Свет в окошке...

    “Вылитый муж…” - думала Мила, глядя на новорожденного сына в роддомовской палате.
И хоть имя это - было только частью имени ее собственного, а на самом деле - звали ее иначе, самой ей казалось, что больше подходит именно это, так хотелось быть милой и любимой в своей семье.
Однако хочется - одно, а можется - другое. И пошла ее жизнь как-то не так еще смолоду : в родительском доме, школе и потом - в институте, откуда ей всегда хотелось поскорее сбежать.
     Не странно, что лучшим выходом из этого состояния было - “сбежать” замуж за молодого офицера, такого же одинокого парня, как и она, и, уехав с ним в воинскую часть, приобщиться к новому окружению в новой, совсем неизвестной, обстановке.
     Всё и вправду складывалось по-новому : ее молодая семья, беременность, служба мужа и их общий быт… Но также неожиданно иначе складывались её семейные отношения, как потом оказалось - с человеком духовно и физически ей чуждым, к которому однако она все равно пыталась подстроиться, чтобы чувствовать себя счастливой хоть иногда.
Вместе с тем, особенности армейской жизни, где наравне с отсутствием удобств - сплошь и рядом - грубость и чванство, стали еще одной неодолимой преградой в их семье, и оттого в этом, пусть и новом, но по-прежнему чужом ей мире она, как и раньше, была сама по себе : хоть на людях, хоть у себя дома, где существовали, будто вместе и порознь, она и пара чуждых ей людей.
     Но мир меняется, и в их мир тоже пришли перемены : несчастный случай и, в результате, инвалидность и комиссация мужа вернули их в русло уже знакомой гражданской жизни, когда, используя льготы офицера-инвалида, они переехали в  южный приветливый город, где их ждала новая обустроенная квартира и работа по специальности.
     Здесь-то, казалось, имея все необходимое и общего ребенка, можно начать жизнь заново... Но, увы, отношения в семье не изменились к лучшему, а напротив - даже ухудшились. Непонимание переросло в непримиримость, непримиримость - в раздражительность, а искалеченный муж, все больше переживая свою травму и, казалось, не чувствуя себя прежним главой семьи, все искал теперь в глазах и поступках жены не прежнего сочувствия, а подтверждения ее пренебрежения, неверности или чего-то другого, что, как ему казалось, давало теперь повод и полное право постоянно злиться и временами - пить...

    - Знаете, Сергей Николаевич, - обратилась она к новому сотруднику, когда тот,  войдя в отдел, усаживался за стол, - мне сегодня изменил муж... Я забыла что-то утром в спешке, а когда вернулась, застала его с какой-то девицей... в нашей постели...

     Это необычное в нормальном обществе сообщение, сказанное ровно и почти без эмоций, похоже, повторялось в тот день уже не один раз и потому показалось человеку странным. Он с некоторой очевидностью понял, что это ее видимое пренебрежение правилами и якобы намеренное принижение значения того, что случилось, было ничем иным, как желанием скрыть свои настоящую боль и отчаяние и, возможно, являлось единственным способом эти чувства как-то ослабить, приобщив к случившемуся еще и других. Надеялась ли она на чью-то реакцию или поддержку со стороны или просто ждала от других сочувствия, наверное, и сама она не знала.
Но, слушая обращенное лично к нему, он догадался, что именно с ним она хотела в этот раз поделиться и все же, сознавая их чисто рабочие отношения, не могла сделать этого иначе, как только при остальных.
     Что мог он ей тогда сказать и чем помочь, уже давно привыкший к чужой и собственной неверности, разочарованный во многом человек ? И разве нужно было, вообще, ему что-то делать ?..

     Их, внешне служебные, отношения с тех пор обрели иную форму и стали чем-то неопределенным и, в то же время, очевидным и необходимым, установив между ними близкую связь. Их редкие и короткие встречи у него или, украдкой, на территории цеха давали ей, казалось, отдушину, тот важный “передых” в ее жизни, когда она могла быть и любимой, и милой с кем-то по-настоящему ей дорогим... А он... Он просто отвечал ей взаимностью...
     Нужно ли было ему еще и это, новое, приключение в, и без того непонятной, его жизни ? Что мог он ей дать и что получал от этого сам, впутываясь в сложные, и ненужные ему совершенно, чужие семейные дела ?..

     Между тем шло время, и однажды его профессионализм и настойчивость дали результат, а карьера обрела новые очертания.
Получив повышение и перейдя на другую, перспективную работу, он, теперь уже управляя многими людьми и чувствуя новые возможности, увлекся ветром перемен и хотел во всем этим переменам соответствовать...
А прошлое… постепенно отдалялось, как бывало уже не раз…

     Возвращаясь как-то с работы, зашел он, между прочим, в парк, где после долгого перерыва ждала его Мила и где рядом, на детской площадке, возможно, играл ее сын.
Как и прежде на людях, не выражая эмоций и делая вид, что случайно встретились, они говорили каждый о своих делах, и он, теперь поглощенный новой жизнью, все куда-то торопился и посматривал, извиняясь, на часы...

    - Ты - свет в моем окошке… - проговорила она уже на прощание не то ему, не то - себе, как будто следуя какой-то своей навязчивой мысли, посетившей ее вновь и, очевидно, связанной с тем, что было между ними раньше.