Казачий лабиринт. Глава 12

        В воскресенье, 16 декабря, Уральской крестоносной дружиной командующему Соболевским фронтом генералу Мартынову был поднесен золотой крест с изображением распятия для ношения во время боя на ленте с двумя бантами и святой образ Михаила Архангела с пеленой.

       – Родной ты наш, Матвей Филаретыч! – обратился к генералу старик Кабаев. – Прими на доброе здоровье! Да сохранит тебя Господь на благо нашей родины, чтобы одержать полную победу над жестоким врагом!

       На всех фронтах, окружавших Уральское казачье войско, установилось относительное затишье. Красные войска не наступали, казаки тоже. Оба враждующих лагеря заняли, как бы выжидательную позицию. Но в этом спокойствии, в этом неожиданном бездействии противника, который, вдруг, перестал жечь и грабить казачьи хутора, было что – то пугающе зловещее и подозрительное. Генерал Мартынов застыл над картой, с циркулем в руке.

      – Ништо противник задумал чего? – высказал предположение Матвей Филаретович. – Неужели разработал какой – то хитроумный план? Недавно, красные повели наступление на Пономарев, но с полпути, вдруг, повернули обратно. Пойди – ка, угадай замысел этих красных. Пстрели – те, заразой!

       – Разведчики доносят, что у красных на языке одно слово: «братание»! – ответил есаул Алаторцев. – Ништо хотят разложить нас изнутри? Большевики по этой части большие мастера! Германский фронт обрушили в 1917 году…

       – И я, ещё, голову ломаю: почему так малодеятелен и молчалив наш противник! – просиял Мартынов. – Ведь, красные занялись маскарадом!

       – На днях, через разъезд 3 – го Учебного конного полка с той стороны передали письмо, – проговорил Алаторцев. – Позвольте, Матвей Филаретыч, зачитать вам его полностью, чтобы был понятен смысл послания.

       Генерал Мартынов утвердительно кивнул головой и уселся на лавку, приготовившись внимательно слушать.

       «Свободные сыны Урала! – громко и выразительно читал Вениамин. – Шлём вам привет от лица мобилизованных крестьян, состоящих в рядах Красной армии. Братья казаки! Вот уже 4 месяца, как нас заставили проклятые большевики драться с вами. Вот, уже 4 месяца, как мы защищаем самодержавных комиссаров. 4 месяца мы льём братскую кровь и мы, находясь далеко друг от друга, всё таки знаем кто наши враги. Наши враги – большевики, коммунисты и мы их так ненавидим, что представить невозможно. И мы не знаем, братцы, как их перебить, хотя нас и две трети, а их одна. Товарищи фронтовики и молодые казаки просим вас от лица крестьян и фронтовиков, чтобы вы не верили нашим газетам и тем, кто защищает нас. Знайте, казаки, что эти советы крестьянам сели на шею, сядут и вам, если попадётесь на удочку большевиков. У нас в деревнях мужиков поразорили совсем: берут хлеб, берут скот, берут одежду, бельё и всё.
      Ещё раз просим вас, казаки, не раскалывайтесь между собою. Нам говорят, что у вас раскол, но знайте, что у нас ещё больший раскол. Многие из нас уже расстреляны и нам нельзя рот раскрыть против этой проклятой коммуны и ненавистных комиссаров. Тяжело нам, братцы, умирать вместе с врагами от пуль и снарядов гражданской войны. Мы знаем, что снаряды посылаете вы, но по вине комиссаров. Просим вас, братцы, во время боёв немного разбираться, нас больше – мобилизованных, а их немного. Да здравствует Учредительное Собрание. Крестьяне моб. Куз. Сар.».

       Дочитав письмо до конца, Вениамин стал молча ждать, что скажет об этом Командующий фронтом, но Мартынов, явно, не спешил с ответом. Было заметно, как генерал мысленно перебирал в голове жизненные ситуации из недавнего прошлого. Чуть больше года назад, большевики также призывали русских солдат к братанию с немцами, также говорили им, что перед ними немецкие рабочие и крестьяне, которых обманом послали на войну буржуи, и не следует стрелять в братьев по классу. И чем же всё это закончилось? Полнейшим разложением русской армии и унизительным Брестским миром! Вот, и здесь с одной стороны красноармейцы упреждают казаков от раскола, а, с другой, просят проявлять милосердие к мобилизованным крестьянам.

       – Эти мобилизованные красноармейцы ведут себя прямо, как волк в басне Крылова, попавший на псарню! – наконец, отозвался Мартынов. – Чуют, что близок час расплаты и сказываются своими людьми. Хотя, в целом, письмо хорошее. Отдайте в нашу газету, пусть напечатают. 

       – Правда ваша, Матвей Филаретыч! – согласно закивал Вениамин. – Мне тоже так показалось. В последнее время, красноармейцы не ведут открытых боёв, не жгут наши хутора. Пленных наших захватывают и тут же выпускают обратно…

       – На днях, беседовал с урядником, побывавшим в плену у красных, – подхватил тему разговора Мартынов. – Так, ему комиссары прямо заявили: «Нет – де уральским казакам вреда от Красной армии. Милует пленных казаков и жизнь им дарит «товарищ Чапаев».

        – По непроверенным сведениям, Чапаева убрали с фронта! – доложил Вениамин. – Болтают, что начальника Николаевской дивизии направили на учёбу в Москву, в Академию Генштаба.

      – Новость, есаул, совсем нерадостная! – заявил Мартынов. – Чапаев, хотя и злейший враг, но вполне предсказуемый. Бывало дашь ему по зубам, он тут же и отползёт, восвояси. А вот, каков будет его сменщик, неизвестно.

       – Сменщиком может стать его заместитель Дементьев, – поделился своей догадкой Алаторцев. – Бывший офицер военного времени, военспец, но в отличие от Чапаева, не имеющий авторитета среди комсостава дивизии.

       – Так, это же нам на руку, есаул! – обрадовался Мартынов. – Учитывая недовольства, исходящие от мобилизованных красноармейцев, а также наличие большого числа военспецов, единства в рядах противника как не было, так и нет. Может потому и затишье настало, что Чапаев уехал с фронта? Господи, хоть бы красные оставили нас в покое до весны…

       – Так то, оно так, Матвей Филаретыч! – согласился Вениамин. – Только вся эта канитель с «братанием» неслучайна. Похоже, красные вознамерились захватить Уральск в самое ближайшее время. Вчера, над городом кружил их аэроплан. Не иначе вёл разведку наших позиций? И сбить его не удалось, лишь, патроны израсходовали в пустую…

      В пятницу, 21 декабря, депутаты Войскового Съезда обратились ко всем станицам и воинским частям Уральского казачьего войска:

      «Более девяти месяцев прошло с тех пор, как по призыву Съезда войско, ни на минуту не ведавшее Советской власти, с оружием в руках поднялось на защиту своих прав.
      В этой борьбе, потребовавшей от войска нечеловеческого напряжения всех его сил, оно проявило свою сплоченность, единство и крепость духа.
       Источники этой крепости в том, что войско, объединённое в единую казачью семью, выработало порядок управления, который был построен не на слепом подчинении силе, а на сознательной дисциплине и который больше всего обеспечивал войску сплоченность и единство. Поставленный во главе его, избранный на демократических основах Съезд, неся непомерно сложную работу в самых тяжких условиях, неизменно пользовался общим признанием. И каковы бы ни были его неизбежные промахи и ошибки, по его зову Войско неизменно подымалось, как один человек, на защиту своих прав…».

       – Давно пора объявлять всеобщую мобилизацию, а господа депутаты рассматривают вопросы рыболовства в Гурьевском районе! – возмущался Мартынов. – Доколе они будут сопли жевать? Не пора ли, нам, по примеру Сибири, тоже поставить во главе войска диктатора?

       – Сегодня над городом снова летал аэроплан красных, – доложил есаул Алаторцев. – Сначала разбрасывал прокламации, призывающие к братанию, а напоследок скинул две бомбы, которые поранили ребятишек, глазевших на небо. Время для смены власти упущено: враг стоит у ворот города…

       В понедельник, 24 декабря, около 9 часов утра, большевики повели наступление на хутор Чурбанов, а в 11 часов хутора Чурбанов и Сладков были заняты красноармейцами и зажжены. Вечером, в 22 часа, казаки оставили хутора Чукалин и Чебаков. В тот же день в Сламихинском районе, вечером, противник силою до полутысячи человек пехоты подошёл к хутору Карпова и зажёг его. Вышедшая навстречу красным казачья сотня, вынуждена была отойти.

        – Похоже, есаул, вы оказались правы! – сказал Мартынов. – После сравнительно продолжительного периода затишья снова начинаются боевые действия по всему Соболевскому фронту. Пстрели – те, заразой!

       – Разведка донесла, что у красных началась буза! – доложил Алаторцев. – В Куриловском полку в открытую высказываются, чтобы вместе с казаками выступить против комиссаров – большевиков. Там большинство комсостава стояло на позициях левых эсеров, но боялись лишний раз чихнуть против власти большевиков. А тут, вроде, какого – то комиссара арестовали…

       В пятницу, 28 декабря, с раннего утра, красные части повели наступление на широком фронте, севернее железной дороги, по линии, соединяющей хутора Чернояров – Сладков – Павлычев – Зайкин –Пономарев. Весь день длился упорный бой, а к вечеру красноармейцы, понеся серьёзные потери, вынуждены были отойти на исходные позиции. Противник хотел усыпить бдительность казаков, разложить их братанием, но просчитался и получил достойный отпор.

       Казачьи полки дрались выше всяких похвал, как львы, особенно пехота. Перед строем были вынесены святые иконы крестоносной дружины старика Кабаева. Крестоносцы молитвой и примером ободряли казаков. Сам старик Кабаев был ранен в руку, но оставался в строю до конца боя. При отражении наступления противника в пехотных цепях был убит начальник отряда полковник Карпов и ранено пятеро крестоносцев.
        И старик Мокей Кабаев стал известен всему Уральскому войску…

       В тот же день вышел приказ по войскам Уральской области за № 476, в котором объявлялось об образовании из частей Уральского казачьего войска и сформированных в пределах области других воинских частей – Уральской отдельной армии. Командующим Уральской отдельной армии был назначен генерал – лейтенант Савельев. За всеми этими нововведениями стояла подпись адмирала Колчака – Верховного Правителя России. Символичным было то, что Колчак подписал свой приказ 28 декабря по новому стилю, а в Уральском войске аналогичный приказ вышел того же числа, но по старому стилю. Разница в 13 дней, ещё долго будет сопровождать уральцев везде и всюду, а наглядным примером служила газета «Яицкая воля».

       – Ништо дождались мы диктатора, есаул? – Мартынов вопросительно посмотрел на Алаторцева. – Не зря говорят, что дыма без огня не бывает! Ведь, Николай Антонович Савельев женат на нашей уральской казачке, и сам стал, правда не так давно, уральским казаком…

       Действительно, за последнее время по городу распространялись слухи, что между Съездом и Правительством Уральского войска и Центральной властью, в Омске, создались весьма натянутые отношения. Болтали, что деньги, оружие, снаряжение и все вообще грузы, направлявшиеся в Уральск, распоряжением Верховного Правителя задержаны в Оренбурге и не будут пропущены к месту назначения. И, хотя, в этих слухах была доля правды, их всячески старались опровергнуть, ссылаясь на большое расстояние от Омска до Уральска и трудности пути, связанные с гражданской войной.

       – Не думаю, что Савельев станет вождём нашего войска, – уверенно ответил Вениамин. – Скорее всего, адмирал оставил его, как «свадебного генерала». Несомненно, нам придётся потерпеть его присутствие на посту Командующего Уральской отдельной армией, но во главе Войска, помяните моё слово, встанет природный уральский казак!

       – Я тоже считал, что «ярыжный» казак не может встать во главе нашего войска! – с некоторым сомнением проговорил Мартынов. – Но в данный момент наше Войско всецело зависит от помощи со стороны Колчака. Это генералу Деникину, с его свободным выходом к Чёрному морю, ещё можно не признавать власть Верховного Правителя России. У нашего же Войскового Съезда такой возможности нет. Прикажет адмирал и проголосуют!..   

       Во вторник, 1 января 1919 года, словно в насмешку, от красноармейцев поступило поздравление с Новым годом. В приказе, подписанным новым начальником Николаевской дивизии Дементьевым и комиссаром Самсоновым, казаков призывали оставить фронт, разойтись по домам, выбрать Советы и сдать оружие.

       В тот же день, по Уральскому казачьему войску, разлетелся приказ Войскового Съезда на 1 января 1919 года за № 1, гласивший:

      «Казакам всех станиц Уральского казачьего войска!
В виду опасности, угрожающей нашему войску, немедленно призываются для защиты Войсковой территории все казаки, способные носить оружие, начиная с 20 постановки.
       Всеобщая мобилизация!»

       – В настоящий момент, когда нам приходится отражать новый натиск врага, – заявляли офицеры Уральской армии, – необходимо, прежде всего, чтобы у нас был один хозяин, одна управляющая рука! – и взоры многих из них, обратились в сторону молодого генерала Матвея Мартынова.

      – Если будет воля Съезда, то я готов стать вождём! – сразу согласился Мартынов. – Давно пора передать власть войсковому атаману...

       – Уж очень горяч ты в своих суждениях и делах, Матвей Филаретыч, – подумал про себя Вениамин. – Ништо тебя можно ставить во главе войска? Ты же сам будешь на рожон лезть и всё войско за собой потянешь! А, ведь, войско – не армия, в нём стариков, женщин и детей больше, чем строевых казаков. Вон, Толстов, и воюет справно и про рыболовство не забывает. Для низового казака остаться зимой без рыбы, значит, обречь свою семью на голодное существование до весны. Нет, не время сейчас выборы войскового атамана затевать, сначала Уральск отстоять надо. Пстрели – те, заразой!   

      Войсковой Съезд оставил всё на прежних местах, то есть себя в качестве верховного органа Уральского казачьего войска, а Командующий Уральской армией Савельев и так, мол, входит, как равноправный член в Войсковое Правительство. Генерал – майору М. Ф. Мартынову поручили руководить обороной города Уральска.

       В среду, 3 января, ранним утром, Вениамин выехал на низ. Накануне генералу Ерёмину позвонил Карп Маркелов и потребовал отпустить есаула Алаторцева на совет старейшин, который собирался в Соколинском посёлке. Ерёмин не решился перечить Маркелову, хотя, ему и не хотелось отпускать есаула, бывшего его глазами и ушами на переднем крае обороны Уральска, в окружении генерала Мартынова. И Александр Михайлович дал указание начальнику войсковой почты, отправить Алаторцева на почтовой «тройке», которые покрывали расстояния куда скорее служебных подвод.

      – Ты, ваш бродь, укутайся в лисью доху, да ложись поглубже в возок, – сказал почтовый ямщик. – Мороз крепчат, кабы не озяб в пути?! До Лбищей токмо лошадей меняем, а там роздых дадим себе. Пстрели – те, заразой!

       – Понял, любезный! – закивал Вениамин. – Погоняй, как надо!..

       3 января, на вечернее заседание Войскового Съезда прибыл известный крестоносец старик Мокей Алексеев Кабаев с иконами и распятием, которые прикрепляются им и его дружинниками – крестоносцами на древки пик и обычно носятся перед казачьими частями до боя и во время боя.

      – Матри, Ипатий Ипатьевич, каков ярой пожаловал на Съезд? – показывая рукой на Кабаева, произнёс фельдшер Веселов, сидевший в гостевой ложе рядом с Дудаковым. – Его уже знает всё Уральское войско!

        – Почему же я его не знаю? – изумлённо спросил Ипатий.

         – Так ты, со своей болячкой из дома не выходишь! – ответил Веселов. – Вместе со своими дружинниками он ободрял наших казаков в недавних боях в Соболевском районе. Во время боёв был ранен в руку. Были потери и среди его дружинников…

        – Ладно, Прохор Палыч, давай послушаем, человека! – отрезал Ипатий.

        Кабаев ходатайствовал перед Войсковым Съездом о разрешении ему сформировать особую дружину из добровольцев, устроить несколько новых икон и крестов на древках и снова отправиться на фронт.

      – Господа депутаты, нужно уважить просьбу старика Кабаева! – загалдели с мест депутаты Съезда. – Пусть набирает дружину! Дело нужное! Жалам!

       – Братья! Я готов предоставить в распоряжение крестоносцев просимую ими парчу из церквей! – заявил, присутствующий в публике, православный священник.

        – Господа казаки, дозвольте слово! – встал иногородний депутат Иванов, представляющий Семеновский батальон. – Задача, которую возложили на себя крестоносцы, чрезвычайно важная! Спаси Христос, за их дела!

        – Спаси Христос!!! – благодарили Кабаева остальные депутаты.

       – С нами Бог, разумейте, языцы, и покоряйтеся, яко с нами Бог! – запел старик Кабаев и ушёл из зала.

       Появление Кабаева на Съезде, его решительность «живот свой положить за други своя» и глубокое убеждение в том, что большевикам не удастся одолеть уральского казачества, произвели сильное впечатление на публику. Кабаев верил, что его примеру последуют и другие казаки без различия вероисповеданий и что крестоносцы – дружинники будут во всех казачьих войсках.

        – Пожалуй, запишусь в его дружину! – уверенно заявил дома Ипатий Дудаков. – Катерина собери в дорогу! Завтра пойду в Старый Собор за иконой. Чай, не откажет помочь Гавриил Павлович, по старой дружбе…

       – Что ты, Господь с тобой, – едва успела проговорить Катерина, как уловила гневный взгляд хозяйских глаз. – Хорошо, хорошо, Ипатюшка! Уже бегу собирать тебя в дорогу…

      В пятницу, 4 января, неприятельский аэроплан совершил пятый налёт на город Уральск. Вместе с листовками, опять были сброшены бомбы. Колокола уральских церквей ударили в набат. Горожане понимали, что увешенные иконами крестоносцы, вряд ли смогут остановить вооруженного до зубов противника, но всё же маленькая надежда на чудо была. Доморощенный уральский поэт Пётр Астров бросил стихотворный клич:

        Гудит набат в степи безбрежной.
        Высоко поднят древний стяг,
        К твоим брегам, Яик мятежный
        Опять подходит злобный враг!

                Опять рукою беззаконной
                Твои станицы зажжены.
                Проснись и встань, Яик студеный,
                На скорбный зов твоей страны!

        В Войсковое Правительство поступило заявление старика – крестоносца М. А. Кабаева, следующего содержания:

        «Покорнейше прошу сделать всевозможные объявления по всему Уральскому войску и в возможно скором времени о необходимости твёрдо верующим в Иисуса Христа поступать в крестоносную дружину для воодушевления воинов своим неустрашимым преднесением святых икон впереди наступающих наших цепей. Во Имя Господне старик – крестоносец Мокей Алексеев Кабаев. № 80. 5 января 1919 года».

        В среду, 9 января, Ипатий Дудаков отправился с крестоносцами на фронт. На следующий день, утром, красноармейцы повели наступление на хутор Новенький, который казаками был оставлен. Вследствие нажима превосходящих сил противника, был также сдан Трёкин. Красные оказались на дальних окраинах Уральска…

      Город Лбищенск, если при царе – батюшке слыл уездным захолустьем, то после революции, и вовсе, стал глухим местечком. Известия о событиях в войске доходили до его жителей с большим опозданием. Осенью здесь скопилось до 180 семей беженцев из Новоузенска, чутко следящих за всеми событиями гражданской войны. Молва об этих беженцах докатилась до Сибири, куда они послали приветствие в адрес адмирала Колчака. Вскоре, был получен ответ:

       «Передайте общему собранию беженцев мою глубокую благодарность за приветствие и готовность содействовать укреплению правопорядка в возрождающейся России.
                Верховный Правитель Колчак».

        Вскоре, в Лбищенске открылось отделение Агитационного Культурно – Просветительского отдела и дело быстрого осведомления народа стало налаживаться. Анна Смолова, получив свидетельство акушерки, приехала в Лбищенск, чтобы стать вольнопрактикующей повивальной бабкой. Однако, в связи с войной, количество рожениц резко сократилось и Анне предложили подработать во вновь открытом отделении. В её обязанностях было чтение свежих газет. В день прибытия почты из Уральска, в уездном отделении с раннего утра и до позднего вечера беспрестанно толпился народ. Кто не мог купить себе газету, могли в Народном доме узнать о событиях во время общественных чтений, которые устраивала Анна. Её выразительная дикция, выработанная в стенах Уральской женской гимназии, до того завораживала беженцев, что они не то, что говорить, даже, дышать старались реже.

       – Прибыли, ваш бродь! – прокричал ямщик, остановив тройку у почтовой избы. – Ночлег до завтрашнего утра. Пстрели – те, заразой!

      Вениамин выполз из лисьей дохи, кубарем выкатился из почтового возка и почти нос к носу столкнулся с Анной Смоловой. По лицу есаула пробежала еле заметная улыбка. Женщина стояла, как завороженная, тупо уставившись в знакомое лицо. От неожиданности у неё, как будто пропал дар речи, и она никак не могла подобрать подходящие слова. Внезапная смерть подруги освободила её от необходимости скрывать свою любовь к Вениамину, и она много раз мысленно представляла их встречу. А теперь, когда эта встреча произошла, с ней случился конфуз, от которого она еле отошла.   

       – Нюра, какими судьбами? – нарушил молчание Вениамин. – Не ожидал тебя встретить здесь, в Лбищенске.

       – Господи, Веня! – выдохнула Анна. – Рада тебя видеть. Слышала какое горе постигло тебя. Бедная наша Вера…

       – Царствие небесное, Вере! – проговорил Вениамин. – Вокруг столько смертей, что начинаешь смотреть на мир другими глазами. Слава Богу, мои девочки живы – здоровы. Они в Соколинском, с Акулиной. Я туда еду…

        – Ямщик сказал, что до утра ночлег? – осторожно спросила Анна. – Айда ко мне на квартиру. Тебе с дороги надо отдохнуть, а я побегу в Народный дом, читать свежую газету. Служба у меня теперь такая…

       Анна возвратилась на квартиру поздно вечером. Вениамин постелил себе на пол старый хозяйский овчинный тулуп, который висел в сенях, под голову свернул офицерскую бекешу, и укрывшись верблюжьем одеялом, спал сном младенца. Анна села на лавку и долго смотрела на своего любимого.

        – А, была не была, – подумала Анна. – Что мне терять, кроме вдовей доли. Или сейчас, или никогда. Заразой – те, убей!

       Анна убавила фитиль на керосиновой лампе, скинула с плеч шерстяное платье и юркнула под верблюжье одеяло к Вениамину…

        – Ты прости меня, Веня, что всё так случилось, – виновато проговорила Анна, утром. – Давно хотела сказать тебе, что люблю, да совестно была вторгаться в вашу с Верой жизнь.

       – Не кори себя, Нюра, – Вениамин обнял её за талию и прижал к себе. – Веры уже нет, а жизнь продолжается. Что нас ждёт завтра, одному Богу известно. Через неделю, на обратном пути, поговорим обо всём, а сейчас мне пора бежать на станцию. Ямщик ждать не будет…

        Однако, ни через неделю, ни через месяц, встретиться Вениамину с Анной не удалось. Гражданская война, разгоревшаяся в России, походила на аптекарские весы, где каждый лишний миллиграмм давал перевес в ту или другую сторону. Порой бывало, что население городка ложилось спать при белых, а утром просыпалось при красных, а потом, ещё, в течении дня власть менялась дважды. Ожесточенные бои противоборствующие стороны вели в чистом поле, а города сдавались и занимались, как правило, без лишних выстрелов. И белые и красные армии, щадили население и инфраструктуру российских городов.

        В пятницу, 11 января, красноармейцам удалось ворваться в город Уральск. Получил серьёзное ранение в живот генерал Мартынов, которого эвакуировали с поля боя. Казачьи части, оказавшись без командующего, начали спешно покидать город. На следующий день перегруппировавшись, казаки отбили город у красноармейцев, но вместо того, чтобы занять круговую оборону, кинулись по домам проведывать своих родственников. Красные части воспользовались безрассудством противника и снова захватили город Уральск. Казачьи полки отступили за реку Чаган, и закрепились в Стуринском посёлке, по берегу протоки Ревун.

       Во вторник, 15 января, собрав все силы в единый кулак, казаки повели наступление на Уральск. Только успели пересечь Белкин остров, как были встречены плотным артиллерийским и пулемётным огнём. Казачьи полки начали отход в район Круглоозёрного и на Бухарскую сторону Урала…

       Вениамин оказался в Уральске в праздник, Сретение Господне, 2 (15) февраля. Под видом крестьянина – переселенца с зауральной стороны, он, якобы, привёз сено на продажу. Поместив свой воз в первом ряду на Сенном базаре, Вениамин подошёл к тумбе с объявлениями, где красовался приказ № 2 местной Чрезвычайной Комиссии, следующего содержания:

       «Уральская Областная Чрезвычайная Комиссия настоящим объявляет, что самочинных обысков и арестов без предъявлений мандатов от Чрезвычайной Комиссии быть не должно. Всех лиц, производящих обыски без мандатов у граждан г. Уральска, Комиссия просит задерживать и препровождать таковых в Комиссию, помещающуюся угол Б. Михайловской и Крестовоздвиженской улиц в д. 97.
      За расхищение гражданами как муки, мяса и пр. продуктов будут караться по закону военного времени.
                Председатель Комиссии В.Вильдгрубе.
                Вр. и. о. Секретаря…».

        – Ты смотри, и здесь мы отстаём от нашего противника, – подумал Вениамин. – Приказ вышел 2 февраля, а действует уже 13 дней. Какую всё же сумятицу внесла революция в наши головы. Красные живут по новому стилю, мы упорно цепляемся за старый, Юлианский календарь…

      На Сенном базаре Вениамин ожидал встречи с агентом, которого оставил в городе генерал Ерёмин. Кто именно придёт, он не знал. Агент должен был услышать условный пароль от продавца сена, после чего он доставал из кармана хорошо знакомую Вениамину вещицу. И опять следовал условный отзыв. Конспирация была нехитрая, но достаточно надёжная…

       – Почём ваше сено, товарищ? – услышав вопрос, Вениамин аж вздрогнул от неожиданности, а когда обернулся, увидел перед собой пожарного.

       – Дёшево не отдам, детей кормить нечем! – отозвался Вениамин.

       – Сено ваше дюже понравилось, – после этих слов пожарный достал из кармана серебряный портсигар и вынул из него папиросу. – Отойдёмте в сторонку, покурим, да о цене на сено сговоримся.

      Вениамин облегченно выдохнул; это был агент, которого он ожидал. С базара, они направились в Михайловскую пожарную часть, где Вениамин должен был свалить сено и получить необходимую информацию. Советская власть не стала расформировывать старую пожарную команду, а лишь ввела в её состав комиссара, который не отходил ни на шаг от брандмейстера.

      – Здесь список возможных членов подпольной организации, гляньте! – с этими словами Вениамину протянули листок, в котором он увидел знакомые имена. – Конспирации ради, сюда включили некоторых иногородних, вроде, на получение карточек на керосин. Думаю, отличить их от наших уральцев не составит особого труда. Мы специально подобрали фамилии с окончаниями на «ый», «ий» и «ко».

       – Веселов Прохор, это не тот ли, который служил классным фельдшером в войсковой больнице? – спросил Вениамин.

        – Так точно, он самый и есть! – ответил пожарный.

      – Исключить из списка! – потребовал Вениамин. – Мало того, что старик, так он ещё и болтлив не в меру, а это для нашего дела недопустимо.

       – Слушаюсь! – ответил пожарный и добавил. – Тут, ещё такое дело, как бы деликатнее сказать. У генерала Ерёмина красноармейцы мать убили…

       – Да, натворили дел большевики! – вздохнул Вениамин. – Город, как – будто вымер. Улицы совсем пустые стали. Пстрели – те, заразой!

       – Выдели бы вы, что здесь творилось до приезда нового командующего 4 – ой армией, – заметил пожарный. – По слухам, бывший царский генерал! Вроде, Фрунзев, его фамилия. Скоро порядки навёл, красноармейцы по струнке ходят. И нам дал свободу служить, почти как раньше было.

       – Вы попусту на рожон не лезьте! – строго приказал Вениамин. – Придёт час, дадим знать, что делать. Пока же, копите силы и добывайте оружие.

       Выгрузив сено во дворе Михайловской пожарной части, Вениамин направил повозку к дому своего дяди, Ипатия Дудакова. Сердце тревожно колотилось и того гляди, грозилось выпрыгнуть из груди. Подъехав к калитке, он постучал униной по дощатым воротам и громко спросил:

         – Хозявы, на фатеру пущате?!

       Из сеней вышла женщина в черной одежде и согласно махнула рукой. Вениамин открыл две створки ворот и завёл повозку во двор, где распряг лошадь и привязал её к саням. Достав из саней нехитрые пожитки, он вошёл внутрь родного дома, который пугал зловещей тишиной. В глубине дома, у святых образов, стояла на коленях и молилась Катерина. Дяди Ипатия нигде не было. Это сразу насторожило Вениамина, и он молча прошёл в горницу.

       – Тётя Катерина, доброго здоровья! – нарушил молчание Вениамин. – Где же дядя? Неужели…

        – Веня, родной! – Катерина услышала знакомый голос и обернулась. – Нет больше с нами Ипатия Ипатьевича! Молюсь вот, каждый день за упокой его души. Слёз нет, все выплакала ещё до девяти дней. А ты совсем чужой стал. Я тебя только по голосу и узнала. Прости, Христа ради, что не уберегла твоего дядю…

         – Война, тётя Катерина! – только и смог сказать Вениамин, как слёзы сами хлынули из его покрасневших глаз. – Как же так, случилось?

       – Солдаты, убили Ипатия! – сказала Катерина. – После твоего отъезда, он записался в дружину к старику Мокею Кабаеву. Сходил с ним на фронт и живым вернулся домой. А когда антихристы пришли с обыском, ухватился руками за полушубок, который понравился одному солдату. Тот к себе тянет, Ипатий к себе. Так, второй солдат молча взял и ткнул штыком прямо в живот Ипатию. Ладно бы один раз, а то тыкал до тех пор, пока Ипатий полушубок из рук не выпустил. Взяли полушубок, пимы новые и ушли, а в избе весь пол кровищей залило, ступить негде. Ипатий, даже не мучился, сразу Богу душу отдал. Я ему глаза закрывала, а он мне улыбался сквозь бороду…

        – Где же похоронили дядю? – спросил Вениамин, вытирая слёзы.

       – За Спасо – Преображенской церковью, в ограде, – проговорила Катерина. – Благо, сват Чалусов помог. Пошёл с письмом от Василия к коменданту города, тот и разрешил похоронить по – людски, на кладбище. А то всех, кого красные солдаты убили, в одну яму зарывали…

       – А причем тут, Василий Чалусов? – задал вопрос Вениамин. – Его же, с кой поры в городе нет.

         – Приехал недавно, – заявила Катерина. – У антихристов служит…

          – Ништо в Красную армию записался, шурин? – спросил Вениамин.

        – Он давно якшался с большевиками! – сказала Катерина. – Ипатий всё свата расспрашивал, но тот отнекивался. Порфирий письмо получил от сына, где тот признался родителям, что вместе с большевиками делал революцию на Дальнем Востоке. Это, ещё год назад было, но молчал до этого времени. А сейчас Василий, в штабе армии, большой начальник. Только теперь он уже не Чалусов, а стал Ароновым. Сват сказал, что Василий фамилию жены взял, чтобы свою не позорить службой у большевиков…

       Два дня караулил Вениамин на Большой Алексеевской улице, когда появится у штаба армии его старинный товарищ Василий Чалусов – Аронов. Наконец, в большой группе военных, вышедших из здания штаба, он увидел знакомое лицо. Действительно, судя по добротной офицерской шинели и портупее, к которой были прицеплены кобура нагана и кавказская шашка, Василий занимал весомый пост в штабе красных. Вениамин осторожно пошёл за этой группой, которая после «царских» ворот на Туркестанской площади, начала расходиться в разные стороны. Возле дома Карева, который теперь занимали советские учреждения, Василий остался один. Куда он пойдёт дальше, Вениамин уже догадался: за углом, через два квартала, в своём доме проживали Чалусовы. Этот район был хорошо известен Вениамину и он, подойдя в вплотную к Василию, приставил ему под левую лопатку ствол револьвера.

       – Тихо, Вася, не оглядывайся! – скомандовал Вениамин. – Ныряй в эту подворотню и не оборачивайся. Пстрели – те, заразой!

       – Веня, какими судьбами? – изумился Василий. – Почему мне нельзя обнять товарища детства и родственника?

       – Не оборачивайся, Вася! – ещё раз повторил Вениамин. – Я здесь по долгу службы, поэтому будет лучше для нас обоих, если ты ответишь на мои вопросы.

       – Ладно, будь по – твоему, – согласился Василий. – Только не тычь мне в спину револьвером. Пстрели – те, заразой!

      – Ну вот, узнаю Васю Чалусова! – обрадовался Вениамин. – Скажи – ка, старый товарищ, кто командует вашей армией?

      – Фрунзе, Михаил Васильевич! – ответил Василий.

      – Правда ли, что он бывший генерал?

       – Нет, он даже офицером никогда не был, – ответил Василий. – Я знаком с Фрунзе три года и не замечал за ним никакого отношения к старой армии. Начальник штаба армии, тот да, бывший царский генерал, Новицкий…

        – Куда будет нацелен главный удар красных войск?

        – Фрунзе дал войскам передышку, – ответил Василий. – Ждёт приезда из Москвы какого – то Чапаева. Больше, хоть убей, ничего не знаю!

       – Ладно, спаси Христос и за это! – похлопав по плечу Василия, сказал Вениамин. – Стой здесь, не оборачиваясь, с четверть часа, потом ступай домой. И не рассказывай никому о нашем разговоре. Пстрели – те, заразой!

      Помимо военной власти в Уральске действовал Революционный комитет, который занимался разграблением имущества войска и жителей города под видом экспроприации. В Москву и Петербург началась отправка тысяч пудов хлеба и сотен пудов мяса. Прямо на глазах Вениамина было отправлено 33 вагона с продовольствием в центральную Россию. Город на глазах обретал облик военного лагеря, куда ежедневно прибывали свежие части. Во главе Николаевской дивизии был поставлен новый начдив А. Г. Сапожков, который сразу же нацелился наступать вдоль реки Урал, по дороге на Гурьев.

       – Тогда куда же определят старого знакомца, Чапаева, – подумал Вениамин. – Ништо, Фрунзе ему приготовил особое место? Нужно дождаться его назначения, тогда и восвояси отправляться можно.

       Во вторник, 13 (26) февраля, приказом по 4 – ой армии, начальником Александрово – Гайской группы красных войск был назначен, покинувший Академию Генерального штаба В. И. Чапаев. Уже на следующий день, Чапаев выехал по железной дороге через станцию Урбах в Александров Гай. Следом за ним, покинул Уральск и есаул Алаторцев, который по Бухарской стороне Урала поспешил к Лбищенску, надеясь найти штаб командующего Уральской отдельной армией генерал – лейтенанта Савельева. После взятия красными войсками Щаповского посёлка, на фронте опять установилось относительное затишье, которым обе враждующие стороны распорядились по – своему.

       – Успеть бы добраться в штаб армии до наступления большевиков, – размышлял Вениамин. – Где искать штаб, ума не приложу, но по – любому нужно попасть в Лбищенск, откуда можно по телефону связаться с Гурьевым или Сламихиным. Предупредить бы полковника Бородина о Чапаеве, чтобы не снимал с фронта резервы…

       В среду, 14 (27) февраля, Командующий войсками Гурьевского района генерал – майор Толстов обратился к союзникам – киргизам Зауральной стороны – со следующей просьбой о безвозмездной помощи:
       «Вследствие призыва всех казаков Гурьевского района на Уральский фронт, является крайняя нужда в строевых лошадях, в которых в низовых станицах ощущается большой недостаток, а потому штаб фронта обращается к своим соседям киргизам Зауральной стороны с призывом пойти навстречу казакам и жертвовать им лошадей, если от станичных комитетов обороны будут присланы обращения с просьбой об этом, за всяческое пожертвование будет принесена глубокая благодарность».

      – Все бы так, как Толстов радели за войско, глядишь и Уральск отстояли! – заявил Маркелов на совете старейшин. – До каких пор будет двоевластие в войске? Пора созывать Экстренный Съезд и поднимать вопрос об избрании войскового атамана. Пстрели – те, заразой!

       – Если изберём войскового атаман, то на кой ляд нам Съезд нужен? – задался вопросом Фиогний Жигин. – Если избирать, так сразу диктатора!

      – Непременно, так! – поддержал товарища Маркелов. – Только не будем ставить телегу впереди лошади. Сначала Съезд изберёт атамана, а потом он его распустит…

         – Господа старики, а кого отправим к Толстову? – спросил Мин Фофанов. – Может моего племянника Фаддея пошлём?

       – К Толстову поедет Вениамин Алаторцев! – объявил Карп Маркелов. – Он днями приедет с фронта, его и пошлём, старики!

       В субботу, 23 февраля (8 марта), красные войска, наступавшие по левому берегу Урала, перешли на правый берег и заняли посёлок Кушум, оказавшись в тылу у казаков. Опасаясь окружения, казачьи полки снялись с фронта и спешно отступили к Бударинскому посёлку, бросив 7 орудий и 17 пулемётов. Красные видя, что казаки деморализованы, усилили нажим и 2 (15) марта, после боя захватили город Лбищенск. Вениамин и Анна узнали об этом, будучи в Каршинском посёлке, где остановились на ночлег. Положение Уральской отдельной армии сделалось критическим, а войсковая территория сокращалась на глазах, словно снежный покров в степи с приходом тепла.

      – Веня, что теперь станет с нами? – с испугом спросила Анна. – Неужели скоро конец всему? Ведь, большевики не жалеют ни старых, ни малых!

       – Успокойся, родная! – Вениамин прижал Анну к своей груди. – Двум смертям не бывать, одной не миновать! До Гурьева далеко, а там у Толстова ещё достаточно сил, чтобы сопротивляться нашествию большевиков. Скоро весна и в дело вступит наша конница. Тогда и посмотрим, кто кого одолеет. Нам бы с тобой, поскорее добраться до Соколинского, а то Карп Маркович меня уже заждался. Пстрели – те, заразой!

       В воскресенье, 3 (16) марта, большевистская газета «Яицкая правда», в передовицу поместила статью «Ликвидация Уральского фронта», в которой уже начала «трубить» о победе над Уральской отдельной армией:

       «… сознательные трудовые казаки отказываются сражаться против Советской власти, – писала газета. – Целыми полками переходят они на нашу сторону. Лишь только вчера нам пришлось беседовать со сдавшимися в плен казаками из Кушума, Чагана, Владимировки, Скворкина и других местностей. Среди оставшихся ещё верными «войсковому правительству» частей происходят волнения».

       Войсковое правительство во главе с Г. М. Фомичевым и Войсковой Съезд под председательством подъесаула Б. Д. Кирпичникова потеряли контроль над ситуацией. Деморализованные военными неудачами казаки прекратили подчиняться штабу генерала Савельева, которого все считали иногородним. В это же время, есаул Алаторцев, в сопровождении вахмистра Черноярова и урядника Климахина, на рысях спешил в сторону Гурьева, к генерал – майору Толстову, чтобы передать ему приказ совета уральских старейшин.

       – Владимир Сергеевич, ваш час пробил! – сообщил Вениамин генералу Толстову. – Старые люди уже в Калмыкове, готовят проведение Войскового Съезда. Ждут вашего приезда. Баллотировка будет обеспечена…

       – Прекрасно! – спокойно ответил Толстов. – Всегда готов послужить на благо родного войска. Пстрели – те, заразой!..

       В понедельник, 11 (24) марта, Войсковой Съезд в Калмыкове завершился избранием Войскового атамана и составлением следующего документа:

       «Постановление экстренного съезда Уральского казачьего войска на 11 – е марта 1919 года. Войсковой съезд заслушав приговора частей и станиц об избрании войсковым атаманом генерал – майора Владимира Сергеевича Толстова.
       Постановил: означенные приговора утвердить и генерала Толстова считать избранным на пост войскового атамана Уральского казачьего войска с правами, означенными в постановлении съезда от 10 – го марта сего года.
        № 619.
         Подлинное подписали:
         За председателя Войскового Съезда        П. Овчинников
         Товарищ его                Иванаев
          Секретарь                Истомин».

       В тот же день, вновь избранный войсковой атаман Толстов распустил Войсковой Съезд, за его ненадобностью. Атаман реорганизовал высшее управление в Уральском войске. В своём первом приказе он обратился ко всем уральским казакам с такими словами:

      «Волею Войска, по желанию фронтового казачества, по приговорам станичных обществ и по единодушному постановлению Войскового Съезда – я сего числа принял должность Войскового Атамана.
       Всю неограниченную власть военную и гражданскую, предоставленную мне Войском, как над жизнью и смертью воинских чинов, так и над гражданским населением Войсковой территории, я направляю по велению совести, на то, чтобы спасти Войско от гибели, и на то, чтобы дать возможность родному казачеству и народу русскому заняться свободным устроением земли нашей, путём участия в свободно избранном полноправном Всероссийском Учредительном Собрании…».

       – Ништо не поддержит войско Толстова? – с сомнением в голосе спросил Карп Маркелов. – Может не стоило плетень городить, а, Вениамин?

        – Недовольные всегда найдутся, Карп Маркович, – ответил Алаторцев. – Чем есть, хуже то не будет. Даст Бог случится чудо и Войско ещё воспрянет в борьбе! Нам бы сейчас фронт удержать. Пстрели – те, заразой!

       В пятницу, 15 (28) марта, в Мергеневе собрался Комитет депутатов от фронтовых частей, во главе с урядником Спириным. Комитет заявил, что берёт на себя управление Уральским войском и принял решение прекратить сопротивление красным войскам. Большинство офицеров, испугавшись расправ, покинули свои части и бежали с фронта в Сахарный, где находился штаб Уральской отдельной армии.

      Накануне этих событий, в Мергенев, в обличие торгового казака, прибыл есаул Алаторцев, и встал на постой в доме бывшего станичного атамана Краденова. Побывав на заседаниях Комитета, послушав там споры казаков, Вениамин пришёл к выводу, что единства среди них нет. Верховодил там урядник Спирин, которого поддерживали несколько таких же горлопанов, как и он сам, а основная масса депутатов занимала нейтральную позицию.

      – Василь Митрич, подскажи как мне поступить? – обратился Вениамин за советом к старому уряднику. – Не сегодня – завтра сюда новый войсковой атаман пожалует, а здесь настоящая буза. Пстрели – те, заразой!

      – Отрезать язык этому Спирину и дело с концом! – выпалил Краденов. – Я его помню, когда он был псаломщиком в Горячкиным посёлке. Ему, палец в рот не клади, а, ещё, забияка и драчун!

        На следующий день, 16 (29) марта 1919 года, в Мергенев прибыли два красноармейца и один штатский, землемер Кондэ из Новоузенска. В здании школы, где собрался митинг, они вместе с депутатами от казачьих частей вырабатывали условия сдачи. Жаркие споры продолжались до тех пор, пока на митинге не появился новоизбранный атаман в сопровождении офицеров штаба и полковника Кириллова, командовавшего частями 2 – й Уральской казачьей дивизии, державшей фронт под Мергеневым.

        – Братцы, я ваш новый атаман! – выкрикнул Толстов, заглушая спор. – От имени старых людей приказываю вам прекратить бузу и арестовать красных провокаторов! Не время митинговать, когда Родина в опасности!

       – Мы тебя самого арестуем, атаман! – огрызнулся Спирин и с кулаками пошёл на Толстова. – Казаки, бей господ офицеров!

       Вениамин вынул из – за пазухи наган и выстрелил от живота. Пуля угодила Спирину между глаз и он, даже не вскрикнув, рухнул на пол. Выстрел вмиг отрезвил горячие головы казаков, и они застыли в растерянности.

       – Слушай команду, братцы! – огласил Толстов. – Арестовать красных провокаторов и предателей уральского казачества!

       Храбрость и решительность войскового атамана Толстова, который приказывал от имени старых людей, благотворно подействовала на умы митинговавших казаков, и они сразу кинулись выкручивать руки красным посланцам и своим казакам – смутьянам. Зачинщиков смуты было не так уж много, но казаки отделили их от красноармейцев и землемера Кондэ, давая понять атаману, что без суда не допустят расстрела своих казаков.

       – Ладно, братцы, будь по – вашему! – махнул рукой Толстов. – Этих, троих большевиков, немедленно расстрелять, а своих смутьянов выпороть и отдать на поруки станичным старикам!

         – Братцы, ура войсковому атаману! – закричали казаки. – Ура!!!

      Вениамин стал свидетелем, как на глазах произошёл перелом в сознании заблудших уральцев. Вернувшиеся офицеры начали наводить порядок в частях. Глаза казаков вновь загорелись желанием очистить свою землю от большевиков. Хотя, запаса патронов, кроме розданного на руки, не было.