Беззубов далеко и близко. Из ГБ и аспирантура

    Виктор Беззубов  ушёл  из  лаборатории  Шевцова  вскоре  после  меня:  перевёлся  в  ДВНИГМИ,  а  точнее – в  команду  НИС  «Академик  Ширшов».  В  то  же  время  он  поступил  на  заочное  отделение  какого-то  вуза;  кажется,  на  радиоэлектронику.

    Я  всегда  относился  к  нему  с  уважением,  даже  тогда,  когда  он  смонтировал  магнитный  компас  в  кольце  из  ленты  никеля.  Все  в  лаборатории  не  могли  понять,  почему  датчик  направления  не  работает,  пока  я  не  заметил,  что  кольцо  не  дюралевое.

  Но  в  целом  Беззубов  был  мастер  на  все  руки  и  токарь  неплохой.  В  середине  семидесятых  он  в  подвале  дома  в  Моргородке  оборудовал  себе  и  семье  вполне  сносное  жильё.
   Я  там  бывал,  и  жена  его  казалась  счастливой,  дошкольник  сын – тоже.

  Позже  Виктор  и  супруга  его  всё-таки  свели  меня с  моей  будущей  женой.  Я  у  них  ночевал  уже  в  общежитии  и  утром  выдал  комплимент  их  семейному  счастью.  На  это  Беззубов  усмехнулся  и  сказал:
  - Да  ты  ничего  не  знаешь…
    Действительно,  они  вскоре  развелись;  причина  неведома.  Единственный  сын  его  был  уже  старшеклассником.

    В  конце  восьмидесятых  мы  встретились  случайно:  Беззубов  снимал  комнатку  в  доме  под  самой  крышей,  недалеко  от  нашей  квартиры.
  Виктор  стал  захаживать  к  нам,  привозил  подарки  из  рейсов.  Помню,  мы  провожали  его  не  раз,  были  у  него  в  каюте  на  «Ширшове».

    Институт  Беззубов  закончил,  перешёл  в  инженерную  группу  «Ширшова».  Его  сын  играл  с  моим  Женькой,  хотя  был  много  старше.
   Однажды  Виктор,  уходя  в  длительный  рейс,  попросил  оставить  у  нас  свои  вещи,  чтобы  не  платить  хозяйке  за  жильё.  Я  согласился,  с  ним  не  откровенничал.

    Случилось  горе:  сын  Беззубова,  жених  на  выданье,  погиб:  перебил  себе  артерии  на  ногах  разлетевшимся  наждачным  кругом  от  турбинки,  которым  он  срезал  кнехты  на причале  судов-маломерок  в  Моргородке.

    Позже  у  Беззубова  появилась  жена:  один  из  архитекторов  города.  Я  всё  больше  общался  с  ним,  стал  бывать  у  них    в  квартире  на  ул.  Гризодубовой.
    Виктор  познакомил  меня  с  известным  в  городе  гастроэнтерологом  Медведевой  на  предмет  экстренного  усиленного  репетиторства  с  её  сыном.  Но  о  ГБ  и  аспирантуре  я  ему  не  рассказывал.

    В  друзьях  у  Беззубова  оказался  Борис  Погодаев,  тогдашний  начальник  отдела  морских  экспедиций  ДВНИГМИ,  отец  одной  из  лучших  «амазонок»  тренера  Сорванова.  Так  я  познакомился  с  Погодаевым;  но  поступить  в  метеоинститут  даже  не  пробовал.

    Через  год  после  гибели  сына  Виктор  попросил  меня  помочь  ему  обустроить  его  могилу.  Провозились  мы  до  темноты,  а  в  автобусе  он  стал  обсуждать  подавление  бунта  Хасбулатова  и  Руцкого,  поносить  «коммунистов».
   Я  никогда  не  был  сторонником  Ельцина,  но  и  не  считал  бунтарей  коммунистами.  Поэтому  риторику  Виктора  не  поддержал,  даже  возражал  ему.  Между  прочим,  заметил:
  -  Я – коммунист.
  - Да  ну,  какой  же  ты  коммунист?!  -  почти  рассмеялся  Беззубов.
  - Нормальный.  Каких  Сталин  извёл  в  тридцать  седьмом  году.
    На  том  полемика  и  закончилась.

    Виктор  всё  больше  переходил  в  статус  «друга  семьи»,  и  разговор  о  ГБ  и  аспирантуре  становился  неизбежным.
         Однажды  я  высказал ему  своё  недоумение:
   -   Вот  закончил  диссертацию  по  важнейшей  оборонной  теме,  за  ней  началась  дикая  охота  Ильичёва,  Алексеева,  Митника  и  других.
  По-видимому,  я  под  наблюдением  госбезопасности,  но  и  она  не  даёт  мне  доложить  итоги  работы  мимо  Ильичёва.  Митник  вообще  подозрителен,  загадочно  ведёт  себя.

    Беззубов  подумал  и  вдруг  сказал:
  - Есть  один  человек;  он  может  помочь  разобраться  в  этом  деле.  Не  возражаешь,  если  я  ему  расскажу?  Он  скоро  придёт  к  нам  на  судно.
    Я  согласился.  Подумал  и  о  том,  что  этот  человек -  из  госбезопасности.  Ну,  в  этом  случае    я  ничего  не  теряю:  они  в  курсе.  По  крайней  мере,  есть  надежда,  что  туман  рассеется.