Три буквы-5

Всё чаще я ловлю себя на мысли: «Эх, надо было в молодости…!»

 «Надо» – включает разносторонний спектр практических навыков, не полученных мною в своё время: ночное ориентирование, прыжки с парашютом, скалолазание или подводное плавание с аквалангом, маской и ластами. В крайнем случае, освоение игры на скрипке или гитаре либо изучение китайского языка…

Анри Этьену, французскому филологу шестнадцатого века, принадлежит мудрое изречение: «Если бы молодость знала, если бы старость могла!»

Великий гуманист не учёл одного фактора – отношения человека к собственному возрасту: «молодость» считает, что она – бесконечна; «старость» – не принимает, столь огорчительной, оценки своего возраста (в своё время я, предваряя переход в данную группу, отнесла себя к категории женщин среднего возраста; пребываю в нём и поныне).

Я вспоминаю афоризм Анри Этьена, когда коллеги рассказывают мне какой-либо забавный эпизод из нашего общего врачебного прошлого. Первоначально я уточняла авторство той или иной фразы; потом перестала, заведомо зная ответ:

— Так это же Вы сказали, Нелли Гавриловна!

Самые яркие события я, разумеется, запомнила. Однако занятных историй было так много, что, записывая их, можно было собрать материал на хорошую подборку миниатюр «А ещё был случай…».

 Больше всего курьёзных ситуаций, нестандартного поведения пациентов, конфликтов, ненормативной лексики, я наблюдала на заседаниях ВКК (врачебно-консультационная комиссия). Вероятно, три буквы аббревиатуры, вызывали у пациентов реакцию, аналогичную главному принципу гомеопатии: подобное лечи подобным. И, как магнитом, притягивали к себе – «себе подобное»!

 Пожалуй, одно из самых трудных направлений в работе ВКК – определение трудоспособности лиц, перенесших инфаркт или инсульт. В большинстве своём, острые сосудистые катастрофы случаются внезапно, на фоне полного благополучия (так, по крайней мере, считают больные и их родственники).

Осматривая больного, комиссия определяет трудовой прогноз и озвучивает его пациенту, морально готовя к, возможным изменениям, привычного жизненного стереотипа. Особенно важен этот момент в тех случаях, когда в ближайшей перспективе, планируется определение у больного стойкой утраты трудоспособности – инвалидности.

 Главным фактором в принятии комиссионного решения о признании инвалидом, является основная специальность больного. Но, как оказалось, в некоторых случаях, просто невозможно выяснить первоначальную профессию пациента.

В один из дней, врач-кардиолог поликлиники, представила на заседании ВКК, пятидесятипятилетнего мужчину, перенесшего тяжёлый инфаркт миокарда. Пройдя все этапы реабилитации, он неплохо отстроился и, как доложила коллега, планировал выход на работу в прежней должности.

Задав пациенту необходимые медицинские вопросы, я перешла к самому лёгкому, как мне казалось, этапу – выяснению профессии больного:

— Кто Вы по профессии, Василий Фёдорович? – спросила я.

— Директор парка, – ответил мне визави.

— Это – занимаемая должность, а профессия у Вас – какая? – попыталась я навести на правильный ответ, моего собеседника.

— Я – директор парка культуры и отдыха, – расширил ответ пациент.
 
— Да, это понятно, директор, а какую специальность Вы приобрели? Какое учебное заведение окончили? – настаивала я.

Василий Фёдорович, свысока и снисходительно, посмотрел на меня. Мол, откуда берут этих «пустоголовых» и назначают на такие серьёзные должности?!

— Я же Вам сказал: я работаю директором парка имени 50-летия ВЛКСМ! – с вызовом ответил начальник, лицо которого начало покрываться красными пятнами.

Переглянувшись с лечащим врачом, мы сочли за благо закончить беседу, и направили Василия Фёдоровича в кабинет кардиолога.
 
— Вот и мне, за два месяца наблюдения, так и не удалось, узнать профессию пациента! Поэтому он, так болезненно, реагировал на Ваши вопросы, – заметила лечащий врач.

Мне не хотелось признаваться в своём сокрушительном поражении: я всегда могла «разговорить» пациента. Придав лицу соответствующее выражение, театрально изумилась:

— Так Вы, Светлана Викторовна, так и ничего не поняли?!

— А что я должна была понять? – насторожилась коллега.

— Как, что?! У Вас же лечится профессиональный разведчик, работающий «под прикрытием»! – невозмутимо проговорила я.

— Какой разведчик? Какое прикрытие? – опешила Светлана Викторовна.

— Иностранный, разумеется, ведь рядом с парком, расположен военный комиссариат!
А прикрытие – должность директора! Ведь он так и не «раскололся»! – едва сдерживая смех, произнесла я.

 Мне не удалось завершить версию о «засланном казачке», владевшим в совершенстве русским языком; работа комиссии была парализована смехом врачей, присутствовавших в кабинете. Вероятно, коллеги представили, как «шпион», руководивший «комсомольским» парком, под покровом ночи проникает в военкомат и фотографирует списки граждан мужского пола, подлежащих призыву на срочную военную службу.

 Для медицины характерно явление, носящее название закона «парных случаев». Оно относится не только к диагностике и лечению больных, но и к социальным аспектам врачебной профессии.
 
Вскоре после описанного выше случая, в Барановичскую городскую больницу приехала очередная проверка.
 
Городу Барановичи, в плане «оказания методической помощи», «крупно повезло». В бытность великой страны, ни одна комиссия из министерства здравоохранения Советского Союза, изучавшая организацию оказания медицинской помощи населению Белорусской ССР, не миновала наш город. «Славная» традиция сохранилась и после развала СССР, правда, с «понижением» уровня контролёров: Минздрав республики, Белсовпроф (Белорусский республиканский совет профсоюзов), облздравотдел и облсовпроф и т.д., и т.п.
 
Одной из тем, проверяемых специалистами управления здравоохранения Брестского областного исполнительного комитета, был вопрос о работе здравпунктов предприятий города в вечернее и ночное время.

Данный раздел работы проверял Хацкевич Геннадий Александрович, заместитель главного врача Брестской областной больницы по экспертизе временной нетрудоспособности; я сопровождала коллегу.

На проходной завода с круглосуточным режимом работы охранник выслушал нежданных посетителей и, предварительно позвонив, направил нас к директору завода.

Мы с Геннадием Александровичем были приятно удивлены: порядок на проходной, директор ещё на месте, хоть рабочий день, давно закончился.

В кабинете руководителя мой коллега представился; у меня не было в этом необходимости – мы были знакомы с Петром Петровичем (имя и отчество – изменены).
Едва дослушав информацию о цели нашего визита, директор начал монолог, подтекст которого сводился к известной реплике Тоси из кинофильма «Девчата»: «Ходят тут всякие…».

Правда, посетителей не обвиняли в пропаже ложек на заводе, а инкриминировали им срыв плана, который горел «ясным пламенем».

 Громко, с раздражением, Пётр Петрович вещал о непреодолимых производственных трудностях, не давая нам возможности вклиниться в разговор.

 «Сделав» отстранённо-непроницаемое лицо (к тому времени, у меня уже были выработаны такие способности), я слушала ритора. Увлёкшись обличительной речью, директор допустил высказывание, имеющее, весьма двусмысленное, значение: я невольно улыбнулась.

— Что я такое смешное сказал! Улыбается она! Нечего тут выкаблучиваться (в оригинале прозвучало жаргонное слово)! – повысил голос директор, посмотрев на меня.
 
Геннадий Александрович поднялся со стула: оратор замолчал.

— Спасибо за аудиенцию и увлекательное сообщение, Пётр Петрович! Нам, конечно, план по сбору узлов и агрегатов выполнять не нужно, но, для общего развития, Ваша информация, была очень полезной! До свидания!
 
Здравпункт в тот раз мы не посетили. Выйдя за проходную завода, обменялись мнениями об инциденте:

— Я очень опасался, что Вы полезете на рожон, Нелли Гавриловна! – сказал Геннадий Александрович.

— Зачем? Ведь и так всё ясно – д-и-р-е-к-т-о-р! А он, как известно, всегда прав!
 – с плохо скрываемой иронией, объяснила я коллеге, своё молчание в кабинете руководителя.

— Я не вмешивался до тех пор, пока Пётр Петрович не перешёл на личности. Опускаться до уровня выяснения отношений – не в моих правилах, поэтому и принял решение – раскланяться.

— Очень мудрый выбор, Геннадий Александрович! – согласилась я с коллегой.
 
 На следующий день главный врач санатория-профилактория, от имени директора завода, попросил прощения за вчерашнее недоразумение:

— Извините, Нелли Гавриловна: вчера один из рабочих получил тяжёлую производственную травму, и поэтому Пётр Петрович, был немного не в себе.
 
— Значит, не договорились, как врать: вчера, по словам директора, – «горел» план, а сегодня – производственная травма, – мысленно отметила я несогласованность версий производственников и медиков о причинах вчерашнего скверного настроения руководителя завода.
 
Не акцентируя внимания визави на несостыковке сведений, спокойно проговорила:

— Ничего, бывает.

Сделав небольшую паузу, добавила:

— Да, Николай Владимирович (имя и отчество – изменены), будьте любезны, передайте Петру Петровичу, моё многолетнее наблюдение:
 
— «Директор – это, как правило, временно, а доктор – постоянно!»

Я не была вполне уверена в доставке изречения до адресата, но моё пророчество сбылось.

Не минуло и года с момента «радушного» приёма медиков, как Пётр Петрович был освобождён от занимаемой должности…

P.S. Кардиологу поликлиники, Светлане Викторовне Сидоренко, всё-таки удалось узнать профессию Василия Фёдоровича: он окончил профессионально-техническое училище, получив специальность фрезеровщика. «Тайный агент» настоял на закрытии больничного листка и возвратился на прежнюю работу. От осмотра ВКК отказался – опять будут задавать свои «глупые» вопросы о полученной профессии! Ведь ясно было сказано – д-и-р-е-к-т-о-р…