Мой лермонтов

    Я не знаю имени своего героя, да и не знал никогда. Фамилию слышал, но
 мимолетно как-то, вскользь - вот и не запомнилась. Так уж вышло, что в памяти
 совсем другое: ярко освещенная сцена, массовка со стволами, паренек в мундире с
 блестящими эполетами читает стихи. Бородино. Лермонтова я услышал тогда впервые
 и был просто очарован: гениальные стихи и блестящее их прочтение, настолько в
 тему, от души, что я реально ощутил и свою причастность к событиям 1812 года, и
 гордость от того, что я русский. Я тогда впервые осознал это: как-то вдруг и
 навсегда. Не всё дошло сразу, ну где-то даже так:

 "И ядрам пролетать мешала,
  Дрова.Трава, Пыхтел"

    Я так услышал, значит так оно и было, а что же это могло быть на самом деле?
 Да всё, что угодно, это же чудеса восприятия!

    Концерт окончен. Опускается занавес, а зрители в тот же миг, как будто только
 и ждали этого момента, включили свои круглые китайские фонарики и устроили
 световую феерию на потолке. Это местная фишка. А потом шумная толпа повалила на
 улицу и я ещё успел подумать о том, как это здорово - иметь настоящий китайский
 фонарик с иероглифами, ну и светить вместе со всеми, конечно. Сумрак, тени у
 крыльца, огоньки сигарет... да вот же он мой герой! Голос из темноты:

 - Ну чё, Лермонтов, как нащёт забухнуть? - Причём «Лермонтов» - с издёвкой. Да
 за такое можно и на дуэль! Михаил Юрьевич уже без сабли и военной позолоты, но
 импозантен необычайно - над ним ореол героя, как на сцене. И он не подкачал:

 - А я с французами (эффектная пауза) не пью!

    Здорово! Ну просто гениально: сам Станиславский Константин Сергеич сказал бы
 - верю! И я поверил сразу. И готов был вступиться за него, если чё. В бой пошёл
 бы.

    Разошлись, впрочем, мирно: ругнулись да и все дела. А на меня и внимания-то
 никто не обратил, хотя я долго ещё стоял на крыльце - уходить не хотелось. Я там
 почти что своим стал: мне дали посветить фонариком и даже закурить в шутку
 предложили, а я с важным видом отказался, вызвав дружный хохот - мне было около
 пяти лет, а пацаны были взрослые, вдвое старше.

    Вот и всё. Как давно это было, сто лет назад и как будто не со мной вовсе. Не
 всё помню, яркие моменты только, да и то не все. Стихи, звездное небо и
 протянутую сигарету помню, а вот как добрался до дома... Впрочем, то, что за
 пределами сказки - не важно совсем. Ну а чуть позже, когда я стал пионером, я
 просто подружился с Михаилом Юрьевичем настоящим: и поэзию прочёл, и прозу, и
 письма...

    И всегда был благодарен за это чудо тому самому сельскому «Лермонтову», моему
 вдохновителю и герою. Это был мой Лермонтов, только мой. Иногда я с доброй
 улыбкой вспоминал его и вдруг - нос к носу! Это он! Точно! А я уже не малыш, по
 росту - ровня. Но имидж - это всё, смотрю как-будто снизу вверх, как в детстве,
 а он шутя поддерживает небо.

    Но это так метафора, всё проще: ну слово за слово и драка. Я в стороне, а тут
 хрясь, хрясь - и понеслась! Деревня как-никак, простые нравы. Ваще пластаются не
 по детски в Киселёвке. Мой Лермонтов в подпитии, да что там - просто пьян. Но
 машется легко, ваще ему по жизни катит - такого хрен собьешь обычным кулаком!
 Дружок под стать ему, не робкого десятка, по виду увалень, но шустрый как
 электровеник: как изящно он прогнулся, а то бы в челюсть каблуком...боец!

    Глазеют трое: Я , Куля, Коза (Алёнка). В глазах её восторг: я так люблю
 смотреть, как дерутся! В городе она непременно ходила бы на бокс. Причем на
 тяжеловесов. Ох, уж эта Алёна! Есть в ней что-то этакое, горячее, с перчиком!
 Она - прелесть. А мы с Кулей стоим такие бесстрашные, вроде как участники
 событий. Да ты чё! Адреналин!

    Всё закончилось внезапно, бойцы разошлись, обмениваясь эпитетами и вдруг
 прозвучала ФАМИЛИЯ. ЕГО фамилия! Но недолго музыка играла. Дружок мой всё
 моментом опошлил:

 - Ну, теперь, конечно, бухать пойдут... - задумчиво изрёк Куля, - вон щас стоят
 соображают, вдвоём или всю деревню пригласить!

    Коза: - Ну нас-то уж точно не позовут! - Актриса. В голосе ее такие
 трагические нотки - ну вот-вот сейчас расплачется по этому поводу! Платочек ей
 хочется предложить. Это было смешно: они и мы. Ну,  несоразмерно, что-ли...
 Короче, ржали до упада, аж сам Лермонтов оглянулся пару раз. А чё, шутка она и в
 Африке шутка. Вот я ваще типа над глухим телефончиком смеялся - над
 недорасслышанной фамилией: ну никак не соответствовала она образу гения...

    Ну вот не в жилу, не такая, не та!

    Пускай уж он лучше поэтом и останется: Лермонтов и всё тут!