Изменить историю

Путешественник во времени удобно расположился в кресле, отхлебнул чай и улыбнулся:
- Вот теперь можете спрашивать. Пока не выпью свой чай с бергамотом с утра, никак не могу собраться с мыслями. Сожалею, что приходится встречаться так рано, но мне сегодня предстоит готовиться к очередному путешествию, времени не так много.

Я не мог не увидеть парадокса в нехватке времени у человека, который научился его контролировать.

- Вы преувеличиваете мои возможности, - усмехнулся он. - Путешествуя во времени, я так же старею, как и вы, просто в другом месте и в другом времени. Единственное мое преимущество перед вами – я могу хорошо выспаться в машине во время долгих перемещений. Честное слово, я редко проживаю один день дважды только по той причине, что не хочу стареть в два раза быстрее.

Я перешел к вопросу, который давно хотел ему задать: 
- У вас никогда не было соблазна изменить историю?

- Это не так просто, как вы думаете, - отозвался он после некоторого раздумья, - после Наполеона я перестал пытаться. Да, в мелочах что-то можно сделать, наследить, так сказать, в историческом прошлом. Но и след-то остается размытый, а уж глобально что-то поменять почти невозможно. По крайней мере, я оставил эти попытки окончательно после истории с египетскими пирамидами.

- Из-за чувства самосохранения? Эффект бабочки, как его описывал Брэдбери?

- Нет, скорее, из-за защитных механизмов самой истории. Вы не поверите, как много великих людей, которых мы почитаем из нашего далека, страшно разочаруют вас при личной встрече!  - засмеялся он. - Это я и называю «защитными механизмами истории»,  а попросту говоря, глупостью человека. Мало кто способен осознать, что он делает неправильный выбор, когда вы ему об этом говорите. Даже сейчас любой мало-мальски здравомыслящий человек не воспримет идею путешествия во времени всерьез, а что уж говорить про времена, когда про электромагнетизм и не слышали, а если слышали, то не понимали, что с ним делать!

-  Вы хотите сказать, что вас не понимали?

- Это было еще не самым страшным. Все-таки большая часть моих провалов связана с недостаточной подготовкой с моей стороны: кто мог предположить, что Наполеон настолько плохо говорил по-французски, что путал слова «перемирие» и «амнистия»? Попробуй тут объяснить, что ему не следовало отсылать Груши!

Я необычайно заинтересовался этим откровением:
- Неужели вы пытались предотвратить Ватерлоо? Это же просто невероятно! Но как?

- Как вы видите из учебников истории, безуспешно, - откликнулся он немедленно. -  Мало того, меня чуть не расстреляли перед строем Молодой гвардии как немецкого или английского шпиона; я так и не понял, кем меня в итоге счел Бонапарт.  Нашему разговору сегодня я всецело обязан старому прусскому  генералу - известному кавалеристу и пьянице Блюхеру! Французы вообще долго раскачиваются, и пока они решали, повесить ли меня по английскому обычаю или расстрелять по немецкому, Блюхер все же пришел: ровно в 4 вечера, как и написано в учебнике. В общей суматохе мне удалось сбежать в свое время...

Я перебил его новыми вопросами, и он сдался, согласившись более или менее связно изложить эту историю. По-видимому, он и сам считал ее занятной и поучительной.

- Я с юности интересовался военной историей и слыл наполеонофилом среди своих друзей, - начал путешественник во времени. - Мне  всегда хотелось дать Наполеону второй шанс в 1815-м: так уж славно начинались Сто дней! Раньше Ватерлоо что-то менять было опасно, а тут терять Наполеону уже было нечего. История бы только выиграла, если бы он записал себе в актив победу в духе Аустерлица. Поймите меня правильно, я не из тех, кто восторгается генералами, убивающими других людей. Зная таланты Наполеона, мне не улыбалась перспектива кровавой мясорубки еще лет на пять: истребляя союзников, он мог бы выкосить и мой древний крестьянский род. Но все, что я знал про эту эпоху, свидетельствовало об обратном: ему буквально не хватило одного генерального сражения, чтобы подписать мир. Уничтожение прусской и английской армии за одну неделю в июне 1815-го было реальным шансом остановить войну с союзниками: Наполеон хотел мира, он бы подписался под любыми условиями.  Александр I мечтал унизить своего некогда могущественного врага, но  он был чужд личной мести. Австрийцы бы приуныли, а потрясенные пруссаки и англичане рано или поздно захотели бы передышки.  Наполеону почти удался его блестящий план, если бы не потеря темпа после первого столкновения с пруссаками. Сражение при Линьи предоставило шанс вбить клин между двумя армиями  и разбить их по частям, но сам император вдруг решил распылить армию по разным направлениям. Вот тут-то я и хотел появиться. Утром 17-го июня можно было бы все исправить. Я подготовился основательно: учил французский язык с репетитором целых 6 месяцев, сделал себе поддельный паспорт польского дворянина и даже украл пулемет «Максим» с одной из тачанок Буденного. Вижу ваше изумленное лицо, скажу пару слов про пулемет. Украсть было несложно, в Первой Конной дисциплина была аховой. Проблема была в том, что красть пришлось тачанку вместе с лошадью. Пулемет весил под 80 кг вместе с лентами, а лошадью я управлять тогда еще не умел. Еле-еле унес ноги из 1919-го года. Ладно, это дело прошлое.

Он на секунду прервался, чтобы налить себе еще один стакан чая, а я невольно отметил вслух, насколько странно звучит слово «прошлое» в устах человека, который смог придумать, как путешествовать во времени.

- Нет, нет, это был не я, - запротестовал мой собеседник, замахав руками, -  теоретически все сделал за меня Бартини, а энергетический источник придумал Тесла. Я просто первый догадался, о чем они говорили. Рассуждая чисто гипотетически, машина могла уже существовать и во времена Уэллса. Кто знает, может, она у него и была? Я все никак не могу выбраться и поговорить с ним об этом. Было бы интересно узнать, как он решил проблему координат и геолокации?  Но я возвращаюсь к нашей истории с Бонапартом. В последний момент я сунул в машину бутылку отменного 30-летнего французского коньяка: практика показывает, что жидкая валюта – надежное подспорье в любой непонятной временной ситуации. Эта бутылка меня потом и спасла.

- Зачем же вы взяли с собой пулемет? – не утерпел я. - Вы так хотели помочь Наполеону выиграть, что..

- Да,  - завершил мою мысль Путешественник во времени, и в его глазах появилось что-то жесткое. - Я постарался предусмотреть все варианты. Один пулемет мог уложить всю английскую армию еще до подхода Блюхера. Но мне так и не удалось им воспользоваться. Переместился я удачно, недалеко от расположения штаба французской армии. Замаскировал машину времени и осмотрелся. К сожалению, мне пришлось оставить пулемет с лентами в машине, слишком уж он был тяжел. Я вышел на передовые посты охранения командующего армии и на чистом французском языке потребовал встречи с ним, размахивая секретным донесением от его брата Жозефа.
 
- Так просто? – изумился я.

- Все это было чистым блефом. Я действительно подделал письмо от Жозефа на основе исторических документов и искусственно состарил его на компьютере. Там было  несколько строк: «Государь брат мой, посылаю тебе удивительного человека, который видит прошлое и будущее, он может помочь тебе выиграть всю кампанию». Я очень надеялся, что Наполеон, склонный к мистике, не отмахнется от меня. Так и получилось. 

Он снова прервался, потянувшись к коробке конфет. Путешественник во времени ее открывал, наверное, минут пять, но я не торопил рассказчика. Меня поразила прямо-таки бросающаяся в глаза неуклюжесть моего собеседника, пока он возился с коробкой. Видимо, он заметил мой взгляд, потому что улыбнулся своей обезоруживающей улыбкой и развел руками:
- Все-таки, в душе я остался гуманитарием - экономистом. Инженером стал уже потом,  поневоле.

- Расскажите про встречу с Наполеоном, - попросил я.

- Разумеется. Я вышел в расположение корпуса Д’Эрлона, он меня отправил с нарочным к Лабедуайеру, а тот уже разыскал графа Бертрана. Бертран проверил мои документы, но имя Жозефа кое-что значило, да еще с пометкой «вручить лично». Мало кому нравится, когда тебя будят в 6 утра с известием от брата-бездельника.  И все же Наполеон оказался на высоте. Семья для него много значила, поэтому он меня принял прямо на бивуаке в присутствии только Бертрана и графа Флао без лишних церемоний. Он сухо кивнул мне, выслушал краткое представление Бертрана и буркнул: «Давайте письмо». Пока он читал мое фальшивое послание, сидя на барабане, я постарался рассмотреть его получше. Все, кто его описывают в своих мемуарах, четко делятся на две группы: кому-то он нравится, кому-то нет. Описания всегда разнятся, но ближе всех к истине был Денис Давыдов. Я читал его мемуары о встрече в Тильзите, и подтвердил бы, что он точнее всех передал облик Наполеона.

За день до Ватерлоо он выглядел неважно. По нашим меркам, Наполеон Бонапарт был среднего роста, не более 172 см, по этому параметру он мало чем выделялся среди своего окружения. Темные редеющие волосы, немного седины на висках, чуть полноватое лицо. Синие глаза невероятной красоты. Я все думал, где я их мог видеть? Потом только вспомнил, уже вернувшись. Эти глаза мне показались похожими на глаза молодого Алена Делона. Наполеону было уже 45 лет, но выглядел он лет на десять старше. Я понимал, какую нагрузку он на себя взвалил, но такую усталость я видел только разве у Ленина в 1921-м.  Император мало спал ночью после сражения при Линьи, организовывая армию, мучился от расстройства желудка и легкого насморка, из-за чего был бледен, а его голос казался сиплым. Говорил он глуховато, и его французский был своеобразным. Взгляд императора поражал каким-то смирением. Я не могу найти другого слова, но это так. Казалось, он смог отрешиться от насущных проблем и смотрит прямо куда-то в будущее, раздражаясь на тех, кто его беспокоит настоящим. Я видел перед собой очень уставшего человека с потухшим взором, которому хочется вернуться домой и принять ванну, даже если для этого придется дать сражение.

«Да, с таким настроем дела твои плохи», - подумалось мне, но я вспомнил про пулемет и приободрился.

Наполеон кончил читать письмо и внимательно посмотрел на меня, на его губах заиграла легкая улыбка.
- Сударь, я вижу, что вам довольно ловко удалось войти в доверие к моему брату, но я не сделаю подобной ошибки. Армия ждет приказов, и скоро заговорят пушки. Чем вы можете мне помочь? Примкнуть к моим батальонам?

Глядя ему прямо в глаза, я процитировал  одно из его тайных посланий Жозефине, недавно всплывших на аукционе «Сотбис». Бертран положил руку на эфес сабли, Флао подскочил ко мне. По изменившемуся лицу императора я понял, что он узнал свои обороты речи. Не давая ему опомниться, я назвал всех командиров его дивизий под Ватерлоо, а также состав войск Веллингтона перед сражением, упомянув несвоевременный приход Блюхера. 

Я видел, что Наполеон задумался. Он пытался осмыслить услышанное.
- Почему я должен вам верить, - наконец произнес император, - если эти сведения вы могли почерпнуть из перехваченных писем и донесений?

- Сир, я пришел помочь вам не сделать тех ошибок, за которые вы будете себя ругать, став пленником союзников. Новым Фемистоклом вы не будете, вы дорого заплатите за ваше мнение о благородстве англичан.  Как поляк, я не стану предавать человека, так много сделавшего для восстановления моей родины.
Мне пришлось сослаться на Польшу, учитывая мои документы. Я упомянул еще несколько имен из его прошлого, которые много значили для императора. И даже Фултона, которого он прогнал. Наверное, это было ошибкой, так как позволило принять ему какое-то решение.

- Есть ли разумное объяснение, откуда вы можете все это знать? Мне трудно поверить, что есть люди, имеющие такие способности. Что-то подсказывает мне, что вы не сможете пересказать личные письма Бертье к его итальянке Висконти или личные письма Бертрана?

Все-таки, он был очень умен, и я понял, что уловками ничего не добьюсь.
- Есть, но оно настолько фантастично, что любой другой человек мог бы отринуть такое объяснение, даже не дослушав. Я полагаюсь на ваш острый ум и кругозор, сир, которые позволяют вам видеть больше, чем видят другие люди.  Я действительно не поляк, а все, что вам рассказал, знаю из учебников истории, которые описывают ваш жизненный путь во всех подробностях. Я пришел из будущего, чтобы предостеречь вас от ошибки, но только от вас зависит, услышите ли вы мой совет или нет.

Наполеон слушал, а генералы замерли в смущении. У них, простых вояк, видимо, вообще ум за разум зашел от моих откровений. Бертран предложил обыскать меня и арестовать, но Наполеон отмахнулся от него. Он как-то отрешенно посмотрел на меня и приказал принести карты.  После этого он попросил Бертрана и Флао выйти из палатки тем тоном, которым он посылал полки на смерть. Они не посмели ослушаться и вышли.

- Что вы можете мне рассказать о будущем сражении? – спросил он.

Я подошел к картам и рассказал ему основное: погнав за пруссаками корпус, он не успеет выиграть битву с англичанами. Все очень просто, не надо отпускать Груши, и все.

- В вашей истории, - медленно произнес Наполеон, - Груши или я, мы нашли пруссаков? 

- Да, проплутав целый день, Груши наткнется на арьергард у Вавра и даже его разобьет, но вам это не поможет.  Пруссаки придут на поле боя в 4, вы просто не успеете справиться с англичанами, и удар во фланг кончится для вас плохо.

- Насколько плохо? - спросил император.

- Армия перестанет существовать, несмотря на все ваши усилия, и вам придется отречься от престола.

Я видел, что он впечатлен моими словами, но думает о чем-то своем.

- Пожалуй, в ваших словах есть разумное зерно. Преследовать пруссаков надо было еще вчера, сейчас есть шанс только догнать. Полагаю, что они уже не ждут преследования. Удар в тыл или во фланг может иметь роковые последствия для Блюхера, если наш корпус будет достаточно силен.

Я покачал головой:
- Судьбу Ватерлоо решил приказ Гнейзенау под Линьи на отход для соединения с Веллингтоном. Блюхер не беспокоится о преследовании, он бежит к англичанам обходным путем.

Наполеон оживился:
- Тем активнее его надо преследовать. Мы можем нагнать его у Вавра и задержать. Положительный исход сражения у Мон-Сен-Жан захлопнет ловушку, Блюхеру некуда будет отступать, если его нагонит сильный корпус.  Я тем временем расправлюсь сначала с англичанами, а затем последовательно обращусь против каждого подходящего корпуса Блюхера. Эта битва может решить всю кампанию!

Я попытался возразить ему:
- Но ведь именно это вы и попытались сделать, проиграв все!

- Нет, - улыбнулся Наполеон, - теперь я предупрежден, что должен отдать Груши действительно сильный корпус, а не отряд прикрытия, как думал изначально. И мне надо будет понукать его идти вперед на соединение со мной через Вавр. Но для этого у меня есть Сульт, уж он-то справится!

Ужас охватил меня, когда я понял, что Наполеон ступил на тот же гибельный путь, а я ему только помог утвердиться в ошибочном решении. Я сделал еще одну попытку:
- Сир, вы переоцениваете свои силы и недооцениваете стойкость Веллингтона. Гонцы могут опоздать, а сегодняшний дождь не позволит вам завтра начать сражение рано...

Наполеон уже потерял терпение и перебил меня:
- Поверьте мне, каждый раз в решающий момент моей жизни все было против меня. Под Аустерлицем у меня в тылу были пруссаки, которые хотели объявить войну, и все же я выиграл. Так же будет и здесь. Я провел 60 сражений и знаю, как побеждать даже в самых неудачных обстоятельствах. Пока есть все шансы разгромить англичан и пруссаков поодиночке, я ими воспользуюсь. Держать Груши при себе – значит дать пруссаком собраться с духом и прийти на помощь к англичанам. Такого нельзя допустить, и я теперь понимаю, что нужно сделать, чтобы победить Веллингтона.  Вольно или невольно, но вы убедили меня в правильности моих мыслей.

 Я понял, что все потеряно, но предпринял еще одну, последнюю, попытку:
- Сир, позвольте мне быть рядом, я могу принести вам пользу, в том числе дать вам оружие, которое может переломить весь ход сражения.

Наполеон посмотрел на меня как-то по-новому, задумался, а потом вызвал своих генералов:
 - Сожалею, что буду выглядеть не слишком гостеприимным в ваших глазах, но я предпочел бы оставить весь наш разговор в тайне, по крайней мере, пока не выиграю завтрашнее сражение. Признаюсь, что меня не оставляют сомнения относительно вас и ваших слов. Если откинуть все фантастическое в нашем разговоре, ваше стремление убедить меня не отсылать Груши выглядит как диверсия опытного шпиона союзников. В конце концов, вы сами признались, что ваши документы фальшивые. Бертран, друг мой, прошу вас немедленно арестовать этого человека и не спускать с него глаз. Мы возьмем его с собой, но если он попробует сбежать к англичанам или пруссакам, расстреляйте его.

Вот и все. Аудиенция с самым великим человеком столетия кончилась.
Пока меня уводили, я заметил маршала Груши, который торопился получить приказы императора. Жестокая ирония: я пытался внушить Наполеону его же мысль, что только из-за Груши он проиграл, а преуспел в обратном!

Путешественник во времени замолчал и посмотрел в свою пустую кружку из-под чая.
- Что было дальше? - поинтересовался я.

- Дальше? Меня продержали в каком-то бараке пару часов, а потом все пришло в движение. Армия стала выдвигаться. Это был день перемещений в плохую погоду, поэтому об арестанте вообще плохо заботились. К вечеру я окоченел от постоянно шедшего дождя, два конвоира не особенно меня жаловали. На ночь я снова оказался заперт в каком-то деревенском доме, кажется, у Планшенуа. Повезло, что Бертран забыл меня обыскать, и я смог согреться коньяком, хотя меня все же покормили утром солдатским пайком. Император готовился дать сражение, но сделал все, чтобы его проиграть. Я услышал грохот битвы не раньше 12 часов утра, но ничего не видел. Где-то в 2 появился офицер от Бертрана, который приказал меня обыскать. Бертран мало что понял из моего разговора с Наполеоном, поэтому просто сказал офицеру, что я – шпион союзников. Они хотели найти доказательства в моей одежде или документах, после чего  расстрелять. Меня спас коньяк, удачно обнаруженный в ходе досмотра. Пока конвоиры его распивали, офицер безуспешно пытался понять, как работают мои электронные часы и зажигалка. В конце концов он заявил, что моя шпионская сущность установлена, и я подлежу расстрелу. К тому моменту конвоиры уже лыка не вязали и отказались стрелять в хорошего человека, который заслуживает честного суда. Офицеру тоже не по душе был приказ, но он оставался заложником присяги. Разозлившись на самого себя, он послал конвоиров за веревкой, справедливо опасаясь, что они промажут, даже если он заставит их стрелять. «Англичан надо вешать, - сказал офицер, - как пиратов! Но раз вы благородный человек, я попробую договориться о расстреле перед строем Молодой Гвардии». Находящийся вокруг нас корпус Лобау почему-то его не впечатлял. Армию не стоит пытаться понять, особенно если она французская. Около 4-х часов конвоиры вернулись с веревкой и вывели меня из барака. Пока они делали самодельную виселицу на моих глазах, офицер действительно пытался договориться с генералом Дюэмом о моем расстреле. К счастью, вскоре им стало не до меня: недалеко от нас началась какая-то заваруха. Блюхер не подкачал, и его передовой корпус начал теснить французов, да так, что ядра стали падать рядом с нами. Не успел я оглянуться, как моих конвоиров и офицера словно ветром сдуло. В момент затишья я забрал свои вещи и пошел отступать за французами, пока не нашел свою машину. Вот и все. Наполеон проиграл, оказавшись невероятным упрямцем. Наверное, без великой веры в себя не стать великим человеком.

- Все-таки, вы сделали хорошую попытку, - заметил я.

- Не знаю,  - отозвался Путешественник во времени, - на мой взгляд, есть события в истории, которые никому не под силу изменить.

- Фемистокл... Я вспомнил, что именно это сравнение использовал Наполеон в письме к англичанам, когда захотел им сдаться! – вспомнилось мне.

- Верно! Я подкинул ему много идей, - мрачно откликнулся Путешественник во времени. - После проигрыша сражения он совсем потерял голову и дошел до отречения. Мне грустно думать, что он все-таки убедился в справедливости моих слов после поражения и решил больше не бороться.

- Возможно, вы сохранили таким образом много жизней, - предположил я.

- Вряд ли мы это узнаем когда-нибудь, - задумался Путешественник во времени. - Во всей этой истории мне больше всего было жаль, что я зря украл пулемет. Он все-таки был очень уж тяжелым.


Иллюстрация - Р. Келехсашвили