя, который направлялся в ставку.
- ???
- Закрой рот.
- Он?
- Жив.
- Но?..
- Сидел за твоей спиной. Мы просто выехали пораньше. Машина новая, решили развлечься по-мужски. Испытания – это круто. Кортеж ушёл с двумя адъютантами и охраной.
- Испытания? Да у тебя была заводская поломка в системе передач! Как так можно рисковать!
- Обошлось ведь.
- У меня нет слов. Где машина? Сначала я её осмотрю.
- Пожалуйста. Только побыстрее. Только после моей команды водитель откроет салон авто.
- А он жив?
- Надеюсь.
Они выехали через десять минут.
Примчались. Машина лежала вверх колёсами. Генрих набрал код доступа, дверцы с трудом открылись. Заднее было пусто. У водителя пробита голова, но он дышал. Первый адъютант был без сознания. Людей извлекли из машины, медики увезли их в госпиталь.
- А где? – спросил у Генриха один из офицеров.
- В ставке.
- Его здесь не было? Слава Богу.
- Кому ещё доложили о теракте?
- Согласно инструкции.
- Хорошо. Зашифруйте и отправьте сообщение, что провидению угодно было уберечь нашего правителя. Он, как всегда, руководит нашей священной борьбой. А теперь прикажите поставить эту машину на колёса, – и обратился к Йогенну: – Что на это скажешь?
- Свои в команде с местным сопротивлением.
- Я также думаю. Трудно вычислить?
- Для таких дел есть специальная служба. Пусть они голову и ломают. И дрова. Не отбирай у них хлеб. Ты предотвратил – и ладно. Хотя, думаю, у них к тебе будет вопрос: «Откуда ты знал?»
- Какого высокого мнения вы, лейтенант, обо мне? Случайное совпадение.
- Это-то как раз доказывать и придётся.
- А мне какая выгода?
- Продвижение по службе.
- А мне неплохо и в капитанах живётся. Да и в этой семье я как родной принят. Он мне как отец стал. Ты стал бы отца убивать?
- Я? Нет. Отец – это святое. Как и мать. М-да! Но чувства и война – понятия несовместимые. В благородство никто не поверит.
- Значит, надо найти цепочку и обезвредить.
- До этого ещё попытки были?
- Да, но… по чистой случайности всё обходилось.
- Провидение. Поехали. Как бы там чего не произошло. Хотя – ему рано. Смерть не сейчас.
- И там мои мальчики.
- И на старуху бывает проруха. Поехали.
Машину поставили на колёса. Йогенн взял её на буксир. Первую повёл Генрих, вторую – Йогенн.
Они вернулись в ставку.
Генрих взял дипломат, лежавшей во второй машине, и попросил Йогенна его сопровождать. Друзья вошли в помещение прифронтовой ставки. Длинные освещенные коридоры. Двери открывались сами по себе. Вошли в зал совещаний. Оно было в полном разгаре. Генрих положил на стол дипломат, приоткрыл его и закрыл. Правитель кивнул. Произнёс:
- Идите оба отдыхать в мои апартаменты. И – покушайте. Освобожусь – приду.
Генрих козырнул. Подошёл к Йогенну, развернул его за плечи, и друзья покинули помещение, в которое их не приглашали. Зато прошли в столовую. Покушали. Затем спустились на несколько метров вниз, вошли в просторную комнату, обставленную  весьма просто. Стол, стулья, две кровати. Хотя все удобства тоже присутствовали.
- Кто первым принимает душ? – шутливо поинтересовался Генрих и сам ответил на вопрос: – Думаю, на правах гостя – ты. Иди. Я приготовлю постель.
- Но здесь только две кровати. Где он будет спать?
Генрих усмехнулся, пожал плечом:
- У меня от него приказ, с тебя глаз не спускать. Так что – в душ и спать. Я следом.
Только голова Йогенна коснулась подушки, как его сразу поглотил глубокий сон. Без сновидений. Хотя один ему всё-таки снился. Будто вновь внутри левой руки возникла старая острая боль. Врач вскрыл руку, извлёк  нечто, словно сгусток, зашил, забинтовал. Было больно, но не так сильно. Терпимо, словом.
Когда Йогенн проснулся, первое, что он заметил, это бинт на его левой руке. Так это был не сон? Он не помнил, чтобы у него в последнее время болела рука. Может быть, просто не заметил за всеми событиями? А во время сна начал стонать. Как это бывало и раньше. Просто раньше на такую мелочь стыдно было обращать внимание. А сейчас… он на особом положении, и это заметили. «На особом  положении? – Подумал. – В качестве кого? Друга? Солдата? Арестованного? И с чего к нему такой интерес? Что Генри наболтал?».
Привстал на кровати. Генрих появился сразу. Выплыл из глубины комнаты.
- А ты мастак поспать.
- Я стонал?
- Да. Из руки удалили опухоль. Надеюсь, она не будет тебя больше так донимать.
- Большая?
- Кто?
- Опухоль?
- Как куриный желток. Не очень приятно на вид. Но всё позади. Поднимайся. Или голова после местного наркоза кружится?
- Немного.
- Идти можешь?
- Идти? Проверим, – он сделал шаг, второй. Голову особо не кружило.
- Хорошо. Мы здесь уже трое суток.
- Трое? А машина?
- Я, конечно, не такой механик, как ты, но немного тоже разбираюсь. Что смог – исправил.
- И основную?
- Нет, её отбуксировали в столицу.
- Возвращаться будете на «белом зайчике»?
- Не будете, а будем. Подписан приказ о переводе тебя в столицу. Пока в качестве офицера для особых поручений. Но я был бы рад, если бы ты согласился служить водителем при нём. Мне так будет за него спокойнее.
- Честно?
- Да.
- Генри, но с больной рукой за руль не сядешь.
- Сейчас поведу я. Ты посидишь рядом. А через месяц рана заживёт. Жить будем вместе. Ты в чём-то сомневаешься?
- Слишком много… несостыковок.
- В чём? Первое?
- Хотя бы ваш неожиданный приезд в северную крепость. Неужели простое испытание авто, имеющее заводской брак?
- Хорошо, я попался. Я, и ты это знаешь, знаю о твоих особых способностях. И мне нужна твоя помощь в обеспечении его безопасности. Я всё подставил, чувствуя, что ты меня оберегаешь.
- Теракт. Тоже часть твоего плана?
- Нет. Это совпадение. Но кто-то хорошо всё просчитал. Главное – что меня не будет рядом. О том, что я уеду испытывать авто, знало всё окружение. Меня, наверное, слышал, называют «западноевропейской овчаркой» за чутьё. И я им мешаю.
- Кому «им»?
- Многим. Без фамилий. Власть. Просто власть. А я его… полюбил… что ли. Он мне очень дорог. Я в его семье свой. Для его сыновей как младший. Они даже меня воспитывают. Но оберегают. Мне там спокойно. Ошпи, помоги.
- Мы же братья. Хотя – и названные. И у меня, кроме тебя, ближе никого нет. Конечно, помогу. И, знаешь, я голоден.
- Можем подняться в столовую, можем – заказать сюда.
- Лучше – в столовую. Где мой мундир?
- Ждёт тебя с новыми погонами.
- О! За одну поездку!
- Да. Особенно по трясине на авто с низкой посадкой.
- Заметил? Ты же спал.
- Машина автоматически записывает маршрут. Я просмотрел. Он тоже. И надо просто уважать профессионалов. Оделся? Пошли. Столик уже накрыт.
- Ядом не приправлен?
- ?!
- !?
- Проверим.
- На ком?
- На поваре. Идём.
Мужчины вошли в столовую. Йогенн втянул в себя воздух – было чисто, без неприятных сюрпризов, поэтому дегустацию поваром отменили. Кушали весело, с аппетитом. За этим занятием их и застал дядя Генриха. Подошёл. Поздоровался. Сел без церемоний. Ему принесли обед. Дядя ел с аппетитом тоже, то и дело посматривая то на племянника, то на его братенника. Когда всё всеми было проглочено, спросил:
- Генрих, что ты думаешь о теракте?
- Почему я должен думать, дядя? Йогенн считает, что для этого есть специальная служба. Пусть она и думает. И я думаю так же.
- Мой мальчик…
- Господин, – решил вмешаться в разговор Йогенн, – мы уже говорили на эту тему. Да, всё было хорошо продумано, просчитано. Учли даже то, что Генрих увлекается автогонками. Просчитались в детали: он решил вспомнить молодость. Из-за этого теперь падает подозрение на Генриха? Так можно начать искать ведьм в собственных рядах. И потерять лучших из лучших. Зависть и жажда власти.
Дядя пристально смотрел на парня из глубинки, поднявшегося в чине за одну ночь. И что-то было знакомое в его чертах лица, взгляде, даже голосе… Он был явно на кого-то похож из знакомых. Смел и дерзок в своей последней речи. Совсем не таким он выглядел три года назад, когда он, Вальтер, встречал парней на вокзале, куда те приехали после гибели родителей Генриха. Скромный, осторожный, молчаливый, сдержанный. Просчитывавший каждый жест и слово. Хотя и сейчас он просчитал всё. Всё! Вальтер ответил:
- Как мне не печально соглашаться, но вы, молодой человек, правы. Погоня на ведьм – весьма прискорбно. Поэтому правитель приказал дело замять, погибших и раненых представить к наградам и чинам. По-моему, грамотное решение.
- Дядя, тогда не будем его обсуждать. Ты возвращаться будешь с нами в колонне или поедешь отдельно?
- Нет, племянник, я выезжаю через три часа. Работа! Встретимся в столице. До встречи, молодой человек. Я слышал, вы пока будете служить водителем у правителя, пока не будет подобрана другая кандидатура.
- Да? – спросил Йогенн и посмотрел на Генриха. – Первый раз слышу.
- Поздравляю.
- Спасибо, господин полковник.
Когда Вальтер ушёл, Йогенн поинтересовался у друга:
- Что я ещё должен знать?
- Больше ничего. Надо же было дать дяде проявить собственное тщеславие.
- Конечно. Дядя!
- Именно – дядя. Сводный брат отца.
Друзья засмеялись. Йогенн неожиданно спросил:
- А как ты в такое окружение попал? Вроде бы не по чинам, не по стати.
- А-а. Всё просто. – Генрих махнул рукой. – Всё произошло на его свадьбе.
- Слышал. Взял молодую не по годам.
- Главное – любовь! Она им очень дорожит. Очень. И ничем, что не касается его быта, не интересуется. Но всё его окружение держит в ежовых рукавицах.
- Это понятно. Положение обязывает.
- Нет, не это. Она его любит. Дай бог каждому мужчине такую жену. Словом, все веселились. Я слегка  хватанул шнапсу. Начали с парнями, – Генрих в воздухе выписал кренделя. – Там баскетбол, потом разделись, захотели наперегонки поплавать… Благо тепло, река рядом…
- А как ты на это мероприятие-то попал? Ранг-то не тот.
- Да дядя всё. Он в хороших отношениях с его замом.
- А-а-а.
 - Тебе дальше рассказывать? – Йогенн кивнул головой, и тот продолжил: – Что уж я там такого выкинул – не помню. Но меня такого, в плавках и весёлого, подозвали к нему… Какой-то нелепый разговор, мол, я в хорошей форме ли, чтобы плавать, не потеряю ли в таком виде медальон? Вроде бы безделушка, а, наверное, ценное. От родителей, мол. Я ответил, что от тебя, то есть от брата. Ещё что-то молол… В общем, я ему его отдал на время, пока с парнями в воде дурили. Краем глаза только видел, что дядя сокрушённо что-то качал головой, когда около него стоял. Потом  вышел, отёрся, оделся, и дальше его сыновья меня от себя не отпустили.  Утром, когда я протрезвел, намылили шею. Всё. Вот так, просто. Но мне у него нравится. Строго. Но хорошо. Я вновь занялся химией.
К Генриху подошёл офицер и сообщим, что обоих друзей ждёт в кабинете правитель. Мужчины сразу встали и пошли за посыльным.
Правитель работал за столом. Друзья встали перед ним. Не поднимая головы от бумаг, он спросил:
- Выезд через час. Кто поведёт?
- Я, – ответил Генрих. – Йогенн будет сидеть рядом.
Правитель кивнул.
Офицеры вышли. Йогенн попросил его провести в гараж, чтобы проверить готовность автомобиля. Генрих ушёл за вещами. Через час кортеж покинул южную ставку.
Дорога была неровной. Из-за тряски начало саднить руку. Йогенн прижал её к себе. Правитель спросил:
- Болит?
- Немного. Пройдёт.
- Генрих, остановись. А ты, Йогенн, пересядь рядом со мной.
Приказ был выполнен. Когда Йогенн пересел, правитель дал ему таблетку, сообщив при этом:
- Это обезболивающее. Возможно, на тебя оно подействует и как снотворное.
- Нет, мой правитель, дорога сложная. И, возможно, Генриху потребуется моя помощь. К тому же я – солдат. Можно и потерпеть. Генри, трогай колонну.
Через час Йогенн сменил друга за рулём. Вёл машину только правой, так как левая нестерпимо болела. На бинте появилась кровь. Так что, когда он остановил машину у дома правителя, просто потерял сознание. Правитель был бледен. Генрих молчал. Машину встречали братья. Они внесли на носилках  Йогенна в дом, в одну из комнат, богато и со вкусом обставленную, уложили в постель. Сразу пришёл доктор.
Шов разошёлся.
Йогенн был без сознания трое суток, и все эти дни над жилищем и жильцами словно воцарился траур. Даже цветы в оранжереи сникли.
Он открыл глаза резко. Солнце стояло прямо за окном, но допуск ему в комнату преграждали шторы тёмного цвета из плотного шёлка. К его лицу приблизилось женское лицо. Знакомое – но он видел его впервые. И слишком молода, чтобы быть ему матерью. Скорее… это… Вдруг услышал:
- Кумара;, наш кумара;, как мы долго тебя искали. И ждали.
Кто это? Кто она ему? Так называли его только мама; изредка, когда было хорошее настроение, отец; был ещё брат, старший брат…
Ум отказался принимать действительность. Тело начало трясти. Женщина срочно вызвала врача. Когда на её крик прибежали близкие, тело лежало бездыханным. Почти бездыханным. Жизнь зиждилась в нём в нескольких дюймах, но всё-таки зиждилась. Врач констатировал кому. Осталось только ждать.
Вновь ждать. Спустя двадцать лет ждать. И сколько ждать ещё часов, суток? Неужели лет?
Тело подключили к искусственному питанию и дыханию. Днём дежурили братья, сестра, ночью – Генрих. Он коротал дежурство с гитарою, перебирая аккорд за аккордом. Один из аккордов унёсся за пределы мозга, выхватил из призрачного далёкого-далеко разум братенника, легко втянул его обратно в собственное тело. Оно приподнялось, сделало глубокий вздох, медленный выдох – и самостоятельно задышало. Генрих изменения заметил тут же и отсоединил все трубки.
- Сколько времени? – прохрипел Йогенн.
- Три часа ночи. Через час начнётся рассвет. С добрым утром и возвращением. Где ты был?
- Встречался с матерью. И с другими предками. Их столько много. Одни жили в достатке, другие осознанно выбрали нищету и аскетизм. Но все такие сильные. Волевые. И добрые.
- О чём говорили?
- Об ответственности перед родом, государством, в котором сейчас воплотился, и планетой, её планетарным сознанием. Мама постоянно твердила, что я нужен отцу. Мне там было хорошо. Вдруг ты со своей извилистой музыкой. Когда успел научиться так играть?
- Играть? Что было особого в моих аккордах? Просто перебирал струны.
- Да, умеючи перебирал. Давно я овощем лежу?
- Трое суток. Встанешь?
- Да. Помоги. Пожалуйста. Ванная или душ здесь далеко?
- Всё при комнате. Давай поддержу. Поднимайся медленно. Голову может закружить.
Генрих помог ему пройти в ванную. Налил воды. Молодое тело, окружённое благоухающей водой, быстро оживало, но возвратить прежнюю полноту и упругость за столь короткое время не могло. Придало только силы.
- Теперь бы перекусить, – проговорил Йогенн, одевшись.
- Нет проблем. Завтракает семья рано. В шесть тридцать.
- Это же целый час!
- Вода. Молоко. Сок.
- Воду и молоко.
Генрих подал поочередно стаканы с жидкостями. Йогенн медленно пил маленькими глотками. Полчаса пролетело. Или проползло. Парни с трудом подобрали костюм Йогенну. Придумали надеть поверх  рубашки солдатский жилет с массой карманов. Неплохо получилось. Затем вышли из комнаты и направились в столовую. Дежурная охрана молча отдавала честь и глазами провожала обоих, особенно сверлила глазами новичка. Все они понимали, что сумрачное настроение правителя и его невыездность из дома связаны напрямую с этим с неба свалившимся молодым офицером внешней разведки.
Генрих распахнул дверцу. Вошёл сам. Жестом позвал братенника, а присутствовавшим сообщил с серьёзным видом:
- Встречайте. Снизошёл с небес на нашу грешную и непостоянную землю. Воскрес, словом.
Йогенн покачал головой, улыбнулся и появился в проёме двери.
Семья была за столом, глава только что прочитал утреннюю благодарственную молитву. Мужчина строго посмотрел на вошедших, указал Йогенну на стул, ближайший  справа от себя, Генриха попросил сесть рядом с ним.  Парни сели. Молча приступили  к еде. Йогенн был очень голоден, но, проглотив две ложки овсяной каши, почувствовал себя сытым. Поднёс к губам салфетку, вытёр  губы, затем взял в руки стакан травяного чая. Отпил, сделав несколько глотков.
- Завтрак закончен? – спросил хозяин, ни к кому не обращаясь конкретно. И посмотрел на Йогенна: – Мальчик, я должен тебе сказать, что в этом доме ты родился, в нём прошли твои первые годы. И мы все рады твоему возвращению.
- Я знаю, – спокойно ответил Йогенн. – Мама мне всё рассказала.
На него посмотрели вопросительно, но не удивлённо. Словно ждали прояснения ситуации.
- Мы встретились там, – Йогенн махнул головой в левую сторону.
- Понятно. Я должен также сказать, – продолжил хозяин, – что твоё настоящее имя Арнольд Шнейдер. Тебе решать, какое носить имя. С прежним, Йогенн Вернер, ты за двадцать лет сжился. К новому привыкать трудно.
- А может быть, ему иметь два паспорта, – предложил Генрих. – Так, на всякий случай.
- Нет, брат, на двух стульях я сидеть не привык. Тем более сейчас. На одном еле-еле удерживаюсь.
- Интересный ответ, герр Арнольд, интересный, – усмехнувшись, ответил хозяин. – Мою супругу ты знаешь из прессы, поэтому нет надобности её представлять.  Позволь тебе представить старших братьев и сестру, – и он по очереди перечислил сидевших за столом.
Женщину Йогенн узнал: это она сидела около его постели и назвала его так, как некогда звала его только мама: кумара;. Он улыбнулся сестре. Здорово, у него появилась родная сестра. И столько родных братьев. Помимо названного. Ещё… отец. Родной отец. Только сможет ли он так обратиться запросто обратиться к правителю-диктатору. Йогенн-Арнольд опустил глаза: он почувствовал пронзительный, в нутро, в суть, взгляд мачехи. Мачехи, к которой почувствовал яростное влечение.
Хозяин его жест оценил по-своему. Поэтому спросил младшего сына:
- Как сегодня здоровье?
- Вести авто смогу. Только Генрих пусть страхует.
- Хорошо. Так и решим. Через час выезжаем. И я тебя, Арнольд, попрошу, пока мне  подыскивают адъютантов, выполнять его функции. Справишься с бумагами и звонками?
- Если Генрих…
- Понял. Друг за другом ходите… В принципе, это хорошо. Под присмотром будешь. Мне спокойнее. Вечером, сыновья, семейный стол организуем? Вы когда возвращаетесь в войска?
- Кто как, – ответил за всех старший Альфред. – Через два-три дня.
- Может быть, отец, тогда – завтра? Кумаре надо хотя бы осмотреться, да и нам подготовиться, – осторожно спросила Густа, девятый ребёнок в семье, старая дева и военный медик по совместительству. И опустила голову под строгим взглядом отца.
Братья покачали головами.
- Что? Обед? Из-за меня? Я не привык так жить, – он произнёс.
- Слушай, Йогенн, или как тебя, Арнольд, не в тебе же дело!  Просто – праздник! Узким кругом. Мой дядя, в том числе. Несколько из числа генералитета. Да и моих ребят позвать. Надо же тебя представить нормально. Правда, ты так исхудал, что из любого костюма выпадаешь, – завёлся Генрих.
Хозяин почесал бровь, улыбнулся, изрёк:
- Хорошо, завтра. Альфред и Генрих, займитесь подготовкой. Густа, ты за стол. Муттер хлопотами не затруднять. Всё, мальчики. Мне пора, – встал, вышел. В сопровождении жены.
Все сыновья проводили его стоя. Когда дверь за ним закрылась, старшие братья покинули свои места, окружили младшего, обнимали, трепали по волосам и плечам. Сыпалась масса вопросов, ответов на которые не было. Ни одного.
Затем братья проводили младших до гаража, Альфред подал машину. Правитель молча вышел из дома, сел на заднее сиденье, братенники заняли первые сиденья. Колонна тронулась в путь.
Йогенн был доволен машиной. Системой безопасности тоже. Машину правителя сопровождала команда или собутыльники Генриха. Подъехали к ставке. Вышли. Один из офицеров отвёл авто в гараж, парни же пошли вслед за правителем. 
Генрих в поддержку друга тоже был в штатском.
В приёмной их встретили несколько офицеров-кандидатов на исполнение обязанностей адъютантов. Правитель сразу прошёл в кабинет, поручив братенникам разобраться с ситуацией.
Йогенн и Генрих переглянулись.
- Уволь, – Йогенн поднял обе руки, – я не кадровик. И вообще этой службы не знаю. Кофе сварить смогу. Накрыть-поднести-унести. Уволь, уволь.
- Тогда сядь в то кресло, – капитан указал лейтенанту приличное кресло в углу за отдельно стоявшим столом, – и наблюдай. А можешь и спать. Как все нормальные.
Йогенн-Арнольд выполнил приказ. Сел, закрыл глаза.
Через три часа открыл. Встал. Подошёл к брату, попросил всех практикантов в ряд поставить, а ждущих приём выйти за дверь. Когда дверь закрылась, сказал:
- Вы все здесь специалисты хорошие, да и надёжные. Отбор классный проведён. Не обижайтесь на меня, но позволю дать совет каждому из вас, – и  стал подходить к каждому офицеру и говорить. Этому – в медицину, другому – в архитекторы, третьему – в пору песни слагать, да для этого жизнь надо знать, следующему посоветовал финансами поинтересоваться… Всех отвёл от службы, кроме двух. Их попросил остаться, другим покинуть помещение. – А теперь к вам слово. Оба грамотные, надёжные. Но вами, мой господин, – он обратился к правому, – порою командует жадность, а вами, – обратился ко второму, – зависть.
Генрих хмыкнул:
- Что в этом плохого. Жадность бывает не только к деньгам,  но и к знаниям, путешествиям. Да и зависть разная бывает.
- Дай-то Бог, чтобы они, эти ваши страсти, вам, господа, на пользу пошли. Станете дурные помыслы в узде держать – многого в жизни добьётесь. Нет – и свою голову потеряете, и близких, любимых подставите. Генрих, этих оформляй адъютантами. Или как там положено. И… До обеда ещё долго? Я что-то вновь проголодался. Столовая или буфет здесь далеко?
- Нет. Но можно попросить сюда принести.
- Мне? Не велика ли честь? Лучше пусть кто-нибудь из твоих проводит.
- А не шустро ты? Сегодня только из комы вышел.
- Нет. Я чувствую себя нормально. А сидеть здесь без дела наскучило.
- Хорошо. Я подойду, – Генрих кивнул трём своим из окружения, – как управлюсь.
Йогенн с офицерами вышел из приёмной.
По лестнице они спускались медленно. Прошли половину пути, когда  повстречали генерала, в подчинении которого был ещё неделю назад, в окружении офицеров штаба. Оба были рады встрече.
- Слышал, слышал, голубчик, о твоих подвигах. Молодец, не подвёл старика.
- Что вы, мой генерал. О чём вы? Ни о чём таком и не думал.
- Но сильно бледен.
- Простыл немного. Но всё уже позади. Надеюсь, в столицу вы на несколько дней?
- Дела улажу – и назад. Голубчик, говорят, ты тогда чуть ли первым прибыл на… место. Что думаешь по этому вопросу? Говорят, что старшие чины…
- Генерал, – Йогенн поморщился, – мы с вами же знаем те места. И как сопротивление к нам относится. Думаю, там… искать надо. Но не методами нашего майора. Извините, майор. А привлечением на свою сторону местного населения. Через их праздники, традиции. Или снижение налогов для местных предпринимателей. Выстраивать долгосрочные отношения. Противостояние между государствами и в мирное время остры. А сейчас, когда идут военные действия, на территориях, находящихся в наших границах и нам подчинённых, вести политику… согласия. Чтобы они о нас помнили и детям передали. Там в кандидатах в адъютанта один офицер ходил. Он, скорее всего будет возвращён в свою часть. Присмотритесь к нему. Специалист и по музыке, и поэзии. Знакомство с фольклором ему будет интересно. А нам полезно. Извините, генерал, заболтал я вас. А вас-то ждут. Надеюсь, завтра увидимся? Не в деловой обстановке. За ужином.
- Ужином? Каким? Голубчик, ты что-то недоговариваешь?
Йогенн в ответ улыбнулся. Только эта улыбка  вышла очень грустной.
- Хорошо, – продолжил генерал, – потом расскажешь. Надеюсь, это хорошая новость?
- Да. До встречи.
Команда уступила генералу дорогу. Он стал подниматься вверх по лестнице, Йогенн – медленно оседать на пол. Офицеры подхватили его под руки, кто-то подставил стул. Через минуту подбежал Генрих, достал фляжку, открыл её и вылил воду в рот больному. Йогенн медленно стал приходить в себя. Когда взгляд его стал осмысленным, старший произнёс:
- Сказал же, что надо было заказать еду в приёмную. Что я теперь отцу скажу? Довёл его младшего до обморока?
Офицеры переглянулись и сузили круг.
- Идти сможешь?
- Да.
- Хорошо. Пошли. Господа, круг!
Молодёжь быстро прошла в столовую. Быстро была подана еда. Официанты со страхом смотрели на молодого парня с ввалившими глазами и чёрными кругами вокруг них. Он был тощ, имел серое лицо. Кушал он медленно и мало. Вкушал, скорее, наслаждаясь каждой молекулой пищи.
Когда поздний завтрак закончился, Генрих произнёс:
- Слушай, мы сейчас поднимемся. При кабинете есть комната отдыха. Ты там отдохнёшь. Тебе необходимо просто поспать. Пожалуйста.
Йогенн кивнул, и вся компания покинула столовую. Поднялись на два пролёта, когда Йогенн замедлил шаг и остановился. Дыхание его было вроде ровно, но, чтобы идти дальше, сил у него не было.
- Генри, я не могу.
- Что?
- Я не могу ему помочь.
- ???
- Есть такие понятия как провидение, рок, судьба. Обиды, несчастья охладили, озлобили его душу. Ожесточили. Он выбрал путь. Он стал тем, кем стал. Я не могу помочь ему.
- Иногда, чтобы помочь, надо просто быть рядом. Просто быть рядом. И всё.
- Но… это трудно.
- Ты же так хотел найти родителей… Или…
- Я очень рад… Но… Это так трудно объяснить…
- Ты попробуй. Смоги.
- Я думал, он просто врач или инженер… Но не властитель… Я привык быть в тени. Меня не видели. Я видел всех. А теперь…
- Я же буду рядом, брат. Да и мои ребята тоже. Так что лишних любопытных отвадим.
- Генри, я не об этом… Мне очень тяжело…
- Тебе просто надо принять решение. Одно единственное решение. Кем ты хочешь быть: Йогенном  Вернером или Арнольдом Шнейдером. И всё. Но это твоё решение. Поверь, он поймёт тебя и примет твоё решение. Даже если оно будет очень болезненно для него. Теперь идём?
- Да, идём.
Они поднялись. Парни вошли в кабинет. Правитель при виде их оторвался от бумаг, посмотрел на молодых мужчин и вновь опустил голову. Генрих провёл названного брата в соседнюю комнату, обставленную весьма  скромно, по-солдатски, по-походному. Генрих расправил постель.
- Тебе помочь?
- Нет, я сам.
- Хорошо. Я сейчас съезжу к дяде, то он мне уже звонил, у него там какие-то неотложные дела.
- Будет выговаривать, что променял его дом, всё-таки родственника, на чужой.
- Я рад, что ты в хорошем настроении и с добрым чувством юмора. Давай, ложись. Отдыхай. Дверь здесь оставлю приоткрытой. Если проснёшься раньше, чем я вернусь. И подумай над моими словами.
Йогенн кивнул. Лёг. Его голова коснулась подушки, и он провалился в глубокий, спокойный сон. Сон, который нёс отдых и восстанавливал силы.
Проснулся он от голода. Голода, от которого сосало в животе.
Он открыл глаза.
В комнате было полусветло от призрачного света, исходящего от ламп, расположенных между стеной и полом. Генриха не было. Но на столе в вазе лежали фрукты, на тарелке – овощи. Стояло несколько кувшинов, в которых были разные напитки.
Йогенн хотел встать, но у него как-то это получилось неумело. Голова, что ли, подвела. Упал навзничь, зацепил больную руку, тихо застонал.
Через несколько минут дверь открылась. Хозяин вошёл. Подошёл к кровати. Его мальчик держался за перебинтованную руку. На бинте стала выступать кровь. Правитель без слов быстро удалился вглубь комнаты. Вернулся с бинтами, бутылкой с бурой жидкостью. Перед тем, как перебинтовать рану, налил в стакан сок и подал его парню. У того от боли стояли слёзы в глазах, но апельсиновый сок он любил. Взял стакан из рук правителя, небольшими глотками выпил содержимое.
- Спасибо. Надеюсь, здесь снотворного не было, – сказал, передавая стакан здоровой рукой.
- Снотворного? Нет, кумара;, оно для тебя сейчас опасно. Твоё тело и так, малыш, еле душу удерживает.
- Бывает. Пройдёт. Война. Раненых много.
- Спишем на военные действия? Кумара;, давай поговорим по-взрослому, по-мужски.
- Поговорим.
- Извини, что я не уберёг твою маму. Извини, что очень долго искал тебя. Извини, что, когда ты рос, у тебя не было нормальной семьи.
- Семьи?.. Сначала мне не повезло. А с подросткового возраста я жил в семье Генриха. На равных.
- Это хорошо. Господь всегда заботится о сиротах.
- Слава Всевышнему.
- Во истину слава, – ответил, помолчал и продолжил: – Кумара;, я хочу тебя попросить, чтобы ты не занимался политикой. – Йогенн внимательно посмотрел на говорившего. Тот поднял руку, прося внимания. – Я разговаривал с твоим бывшим начальником.
- Извините, немного занесло.
- Сынок, политика – это особый вид сражения.
- К сожалению, отец, политика – это моя стихия. И я всё равно буду зорко наблюдать за всем калейдоскопом.  Наблюдать зорко, беспристрастно, как в разведке. Поэтому ничего не могу обещать.
- Задиристый. Как молодой петушок. И упрямый, как бычок.
- Зоопарк собрался в моём теле.
- Кумара;, за шутками прячешься?
- Нет, поддерживаю разговор. Только ничего не вижу в нём… мужского.
- Кушать хочешь?
- Очень.
- До стола сам дойдёшь? Или помочь?
- Дойду.
Они сели за стол. Отец резал овощи, подавал сыну. Тот медленно ел. Молодого человека просто одолевал голод. И он смёл всё. Сытый молодой организм вновь потребовал сон.  Йогенн встал из-за стола, поблагодарил, дошёл до кровати, упал на неё и уснул. Уснул, чтобы проснулся Арнольд Шнейдер.

2

Вечером домой вернулся другой человек: спокойный, уверенный, тактичный.
Арнольд не был красив. Как и все мужчины их семьи. Но черты его лица были более нежными, плавными, чем напоминал свою маму.
Ужинать сели поздно. Когда он подходил к концу, Арнольд повернул голову к брату, сидевшему справа от него, и спросил:
- Елизавета разве не с тобою живёт? Я не видел её и за завтраком.
Генрих поставил чашку на блюдце, отёр салфеткою рот и произнёс:
- Я не встретил её тогда. Потерял из вида.
Арнольд откинулся на спинку кресла, в упор посмотрел на Генриха и спросил:
- Ты себя слышишь?
- Да.
- Кто это? – спросил генерал. – Генрих, ты нам ничего не говорил об этой женщине.
- Это его жена. Они тогда тайно обвенчались перед нашим отъездом, так как её родители были против того, чтобы она уезжала от них, – ответил за Генриха Арнольд.
- Я искал. Дядя даже устроил мне командировку в те места. Я был у них дома. Точнее… То ли он взорвался, то ли бомба попала… Странно всё… Заходил к её родственникам. Они только бормотали: «Господин офицер, господин офицер» и смотрели на меня и словно не узнавали. Но я надеюсь, что она жива, – с этими словами он поднял голову и посмотрел на брата. Точнее на то, что напоминало брата.
Сейчас это была бездыханная статуя с розовыми покровами, в белых глазницах – огромные черные зрачки. Генрих было отпрянул и с испугом посмотрел на названного отца – но тот внимательно наблюдал за меньшим. Так длилось  минут десять. Может быть, больше. И всё это сопровождала угрожающая неизвестная тишина. Но вот статуя слегка пошевелилась, зрачки её приняли нормальный размер, издала звук:
- Они живы. Она и твой сын. Они в восточной резервации. Надо ехать. Немедленно. Собери своих, одежду и еду. Поехали. Да, а как у меня с документами?
- Пока прежние, мальчик, – тихо ответил генерал. – И с вами поедет твоя сестра Густа. Во-первых, она врач, во-вторых, за тобой будет нормальный пригляд. Кто за рулём?
- Генрих. У меня побаливает рука. И мы быстро.
- Хорошо.
Они и в самом деле около тысячи километров преодолели за краткое время. Влетели в ворота, когда шла утренняя поверка и разнорядка. Увидев любимчика генерала и его команду, командование бежало навстречу. Но Генрих только рявкнул: «За мной!» и поспешил за Арнольдом, мчавшимся между рядами изнурённых голодом и страхом людей. А тот бежал, как сыскной пёс – по только ему известному следу от энергии живого тела. Ещё живого тела.  И подбежал вовремя.
Елизавета, одетая в какие-то грязные лохмотья, исхудалыми длинными руками прижимала маленький свёрток к груди. Первым она увидела Генриха в страшном мундире и даже вроде бы крикнула пересохшим горлом: «Генрих!». «Дитя-то надо спасать!» – сверлило мозг матери, но тот видел только спину брата. И только когда перед женщиной выросла сухая, кривая фигура мужчины и знакомый голос произнёс её имя – Елизавета обмякла, ноги её подкосились. Она не упала. Арнольд подхватил её левой рукой, правой стал придерживать свёрток. Он был тёплым и влажным.
Генрих подскочил через секунду, взял обоих на руки, понёс к машине. Арнольд, мрачный, уставший, недовольный, следовал за ним. Один из спутников на чём свет ругал начальство резервации. То старалось оправдаться: мол, толпы, всех не проверишь, нет кадров.
А машины развернулись и умчались назад.
Мужчины молчали, Густа же  обтерла Елизавету и помогла ей переодеться в тёплый халат. Перепеленали и мальца. Покормили обоих. После чего высвобожденных сморил сон. Или их ввели в сон – Генрих этого не понял. До его сознания только сейчас стало доходить весь трагизм недавнего прошлого: его любимая и сын были в шаге от гибели. А главное он не мог понять, как  подобное произошло. Сколько не склеивал он мозаику – не получалось. Он понял только одно: некий злой рок отнял у него сначала отца, затем попытался забрать и любимую, и сына… Но он докопается, разберётся.

PS:  Через семь лет правитель погибнет. Через десять лет Арнольд встанет во главе государства, которым некогда двадцать лет управлял его отец.


16 июля 2016 года – 6 августа 2020 года.


1
ДЯДЯ и ПЛЕМЯННИК
Герр Рихард стоял среди зрителей и наблюдал за преображениями этого странного  парня.  И зевал.
Час-то ранний. Спать бы да спать. Но у этого актёришки, видите ли, сегодня в 9.00 экзамен в институте. Точнее – защита диплома. И валяй офицерик на все четыре стороны. Так нет: какому-то умнику-дуралею додумалось запрячь его на съёмки в роли дедушки. И ему, офицеру контрразведки,  пришлось прилететь ночью в эту страну и припереться на эту киностудию.  Теперь стоять в тени и, преодолевая сон, таращить глаза на это шутовство.
Рекс, его пёс, тоже был на страже. Но в отличие от хозяина ему было интересно.  Поэтому глаза, нос, уши он держал открытыми. Служака старался проявлять сдержанность к происходящему за софитами, но это удавалось ему плохо: то переминался с лапы на лапу, то  осторожно повиливал хвостом.  Рихард опускал на него глаза – тот  садился на пол, на какое-то время успокаивался.
На киностудии снимали очередной эпизод художественного фильма о прошедшей недавно мировой войне.  Дедушка Рихарда играл в ней чуть ли не ключевую роль. Во всяком случае, все огрехи и прорехи свалили на него. Так что на протяжении десятков лет о диктаторе  говорили только негативно. Семья терпела. Внук – тем более. Но сын диктатора, по совместительству отец  Рихарда, возглавил страну, и теперь, хотя и остался стереотип  в передаче информации, но художники стали придерживаться  принципа «золотой середины».  Этот будущий фильм – тому пример.
  Вот и с подбором актёра на роль деда расстарались. Нашли даже не актёра, а простого парня. К его чести, он отнекивался, но  он, увы, военный. Точнее – курсант. Рудольф  Алексеевич Ефремов. Вызвали и приказали.  Да и утвердили его на эту роль только потому, что он в школьных театрах с сатирою играл незадачливого диктатора,  каким-то странным образом  самостоятельно преображался в него. Без грима. Без плечиков и накладок внутри пиджака и галифе.  Как? Единственно, что выдавало в нём не-деда, его речь.  Хотя – нет речи. Только отдельные фразы. Незначительные. Но и в них такой акцент.  Словно никогда не слышал немецкого.  Где он учил язык? Лучше бы говорил по-русски. В конце концов, русские же снимают фильм. Или молчал. Даже пёс подвизгивал,  словно  подсказывал ошибки на произношении. Хотя – актёр почти  не говорил.  У него была почти немая роль. Только позы, жесты, взгляды.
Рихард наблюдал за съёмками и понимал, что такой подбор – отличный дипломатичный ход. Что можно взять с этого солдафона?  В случае претензий – есть на кого свалить.
М-да, парень между молотом и наковальней…  Для чего его жалеть?  Солдатик сам подписался. Хотя… этот  солдатик каким-то странным образом находил и нужное положение, и верную мимику в  воссоздании действия по сценарию.
Конечно, досье на этого русского и его семью было собрано, и Рихард был с ним знаком. Ничего интересного. Отец  командовал полком и погиб с последние дни войны. Мальчик родился во фронтовом госпитале после смерти отца. Там же родился и Михаил; только его мама умерла во время родов. Другая  роженица, точнее – мать Рудольфа, приняла его и стала кормить; его отец полковник Васильев принял подобное положение. Поэтому Рудольф воспитывался  и своею матерью …. и Матвеем Алексеевичем Васильевым,  отцом его молочного брата Михаила.  Мать врач-терапевт, работала  в городской поликлинике.  Михаил был комиссован по странному заболеванию легких. Оно проявилось у него, когда семья переехала в столицу из дальнего гарнизона, в котором служил генерал Васильев. Гарнизон находился в тайге, и Михаил чувствовал там отлично. Поэтому на лето детей увозили на место прежней дислокации. Мальчишки жили под присмотром военного сообщества. Так что особо никто не удивлялся пристрастию  к армии и военным навыкам Рудольфа. В этой семье было ещё две девицы. Наталия и Инга. Обе сироты, не родные. Отец Наталии полковник Румянцев Сергей Семёнович руководил расстрелом деда, как и отец  Инги майор Соловьёв Николай Петрович в нём участвовал. Война, словом, приказ. Все участники расстрела погибли в течение семи лет при очень странных обстоятельствах, хотя и объяснимых. Мать Рудольфа усыновила девочек ещё в их малолетстве после смерти их родителей в автокатастрофе и воспитывала как своих.  Все четверо имели  хорошее образование,  для своих лет энциклопедические знания, отличные физические данные.  Увлечением Михаила были языки и политика. Этот  полиглот уже знал тридцать языков.  Наталия  предпочла финансы и экономику. Инга же тяготела к биологии и медицине. Все  имели абсолютный музыкальный слух, пели, играли на инструментах. Наталье покровительствовал Рудольф, Инге – Михаил. Изучение фото тоже ничего особого не дали.
На съёмках Рихарду стало скучно. Он зевнул, прикрыв рот рукою. Но его окружение это заметило, и кое-кто сделал неодобрительный жест. Парень вздохнул.
Пёс его тоже зевнул. Но в отличие от хозяина решил развлечься: красиво вбежал на съёмочную площадку, занял хорошее место в кадре. Точнее – у ног не-деда. Актёр посмотрел на него доброжелательно. Пёс позволил потрепать себя по шее. От чего Рихард мгновенно проснулся, подтянулся: такого безобразия Рекс никогда не допускал. Пёс же растянулся у ног не-деда,  поэтому другой актёр, который по сценарию должен был принести стакан воды на подносе, вынужден был изменить траекторию движения. Стоило ему только приблизиться к не-деду, как пёс резко вскочил, ощетинился, обнажил зубы и тихо, предупредительно зарычал. Для его хозяина это был один-единственный сигнал: опасность.  Рихард скосил глаза на окружение – и двое мужчин, подняв воротники плащей и надев чёрные очки, строевым шагом вошли на съёмочную площадку, по-партийному отдали честь не-деду-актёру,  взяли из рук «официанта» разнос и, прижав его локти к его туловищу, хотели вывести  его с площадки.  Но здесь произошло нечто не по сценарию. Не-дед устало поднялся с кресла, шаркающей походкой приблизился к «официанту». Рука слегка тряслась, что выдавало его перенапряжение.   Не-деда встал напротив  «неофицианта», посмотрел ему в глаза.  Рихард  наблюдал, как карие зрачки стали ядовито-жёлтыми. Как у тигра. Затем сам зрачок из круглого медленно приобрёл форму  эллипса, вытянутого  по вертикали. Как у змеи.
- Он… медиум? – тихо спросил, словно самого себя, Рихард.
- Не знаю. И это предстоит нам узнать. Аппаратура у меня готова. Только надо на его тело прикрепить  несколько  сенсоров, – отозвался доктор Ингрид Асмурт, медик по образованию и его сводный брат по отцу, стоявший за его спиной, но согласился: – Но это…  страшно.
- Да, ужасно, – согласился Рихард и приказал своему окружение: – Не смотреть ему в глаза! И продолжайте вести съёмку. Крупным планом!
Не-дед смотрел прямо в зрачки «неофицианта». Тело того  начало  обмякать и вскоре повисло на руках настоящих агентов. Те поспешили вынести его с площадки. Не-дед же начал переводить свой взгляд с лица одного  актёра на другое. Те странно вытягивались в струнку, на коже их лиц появились капли пота, затем он потёк струйками. Не-дед приподнял голову и повёл своим взглядом по лицам  членов киногруппы. И под этим  взглядом удава головы людей вжались в плечи,  опали животы, посерели лица.  Лишь оператор продолжал снимать, звукорежиссер записывать … мертвую тишину.
Так длилось несколько минут. Не-дед сжал кулаки, резко тряхнул плечами. Некая волна отошла от его тела.  Её удар был настолько ощутим, что тела всех присутствовавших в павильоне резко качнулись. Шаркая ногами, не-дед вернулся к своему креслу, устало сел и безэмоционально, безразлично осмотрел остолбеневших актёров. Хмыкнул.  Всё стало возвращаться в реальное время.  Пёс зевнул,  спокойно лёг у ног актёра и вновь сладко зевнул.
Это произошло столь быстро и слаженно, что съёмка не была остановлена. Наоборот, это приняли за интересный поворот сценария.
«Официанта» подтащили к Рихарду. Тот посмотрел на него. С какой стати он должен тратить на этого смазливого свои силы? Но доктор Асмурт потребовал  содержимое стакана на проверку. Рихард кивнул. Экспресс-анализ. В стакане ударная дозировка слабительного. Доложили. Рихард скосил глаза на побледневшего, осунувшегося актёришку, сказал:
- Позовите местного коллегу и передайте ему его. Шутки, интриги в среде паяцев – это не для меня. А господин Ефремов с ролью вполне хорошо справляется.  Может быть, и стоит поближе познакомиться?  Рексу он понравился.
- Почему только Рексу? – Рихард услышал голос Ингрида. – Мне он тоже чем-то привлекателен. Я хочу с ним познакомиться. Всерьёз. И не ради эксперимента. Пожалуйста.
- Хорошо. Надеюсь, Рекс подведёт его к нам.  По-моему, это входит в его планы. Хоть каким-то чудом он изображает дедушку чётко, но до…  него, настоящего немца… ему далеко. Тем более – Шнейдера.
- Он же русский.
- Ещё скажи – старообрядец.
- А это с чего ты взял?
- В лесах любит сидеть.  Скорее всего, там есть и зазноба.
- Это из доносов тебе?
- Не только.  Смотри, как он сидит. И смотрит. Сычом.
- Возможно, он играет.
- Хм…
- Помоги ему тогда. Если тебе эти мелочи по глазам бьют.
- Не стоит. Это кино.
- По-моему, ты рассержен. Из-за Рекса?
Их разговор прервали. К беседовавшим подошли два офицера в мундирах германской армии. Отдали честь.  Рихард скосил глаза. Точно. Свои. Два офицера, командированных для прохождения учёбы в русской академии. Для налаживания добрых деловых отношений. Да и служили они в полку дяди, в отсутствие которого от семьи надзор за всем происходящим осуществлял капитан Рихард Шнейдер. То есть он. Один из них, Пауль,  в руке нёс дипломат.
Рихард в ответ козырнул. Посмотрел на обоих, произнёс:
- Рад видеть вас, господа. Слушаю.  Это, – он кивнул на не-деда, – не ваш, случайно, протеже?
- Так точно. Рудольф – нормальный парень и подаёт блестящие надежды для военной карьеры.  Я показал черновик его дипломной генералу. Конечно, пришлось переводить. Он о ней отозвался высоко. Хотя есть моменты, где он не согласился. Даже написал герру Рудольфу письмо и прислал карты и бумаги из своего архива для него. Но в этом, шутовском, деле, – говоривший кивнул в сторону площадки, – он слаб. Хотя и старается. Господин капитан, мы подали  вам рапорт с просьбой разрешить подучить его в нашем полку. Тогда и съёмки были более реалистичны.
- В полк? Что за вольнодумство?  И на чьё содержание?
- Рядовой – это не так дорого.
Рихард в ответ вновь хмыкнул и недовольно спросил:
- У вас, господа офицеры, в нём какой интерес?
- Никакого. Просто есть желание помочь ему сделать свою работу хорошо.
- Он и так её делает неплохо.
Чем бы закончился подобный диалог, но съёмка прекратилась.  Не-деда как-то сразу скинул с себя личину, наклонился ко псу, погладил и громко спросил:
- Ты как сюда прошёл? И где Мишка? Это он тебя притащил? Попадёт братику сейчас под первое число, – с этими словами он встал, дал команду псу «к ноге» и вышел с площадки. Но Миши нигде не было.  Пёс же, отбежав на три шага, остановился, посмотрел на Рудольфа, затем побежал к группе мужчин, среди которой Рудольф заметил двух знакомых немецких офицеров. Улыбнулся. Рихарда словно обдало неким теплом. Он посмотрел на Ингрида. Тот с большим интересом смотрел на подходившего к ним незнакомца.
Пёс сел у ног хозяина.
- Здравствуйте, – подойдя к гостям, произнёс солдат-актёр. Протянул руку по очереди офицерам. Те ответили.  У Пауля он поинтересовался, привёз  ли он ответ от генерала. Тот указал на дипломат.  Рудольф заметил: – Отдашь после того, как я переоденусь . – И обратился к тому, у чьих ног сидел пёс и помахивал хвостом: – Рудольф Ефремов. Это ваш пёс?
- Да. Его зовут Рекс. Вы ему понравились. Я – Рихард  Шнейдер. 
- Вы… его… внук? – Рихард кивнул. Молча. Рудольф на минуту замолчал, затем продолжил, осторожно подбирая слова:  – Главное, пёсик предпочёл развлекаться, герр Рихард, а не зевать.  Отличный пёс. Но у вас может появиться серьёзный конкурент.
-?
- Михаил.  Мой молочный брат. У него с детства любовь к собакам. Правда, после смерти  Серго мама  ему запретила дрессировать их.
- Серго?
- Овчарка. Он для  погранцов их тренировал. Погиб. У Миши  после получения извещения начался очень  сильный приступ. Мама еле вытянула его с того света. И запретила.
К ним подошёл кто-то из руководителей студии, поинтересовался планами актёра на  следующий день. Но что Рудольф резко к нему обернулся и дерзко ответил:
- Извините, Павел Леонидович, я бы прекратил этот эксперимент.
- Но, Рудольф Алексеевич, у вас, напоминаю, контракт.
- Согласен. Но  он – не главный герой фильма. Документальными кадрами сможете закрыть.  И это будет честнее. И – всё!  Поймите, Павел Леонидович, я чувствую себя не в своей тарелке. Это не моё…  У меня эти фокусы и так… много сил отнимают. Неужели нельзя найти актёра?  Сегодня диплом.  Затем – присяга, распределение и отбытие к месту службы. Всё! Мама болеет…  Миша психует… Девчонки без контроля…
- Я понимаю вас, – ответил директор. – Неделя-две у вас точно есть. После ваших фокусов группа несколько… не здорова.
- Моих фокусов? Моих? А что было в стакане? Пёс поднял тревогу.
- Актёрские шутки. Извини.
- Шутки? «Извини»? То есть перед защитой диплома вы решили вывести меня из строя?
-  Рудольф Алексеевич…
Рудольф молчал. Глаза с тигровыми зрачками в упор смотрели на мужчину. И вот-вот могли  перейти в змеиный зрачок…  Павел Леонидович молчал, ибо онемел и оцепенел.
Рихард разглядывал парня. И старался понять своё отношение к нему. Его тянуло к этому чужеземцу. Тот был моложе его, но уже сильный, сформировавшийся как личность мужчина. Словом, кремень.  И гость, не ожидая от себя, произнёс, чем  убрал неловкую напряжённую паузу:
- Герр Рудольф, вы говорили, что спешите в институт.  Мы можем помочь. Доставим вовремя. Это во-вторых. Во-первых. Нам бы очень хотелось понять, как проходит ваше перевоплощение. Доктор Асмурт привёз оборудование. Если вы нам разрешите, мы подключим  сенсоры к вашему телу. В одностороннем направлении они будут передавать изменение вашего тела на текущую ситуацию. Перед началом такого наблюдения мы просим вас подписать согласие. – Рихард протянул папку. – Здесь тексты на немецком и русском.
Рудольф посмотрел говорившему в глаза, молча взял папку.  Отодвинул листы на немецком, стал читать текст на русском. Затем попросил ручку, Рихард протянул её. Рудольф взял  её и подписал, пояснив:
- Я подписываю только русский вариант. Он мне понятен.
- Но…
- Никаких «но». Другой подпишу только после того, как с ним познакомится Михаил. И этот подписываю только потому, что мне самому интересно разобраться в данном процессе. Когда вы собираетесь прицепить ваши безделушки? И сколько это займёт времени?
- Минут тридцать. Если позволите, – в разговор вступил доктор Асмурт, – прямо сейчас. Начнём с вашего обычного нормального состояния. По-моему, это правильно.
- Вы врач?
- Да. Ученик и внук профессора Асмурта.
- Рад знакомству. Слышал о ваших трудах от сестры. Инги. Она вами восхищается. Мечтает пройти практику в вашем институте.
- Она читает по-немецки? Или латынь?
- Она знает оба языка, помимо русского и французского. Сейчас изучает арабский.
- Я заинтригован. Она – медик?
- Почти. Точнее – биолог. Травки, букашки.
- Мы все одинаковы. Все состоим из… клетки.
Этот диалог происходил по дороге в гримёрную. Вошли. Рудольф сразу стал снимать  с себя реквизит. Гости с удивлением отметили, что тело  парня было закрыто костюмом из  особого материала для спецназа. Рудольф снял и его. Смочил  целое полотенце, обтёрся. Попросил дипломат. Пауль поставил его перед ним, открыл, по очереди  выложил бумаги. Студент углубился в их изучение. Что-то он не понимал, просил перевести. К переводу даже пришлось подключиться Рихарду. Меж тем Ингрид   спокойно прикреплял к  конкретному месту на теле сенсор за сенсором и подключал к общей системе наблюдения, которая была установлена как в кейсе, так и в машине герра Рихарда. Собранные данные направлялись на компьютер института профессора Асмурта.
Изучив документы, Рудольф сложил бумаги в дипломат, закрыл его и отдал Паулю. Отсутствующим взглядом осмотрел собравшихся. Вздохнул.
Сенсоры отметили скачок непонятной энергии.
Но подопечный был внешне спокоен. Наоборот он подозвал пса, начал с ним играть, предварительно дав команду «внучку» фотографировать. Фотосессия продолжалась минут пятнадцать.
Сенсоры были спокойны.
Затем был короткий завтрак. Рекс  сделал несколько попыток съесть бутерброды, которые  приготовила сыну мать. И ему это удалось. Чем очень удивил своего хозяина.
Наконец Рудольф начал одеваться. Увы, как он не поправлял на себе мундир курсанта, он сидел на нём в этот раз коряво. Курсант поморщился. Встал. Спросил:
- Надо прибыть вовремя.
- А защите диплома вы готовы? – поинтересовался Рихард. В голосе его почувствовался подкол.
- Уже не важно. Буду исходить из того, что есть.
- «Есть»?  Записки бывшего командующего третьей армией в расчёт не берёте?
- Вы знаете их содержание?
- Догадываюсь.
- Вот, герр Рихард, и оставьте ваши догадки при себе. Поехали.
Через несколько минут странная компания покинула престижную киностудию. Рихард попросил Рудольфа сесть в его авто. Ингрид сел за руль своего. Когда коттедж авто выезжал, охранник сообщил, что звонил Михаил и попросил передать, что он поехал на железнодорожный вокзал встречать  Дарью.
- Это кто? – спросил Рихард у подопечного.
- Моя жена.
- Из лесов?
- А давно за мной шпионишь ты, внучек?
- Что вам написал генерал? – Рихард, не ответив на заданный вопрос, резко сменил тему.
- Высказал желание встретиться лично.
- Оно взаимно?
- Не знаю. Лучше смотри на дорогу. Разбудишь, когда будем подъезжать.  Дорогу, как я понимаю,  знаешь?
- Да.
- После защиты сразу домой.
- Это куда?
- К маме!  Я сплю.
Сенсоры отметили полное состояние покоя.
Небольшая колонна авто на предельной скорости шла к институту. Когда двигатели стихли, Рудольф открыл глаза. Спросил:
- Миша звонил?
- Нет.
- Извини, я понимаю, это не твоё  дело, но, пожалуйста, свяжись с Мишей.
- Не беспокойтесь. Всё под контролем.
- Как ты это делаешь?
- Через военный спутник. Вы готовы?
- Да.
- Вас будут сопровождать Рекс и ваши знакомые офицеры. Я со своей командой буду просто на связи. Совет: не отклоняйтесь от текста вашей дипломной работы.  И с окончательными выводами не спешите. Удачи!
Рихард вышел из авто. Пёс следом. Оба поёжились от холода, что охватил, кажется, весь микрорайон города в это весеннее утро. Необычно и неприятно холодно. Пауль  и Курт подошли к ним.
- Ты как себя чувствуешь? – Пауль спросил Рудольфа.
- Нормально. Поспал немного. Идёмте.  Миша подойдёт позже.
Трое и пёс прошли  контроль.
- Курсант Ефремов, – их окликнули, – что у вас с мундиром?
- Что не так, товарищ майор?
- Вы растолстели?
- Никак нет. Не пришёл ещё в форму после съёмок.
- Поспешите. Аудитория 307. Эти товарищи…
- Они со мною. Немецкая контрразведка установила за мной наблюдение.
- С чего это?
- Не могу знать. Предполагаю, что связано с моим участием в съёмках. Будь они не ладны…
…
В приёмной комиссии сидел и генерал Васильев, Матвей Алексеевич, отец Миши. Проще – батя. Появление воспитанника с кейсом в левой руке и в сопровождении овчарки и двух чужих офицеров да ещё в форме очень насторожило Матвея Алексеевича. Он присмотрелся к своему мальчику. Помятое лицо, потухший взгляд,  обрюкшее молодое тело. С ним что-то не так… Но малыш доложился по форме и приступил к изложению диплома. Он говорил…  Нет, это говорил не курсант. Над залом витал голос командарма.
Тихонько  открылась дверь, и в зал вошёл  Миша, введя молодую женщину с  годовалым ребёнком на руках. Он махнул рукой отцу, подвёл женщину к свободному месту, помог  присесть, что-то шепнул малышу, указав на  выступавшего, сел рядом.
А голос  Рудольфа набирал силу и гремел уже над потолком. Завораживающее действо.
Вдруг он замолчал, подошёл к  кейсу, который лежал на столе, открыл, достал карту. Развернул. Одной рукой сдвинул предыдущую, повесил  рядом ту, что из этого чемодана.
- Сегодня ночью, несколько часов назад, когда шла съемка эпизода кинофильма, офицеры N-ского полка, которым сегодня командует генерал (он назвал фамилию),   в своё время  со стороны противника разрабатывавший данную операцию, передали мне этот кейс с документами. Это его личный архив. Моё знание того языка плохое. Поэтому что-то мне переводили господа офицеры, которые здесь находятся. Хотя карта говорит сама за себя. – Вдруг Рудольф схватился за горло,  рот его раскрылся, как нехватки воздуха. Он рванул  застежки воротника. Расстегнул мундир. Вроде бы его дыхание восстановилось.  Он выпрямился и продолжил говорить. – Я отдаю  честь командованию, фронтовым войскам. Но должен сказать и о таком роде войск как разведка. И прифронтовая, и фронтовая, и глубокая. План, так тщательно охраняемый, мог провалиться столь блестяще только благодаря их заслуге.
И дальше произошло нечто непонятно, страшное и ужасное.   Парень вновь начал задыхаться. Он сорвал с себя мундир, остался в преисподнем.  Когда он поднял голову, на собравшихся смотрел… диктатор Шнейдер. Словно из могилы встал.
Комиссия и курсанты аж привстали. Два офицера вытянулись в партийном приветствии. У Миши открылся рот.
В это время в класс ворвалось несколько человек в штатском.  И замерли.
Но незнамо кто, обводя всё собрание тяжёлым взглядом, произнёс на чистом немецком: «Ты не со мной? Я понимаю, почему ты так поступил. Но ты подумал о чести наших предков, о роде? О наказании тех, кто нас предал? Ты понимаешь, во что ты вмешался? Не выход, говоришь. Мальчишка! Ты сам сможешь?»…
Незнамо кто говорил и говорил… Штатские у двери пришли в себя,  распределились для охраны помещения, двое осторожно стали подходить к медиуму. Тот, что в очках, на ходу готовил шприц. Встали за спиной с обеих сторон. Быстрый кивок одного, наскок на медиума со спины в хватку, второй в шею вонзил шприц, сделал инъекцию. Тело оратора сразу сникло, обмякло, стало оседать.
Теперь уже Миша рванулся с места. Но сначала ему путь преградил один из офицеров, которого он уложил  небольшим мановением руки. Затем было встал пёс – Миша погрозил пальцем ему, тот отступил. Миша подскочил к брату. Рявкнул на врача:
- Что вы ему вкололи?
Тот, что в очках, показал ему ампулу.
Миша махнул рукою и стал трясти брата:
- Рудольф, ты меня слышишь? Сегодня (он назвал дату).  Мы в (он назвал страну).
Но сознание Рудольфа было далеко от реальности, в которой находилось его тело. Отброшенное на четверть века с лишним назад, он зрел и слышал то, что проходило в большом кабинете за тяжёлыми дубовыми дверями. Два человека, старик и молодой, отец и сын,  говорили о будущем и о прошлом одновременно.  Его сознание улетело ещё глубже – древние мира и древнейшее выстраивание земной цивилизации, рождение, смена, исчезновение ведущих кланов.  И хитроумный план одного из кланов о низвержении  более древних. Им почти удалось, интригами уничтожив целую ветвь доброго клана, кровного Шнейдерам. Посягнули и на эту семью. Алекс сначала потерял младшего сына, от горя покинула и жена. И Алекс начал битву.  Затем встретил и молодую женщину, годами более подходившую для сына. Но его рядом не было. И он женился сам. И вдруг объявился младший. Но вспыхнувшие искры надежды угасли, как малый костёрчик под ливнем…
Что-то стало вытряхивать его из глубин  миров. На грудь перестали давить века, его дыхание стало ровным. Он открыл глаза. Встревоженное лицо Миши, он тряс его за плечи:
- Брат… ты меня слышишь?...
- Успокойся… Всю душу вытрясешь… Помоги лучше встать…
С помощью Миши он поднялся. Увидел Рихарда. Подошёл к нему вплотную. Взял за грудки, тряхнул и прошипел:
- Ты знал ЭТО?
- Что?
- Всё… Проще сказать… предательство.
- Вы, герр Рудольф, спешите с выводами. И, прошу, отпустите.
Тут же сбоку раздался возмущённый голос Миши:
- А ну, отпусти его!  Дипломатического скандала не хватало!
Рудольф отнял руки, Рихард одёрнул пиджак. Оба смотрели друг другу в глаза. Такое противостояние длилось несколько минут, в течение которых Миша отлучился и вернулся с молодой женщиной с ребёнком на руках. Подвёл, отчитался:
- Всё, брат. Я встретил. А отчёт за свои проделки сам будешь держать перед мамой. Да, Селантий с Параскевой и Алёшей тоже приехали. Я к этой чудной собачке.
- Его зовут Рекс, – заметил Рихард. – Это боевой пёс.
 Но Миша его не слышал. Он повалил пса на спину и щекотал ему то живот, то шею.
Рудольф же взял с рук женщины мальчика, прижал к себе, затем привлёк её саму:
- Спасибо.
- Я решила, что к месту твоей службы лучше ехать вместе.
- Это правильно.  Мама дома. Я вас познакомлю. Ты ей понравишься. Точнее – оба. – Затем скомандовал Мише:  – Хватит мучить пса.  Я ухожу. Собери все бумаги в кейс.
Михаил потрепал пса, подбежал к столу, на котором лежал футляр с бумагами. Осмотрелся.  Снял с доски и свернул карту, затем стал укладывать бумаги. Заодно читая одну за другой.  Документы его заинтересовали.  Некоторые он сравнивал, то и дело посматривая на карту. Наконец он добрался да последнего листа. Поднял. Под ним лежала небольшая тетрадь в кожаном коричневом переплёте.  Он хотел его отодвинуть и подвинул в сторону. Но как-то неловко. Из блокнота показался край конверта. Михаил сразу открыл блокнот. Да, письмо. Прочитал: «Сыну». Конверт не был запечатан. Михаил взял его, достал письмо.
Небольшой текст был написан ровными буквами: «Здравствуй, мой мальчик. Когда ты будешь читать это письмо,  меня не будет в живых. Но я всегда буду с тобой рядом. Я очень люблю тебя и твою маму. И очень прошу, подружись со своим старшим братом и помогай ему. Целую тебя, мой непоседа. Алекс Шнейдер». Миша поморгал глазами. Затем свернул листок, засунул его в конверт. Открыл блокнот. Стал листать листы. Подчерк был тот же. Но где-то очень не разборчив. Миша листал и листал страницы, ориентируясь по числам. Вот и последняя запись: «С рождением, сын. Мой младший сын. Ты очень красивый. Я даю тебе имя………. Или просто Рудольф.  Возможно, с годами ты сам поменяешь имя. Отец твоего брата из другого яйца – твой брат. Я отдал его дедушке. Он его воспитает. Надеюсь, что это всё попадёт к тебе вовремя. Надеюсь, что это поможет тебе принять правильное решение. Береги маму. Я вас очень люблю».
Михаил закрыл блокнот. Посмотрел на брата, затем подозвал к себе. Передал и письмо, и блокнот. Сказал шёпотом:
- По-моему, это то, что мы искали. Прочитай.
Рудольф, передав малыша жене,  подошёл. Взял. Стал читать. Перечитывать. Выразительно посмотрел на Мишу. Тот усмехнулся: «Фото. Пазл сложился». Кровь медленно отступала от лица бывшего курсанта. Сенсоры вновь подняли тревогу. Ингрид с Рихардом стали приближаться к двум братьям. Но Рудольф остановил их запрещающим жестом.  Затем все бумаги убрал в дипломат, закрыл его и передал Рихарду со словами:
- Теперь за это отвечаешь ты. – Затем повернулся к преподавателям и произнёс: – Уважаемые педагоги, благодарю за науку. Честь имею, – и кивнул Рихарду, указав на выход.
Но!
Вдруг стал оседать. Ингрид метнулся к своему ноуту. Встревожено посмотрел на Рихарда. Он наклонился к Рудольфу и спросил его:
- Может быть, обезболим? У вас приступ.
Крупные капли пота уже стекали по лицу медиума. Он кивнул. Ингрид быстро приблизился и сделал укол. Затем посмотрел на Рихарда. Он подозвал Михаила, и оба направились к столу, за которым сидела экзаменационная комиссия. Подошли. Рихард представился и дальше заговорил на родном, Михаил переводил:
- Курсант, который только что докладывал по диплому, смог отчитаться?
- Да.
- Вы можете подтвердить это документально?
- Да. Но в чём вопрос?
- Доктор Асмурт, сотрудник медицинской клиники, и я и сегодня ночью, и сейчас стали свидетелями психического дисбаланса этого молодого человека. Доктор считает, что при таком состоянии его физического здоровья для службы в вашей регулярной армии он в настоящее время не годен. Доктор настаивает на доскональном обследовании молодого человека в его клинике и отдых на курорте в качестве  лечения. Вы согласны?
- В чём?
- В том, что для службы в вашей регулярной армии этот курсант в настоящее время не годен.
- Но это решает медицинская комиссия.
- Вы считаете, что  такое разделение личности, которому вы все стали свидетелями, это нормально?
- Нет.
-  Но что вы предлагаете?
-  Госпитализировать его в специализированную клинику.
Доктор Асмурт возмутился:
- Пожалуйста! Чего я и опасался! Ни в коем случае! Ввиду того, господа, что подобное состояние вызвано  его участием в съёмках кино, лечение должна оплатить сторона ответчика.  Это юридически верно. Любой суд, в том числе и европейский, согласится. Вы будете оспаривать?
- Что? Что оспаривать?
- Моё медицинское заключение.
- А вы кто?
- Доктор.
- Каких наук?
Рихарду пришлось вмешаться:
- Господа, я как представитель стороны ответчика официально заявляю, что диагностику, лечение и реабилитацию будет проводить профессор Асмурт.  Его клиника имеет международное признание. А теперь мне выдайте документ, подтверждающий, что защита диплома принята.
Преподаватели переглянулись, и один из них протянул копию протокола.
Рудольф схватился за голову. Даша прижала мальчика к себе.  Миша и Рихард подбежали к бывшему курсанту. Тот вцепился в край стола, чтобы не упасть. Миша подозвал Пауля жестом. Мужчины сцепили руки квадратом, посадили Рудольфа, и вся компания почти бегом удалились из помещения. Чем привели в полную растерянность и преподавателей, и присутствовавших курсантов.
Когда за ними закрылась дверь, все преподаватели посмотрели на Васильева. Тот встал. Пожал плечами.  Вышел.

Когда группа вышла на улицу, их встретил мороз. Жуткий мороз, подкосивший всю зелень и цвет. Тёмно-коричневые обглодыши торчали из земли. А на дворе было  25 мая.  Ингрид предложил уложить Рудольфа в его авто. Дашу с сыном тоже здесь же. Её родители и брат остались в Мишиной. Кортеж двинулся.  Но через несколько минут острая боль вновь пронзила тело больного.  Ингрид сообщил об этом в институт. Профессор потребовал пациента срочно доставить в клинику. Рихард остановил коттедж.  Велел Мише пересесть в его авто, Паулю – в авто Миши и вести его. Колонна разделились. Авто  доктора и Миши с сопровождением помчались на аэропорт, где стоял личный самолёт клиники. Авто Рихарда  и два других  в его сопровождении к дому, где жили братья.
- Что с Рудиком? – вопросом встретила гостей хозяйка.
- Здравствуйте, – Рихард вышел из-за спины Миши, Рекс – из-за спины хозяина. И сразу подбежал к женщине, нежно потявкал, завилял хвостом. Рихард заулыбался. Подошёл к даме, поцеловал ей руку. Сказал: – Собирайтесь. Ингрид везёт его на борт самолёта клиники.  Для практики медиума он слаб. Месяца три он будет под контролем клиники.  Пять минут на сборы. Прежде всего, документы и дорогие для сердца вещи.
Женщина наклонилась над парнем. Поцеловала его в голову. Сказала дочерям:
- Девочки, вы готовы? Кота  в корзину посадили?
Они в ответ молча кивнули.
- А моё одеяло взяли? – грозно спросил Миша. Мать кивнула. Миша продолжил: – Мама, а фото?
Женщина усмехнулась:
- Все. Даже те, где  ты голенький.  Доволен?
Миша кашлянул. Второй. Третий.
Женщина напряглась.
Миша схватился за грудь, кашель участился, и он начал оседать.
- Инга! Кислород! – скомандовала женщина. – Наташа, мой чемодан!
Когда кислородная маска была надета и укол сделан, женщина спросила на чистом немецком пришедших:
- Сколько камер на самолёте?
- Не знаю, бабушка, – ответил Рихард. – Что с ним?
- Приступ на эмоциональной почве. Что там было сложного? Дней на десять слёг.  Мишеньку можно перевозить только лёжа.
- Понял. Сейчас установим в квартире на сигнализацию, – он кивнул  сопровождавшим офицерам, те приступили к работе. А сам позвонил и попросил по адресу прислать медкарету.
Ингрид приехал сам. Мишу уложили на носилки. Мать села в карету. Девочки в одну из авто сопровождения.

Когда все были на борту, женщина спросила Рихарда:
- Ты не с нами?
- Нет. Надо уладить  возникшие вопросы. Вильгельм делает здесь остановку из Сингапура для встречи с бизнес-коллегами. Завтра встретимся. На его самолёте прилечу.
- Хорошо. Возьми ключи от квартиры. Только, пожалуйста, девочек не водите. И… рыбок пристройте.

22 декабря 2019 года -3 января 2020 года.


АРНОЛЬД, ГЛАВА РОДА
Старость, за нею дряхлость медленно подкрадывались к телу в общем-то ещё молодого мужчины. Йогенн Вейдер, он же Арнольд Шнейдер, давно уже просто существовал. Без жизни, без чувств. И не по тому, что  давно овдовел и не желал, даже когда  его дети стали взрослыми,  найти женщину, хотя бы для секса.  Просто вся эта суета, которую принято называть жизнью, давно стала отдавать для него тухлятиной. Нет, он исправно и ровно исполнял возложенные на него обязанности Президента страны, давно уже не обращая внимания на хотелки различных политических направлений. Ему важно было одно: порядок, порядок, ещё раз порядок.  Всё должно двигаться согласно расписанию на данном временном отрезке.
Смешно и странно, но страна двигалась. Кто-то рожал, кто-то умирал, кто-то работал, кто-то предпочёл вести свободный от  бремени земных забот жизнь. Жили все. Сам же он – не спеша  направлялся к своему концу. Ему нечего было желать. Женщина, которую он любил, была убита его отцом. Он, возможно, смог бы и сводного брата воспитать, как своего сына, но и его их отец лишил жизни.
Но у Йогенна был сын. И он его обучил всему, что  должен знать его наследник как будущий глава рода. Так что просто осталось дождаться благого часа перехода. Как говорят, в этот раз не сложилось…
От таких мыслей и отвлёк его Рихард, сын,  стремительной походкой вошедший в комнату  бабушки, в которой теперь постоянно жил отец.
- Извините, если я сейчас оторву от обдумывания государственных дел вас, отец. Русские затеяли очередную возню с новым фильмом.  Конечно, фигура деда хоть и не на переднем плане, но всё-таки заметна. Исполнять его роль поручили одному мальчишке. Ему только двадцать один год.  Но, говорят, он сам каким-то неведомым способом перевоплощается в дедушку. Но внешне на него не похож. Я принёс все фото, что собрала наша служба и о парне, и о его родне.  Посмотрите, – и Рихард протянул фото отцу.
Тот просмотрел их,  не нашёл ничего удивительного. Лица чужие. Ничего не зацепило взгляда. Вздохнул: а что он ждал? Но ответил:
- Возможно, какой-то феномен. Что они от нас хотят? Консультации? Нет. У них есть свои превосходные историки, психологи.
- Этот парень учится  на офицера.
- И что? Это его право.
- Офицеры нашего полка, которые получают там по обмену образование, с ним познакомились. Его зовут Рудольф. Рудольф Алексеевич Ефремов.  Вроде бы случайно они  встретились. Там какая-то не то драка, не то возня с местными парнями на улице началась. То ли он, то ли его брат Михаил надавал хулиганам подзатыльников или оплеух.  Словом, утихомирили. Отвели к себе на квартиру. Их нормально приняли. Наши господа офицеры сообщают, что Рудольф подаёт надежды в военном искусстве, даже просят предоставить ему практику в полку для знакомства с нашей реальной жизнью, менталитетом. Сам же этот молодой человек через этих офицеров заинтересовался дневниками дедушки, когда узнал об их наличии.
- Дневники? Неужели кто-то думает, что я кому-то дам познакомиться с личными записями  своего отца.  Достаточно подделок. Пусть читает их.
-  Его брат – Михаил. Он больше увлечён политикой, полиглот. Собачник.
- Последнее больше по твоей части. Ты хочешь сам туда лететь?  Для чего?
- Просто посмотреть. А вдруг…
- Не рви себе сердце. Перед тобой и так стоит конкретная задача: после моего ухода держать род до более благоприятных времён. То есть до появления грааля. Хотя – если хочешь так – лети. Знакомиться с тем миром всё равно придётся. Ты уже взрослый и сам сможешь, надеюсь, принять правильное решение. И без риска, пожалуйста, даже благородного.
Сын  улетел. Вместе со сводным своим братом Ингридом, воспитанием которого занимался дед, профессор Айсмурт. Первым вернулся через день Ингрид. Йогенну сообщили об этом, когда он был в своей рабочей резиденции. Мол, молодой врач привёз двух парней, обоих внесли в дом на носилках, с ними несколько женщин. Йогенн вздохнул, набрал номер дома и попросил старшего брата. Альфред ответил кратко:
- Муттер с мальчиком вернулась. И с другими. Не задерживайся на службе.
Наверное, если бы за окном разорвалась мегатонная бомба, это не так поразило, удивило, застопорило мужчину. Но тихий, спокойный голос старшего брата… с таким известием… Мужчина ветром рванулся домой: не может этого быть! Что за мираж? Что за наваждение? Он же смотрел все фото! Он не мог ошибиться! И вдруг в его сознании промелькнула мысль: а что если была поволока защиты, чтобы раньше времени не привлечь к ним внимание? Отец был способен на разные штучки…
Телепортировался он прямо перед крыльцом. Чем ошеломил офицерский корпус охраны, который существовал здесь со времён той войны. Скорым шагом полупробежал коридор, поднялся по лестнице, резко открыл  дверь в комнату мачехи. Или муттер.
Вошёл. В комнате находилась Густа, сестра, которая лаконично докладывала женщине, перебиравшей платья в шкафу, обо всём, что произошло в семье за последние двадцать лет. Но, увидев брата, оборвала доклад на полуслове. И сразу та женщина… она… сама она на полшага вышла из-за дверцы шкафа и посмотрела на замолчавшую. И увидела… молодого хозяина и пасынка.
Йогенн похолодел. Замер. Да, это была она. Муттер. Вторая жена отца. Его вторая любовь.  И его, и старших братьев мачеха.  И бабушка для Рихарда и Катрин. И его, Йогенна-Арнольда, возлюбленная  тоже. Но – как?
Он видел, как глаза женщины сузились, ноздри стали  резко двигаться… Подумал, что так уж лучше… Пусть взорвётся, выговорится, даже его изобьёт. Только не молчит.
И её понесло  по улочкам-закоулочкам. Отборная боцмановская песня всех времён и народов. Со всеми ангелами и архангелами, херувимами и серафимами. Она не орала. Говорила спокойно и чётко. При этом наступала на него с каждым коротким шагом, при этом скидывая с себя всю одежду. Донага. Догола.
У Йогенна зазвонил телефон. Он посмотрел на вызов. Генрих. Взял.  Сказал:
- Слушаю.
«Ты где?»
- У муттер в комнате.
«Это, значит, правда. Ошибки точно быть не может? Хотя Рекс младшего сразу признал, даже в сцене с ним снялся. Рихард уже всё выслал. Ты видел младшего?»
- Нет ещё, – он говорил тихо, взбешённая до белого колена женщина наступала. И на том конце спросили:
«Что у тебя там?»
- А как ты думаешь?.. Нотации по-русски. Значит так, давай команду по плану А. Так тихо, без наездов, но и полный контроль на границах, и… сам понял. С репродукторами по стране, напоминая о дисциплине и наших законах. Тихо, спокойно, ненавязчиво. Но твёрдо. Примерно на год. Чтобы младшему было полегче. И приберись. Тех, кто так ничего и не понял, лучше сам спрячь от греха подальше. Мальчик, видимо, медимум. Да, и у моего кабинета выставь охрану. Пусть офицеры зайдут, посмотрят, не оставил ли я впопыхах каких-то бумаг. Всё в папку и мне домой. Сегодня же! И вечером всех наших жду. Ужин встречи. Только… без шума. Всё должно быть спокойно и размеренно. Всё, – и он выключил телефон, опустил его на столик, около которого стоял, и посмотрел приближавшейся обнажённой женщине прямо в глаза.
Густа обеими руками закрыла рот.
Женщина подошла вплотную к мужчине. Он не отступал. Наоборот, когда иссякла её гневная речь, произнёс:
- Вы правы. Я негодяй. Негодяй, что оставил вас без мужа и рано сделал вдовой. Негодяй, что вы одна вырастили моего брата. Негодяй…  И по многим другим причинам. Тем, что вам было тоскливо и страшно по ночам, а дни были просеяны ужасом. Извините. Но так сложились обстоятельства. И мой отец, а ваш муж это понял и принял. Но я готов понести назначенное вами  мне наказание.  Но можно вопрос?
Она зыркнула на него.
Он:
- Где вы этому научились?
- Двадцать один год собирала и учила.
- Достойный труд. Я впечатлён. В письменном виде это изложить нельзя?
В это время в комнату вошли старшие братья. Их осталось всего шесть из двенадцати. Сестра прижалась к одному из них.
Казалось, женщина, которую начинала бить дрожь, их не замечала. Она в упор, сжав зубы, смотрела на этого… любимчика. С какой бы  радостью она его сейчас… избила бы… Растерзала бы… В клочья… Но разум брал своё: с этим мужчиною, сильным, ловким, отличным бойцом – ей не справиться. Себя только унизить. И от осознания этого своего бессилия из её глаз потекли слёзы. Мужчина сделал жест братьям. Один из них быстро подал чистую простынь, другой плед. Йогенн завернул женщину в них. Прижал к себе и дал возможность выреветься, со стоном, подвывом, по-бабьи. Через полчаса она закончила выть и только шмыгала носом. Мужчины молчали, слезы вытирала только Густа. И вдруг вдова спросила, резко, отвергая какие-либо возражения:
- Где для меня чёрное траурное платье? Почему его нет в шкафу?
Присутствовавшие сначала растерялись, ответил Альфред, старший:
- Муттер, у любого платья должен быть размер. Извини, но твоей фигуры мы не знали.
- И что?
- Его скоро привезут.
Мачеха кивнула. Но вдруг Йогенн-Арнольд произнёс:
- Но я не могу разрешить  носить его вам более семи дней. Я не желаю никакого психологического давления на моего сына. Он и так много перенёс и в детстве, и в отрочестве. Да и сейчас в него камни летят.
При этих словах мачеха замерла, медленно  повернулась в сторону говорившего, опасно сузила глаза – но промолчала. Альфред же перехватил инициативу:
 - А пока, может быть, сходишь в сауну. Погреешься. Успокоишься. Густа составит тебе компанию.
Мачеха кивнула. И добавила, указав на  одежду, в которой приехала:
- Это всё сжечь.
- Вот и отлично. Сестра, помоги.  А мы пройдём к младшим.
Сердце Йогенна-Арнольда чуть не остановилось. «К младшим?». Но уточнять он не стал.
Женщины остались в комнате, Альфред взял под локоть младшего и вывел его. В коридор.
- Меньшой, – спросил, – тебе сколько лет? Что за детское поведение?  А если бы она тебя сейчас убила?
- Не убила же, – буркнул тот в ответ.
- Согласен. Неосторожно, – согласился другой брат, – ладно. Пошли. Сначала к старшему, затем к младшему.
Рудольфу отвели спальню отца со всеми совмещёнными к ней помещениями: кабинет, библиотека, комната для супруги, соответственно отдельный выход в сад, оранжерею. Вошли. Йогенн-Арнольд увидел статного, мускулистого парня, неподвижно лежавшего под одеялом. Ко всему его телу были прикреплены датчики. Компьютер фиксировал состояние физического тела. Ингрид был рядом.
- Что произошло и какой прогноз? – спросил он доктора.
- Он медиум. Или проводник. Я вколол ему успокоительное ещё там. Обездвижил тело. Но ум, мыслительная деятельность сохранена. Думаю, он проснётся через сутки. А с Михаилом хуже. Отказ на 60 процентов легких. Я вообще не знаю, как он до сих пор жив при таком состоянии органа, – доложил Ингрид.
- Лёгкие, – задумчиво переспросил Йогенн-Арнольд. Братья тоже на него внимательно посмотрели. Затем все переглянулись , вышли из спальни.
И наткнулись на женщину, странно одетую, с ребёнком на руках. Йогенн-Арнольд сначала удивлённо посмотрел на неё, затем на братьев.
- Это супруга младшего с их сыном, – пояснил Альфред.
Йогенн-Арнольд кивнул, подошёл к женщине, поздоровался на её родном языке. Спросил, почему она сидит в коридоре, а не находится в комнате, которая отведена ей как супруге брата. Та в ответ пожала плечами.
- Девочка, когда твой муж сможет встать, вы обязательно встретитесь. А сейчас, прошу, иди в комнату. И сама отдохни. И мальчика успокой. В семь у нас ужин. Там со всеми и познакомишься. Иди, девочка, иди. Здесь сидеть нечего. – Обратился к братьям: – Где Катрин? Пусть побудет с нею.
- Я не одна. Я с родителями и братом, – с сибирским сочным говором ответила молодуха.
- Да, их проводили в комнаты для гостей, – сказал кто-то из братьев.
- Вот и хорошо. А кто ещё прибыл?
- Две девушки. Названные дочери муттер. Наталья и Инга. Наталья сейчас помогает сватам, Инга же присматривает за Михаилом. Она отлично говорит на нашем. Сказала, что  мама её научила, и она знает, как обращаться с братом во время его болезни. А Наталия признаёт только французский.
- Интересно. А муттер знает, что у него приступ?
- Думаю, да. Но, видимо, считает, что и девушка сможет с этим справиться. Неглубокий, что ли.
- Интересно.
- Мы отдали ему твои бывшие апартаменты.
- Хорошо. Вы настолько уверены, что возвратился  второй?
- Слишком много совпадений.
- Хорошо. Нам осталось подождать час-другой. Возможно, третий.
Генрих со свитой и ближайшими офицерами военного управления, которые хорошо знали генерала Шнейдера, прибыл через два с половиной часа. И вместе с супругой  Елизаветой и дочерью Жанной. И ещё с досье на приёмных детей муттер. Если к Михаилу у него не было претензий, то к девушкам – слишком много. И кто командовал, и где стоял в тот день… Он жаждал увидеть и муттер, и младшего и обоих спросить, чем они руководствовались, принимая этих сироток в своё окружение. Но и ему пришлось набраться терпения.
… Муттер, ведомая дедом, в строгом черном платье, поверх которого белели богатые нити жемчуга, вошла в  столовую ровно за три минуты до начала ужина. Все ожидали её стоя. Дед провёл её к креслу, которое всегда, согласно закону семьи, значилось за хозяйкой, помог ей сесть, сам прошёл на своё место и сел. Только затем приглашённые присели по рангу  к столу.
И все посмотрели на Йогенна-Арнольда, сами не зная, что можно ожидать или требовать от него. Мужчина тоже это понимал. Сказал:
- Я никогда не ждал этот день. И не верил, что такое может случиться. Так как тогда было всё ясно. Всё доказано. Оказывается, обманулся. Извините. Теперь муттер с нами. Жив,  возвратился и младший брат. Профессию он выбрал военного. Отлично. В течение года он должен подтвердить свои  результаты по учебе в нашем учебном заведении. Происшедшее при защите диплома несколько отодвинуло его планы о погонах…  Да те нам как бы и не к лицу. Думаю, что через год он по праву  наденет свои. Те, что ждут его в нашем полку.  Пока он слегка… отдыхает. Вы увидите его позже.  Он, как я понял, нашёл себе женщину, которая родила ему сына. Доброе предзнаменование.  Муттер также в семью привела трёх других выращенных и воспитанных ею молодых людей. Это Михаил, молочный брат нашего Рудольфа. Наталья, дочь известного нам  Румянцева Сергея Семёновича. Инга, дочь тоже известного нам Соловьёва Николая Петровича. В нашем роде не принято обсуждать поступок грааля. Но я надеюсь, что все трое проникнутся уважением к законам нашего рода, семьи и станут доброй её частью. Муттер, – он обратился к сидевшей рядом женщине, – что-то скажешь?
Женщина отрицательно покачала головой.
- Кто-то хочет  что-то сказать? – хозяин спросил сидевших за столом.
В ответ – тишина. Осторожная. Натянутая. Как тетива лука.
- Что ж, – дед встал и произнёс: – Помянем тех, кого нет рядом с нами, но кто любим нами и о ком мы помним.
Стол встал. На минуту замерли. Сели. Приступили к ужину. Всё чинно. Спокойно.
Прошло какое-то время, и старый генерал, который исполнял обязанности командира полка, спросил:
- Герр, меня интересует судьба знамени. Вы же знаете армейские правила.
- Знамя в целости. В нашем доме. И недалеко от вас, мой генерал. Только пока отдать  не можем его, так как Мишенька болен, – ответила муттер. И, заметив недоумение на лицах офицеров, пояснила: – Алекс зашил его в детское одеяло. Думал, что им будет укрываться  наш сын. Но получилось так, что  Мишенька  отобрал у него это одеяло. Оно всегда рядом с ним. Особенно тогда, когда мальчик болен. Генерал, вы ждали двадцать один год. Подождите, пожалуйста,  несколько дней ещё. Пока Мишенька не встанет на ноги.
При этих её словах рот Йогенна-Арнольда медленно открывался, его голова поворачивалась в сторону говорившей. Затем он встряхнулся, покачал головой, пожал плечами. И попросил налить ему вина. Его примеру последовали другие. В застолье постепенно  оживилось, в него вошли и музыка, и танцы. Хотя молодёжи и было мало, но веселились до утра.

Йогенн-Арнольд проводил возвратившуюся мачеху в её покои, а сам – впервые за пятнадцать лет – направился в свои основные апартаменты.  Особые  помещения, сооруженные  ведунами рода сего в древнейшие времена, очень седые-преседые. Они разместились в опустившихся глубоко под землю  хранилищах, подпольях, соединённых между собою освещёнными, оборудованными по последнему модерну и технике переходами.  Комната главы рода была шикарна. Она была обставлена старинной мебелью, изготовленной из каменного дерева и инкрустированной сплавами из золота, серебра и палладия. Парча украшала стены.
Мужчина прошёл вглубь комнаты, скинул с себя хламиды, накинул на себя тогу из тончайшего полотна, прошёл в водную часть  помещения. Тепло сауны, расположенной на жерле одного из  вулканов, и холод родников, поднимавшихся из глубин земли, успокоили его ум, расслабили мышцы. Очистившись и подкрепившись силами природы, он подошёл к кровати, лег в постель, застеленную полотнами из нежнейшей шерсти молодых овец, завернулся в эти меха и закрыл глаза.
Ему требовался отдых. Ему надо было в кратчайший миг восстановить информацию из разорванного и сокрытого от него на два десятка планетарных лет времени. Ему надо было получить  цельную информацию.
И он растворялся во времени. В сигах, секундах, минутах, часах, днях, годах… Веках.
Некогда разорвавшаяся золото-алмазная нить времени соединилась в его восприятии мироздания.
Вечность  благословляла этот род.
И самому ему был возвращен его источник существования, а он, в свою очередь,  придан ему, то есть ей как страж.
Мужчина пребывал в брёме кратко. Встал отдохнувшим, успокоенным. Оделся. Поднялся в наземную часть дома.
В заведённый час президент отбыл на службу.

Потянулись дни.                               
Особый порядок и контроль в стране, введенный министром в течение часа, и проведённые задержания некоторых  неспокойных говорунов и забияк мгновенно заметили глазасто-ушасто-языкастые. Но сверху им позвонили – и они тоже заткнулись.
В страну поспешили представители остатков, осколков некогда обширного клана, имевшие кровное родство со Шнейдерами. За граалем. Приехали. Но наткнулись на невозможность встретиться с желаемой женщиной. Соответственно – все претензии к главе рода.  Арнольд развёл руками:
- Господа! Я не могу вам помочь. Я сутками в резиденции, в рабочем кабинете. Старший брат дома.
- Она не выходит! Вы ей запретили!
- Я? Запретить? Упаси боже.  Сами добивайтесь с ней встречи. Согласится – потом никого не вините. Меня она встретила такой отборной песней боцмана, как будто всю жизнь на морском флоте служила.  А не в танковом дивизионе.  Думала, убьёт. Желаете повторить мой опыт – пожалуйста!!! С моей стороны препятствий нет!!!  Хотя – прошу – дайте ей спокойно оплакать гибель мужа. Двадцать один год она  держала слёзы в себе. Я считаю, это жестоко сейчас  требовать от этой женщины внимание к другому мужчине. Обещаю: выбирать семью будет грааль.
Но искатели не вняли совету главы рода: не поверили.
С муттер они встречи добились. На шестой день. Когда Рудольф, физически ослабленный, заросший, смог встать.
Альфред  сообщил, что вновь пожаловали просители руки муттер. Что, из-за отсутствия в доме  Арнольда, возможно, Рудольфу всё-таки придётся представлять её интересы. Он рождён ею.
- Какие? – с первого захода  Рудольф ничего не понял.
- Муттер считается хранительницей рода. И другие семьи претендуют на  её  присутствие у них. Она, словом, грааль.
- Прежде всего, она – моя мама и жена моего отца. И никакой другой семьи! Это моё слово.  Или мне Мишеньке это сообщить? Чтобы он отвесил им всем свои подзатыльники? Кости сватам-женихам переломал?
- Рудольф, но законы рода, семьи в этом вопросе  требуют предоставить муттер полную свободу. Выбирает грааль.
- Мама где?
- Я здесь, – услышали они её голос. Обернулись. Женщина стояла в своём длинном черном платье, украшенная бриллиантами с головы до ног. – Рудольф, как себя чувствуешь? Сфотографируйся. Это так впечатляет. Я иду на рандеву.  Альфред, ты со мною. Впрочем, как и младшие  братья. Рудольф, приведи себя в порядок. И с Михаилом подтягивайтесь. Девочкам не выходить. Идём, Альфред, – пошла вперёд, в коридоре взяла его под локоть.
Гости ждали их в столовой.
И встали при виде стройной женщины в чёрном платье с мертвецки-бледным лицом. Она прошла и села в кресло, на которое указал ей старший пасынок. Посмотрела на просителей. Что они могли ей предложить? Забыть своего первого мужчину? Сына? Мишутку? Девочек? Или оставшихся в живых пасынков?
- Я слушаю вас, господа, – произнесла. – Я слышала, вы добивались со мной встречи. Представьтесь.
Гости вставали, называли себя. Когда вырос Миша за её спиной  и начал перевод, она не поняла. Да это было и неважно. Ибо резко распахнулись обе створки двери, и в зало, держа сына на руках,  военным шагом вошёл Рудольф. Он осунулся, но вступал твёрдо.  Подошёл к матери, передал на её колени сына и встал рядом. Рявкнул:
- Что здесь происходит, уважаемые родственники? У меня вы разрешение спросили? Ни я, ни мой брат, ни наши сестры ещё не были на могиле отца. Поэтому вести подобный разговор считаю  бестактным. Поэтому – никаких смотрин!  Но учитывая, что мы все редко встречаемся, предлагаю пройти к накрытому столу и просто поговорить по душам. Есть возражения? – спросил и стал обводить своим разъярённым взглядом гостей, от лица к лицу. Затем взял с колен матери сына, подставил ей свой локоть, она встала, плавно опустила свою ладонь на него, и они вместе вышли из комнаты.
Ну да, попробуй возразить магическому змеиному оку!?..
Так  что, хотя встреча и состоялась, но результат был достигнут только на полпроцента: увидели  того, которого считали мёртвым от самого его рождения. А змей был просто в яйце. И он вылупился.
Альфред  сообщил сразу  младшему о ходе встречи и её результатах. То есть: никаких.
- Это было ожидаемо, – тихо тот  проговорил, выслушав доклад. Набрал Генриха и попросил его:
- У тебя слишком мало осталось времени для того, чтобы спрятать всех недовольных и смутьянов. Много осталось?
- Достаточно. Я приму меры. Соответствующие, – и приказал организовать с ним прямой телеэфир из кабинета.
Через час граждане услышали спокойный голос уважаемого человека:
- Я обращаюсь ко всем оставшимся на свободе антиобщественным элементам: шпионам, убийцам, ворам, тунеядцам.  Вам даётся двадцать четыре часа, чтобы покинуть пределы нашей гостеприимной и терпеливой страны. Затем – не обессудьте. Меры будут крайние и жёсткие. Честь имею.
Вечером Йогенн-Арнольд приехал домой ночевать. К его  спокойствию, братья гостей проводили. Или выпроводили. Или те сами поспешили убраться от греха подальше.  В коридоре, недалеко от двери, сидели Рудольф и Михаил и оживлённо обменивались жестами. При появлении мужчины оба встали, вытянулись и гаркнули партийное приветствие. Йогенн-Арнольд остановился, посмотрел на обоих молодцов-заговорщиков и ответил им так же. Потом спросил:
- Как самочувствие?
- Готовы к труду и обороне, – ответил Михаил за обоих.
- На благо кого или чего?
- Семьи и рода, – ответил Рудольф.
- Я рад, что ваша переоценка ценностей проходит без истерик.  Значит, к смене фамилии и гражданства ты, Рудольф,   психологически подготовился?
- Так точно, – ответил Рудольф. – Как скоро я имею право отбыть в полк?
- Как только окрепнешь. Извини, брат, ты долго был без движения и нормального питания. А пока получше познакомишься с традициями и обычаями семьи. И где муттер?
- У себя.
- С внуком?
- С которым? Первым или вторым?
- Без разницы.
- В своей комнате, но, увы, придаётся воспоминаниям в гордом одиночестве.
- Ясно. Где Густа? Надеюсь, об ужине  для меня она не забыла.
Женщина словно вышла из стены. Сказала, что подаст  ужин ему в комнату. И удалилась. Мужчина же, махнув рукой мальчишкам, пошёл в комнату мачехи.
Вошёл.  Женщина сидела  перед зеркалом и не спеша снимала  драгоценности. Она была задумчива и, казалось, отрешена от  мира сего. Или – с ним прощалась.
Мужчина подошёл к ней, встал за её спиной, спросил:
- Меланхолия?
- Нет, – услышал спокойный голос. – Просто раздумываю: куда мне теперь? Я не совсем понимаю, что сегодня произошло. Мне надо покинуть этот дом? Но тогда позвольте мне остаться с сыном. Как мне известно, отец выделил ему дом. Я могу жить там.
- Сударыня. Во-первых, это ваш дом тоже. И никто не имеет право предложить вам его покинуть. Если вы о тех… женихах-сватах, то по закону семьи вы сами выбираете себе другого спутника жизни, если ушёл из жизни ваш супруг. И никто не имеет право вас приневолить к нежелаемому второму замужеству.
- Но на их притязания ваши старшие братья промолчали. Вас как главы рода и семьи не было. Свою позицию высказали только  мальчики.
- Их позиция совпала с позицией и старших братьев, и моей. Поэтому Альфред  не счёл нужным повторяться.
- Но мне-то что делать? У меня нет желания принимать какие-то серьёзные решения. Я хочу просто дождаться внуков и помогать   расти им. У меня нет сил начинать всё сначала. И не хочу. Просто плыть по течению. Я устала. Это вообще было ни к чему. Я уже стара. И о новом замужестве не думаю.
- Я понимаю. Но так устроен этот круговорот, что грааль не может быть одна. Жизненная энергия её всегда должна питать мужчину. Поэтому за вас, сударыня, внутри рода-племени началась битва. И пока вы не объявите  другого спутника, она будет продолжаться. Я бы не хотел доводить ситуацию до крайности.
- Что это значит?
- Четыре века назад из-за таких игр грааль погибла, род был почти уничтожен. Выжить удалось немногим. Хорошо. Вы готовы меня выслушать?
- Если толково и разумно.
- Я люблю вас. И не хочу больше терять. Для моих братьев  вы – вторая супруга нашего отца, и мы все вас уважаем. Для моего сына вы – единственная и любимая бабушка. И так будет. Но я вас люблю как женщину. Но и принуждать к супружеству тоже не имею права. Что вас сдерживает?
- Ничего. Я просто уже привыкла быть одна. Я свою молодость так прожила. Но чем вы не довольны? Еду я вам готовлю, стираю и глажу ваши костюмы, встречаю и провожаю со службы. По-моему, свои обязанности я выполняю, коль вы потеряли супругу.
- А вы не задумывались о том, что мне просто необходима женщина?
- И только? В чём дело? Скажите – и вам доставят искомый экземпляр. Подберут и по росту, и по ширине округлостей, и по цвету волос и глаз.
- Это ответ мачехи. Но не любящей женщины.
- Вся  моя любовь осталась там… Далеко-далеко…
- Извините, госпожа, если я вам сейчас сделаю больно. Отец, видимо, предвидел ситуацию, когда вам всё станет безразлично; что может привести к тому, что вами могут начать манипулировать более… те, кто знает, чего они добиваются.
- Ситуацию? Какую?
- Что вы будете психически подавлены. Поэтому я вам должен  сообщить одну новость. Как бы лично для меня она не была… двусмысленна. У нас с вами есть общий сын. – Женщина резко оглянулась.  – Да, вы не ослышались. Но я не помню, чтобы между нами была близость. Думаю, вы тоже. Думаю, это был  очередной эксперимент отца.  А нашего сына вы знаете. Это Ингрид Айсмурт. Да, доктор. Он воспитан дедом. И хотя он принят у нас в доме, сидит  за нашим семейным столом, признать его своим наследником я не могу.  Только официально заключив брак с его матерью, он может в будущем претендовать на долю отцовского наследства.
- А мой внук! Вы хотите его обделить!
- Муттер! Рихард – это Рихард. Всё уже оговорено и выделено в рост.  Это одна ветвь семьи. И там он глава. Ингрид – вторая. Так же, как Рудольф и Михаил. Наша семья просто распочковывается.  Меня сейчас волнует судьба Ингрида.
- Ингрида? Но я рожала только раз… Значит, была… двойня?
- Да. Первенца отец отдал тебе.  Второго, который от меня, остался при мне. Так скажем, чтобы было легче понять.
- Так вот почему мальчик плакал так долго. Пока не положили рядом с ним Мишу, он всё плакал. Он просто знал, что рядом должен быть второй. Боже мой… Как всё накуралесено, нагорожено. Шантаж и интриги. Я устала уже. У меня нет желания принимать решение ни по какому факту. Мне надо время.
- Его нет.  Муттер, давай проще. Я люблю тебя. С того дня, как увидел. И я ждал тебя. Хотя не верил. Давай начнём просто всё сначала. Я ведь тоже уже устал. Очень устал.
- Я так и знала, – они услышали голос Густы. – Поэтому прихватила тебе из погреба вина.  Если не секрет, о чём вы беседуете?
- Я рассказал муттер о нашем сыне. Считаю, что нам надо официально  оформить свои отношения.
- Это, брат, хорошо. Это очень хорошо. Я пойду к братьям и их позову. И заодно принесу торт, который наша мачеха любит. Только, брат, я думаю, что братья всё-таки к твоей второй жене, в память об отце, будут относиться как и раньше. То есть – муттер. Мы так привыкли. Нам так спокойнее, – сказала и вышла.
У женщины открылся рот: её, что, сейчас выдали вторично замуж? Она вопросительно посмотрела на мужчину. Они, эти пасынки, всерьёз? За этого баловня?
- Вы, сударыня, что-то  желаете сказать? Возразить или согласиться? – мужчина  рассматривал женщину заинтересованно.
- Что это сейчас было?
Он не успел ответить, как в комнату гурьбою вошли старшие братья. Словно за дверью стояли.
- Вино? – спросил Альфред, увидев бутылку. – Значит, вы договорились? Муттер, мы считаем, что это верное решение. Всё остаётся на своих местах. Никаких резких движений. Ты при нас, младший при нас тоже. Девчонок вполне можно выдать замуж. Тем более, что Наташа приглянулась Вильгельму, Инга – Ингриду. Всё на местах.
- Но я ещё ничего не решила, – тихо возмутилась женщина. – И я не хочу замуж! Я стара!
- Ты в хорошем возрасте и вполне можешь родить других детей, – как появился в комнате дед, никто не понял. – Хотя верно и то, что печаль всё ещё сидит глубоко в тебе.  Неделька-другая пройдёт – и станет легче. Ты дома. В семье. Мальчики тоже. Слава Всевышнему. Альфред, откупорь бутылку.  Где фужеры?
Старший открыл бутылку, разлили вино. Подали его и муттер.
- Думаю, нашей красавице надо налить больше. Быстрее уснёт, – сказал дед.
- Отец, это всё серьёзно? – спросила женщину свёкра.
- Да, моя малышка.  Нашему дому потрясений хватит. Благо, что нам вселенная послала подкрепление. И вот ещё что. Я долго думал, говорить или нет. Но всё-таки решил. Всё-таки я уже стар. И моё время приближается. За свою  эту жизнь я слишком многих потерял.  Извините, если следующее моё сообщение введёт вас в  растерянность. Итак. У меня был биологический материал и твой, девочка,  и моего Алекса. В общем, я заскучал. Потерял надежду на возрождение рода. Кто ты, я понял сразу.
- Отец, за этот день и так много сюрпризов! Пожалуйста, кратко и точно. И меня очень болит голова, – женщина поморщилась то ли боли, то ли ожидания плохой информации. При чём здесь всё это?
- У вас, у тебя и Алекса, есть дочь. Родная сестра Рудольфа. Ей тринадцать лет.
Тишина. Длительная тишина.
Дед продолжил:
- Я уже стар. Мне надо её тебе передать. И познакомить как с родным братом, так и старшими. Думаю, когда это сделать? Завтра или после того, как Рудольф приживётся.
Тишина. Продолжительная тишина.
- Хорошо. Подумайте. Со свадьбой  поспешите. Время. Я пошёл к себе. Спокойной ночи всем, – встал, шаркая ногами, дошёл до двери, вышел.
Тишина. Молчали все.
Именно такими и застала их Густа, принёсшая торт. Следом за ней появился Рекс, который то и дело облизывался, тихонько за псом просочились Рихард, Михаил и Рудольф.
- По какому случаю торт? – спросил Михаил. – Почему нас не позвали?
- Рудольф, сейчас твой дедушка сообщил, что у тебя есть тринадцатилетняя родная сестра, – как снаряд, в комнате разорвался тихий, спокойный голос муттер.
- Здорово. Братьев у меня, думаю, достаточно. А девчонок я люблю. Где она?
- Не знаю. Надо спросить у дедушки. Это было первое. Второе. Оказывается, я родила двойню. Отцом второго мальчика является твой брат по отцу господин Арнольд.  Это Ингрид. Поэтому, чтобы узаконить его права в семье, я, наверное,  выйду замуж за его отца… Возможно. И только не сегодня. У меня болит голова.  Дайте кусочек торта Рексу. Сластёна ты наш…
Торт, вино, чай приговорили в полной тишине. Потом разошлись по своим комнатам. До утра.

                22 июня-25 июля 2020 года