Впервые за языком

Этот рассказ был написан моим дедушкой много-много лет назад. Итак, представьте: Великая Отечественная война, молодой солдат Владимир,  1943-й год...

Мне шел 19 год. После  окончания краткосрочных курсов я получил звание младшего сержанта-снайпера и в начале 1943 года в числе сорока человек-сокурсников  был направлен на фронт на юго-западе Ростовской области. Но повоевал я совсем немного. Стал только набираться опыта, не успев еще отличиться, как был ранен в плечо, к счастью, легко. Первую помощь мне оказывали в медсанбате и заверили, что через неделю буду «как огурчик», но немножко ошиблись.  Я у них подхватил тиф и провалялся в госпитале целый месяц. И только весной 1943 года мне удалось через запасной полк возвратиться в свою армию, которая вела ожесточенные бои на юго-востоке Украины.

Но к своим товарищам-однокашникам мне сразу попасть не удалось. Не мог попасть даже в свою дивизию. Я пытался определиться «по специальности» в подразделение снайперов, но меня осадили, заявив, что в резерве нет специальных винтовок, да и нужнее сейчас истребители танков и разведчики. Со мною говорили, как будто я был уже «бывалым», чуть ли не ветераном и объясняли, что фронтовая обстановка была сложной. Дивизия получила очень ответственное задание, выполнить которое без хорошей разведки было невозможно. А разведка в то время несла большие потери. В то время решил мою участь капитан, начальник разведки, предложив и мне стать разведчиком. Я не сразу согласился – помолчал некоторое время, раздумывая. Капитан, видя мои колебания, изрек: «Младший сержант, пойми вот что, мы не всех берем к себе, а только тех, к кому питаем доверие. Не промахнись, я дважды не говорю». Так я и оказался в разведке.

А через несколько дней я уже на практике оправдывал доверие капитана. Разведрота получила задание немедленно добыть «языка». Решено было проводить операцию из расположения батальона, от позиции которого до фашистского «дота» было не больше 300 метров. Тогда эту операцию не относили к категории высшей сложности и даже считали простой. Я же тогда совсем не понимал, как это можно считать простым делом — влезть в пасть фашиста, вырвать у него «зуб», вернее, это называли «язык», и в целости доставить по назначению. Уже значительно позднее, когда мне довелось участвовать во многих операциях (брать «языка» или ходить в тыл врага), я стал понимать, что у разведчиков были дела очень сложные и менее сложные. Простых дел, а тем более безопасных, я не встречал. Все дела разведчиками выполнялись с риском для жизни исполнителей.

В этот раз отобрали человек десять разведчиков во главе со старшиной, двух саперов и в качестве прикрытия — примерно полтора десятка молодых солдат под командой старшего сержанта. Впервые за «языком» шел и я. Распределились, каждого тщательно проинструктировали... План вкратце был таков: мы скрытно ночью выползаем по нейтральной полосе в сторону немецкой обороны и залегаем за невысокой земляной складкой на расстоянии примерно 120-150 метров от дота немцев, нашего ориентира. После работы саперов по сигналу мы должны сделать бесшумный бросок к расположению немцев и дальше действовать по обстановке, но главное — уничтожить дот и взять «языка».

И вот мы лежим почти под носом у врага и ждем сигнала. Тепло, тихо. Какие-то твари беззаботно стрекочут в траве. Изредка пророкочет пулемет, взметнется пучок трассирующих пуль, иногда прошелестит снаряд или просвистит мина, раздастся взрыв в тылу, чаще у нас. И снова тихо. Со стороны немцев то и дело взлетают осветительные ракеты.

Все мы до предела напряжены в ожидании предстоящей смертельной схватки с врагом, хорошо понимая, что кому-то из нас осталось жить только несколько минут. Более опытные товарищи о чем-то шепчутся, смеются, видимо, бодрятся и отвлекаются байками. Большинство же замерло. Многие оглядываются на свою недолгую жизнь, вспоминают родной дом, своих близких, как правило, свою маму. Милая, родная…доведется ли ее увидеть и обнять. С особым чувством прислушиваемся к звукам нашего тыла. Слышны звуки гармошки, кто-то подпевает, а кто-то, по всей видимости из ездовых, произнес бранное слово. Где-то рядом заливается соловей. Откровенно сказать, мы тогда завидовали не только тем, кто был в тылу за 3 километра, но и тем, кто находился в окопах. Помнится, луна опустилась так низко, что касалась горизонта…

И вот она долгожданная команда, мгновенно погасившая все наши мысли и заставившая сильнее забиться наши сердца. «Приготовиться!» И только погасла очередная ракета немцев – «Вперед!» Срываемся и бежим к немцам так, будто боимся опоздать к своему счастью. Мы, разведчики, впереди, остальные чуть позади нас. Чувствовали, что сто метров преодолели удачно. Казалось, главную опасность миновали, все будет хорошо. Еще немножко, и мы вскочим в траншею… И вдруг сзади нас неожиданно раздался грохот и вскрик... Тут же вспыхнула ракета, за ней другая, третья. Одновременно в упор ударил вражеский пулемет из дота. Открыли бешеный огонь пулеметы и автоматы врага на флангах.

Огонь мгновенно повалил нас и прижал к земле. С раздирающим душу воем, грохотом взрывов и свистом осколков полетели мины. В первые же секунды огня у нас были потери – убитые и раненые. В следующий момент, когда мы еще не могли опомниться и сообразить, как поступить дальше, кто-то из группы прикрытия вскочил и, что-то крикнув, побежал назад. За ним вскочили другие, но побежать не успели, схватили вражеские пули. Находившийся недалеко от нас командир группы прикрытия приподнялся и закричал: «Стой! Ложись!» Успел приукрасить свою команду бранным словом, и также был сражен пулей. Было заметно, что он еще жив. Старшину тоже ранили, в правое предплечье. Это был мужественный человек. Он не растерялся в такой ситуации, сумел изготовить и швырнуть гранату к амбразуре дота. К тому же удачно. Самый опасный для нас пулемет смолк. А это много значило. Старшина был повторно ранен во время броска гранаты, но и тут не отключился, не утерял чувства долга перед нами. Я находился чуть-чуть позади него. Старшина передал команду отползать, поддерживая огнем друг друга и не оставлять тех, кто беспомощен. Тут заработала и наша артиллерия и хорошо нам помогла. Я приблизился к старшине и предложил помощь. Но он сказал, что все сделает сам, и будет ползти следом за мною. Я же должен «взять на буксир сержанта и грести к колодцу». Наш старшина раньше служил на флоте и частенько пользовался «морскими» словечками. Колодцем называли место в двухстах метрах от нашей передовой, где когда-то вроде действительно был колодец, а теперь осталась выемка. Здесь какое-то время было наше боевое охранение, а потом сидели снайперы. «Разнюхав» об этом, немцы временное сооружение разнесли, погибли наши бойцы. Это место находилось несколько в стороне от места, где мы выжидали сигнала броска.

Когда я подполз к старшему сержанту, там уже «колдовал» наш разведчик, придумывая метод «буксировки» раненого в голову. Мне он обрадовался, как и я ему. Вдвоем мы приловчились, сами поползли и подтаскивали раненого товарища, поддерживая его голову. Когда пролетала и освещала особенно близко ракета, мы замирали. Старшина шевелился, но отстал. Я себе не мог представить, как он мог держать левой рукой автомат, иногда даже стрелять при раненой правой руке и еще двигаться. Я было предложил своему товарищу оказать помощь старшине, но тот категорически отказался, заявив, что пока «дед» (так называли старшину за его сорокалетний возраст) шевелится, никакой помощи не примет и еще выругает за то, что оставили другого, кому больше нужна помощь.

Не стану больше подробно описывать, как мы добирались к своим. Скажу только, что нам повезло. Мы дотащили раненого до «колодца». Отсюда доставить его к нашим помогли санитары. Немного не дополз до этого места старшина, потеряв сознание. Нашли и доставили его к своим. Он остался жив, но, говорят, руку пришлось ампутировать. Старший сержант в нашей траншее  пришел в сознание и, узнав нас, слабым голосом спросил: «Кто это, кто предал нас?» Вскоре он умер. Погибло трое разведчиков и большинство из группы сопровождения. Причем, человек пять погибли, когда по сути уже спаслись, прибежав к тому месту, где мы ожидали сигнала. Там их накрыл огнем противник.

Итак, что же произошло, что помешало нам выполнить боевую задачу? А случилось то, что, как говорят, нарочно не придумаешь, то, что не приходило на ум тем, кто инструктировал нас, что откровенно и смешно и обидно. В период завершения броска у одного солдата-новобранца размоталась обмотка. Солдат, не ведая об этом, наступил на нее и сам себя свалил. Ему показалось, что его кто-то схватил, и он вскрикнул. Другой солдат, который первый побежал, пытаясь обогнать смерть, просто струсил. Иного объяснения не найдешь, а у него не могли спросить, так как спастись ему не удалось.

Вот как бывает в жизни… Я участвовал во многих боевых операциях, причем, в большинстве своем, более успешных. Но они не так врезались в мою память, как эта первая и позорная. Что ж, по-моему, и она в чем-то принесла пользу тем, кто продолжал воевать. Извлек кое-какие уроки и я, хотя в данной разведке прослужил не долго – около двух месяцев. В связи с изменением обстановки на фронте потребовались снайпера и меня нашли. Ушел я в свою «стихию», имея уже отличие – медаль «За отвагу».