Ангел падший

                В основу рассказа легла история настоятеля одного   
                женского монастыря, наделавшая много шума в СМИ современной
                России.

                Великая схима – ангельский образ, принимаемый 
                на себя иноком.

                Настоящие имена изменены автором.



Серёжа Буфетов был сообразительным с детства. Он с ранних лет отличался смышлёностью. Его сверстников в школе спрашивали о ненужном слове. Какое из четырёх лишнее: гнездо, муравейник, берлога, скворечник? И пока приятели, туго соображая, спорили – Сергей уже знал ответ. Скворечник. И пояснял своё понимание сути вопроса: скворечник – рукотворный. Он сделан из досок и гвоздей.

Сергей Буфетов не считался глупым молодым человеком в своей среде. Он знал, что аббревиатура ЛиАЗ – расшифровывается как Ликино-Дулёвский автобусный завод. В Ликино-Дулёво Сергея чёрт не носил, но на автобусах ЛиАЗ покатал сполна. АЗЛК – Автомобильный завод имени Ленинского комсомола. Позже у Сергея был автомобиль Москвич. ЗИЛ – Завод имени Лихачёва. Сергей приобрёл с рук холодильник ЗИЛ с изогнутой ручкой-рычагом, чем очень гордился. Доставая бутылку пива, он напоказ, рисуясь перед гостями, небрежно захлопывал дверцу:
— Вот, так! – кряхтел он от удовольствия. Буфетов всегда любил комфорт и достаток. Если не во всём, так во многом.

В аббревиатуре СИЗО – буква "З" никогда не расшифровывалась как "завод". Ничего общего с автомобилями. И это понимал Сергей, как и то, что СИЗО — это следственный изолятор. Как и скворечник, он тоже рукотворный, но построен из камня и металла. Только ни один нормальный "скворец" в этом жилище по своей воле не селится. Обитателей СИЗО помещают в его утлых недрах помимо их воли: насильно.

Сергею Буфетову доводилось отправлять людей в следственные изоляторы, работая в годы своей молодости инспектором уголовного розыска. А позже и Сергей самолично познакомился с этим местом содержания подследственных граждан. У жизни есть какой-то свой нравоучительный юмор, полагаю. И он в данный момент заключается в том, что теперь Сергей Буфетов находится под следствием второй раз в своей жизни. Первый раз его арестовали в молодости. Вскоре после службы в милиции Сергей Буфетов отправился за лёгкими деньгами в коммерцию, собираясь сколотить состояние на поприще торговли. Он продавал что-то оптом и в розницу, был посредником в скупке каких-то товаров. Однажды, мчась на машине, он совершил наезд на зазевавшегося пешехода. Сергею инкриминировали умышленное убийство и попытку замести следы преступления, — ведь сбитый им человек оказался его кредитором. В конце недолгого следствия и скорого законного суда Сергей Буфетов был приговорён к длительному сроку заключения. За решёткой он провёл тринадцать лет, активно сотрудничая с администрацией колонии.

Освободившись, ударился в религию. А молиться он начал ещё в местах заключения. На воле же остался верным богомольному усердию и был услышан свыше, полагаю, коль скоро стал игуменом созданного им лично женского монастыря, где до недавнего времени Сергей Васильевич Буфетов именовался всеми прихожанами и насельниками не иначе как только "старец Сергий".

Сегодня же — здесь и сейчас — он является заключённым СИЗО в Лефортово. Вот, снова оказавшись в темнице, он лежит в тусклоосвещённой четырёхместной камере в полном одиночестве и вспоминает свою недавнюю и счастливую церковную жизнь. Находясь теперь в душной камере, он припоминает свою скромную монастырскую келейку с душевой кабиной и огромным иконостасом. Келейка была вместительной и светлой. В ней никогда не было насекомых и посторонних людей, а были кондиционер и помещался холодильник – не ЗИЛ, конечно, а куда лучше и современнее. И личный ноутбук, "яблочный" смартфон с доступом в Интернет, ионизатор воздуха на полу возле письменного стола. Был в келье (размерами с хорошую двухкомнатную квартиру) и свой буфет — с безалкогольными напитками. Игумен Сергий намеревался долго жить, а потому берёг своё здоровье. И у него было всё. Почти. Была своя седая копна волос и размашистая борода – отпущенная "французская вилка", раздвоенная книзу. Был автомобиль. Не Москвич, но Мерседес представительского класса с личным водителем.

Сергий вздохнул. Он перевернулся на другой бок и подложил ладонь под щёку, как в детстве. Сейчас ему было жалко себя, и он чувствовал себя ребёнком – мальчиком Серёжей. Он понимал, в какой "скворечник" его поместили, доставив в Москву из Сибири. Привезли оттуда, где остались почитатели его сбивчивых проповедей. Остались все его духовные чада: простодушные монашки, зажиточные доверчивые прихожане, ушлые бизнесмены-миллионеры, всегда знающие во что вложить свои капиталы по совету "старца". Остались в Сибири легенда спорта, "звезда" эстрады и казачья дружина с зашибающим атаманом.

Сергий лёг на спину, заложив руки под голову.
— Я говорил всегда только правду! – произнёс он вслух,таращась на тусклую лампу. — Я вещал одну правду, богоугодную истину!

Вскоре он присел, скрестив под собой ноги. Опираясь руками на нары, он осматривал камеру.
— Теперь томлюсь в узах за правдивые слова!

Надо сказать, что Сергий набедокурил изрядно, позволив себе многое: он подверг критике патриарха, бранил президента, усомнился в истинности пандемии. Руганью своей прогремел он на всю Россию, снискав лишь пристальное внимание сотрудников следственного комитета. А после того, как весной категорически отверг необходимость в закрытии храмов в борьбе с вирусной инфекцией, – за ним стали следить, пуще прислушиваясь к дерзким речам. Войдя во вкус пристального надзора, арестовали-таки, в итоге. За ним пришли. Пришли, но прежде церковный суд заблаговременно лишил его духовного сана. Арестовывать попов не комильфо, – скажу я вам.

После отлучения от церкви Сергий осатанел, как голодный младенец без материнского молока: он обращался с яростными проповедями к прихожанам, сулил кары божьи и страшный суд Бутину — президенту нашего государства. Результат бунта оказался печальным: Сергия в клетке свезли в Москву, как Емельяна Пугачёва. Никто ему не помог и не заступился за него. Не вмешались ни казаки, ни "мамки" (как он называл монахинь). Первой (ещё до ареста) от него отказалась депутат государственной думы Наталья Поклёпская, прежде считавшая его своим духовным отцом.

И сейчас Сергию казалось, что от него отвернулись все.
— Будете гореть в аду! – предостерегает арестант невидимых ему из камеры оппонентов. Он взялся прохаживаться из угла в угол. От двери к окну. И обратно. Походит, походит – как медведь в клетке зоопарка – вздумается ему прилечь, да не лежится ему. И снова Сергий-медведь шатается по клетке – от глазка в двери – к решётке на окне. Речи его путаются. То и дело повторяет он замысловатые фразы:
— Бундяев, ты подохнешь, как Кикодим Ботов, у ног своего хозяина Антихриста... Бутин, ты не можешь победить слово...
И присовокупит:
— Бутин, ты не придешь к покаянию.

Бродит и раскачивается Сергий. И еле слышно ещё:
— ...участь твоя в руках гнева народа Божьего... и дни твои сочтены, ты взвешен и найден легким, – заявляет Сергий вслух неизвестно кому.
И вновь:
— Бундяев, Бутин какое вы имя получили при крещении и кем вы стали? Иудами, предающими Христа и народ божий. Я вам показал Геенну огненную для вашего вразумления.

Сергий успокоился так же неожиданно, как и воспламенился. Он сел на нары, обхватив голову руками. Он смотрел в пол и улыбался. Сейчас, казалось, все земные волнения оставили его, как и физические силы. Сергия не кормили третьи сутки, он не спал, и его сломали, как часы с кукушкой. С него будто сняли гири и вырвали кукушку. Его остригли и отобрали всё, к чему он привык: рясу, анала́в и куко́ль. Отняли даже нательный крестик и чётки, конечно.
— На чётках ты можешь повеситься, – сказал ему дознаватель.
— Крестиком ты себе вскроешь вены, а нам отвечай! – ляпнул следователь.

Отняли всё, что имело для него изобразительное значение. Ничто больше не символизировало его причастность к великому ангельскому образу. Из его крыльев выщипали перья и бросили их ему в лицо: — На!

Ещё совсем недавно он развлекался по полной. Он порол непослушных детей-сирот. Он запрещал болезненным бабам лечиться у врачей. Устраивал крестные забеги вокруг стен монастыря — настоящие бега́ монашек с хоругвями и иконами в руках. Физическими нагрузками он гасил срамны́е страсти обитательниц богомольного общежития, где "старец" хорошо познал женскую природу. Привык он к раболепным взглядам духовных чад, к расшаркивающимся и откашливающимся просителям разных милостей. Обвык к угождению любой его прихоти, каждого каприза, всякой причуде. Он — вознёсшийся к небу и воспаривший до престола божьего. Он — сделавший себе ангельскую карьеру и выстроивший себе монастырь. Он, добывающий ещё совсем недавно крупные суммы денег и, умело раздавая чужие капиталы на взятки архиереям — церковным властителям, – сидел теперь в камере, забытый всеми. Опустошённый и подавленный. И никому больше не нужный.

— Антихристовы слуги! – как-то слабо вырвалось у него, когда он снова принялся расхаживать по камере. Он не проклинал теперь президента и патриарха, – ему было плевать на них. Он не желал кар божьих на головы архиереев, устроивших над ним церковный суд, – он был выше их. Он теперь ясно понимал всё произошедшее с ним: у него отняли небо. Его небо – земное благополучие. Ему было комфортно со словно бы пристёгивающимися ангельскими крыльями. В таком уютном "небе" было всё его утешение.

В России тюрем не меньше, чем в Мексике. В нашей стране тюрем не больше, чем в США. В общем, с тюрьмами у нас всё в порядке. В наших тюрьмах пытают. В России хорошо — здесь проказников и душегубов можно пытать самой тюрьмой. Блогер или какой оппозиционер — берегись! Всё в тюрьме служит только пытке. Служба исполнения наказаний — это библейский кит, проглотивший когда-то Иону. Берегись оппозиционер или дерзкий тиктокер! Сгинуть в чреве этой рыбины — не трудно. Берегись стать Ионой, ты — революционер, националист или шпион. Монстр рыщет души твоей в тёмных недрах вод!

Подобная участь — оказаться в чреве службы исполнения наказаний – постигла Сергея Буфетова. Пребывание в чреве "кита" истомила его уже́ с самого начала. Он, конечно, готов идти до конца. Он выдержит всё: суд, этапирование и заключение. Он — дерзкий, упрямый и настырный. Его не сломить. Но удручён он лишь одним: тем, что у него отобрали ангельские крылья, сломав их и надругавшись над ними. Его лишили комфортного существования небожителя. Он готов многое пройти, но повторить всё с чистого листа, с самого начала — на это у него не осталось ни сил, ни времени. Он стар и одинок.
До утраченных высот вновь ему не дотянуться.

Только сейчас он это понял ясно. И он хочет отмотать прожитый год назад; о, как бы он был осторожен в своих высказываниях! Теперь он понимает одно: всё могло сложиться иначе, не поддайся он своей глупой самодовольной уверенности. У него была бы обеспеченная старость. Сытая и ухоженная старость. Его бы любили и почитали. Носили бы на руках. Он был бы небожителем. И Сергей Буфетов взалкал "неба". На секунду он поверил, что всё ещё можно исправить. Он вскочил. Подбежал к двери и, стуча кулаками, закричал:
— Начальник, открой! Со мной так нельзя! Выпусти, начальник!