Баллада о солдате Николае Королёве

В Глафировке в прошлом столетье
Жил-был Николай Королев.
Застал не одно лихолетье,
Дожив до 30-х годов.
И в Красную Армию вскоре
На срочную службу пошел.
Любил он Азовское море -
Здесь было ему хорошо.

Женился, родился мальчонка,
И вроде бы, жизнь удалась.
Но рвётся обычно, где тонко,
Несчастий пора началась.
Жена молодая скончалась,
Попав под копыта коня.
Как будто судьба издевалась,
Как выжить, её не кляня?

Когда познакомился с Олей,
Он понял - вот будет жена.
Вдовца с его горькою долей
С сынком приютила она.
Уехал с рыбацкой бригадой
На самый на Дальний Восток,
А в Ейске остались отрадой
И Оля, и Юрка, сынок.

Так новая жизнь начиналась.
Никто и не думал тогда -
В Европе уже зарождалась
Для мира большая беда.
Войны подошло лихолетье,
Затронув любую семью.
И страшное это столетье
Продолжило жатву свою.

Ноябрь 41-го года
Был мрачен, тяжел и суров.
В рядах трудового народа
Уходит на фронт Королёв.
Опасно сапёрное дело,
Нужны в нём талант и чутьё -
Закладывать мины умело
И выполнить дело своё.

Дивизия 317,
Бросают её под Ростов.
Здесь надо успеть окопаться,
Ведь враг и силён, и суров.
Осталась всего половина
В дивизии наших солдат -
Любимые кем-то мужчины
С тех пор под Ростовом лежат.

Был отдых короткий весною,
Год начался 42-й.
Дивизию силой живою
Под Харьковом бросили в бой.
Здесь были бои не на шутку,
День каждый казался тяжёл.
Нет отдыха ни на минутку,
И вот - «Барвенковский котёл».

В нём пленных две тысячи сотен -
Так немцы считали потом.
А лагерь для пленных так плотен –
Как землю устлали ковром.
Меж пленных, попавших в неволю,
Из тех, окружённых котлов,
Сидел в этом лагере, в поле,
Сапёр Николай Королёв.

Привлёк конвоиров немецких
В кармане - гранаты запал.
И только налёт самолётов советских
Его от расстрела спасал.
Везли их в закрытых вагонах,
Не знали, зачем и куда.
Таблички на русских перронах
Немецкие были тогда.

Потом их погнали колонной,
В четвёрки поставивши в ряд,
Но было в той массе пленённой
Немало отважных солдат.
Не знали той местности, даже,
Не знали названья страны.
И кто же теперь нам расскажет,
Не видевшим этой войны,

Какие незримые силы
Смогли те солдаты найти,
Что там, под угрозой могилы,
Сумели на волю уйти.
И как находили дорогу,
И как понимали язык?
Быть может, молились и Богу,
Как русский народ и привык.

Неведомы тропы судьбины –
Во Франции, в дальней стране,
Не видя ни Ольгу, ни сына,
Был вновь Королёв на войне.
В «маки», в партизанских отрядах,
Хоть жизнь им была дорога,
С друзьями-французами рядом
Вновь наши громили врага.

И те удивлялись нередко
Отваге советских парней,
Стрелявших спокойно и метко,
Ходивших на смерть без речей.
Лимож. Городок в Лимузене.
Союзники, видя конец
Войны, посчитали, что время -
Забрать им победный венец.

Французы вернули свободу,
А пленные им помогли.
Пускай и чужому народу,
От Родины где-то вдали.
Значок есть - «Маки Лимузена»,
Награда за помощь в бою.
Их 73, что бежали из плена,
Страну не предавши свою…

Тот знак доставал он не часто
И мало о нём говорил.
Вернулся живой – это счастье,
О прочем, как будто забыл.
Как скажешь: «Вернулся из плена» -
И косо посмотрит любой,
И словно бы это – измена,
Всё то, что случилось с тобой.

А он вспоминал капитана,
Тогда, в 45-м году
О береге ейском лимана
Ему рассказал на ходу.
А тот земляком оказался
И имя его записал.
И вскоре в Союз возвращался
Солдат, что Кубань вспоминал.

Его уже с фронта не ждали –
Надежду теряя во мгле,
Не сразу, наверно, признали,
Солдата на ейской земле.
А он в 45-м вернулся
В свой Ейск, на знакомый порог
И Ольге, жене, улыбнулся,
А вскоре родился сынок.