Буквы

Был вечер и Солнце садилось за горизонт, а Луна вставала. Сумерки стали совсем серыми и тихими, такими же, как глаза человека напротив. Он еще немного помолчал и, наконец, сдался.
- Хорошо, выбирай. Но не книгу, не строчку и даже не слово, а только одну букву.
- А разве одной достаточно?
- Иногда бывает даже много, - он все еще отстраненно улыбался, а я никак не могла проникнуть в глубину этой улыбки. – Но не торопись, подумай. Чтобы ты ни выбирала, это важно, а уж выбор своей буквы тем более.
Шутит он или нет? Я задумалась. Говорят, нет для человека приятнее звука, чем звук его собственного имени. Может быть, моя буква скрывается в нем?
«О» – буква широкая, щедрая. «О» говорит, «О» открывает. В ней чудится возглас одобрительного удивления, предвкушения чего-то занимательного и в то же время тишина библиотеки и запах пыльных страниц. «М» молчалива и как всякая согласная себе на уме. В ней скрыто рождение и смерть мысли, размышление философа и мычание лишенного дара слова. «М» - лукавый вопрос и ожидание ответа. Разве не так, м? Это воздух, в котором разлиты все возможные тихие, трогающие за душу мелодии – мелодии и мысли, о которых нельзя кричать.
Слитые вместе эти буквы сияют, звучат голосом единого мира: внутреннего и внешнего.
И думая так я вдруг поняла, что буква, которую я искала, скрывалась не в моих инициалах, а между ними.
«И» как и всякая гласная говорит, но иначе, на своем языке. «А» - поет свободно и громко, все понимает, все видит, «Э» - недоумевает, испытывает неловкость, «Е» - радуется от полноты, «Я» - кричит (причем в основном о себе), «У» - сомневается и тоскует, воет как ветер в степи, «Ю» - насвистывает, слегка усмехаясь… «И»…
«И» желтого цвета. Теперь я не люблю желтый и чаще ищу спокойствия и безбрежности синего, но в детстве, в детстве я любила его. Желтый был цветом солнца, лета, одуванчиков и машины моего дяди (он всегда шутил и привозил горы подарков, превращая обычный день в праздник). «И» - это множество всего: и то, и это, и другое… царство вещей, выстраивающихся друг за другом в цепочку, длинною в жизнь.
Детский сад был желтым, и таким же был цвет буквы «И», с которой начиналось имя моего друга. Мы не разговаривали, просто сидели рядом, наблюдая за тем, как живет мир вокруг нас. Он и я. «И» - союз, два острова, два мира, на минутку соединившиеся, коснувшиеся друг друга, но не слившиеся, оставшиеся собой. Он и я. Ощущение другого, ощущение себя. Тонкая граница - граница безопасности, но в то же время искренности, чуткости и участия. Он и я.
«И» - это вопрос. Вопрос, который возникает, когда даны уже, кажется, все ответы: многословные, многозначные, шумные, но никогда не ясные до конца. Слишком человеческие. Вот он, клубок слов и смыслов, и что? И что дальше? Так смотришь в звездное небо. «И» открывает двери в молчание, ожидает ответа. «И» - попытка увидеть истину, скрытую за облаками.
«И» - это импульс движения, действия, совместной работы. И-и-раз, и-и-два, взяли! И тяжесть отрывается от земли, и строится дом. Это движение из-за такта, три четверти, четыре четверти… в ритме вальса, в ритме мазурки, в ритме Вселенной. Это пауза между нот, тот момент, когда все замирает как на качелях - они зависают высоко в воздухе, чтобы через секунду снова упасть вниз. Это «И» как остановка на краю обрыва, на пороге открытия. Цепочка слов и смыслов привела тебя к моменту, когда остается лишь сделать последний шаг, шаг через внутренние границы.
Но иногда границы непреодолимы, ответа нет, а множество вещей давит почти нестерпимо. Тогда рождается ночное «И», полное слез и отчаяния. «А» кричит в голос, его крик – крик ребенка, на который обязательно прибежит мама, «И» - крик сквозь стиснутые зубы, когда некого ждать. От него проваливаешься в темноту, летишь как болид, рассекая огнем воздух с тем самым пронзительным звуком (м-и-и-и-и-р вашему дому) и все сгорает вокруг.
А потом падаешь в желтый коридор горячки, болезни, по которому бежала героиня когда-то давно прочитанной книги. Ведь сумасшедший дом тоже желтого цвета. Она там, буква «И», в смехе идиота. Широко растянутый наполовину беззубый рот, выплевываемое из него сдавленное «и-и-и», страх от утраты сияния, смысла, взгляда в глаза. И что-то еще, но дальше смотреть совсем невозможно.
И... Маятник качнется обратно, и снова лето, и взгляд в звездное небо, и два чутких мира рядом.
Луна совсем высоко, на моих глазах слезы. Он молчит, даже не смотрит в мою сторону и за это я особенно ему благодарна. Потом слышу свой собственный голос, который вдруг спрашивает:
- А какая ваша буква?
– Моя? – голос у него мягкий, как вечер. – Никто еще не спрашивал меня об этом.
Пауза звенит прикосновением к тайне, мир удваивается, все вокруг чистое, свет льется как молоко.
– И?
Что-то новое рождается в его улыбке.
– Я расскажу… однажды. А пока… может быть, просто выпьем чаю?.