Кругом виновата

     Люда Плотникова мне нравилась. Мы познакомились, когда меня каким-то несерьёзным и переменчивым ветром занесло на работу в детский сад. Он находился в несколько отстоявшем от остального города районе одной национальной республики. По этой причине, садик был равноудалён и от городского шума, и от сельской глуши. Район, где сад находился, был как бы сам по себе. Даже название у него было гордое и независимое: Вольный Аул.
     Люда работала там логопедом. И ещё немножко обучала английскому языку. Для особо, так сказать, продвинутых детей. Вернее, их родителей. Потому что решение об изучении чего бы то ни было дополнительно и за отдельную плату, даже в рамках подведомственного детского сада принималось всё-таки последними. Желающих, правда, было немного. Видимо родители, не без основания считали, что неплохо бы для начала их возлюбленным чадам освоить русский. А затем уже переходить на новый уровень и приступать к освоению заморских языков.
     Меня туда приняли на полставки психологом. Это было как раз то самое, сумасшедшее время тотальной психологизации всея страны. И повсюду требовалось заполнить данную вакансию. Так что свободных штатных единиц было много, а дипломированных специалистов мало. И поэтому приняли меня практически с распростёртыми объятиями. Хотя я на тот момент была всего лишь начинающим специалистом. И говоря откровенно, именно таким и являлась: очень сильно начинающим. Хорошо, что я об этом тогда даже не подозревала. Не то, чего доброго, закомплексованный интроверт внутри меня вполне мог решить, причём со всей категоричностью, свойственной молодости, что работа типа «человек-человек», да к тому же с малолетними детьми, мне совсем не подходит.
     Скорее всего, мне ещё и поэтому импонировала Люда. Она была старше и гораздо опытнее. Общительная, но без навязчивости, лёгкая и пребывающая неизменно в хорошем настроении. Она расположила к себе как-то сразу. Незаметно и естественно. Меня, всю жизнь с разной степенью эффективности изображающую открытую миру и людям, позитивно настроенную личность, очень подкупала её искренность, какая-то изначальная, основополагающая доброта, её, по-моему, ведущее качество, и умение слушать. А ещё, конечно же, великолепное чувство юмора...
     Невысокая, темноволосая, с довольно приятными, но слабо выраженными, будто смазанными чертами лица, она была остроумна, мила и очень талантлива. Причём, как это часто случается с людьми неординарными - во многих областях сразу. Я узнала, что кроме английского, которым Людмила владела в совершенстве, она прекрасно знает французский и немецкий. А также, имея, что называется золотые руки, обладает развитым вкусом и чувством стиля.  Так, например, большой кабинет, в котором теперь три дня в неделю работала и я, был полностью оформлен её руками. Там часто наша администрация устраивала открытые занятия, совершенно справедливо полагая, что некоторые методические погрешности успешно компенсируются живописной обстановкой помещения, которое само по себе является произведением искусства. Нельзя было оторвать взгляд от великолепных, с потрясающим мастерством изготовленных ею кукол, вызывающих своей филигранной проработкой деталей и потрясающими нарядами недоверчивое изумление и даже, у особо чувствительных гостей, небольшой культурный шок. С полок там взирали на зрителей сказочные герои, выполненные в какой-то невероятной технике, а симпатичные персонажи пальчикового театра, помогающие Людмиле при проведении логопедических сеансов, прятались за мастерски изготовленной мини-ширмой. На стенах висели красочные панно, а шкаф ломился от невероятного количества дидактических и прикладных методик, большинство из которых являлись либо её, авторскими, либо были ею же доработаны и усовершенствованы.
    В первое время, я совершенно искренне недоумевала:
- Почему ты застряла в этом ауле? Почему не двигаешься дальше? Ты отличный логопед, к тому же, владеющий кроме русского, ещё несколькими языками. Надо бы упомянуть, что отец у Люды был чистокровным осетином, и язык своей малой родины, Люда тоже знала отлично.
- Зачем? - она посверкивала в мою сторону честным, непонимающим взглядом из под очков, - Меня всё устраивает, это во-первых… А во-вторых, почему вы все считаете, что хорошие специалисты должны занимать исключительно высокие должности и работать в каких-нибудь бизнес-центрах? А с этими детьми и кто попало сойдёт, так что ли?
     После парочки таких диалогов стало понятно, что Люда совершенно не тщеславна и напрочь лишена честолюбивых планов.
      На осетинском Люда ни разу не говорила, хотя местные уверяли, что знает она его превосходно. На вопрос «почему», либо пожимала плечами, либо отмахивалась. И только гораздо позже стала понятна причина этого, о которой речь впереди. А типичная русская фамилия досталась ей от мужа, - Александра Плотникова. О нём, вернее об их отношениях, пожалуй, стоит упомянуть отдельно.
     Дело в том, что это Люда выбрала Сашу. Сразу, как только увидела. Она на третьем курсе училась тогда. Влюбилась тотчас же, без памяти. До помутнения сознания, до ступора, однажды и навсегда. Оказывается, так всё-таки бывает. И, честно говоря, это, как раз неудивительно. Потому что Сашка был красив, высок и строен. Красив самой банальной, но всё так же сводящей с ума юные, и не очень головы. У него были волнистые русые волосы, отброшенные ленивой волной назад и серые глаза с искрой, в обрамлении пушистых ресниц, отчего взгляд казался необыкновенно бархатным и мягким. Помимо этого, густые, тёмные брови и атлетическое сложение. Плюс выдающиеся спортивные успехи, грудной голос с волнующей и необыкновенно эротичной хрипотцой, гибкий, живой ум и доброжелательно-покровительственный тон, который часто появляется у людей, давно знающих о своей привлекательности, сжившихся с нею и принимающих восхищение, как должное. Хотя следует заметить, что пользоваться этим Александр так и не научился. Но влюбиться в такого, конечно же, неудивительно… Удивительно другое. Я познакомилась с Людой, когда они уже прожили в браке четырнадцать лет, а любовь её к мужу ничуть не убавилась. Она стала только крепче и мудрее что ли. Это были уже не брызги розового шампанского, открытого в ясный, майский день, фонтанирующей струёй и обильной пеной наполняющей под смех и визг весёлой компании капроновые стаканчики, а изысканное дорогое вино, драгоценный рубиновый эликсир, полтора десятка лет хранящийся в пыльной бутылке и наливаемый в роскошный, золоченый фужер не более, чем на два пальца, чтобы не столько даже пригубить, сколько, прикрыв глаза, вобрать в себя тонкий аромат, впитать этот запах, но не удерживая его насильно, нет, легко выпустить и раствориться в нём, таять в блаженстве и неге, осознавая, согревая и баюкая в себе это счастье, это наслаждение, это дыхание любви.
     Так вот, по поводу того, что Люда сама его выбрала. Именно так и произошло. Она со своей постоянной готовностью посмеяться над собой, на что способны только по-настоящему умные и зрелые люди, улыбаясь, рассказывала:
- Ну а что было делать? Я как его увидела, поняла  - или он или никто… Ходила за ним тенью, полюбила баскетбол, потому что он играл в университетской сборной, ездила на все соревнования… Тенью за ним ходила… Но у него поклонниц и без меня хватало. И красивее, и ярче, и напористее меня… Вряд ли он вообще обратил бы внимание на скромную, очкастую мышку, - Люда снова неуверенно засмеялась, выгибая пальцы одной руки ладонью другой. Я заметила, что у неё была эта привычка, приобретавшая особенно угрожающие размеры в те периоды, когда она волновалась или чувствовала напряжение. А таких за два с половиной года, что мы работали вместе, я наблюдала немало. Люда рассказала, как она поняла, что в буквальном смысле не могла дышать без него. А рядом с ним, теряла способность говорить и соображать. Причём в прямом смысле слова. Она видела его и у неё кружилась голова до такой степени, что она должна была держаться за что-нибудь, чтобы не упасть. И тогда она решилась. Сашка оканчивал университет и свободно мог умчаться куда-то по распределению, тем более что у него уже тогда были завидные предложения по поводу трудоустройства и дальнейшего развития спортивной карьеры. Она подкараулила его однажды после занятий и пригласила в парк. Он удивился, но видимо заметив отчаянное смятение, полыхнувшее в глазах дрожавшей девушки, молча согласился. И там, в парке, возле удалённой от лишних глаз скамейки, под опустившейся над ней печальной и прекрасной ивой, Люда сказала, что любит его уже год, с тех самых пор, как увидела впервые. И что ни одна живая душа на этой планете не будет любить его сильнее. Она посмотрела на него и покачнулась… И поняла, что если не скажет сейчас, то не скажет уже никогда, и не сможет простить себе этого… До самого конца жизни, которого ждать, конечно же, недолго, потому что жить без него она не сможет… Это совершенно точно…
- Ну ты даёшь, - только и мог выдохнуть Сашка, - тебя ведь Люда зовут? Я тебя помню… Видел несколько раз… Она опустила голову, приказывая себе, только не смотреть на него, только не смотреть, потому что знала, если заглянет в эти глаза, то сказать ничего уже не сможет. Она зажмурилась, как будто собиралась ухнуть с обрыва в горную реку:
- Я тебя очень любить буду, - прошептала чуть слышно, заливаясь алой, густой краской.
     Что она наделала?! - вспыхнуло в голове молнией и обожгло… Выставила себя на посмешище! Да ещё в национальной республике, кавказская девушка… А если узнает отец? - Люда чувствовала, как у неё взмокли ладони и испуганной птицей в груди заметалось сердце… А её бедная мама? А младшая сестрёнка, на чью голову тоже падёт позор, она-то чем виновата? Она почувствовала прикосновение к своей ладони и посмотрела вверх, встретившись с его участливым взглядом и мягкой улыбкой. Этого ни в коем случае не следовало бы делать... Она же прекрасно знала, чем это грозит... Голова закружилась, и она инстинктивно схватилась за его руку. Здесь уже силы и в самом деле оставили её и она расплакалась горько и безутешно, всхлипывая, как ребёнок, шмыгая носом и вздрагивая плечами. Оттирая слёзы рукой, так как у неё, как назло, конечно же, не оказалось платка, она так и стояла, опустив голову и судорожно держась за его руку. Платок, большой, клетчатый, нашёлся у него, который он и протянул ей. А после этого, они не спеша пошли в спускающихся сумерках по пустынному парку. Саша долго ничего не говорил, а затем осторожно стал рассказывать что-то смешное, необязательное и никак не относящееся к происходящему, и она была благодарна ему за это. Уже возле её дома он произнёс негромко:
- Может, сходим куда-нибудь завтра? - заметив, каким затаённым, но прорывающимся наружу радостным светом, зажглись её глаза, словно две одновременно вспыхнувшие вечерние зарницы, он неуверенно улыбнулся, - нужно ведь получше познакомиться…
     Через месяц они поженились.

Продолжение следует…