За забором

Курить запрещено.
В корпусе нашего учреждения нет мест для курения. Нет их и на территории, поэтому немногочисленные любители подымить, в том числе и я, выходят покурить за забор. Там даже поставили урну и обрезанную пластиковую пятилитровую емкость с водой.
Что касается лично меня, то мне иногда надо покурить для того, чтобы работа, сделанная уже, закончилась наконец в сознании, а новая, которую ещё предстоит поднять, имела свое начало. Поскольку,  дел нескончаемый поток, требуется разбить на отрезки. Иначе голова, которая идет кругом, может начать вращаться ещё быстрее, а мне ещё хочется увидеть своих внуков. Да и как водилось у предков?  Любая работа начинается с перекура, тем же она и заканчивается. Предки были мудры во многом, во всяком случае, в этом отношении я с ними полностью согласен.
Я курю и думаю об этом под легким весенним дождичком. Послезавтра Пасха, и надо…
– Эй-ё-ё-ё… Ты! Дай закурить, на самом деле…– передо мной возник молодой человек спортивного вида, не самой приятной наружности. Он стоит напротив, с легким презрением и неудовольствием разглядывая меня. Мне же он не просто противен, я таких терпеть не могу ещё со школы. «Двадцатикопеешники», вот как мы называли  ребят подобного образа в годы моего школьного детства. Они стреляли мелочь у школьников, и частенько били своих спонсоров, просто так, забавы для. Откуда это мурло из прошлого оказалось здесь и сейчас, в  новом веке, когда у меня за плечами пять десятков, я не знаю.
И у меня нет с собой сигарет, они в кабинете на столе.
– С собой нет, они в кабинете, – говорю я, с удовольствием делаю затяжку, и добавляю, - там, на столе.
Курильщик чужих сигарет (мне кажется, что он слегка нетрезв), некоторое время смотрит как-то сквозь меня. Соображает. Потом:
– Ну так пойди и принеси, – он угрожающе оскалился, – у тебя есть пять минут. Время уже пошло… на самом деле!
Это ещё что? Я почувствовал, как бешено заколотилось сердце и застучало в висках. Какой-то недоделанный паршивец посреди улицы, посреди  Москвы что-то требует от очень взрослого дяди в середине второго десятилетия двадцать первого века. Сначала мне захотелось провести двойку: левый сбоку в печень и правый прямой в челюсть. Потом подумалось, что может быть,  у него в кармане что-то есть, помимо мобильника.
Интересно, а почему он думает, что я принесу ему сигареты? Или, что если я уйду, то обязательно вернусь? И что я не пошлю его сейчас же, здесь же куда подальше? А может быть я похож на того, с кем можно развивать эту тему? К слову, в те времена, о которых я упоминал раньше, хулиганы не у всех без разбору трясли мелочь, а только у «избранных».
Между тем, он ждет, но долго выжидать не намерен, для чего делает шаг, видимо выходит на дистанцию своего удара.  Мы смотрим в упор друг на друга, и я улавливаю изменения в его взгляде. Неудовольствие и презрение уступают место  злобе и ненависти. Интересно, это у него только ко мне, или ко всему вокруг? Он хочет либо спровоцировать меня на ответные слова (после чего «в репу» и «на ходы»), либо, чтобы я просто трусливо свалил отсюда. И отпраздновать, таким образом, победу.
– Уже побежал, – я выдавил улыбку, – только никуда не уходи, я мигом.
И… не двинулся с места. Ещё раз с удовольствием затянулся и выпустил дым прямо ему в лицо.
Он ничего не сказал, а сразу перешел к действию. Сейчас молодняк переходит к делу, что называется,  без лишних разговоров. Бьют, как правило, сразу. Я ждал удара, я «поймал» заряженность в его взгляде, ещё когда он только начинал «тары-бары». Теперь же я, был просто уверен, что он не курит, ему требуется доброе здоровье, ибо он – спортсмен, и может быть мастер не-знаю-каких единоборств. Насчет легкой нетрезвости я, наверняка,  тоже ошибся.
Поэтому,  в самый момент удара я  убрал голову с траектории полета кулака (рефлексы сохранились ещё с ДЮСШ № 3, где я занимался в секции бокса), и он просто не успел сообразить, что я в сущности, его расколол. Он рассчитывал на один, мощный и решающий  удар, видя во мне не соперника, а спортивный снаряд. Старую добрую боксерскую грушу. Поэтому, его левая, судя по всему ударная, прорезала воздух в сантиметре от моего уха и с глухим звоном встретилась  с металлической  конструкцией забора за моей спиной.
Удар, видимо не раз отрабатываемый в зале,   был очень сильным, наверное, это его «коронка». По всему – нокаутирующий удар, в который он вложил весь вес своего не маленького тела. Но забор, тем более чугунный отправить в нокаут нельзя. Он даже не шелохнулся, только издал глуховатый звук.
Спортсмен мгновение растерянно смотрел на меня, затем тихонько застонал, прижал раненую руку к груди и согнулся в три погибели. Наверное, очень больно, и, главное, обидно. Так хотелось проучить лоха… Скорее всего, у него болевой шок. Спортсмен покачивается на корточках и скулит. Интересно, а как же он готовится к серьезным соревнованиям, если не научился терпеть боль? Рука, скорее всего сломана, и может быть даже  в суставе, так что придется повременить с выступлениями в турнирах, но мне-то какое дело?
Я аккуратно затушил окурок, и не спеша пошел дальше зарабатывать на хлеб с маслом.
Настроение немного улучшилось.
Послезавтра Пасха.