Назови имя и путь свой 3

   - Все, пора возвращаться. А то попутчики подсядут.
   Посмотрела в окно. Большие и маленькие поселки, окруженные по-осеннему разноцветными, пышными садами, провожали пассажирский поезд. Вот мимо проплыла роскошная дикая груша, выросшая почти на железнодорожном полотне и почему-то уцелевшая от вырубки. Осыпающиеся листья теплым желтым ковром ложились на насыпь, а ветки были унизаны небольшими плодами.
   Заныло сердце. До боли стало жаль своей прежней жизни. Такая же груша росла в саду родительского дома. Каждую осень мать заставляла их, ребятишек, собирать грубые плоды и сушить на жестяном листе в духовке. Если же осень была жаркой, как в этом году, то дичков рассыпали на крыше, и дважды в день приходилось ворошить и переворачивать.
   Как только плоды были собраны, мать требовала от отца спилить дерево, чтобы оно не застило свет. До самой весны родители перебранивались по этому поводу, вроде бы забавлялись.
   - Петро, - обычно с утра начинала мать, - ты сегодня чем занят?
   - Хотел к куму сходить. Он «помощь» просил,- говорил отец, сидя во дворе на лавочке. Мирно дымящаяся папироса распространяла сладковатый дым.
   - Чадишь, как паровоз, - рукой отмахивала дым мать, - лучше спили дичку. Сколько дров будет.
   - Да у нас дров - полный сарай.
   - Где полный-то? - не повышая тона, говорила мать и продолжала свои дела. - Правая поленница почти кончилась. А по радио обещали снег и заморозок.
   - Морозов уже лет пять не было, поди и этот год без них пройдет, вон какое тепло стоит. Люди даже лозу не прикапывают.
   - Тебе что лень срубить дерево? От груши уже солнце в окно не заглядывает.
- Ладно, - соглашался отец, - как-нибудь доберусь и срублю.
   Он уходил к куму на «помощь», а дерево оставалось невредимым.
   Весной благодарная груша расцветала. Казалось, что белый парус одиноко бороздит по зеленому океану. Фруктовые деревья в саду тоже расцветали, однако не было в них той сумасшедшей роскоши.
   - Ну, что, мать, – спрашивал отец, - срубить что ли дичку?
   - Цветет уж больно богато, - отвечала мать, - оставь до осени. Сушку насушим для компота, тогда и срубишь.
   Все лето Тина устраивала под грушей свои шалашики. Под ее пышной кроной никакой дождь не был страшен. В знойные дни и душные ночи под деревом растекалась прохлада. Но, главное, родители не видели, как их дочь за малейшее непослушание наказывает своего малолетнего брата. Она ставила Егорку на ветки дерева и раскачивала их. Мальчик, стараясь удержаться, тихо плакал, а потом падал вниз. Тогда сестра ногами подкатывала его к краю глубокого яра. Если вдруг появлялись родители, Тина падала рядом с братом, хватала его в объятья, будто бы они борются. Жаловаться Егорка не смел, боялся сестры.
   Брат мешал ей жить. Пока его не было, в доме все жило и существовало только для Тины. Ни в чем родители не отказывали дочери, любой каприз выполнялся немедленно. Избалованная девчонка умела только ломать и разбрасывать игрушки. Школа не прибавила Тине прилежания. Жизнь изменилась, когда в семье появился малыш. Появились обязанности. Требования ужесточались с каждым днем. Посыпались жалобы учителей. Тина считала, что к ней придираются из зависти.
   Исходила криком, когда мать пыталась ее заставить делать уроки. Накричавшись, уходила под грушу. Забиралась почти на самую макушку, когда появлялся рассерженный отец.
   - Оставь ее, - уговаривала его мать, - не дай бог, свалится еще. Вырастет, образумится.
   На много лет дерево стало для Тины главным прибежищем.
   Уже в старших классах девушка строила здесь воздушные замки. Она «рисовала» красивые сцены любви, где ее, благородную и добрую, оскорбляли подлые люди, но появлялся красавец капитан. Он только что вернулся из дальнего плавания. Не раздумывая ни минуты, бросался к ней на помощь... Тогда вокруг замков растекались реки крови врагов. Реки впадали в бушующий океан, по волнам которого Тина с капитаном, смеясь, уплывали в далекие страны.
   …В дупло груши сунула Тина дневник своей единственной школьной подруги Сонечки, которая неожиданно пропала перед самым выпускным. Поговаривали, что она сбежала с взрослым мужчиной. Однако Тина точно знала, что Сонечки больше нет. Совсем нет!
   В тот год дичка неожиданно засохла. Листья свернулись, засохшие они так и висели, прикрывая в мертвых своих кучеряшках мелкие, не вызревшие плодики.
   Дичка знала слишком много тайн…
   С тех пор прошло много лет. Тина сохранила ту самую тетрадку, исписанную ровным, аккуратным почерком. В ней тихая, застенчивая Сонечка рассказывала о подвигах подруги, восхищалась ее бесстрашием.
   Вот и сейчас этот дневник лежит в маленькой сумочке на полке. Милентина не могла объяснить себе, почему перед бегством она вместо денег, документов, вещей успела схватить только эти исписанные листочки.

   …Дикая груша на железнодорожной насыпи давно осталась позади, разбудив рой разных воспоминаний. Мимо продолжали плыть сады, дома и дороги.
    «Назад дороги нет», - подумала женщина. Она припомнила нового соседа, криво усмехнулась: «На безрыбье и рак – рыба, а мы будем ловить карася». Зашла в туалет, умылась, надела на лицо печаль и вернулась в купе.
   Подполковник сидел за столом с торжественным видом. Тина огляделась и обнаружила, что ее постель перестелена. Простыни натянуты, как по струнке, ватная подушка взбита и стоит треугольником.
   На столе – коньяк, конфеты, нарезка колбасы, открыта банка консервов…
   - За знакомство, - гостеприимно провел по воздуху рукой Иннокентий.
   - Неудобно мне, - скромно потупила глаза Тина.
   - Вы скрасите мое одиночество.
   - Разве что так.
   Она приблизилась к столику и присела рядом на краешек. Мягкий бок прильнул к сильной руке…
   Мужчина заерзал на месте, засуетился, то и дело задевая округлые формы новой знакомой.
   - По маленькой? – предложил он.
   - Мне только глоточек. Я почти совсем не пью.
   - Коньяк – не водка, а лекарство. Его врачи прописывают от стрессов.
   Плеснул напиток благородных людей соседке в походный стаканчик, наполнил свой. Рисуя на лице робость и страх, Милентина неловко приняла коньяк.
   - Только из уважения к вам, - сказала она. - Только вы уж не обессудьте, если я разговорюсь потом.
   - Да, пожалуйста... Я и сам люблю поговорить с хорошим человеком.
   Они чокнулись, и Милентина, сложив губы трубочкой, неумело потянула напиток… Закашлялась, замахала рукой, будто остуживая губы. Глазами поискала, чем бы закусить.
   Подполковник довольно заулыбался, протянул ей конфету.
   - Ты совсем не умеешь пить. Ничего, я научу.
   Одним глотком он выпил содержимое стаканчика, разломил другую конфету, понюхал кусочек, положил его в рот, наслаждаясь дуэтом жидкости и шоколада. Вторую половинку конфеты протянул ко рту соседки. Та, благодарно глянув, покорно приняла дар одними губами, блаженно закрыла глаза и как бы нечаянно опустила голову на надежное мужское плечо.
   - Так хорошо, - прошептала она на тихом дыхании, - просто какая-то благодать опустилась на меня. Иннокентий, я…
   - Называй меня просто, Кеша, - предложил счастливый подполковник, - и вообще надо уже переходить на «ты».
   - Кеша – это как-то по-деревенски, - преданно, не меняя позы, заглянула ему в глаза попутчица, - Ноки – так лучше звучит. Можно я к тебе буду так обращаться?
   - А что, красиво! Ладно, пусть буду Ноки. Так меня еще никто не называл.
   Тут в глазах Ноки что-то вспомнилось… Он повернул голову к соседке:
   - А ведь я не знаю твоего имени.
   Разморенная женщина медленно подняла голову и вдруг заразительно засмеялась.
   - И впрямь, я тебя знаю, а ты меня - нет. Прости меня, растеряшку, забыла…
   Она выпрямила, насколько это было возможно, пышную спину, одну руку положила на голову, а другой взяла под козырек:
   - Разрешите представиться? Пассажирка Милентина.
   - Вольно, - шутливо, но зычно скомандовал подполковник, и оба снова засмеялись.
   - У тебя тоже красивое имя, а, главное, очень редкое, - наливая еще по одной, проговорил Иннокентий, - я вообще впервые такое слышу.
   - Когда я родилась, папа решил, что меня будут звать так же как и английскую королеву. Это он назвал меня так.
   - В Англии не было королевы Милентины, - твердо сказал попутчик.
   - Конечно, была, - уверенно кивнула головой женщина, - но это было в древние времена.
   Ехать было еще далеко, и мужчина не стал доказывать истину, чтобы не портить отношений…
   Крутобокая бутылочка быстро теряла содержимое. Ни к чему не обязывающий разговор лился о том, о сем. Они уже давно были на «ты». Подполковник легко поглаживал новую знакомую то по плечу, то по широким формам. Соседка, слегка опьянев, доверяла спутнику тайные тайны, позволяя себе некоторые вольности, которые приводили мужчину в состояние крайнего возбуждения.
   - Представляешь, выставили они меня из квартиры почти голую, - обиженно говорила Милентина, случайно опираясь на сильное колено попутчика.
   - Подожди, - притормозил ее Ноки, - ты же говорила, что вы с мужем дом построили?
   - Какой дом? Ах! Ну да, конечно, дом, - на секунду задумалась Милентина, вспоминая, что она рассказывала «до того», потом тряхнула головой, - только муж сделал его как квартиру со всеми удобствами. Вот я его и называю квартирой.
   - Извини, не понял. Продолжай…
   Так за разговором пришел вечер. За вагонным окном вслед составу бежала теплая осенняя ночь. Мелькали одинокие фонари разъездов, проплывали придорожные поселки. Время от времени состав тормозил на очередной станции, принимал новую порцию пассажиров и, лязгая железом, снова трогался в даль далекую, где давно ходят в теплых шубах.
   Пора было ложиться спать. Милентина, несмотря на излишки веса, легко вскочила на подножку и быстро оказалась на постели.
   - Дорогая, - извиняющимся голосом начал подполковник, - ты прости, что не предлагаю тебе нижнюю полку, но я после ранения и не могу подниматься наверх.
   - Не расстраивайся, я знаю, что ты настоящий мужчина. А мне впрямь нравится быть наверху: простора больше, и обзор лучше.
   - Ты, действительно, не сердишься?
   - Наоборот, счастлива, что судьба меня с тобой свела. Будто свет в конце тоннеля увидела.
   И Милентина погладила его по щеке, потом неожиданно наклонилась и чмокнула в губы. Как будто застыдившись своего поступка, быстро отвернулась и затихла.
   Женщина хотела дать мужчине время окончательно расслабиться, чтобы можно было сделать последний бросок и пленить его, уже лежачего.

Продолжение следует http://proza.ru/2021/03/19/1664