Настя, наследница

В общем, Люба избавилась от опеки. Контролируемая мамой Насти и учителями школы, она жила одна. Причем принципы, заложенные  в детстве, во времена нормальной семьи и нормального воспитания, взяли верх над пубертатной вольницей.
 Быстро пролетели два года. Настя и Люба стали совершеннолетними. У них и дни рождения были в одном месяце – у Насти 12 мая, у Любы 19.
Настя готовилась к выпускному балу – первому балу в своей жизни. Раньше были танцульки на дискотеках. Никакой торжественности! Да и желающих ее пригласить на медленный танец было… не было! А скакать без партнера под модную музЫку Настя тоже не слишком обожала.
Но в этот день – день свободы от школы и предвкушаемая впереди студенческая вольница. Ах, как надоели мамины вечные поучения. Она права, но занудила окончательно.  Мама не понимает главного, что все равно каждый ребенок набьет собственные шишки.
Ошибаешься, Настя. Мама понимает. Она и нудит только для того, чтобы ты не набила трагических шишек!
Вертясь пред зеркалом в шикарном бальном платье - мама расстаралась, Настя с огорчением рассматривала свои волосы. Пегие, серенькие, жирненькие. А ведь волосы это главные женский манок! Женщин заставляли и заставляют носить платки как раз, чтобы они не соблазняли мужчин своими волосами и не опутывали их волшебными путами.
И что делать?
Тихо вошла в комнату Соня и залюбовалась дочерью. Та совсем не понимает, насколько она красива.
- Как тебе нравится платье? Хорошо ли сидит?
- Мам, это шедевр!
Платье и правда было баснословно. Принцесса с пышной юбкой из очень красивого и дорогого кружева цвета слоновьей кости.
- А что это за кружево, мам? Я такого никогда не видела.
- Это кружево из Бельгии. Называется Дюшес. 
- Боже! Какие слова! – Девушка еще раз изящно покрутилась перед зеркалом. – Кружево Дюшес. Мама, ты его, надеюсь,  не ан секонде купила? Что то мне не хочется идти на первый взрослый бал в  моей жизни в платье с чужого плеча.
- Они и правда с чужого плеча, Настя. Но с того плеча с кого надо плеча.
Девушка не понимающе уставилась на мать.
- Пошли на кухню. Попьем чаю, и я тебе расскажу историю нашей семьи.
Янтарный чай дымился в вынутых из серванта чашек. Мама этот сервиз берегла, как зеницу ока. Ни разу, ни к какому праздничному столу не подавался этот сервиз. Насте позволялось в детстве многое, но только нельзя было трогать сервизов, хрусталей и куклу, сидящую на шкафу. Эта кукла была трофейная, немецкая. Ее в 45 году из Германии привез в подарок своей дочери солдат. Фарфоровая красотка с ослепительно-синими глазами и каштановыми волосами притягивала вожделенные взгляды девочки. Но мама строго сказала:
 - Ты еще мала, чтобы понимать ценность этой куклы. Ее твоя бабушка Марыся  – уже тринадцатилетняя девушка боялась брать в руки, чтобы не разбить. Это очень хрупкая красота. Когда ты вырастишь, то поймешь это.
Маленькая Настя не хотела понимать того факта, что в мире существуют игрушки, в которые нельзя играть. И все же не осмелилась трогать куклу.
- Я несколько раз тебе говорила. Что ты не просто бедная Настя – ты Анастасия Шиманская!
Мама взяла пустую чашку и перевернула ее, показав клеймо на оборотной стороне.
- Смотри внимательно, девочка, это твой герб! Герб твоих предков.
Настя с изумлением стала его рассматривать – львы держали щит, увенчанный короной, а над короной еще и лебедь расправлял крыла. Были еще какие то детали, но их рассмотреть было невозможно.
- Этот греб, почти королевский. – С изумлением сказала Настя.
- Ну, не совсем. Но очень близко к ступеням трона.
Дедушка твоего дедушки был градоначальником Варшавы и магнат. Всесильный ясновельможный пан, перед которым трепетали многие русские дворяне.
- Ладно, заливать то, мамочка. Польша тогда была всего лишь частью Российской Империи.
- Она была автономна. Да, входила. Однако, имела  свободу. Она только не могла объявлять войны.
- Но, мам, что там дальше то с нашими славными предками?
- К семнадцатому году, твой предок уже был свободен от государственных дел и встретил революцию в своем огромном поместье под Киевом. Немцы еще до красных комиссаров разграбили этот дворец.
Все мало-мальски ценное было украдено. Картины, даже мраморные статуи в парке – хотя и копии, но очень, очень хорошие. Немецкие офицеры – парни хозяйственные. Они бы и выбили из старика информацию, где хранятся сокровища Шиманских, да дед сбежал, переодевшись в пальтишко бедного еврея. Настолько старое и сальное, что ни у кого не появилось желания его отобрать. А в полы этого пальто были зашиты некоторые, самые ценные сокровища.
- А семья осталась?
- Обижаешь, девочка. Семья с начала войны уже жила в Петербурге. Там у них был большой дом. Да и дед ускользнул в последний момент. О судьбе дворца ему рассказал бывший управляющий, тоже чудом сумевший добраться до Питера (к тому моменту уже захваченном пьяной матросней с пьяной дезертировавшей с фронта солдатней.
Сама понимаешь, что и революция ни давала ни малейших шансов, сохранить не только сокровища, но даже и жить достойно. В банках Цюриха у магната лежало денег предостаточно. Вот только с началом революции они  превратились груду бесполезной бумаги. Дед ругал себя за недальновидность – доллары надо было покупать и английские фунты. Но, поздно…  Много чего дорого и уникального улетело на черном рынке за еду. 
Жизнь становилась все хуже и хуже. Дом, конечно же, отобрали  новые хозяева жизни. Переселились о флигелек, где ранее обитала семья их сторожа. Его семья, по законам всемирного оксюморона переселилась во дворец.
Однажды, ночью заявились, и сам сторож, ныне коммисар, парочка его рослых сыновей. В тот момент в сторожке была только мать с детьми. Отец и сын уехали добывать пищу. Их тогда называли мешочники.
Б.У. сторож потоптался потоптался, прикрикнул на детей двухметрового роста, и ушел несолоно хлебавши. Сообразил, что полячишки эти и дом в Варшаве потеряли и имение разграблено. Да и деньги в банках сгорели. Золотишко с камешками попрятали? Вот только, старый сквалыга, его так припрятал, что этим бабам точно не доложился. Тьфу на них! Пусть живут. Тем более, что барин его никогда не обижал. Мишку с Васькой выучил – один ветеринар, второй счетовод.
- Это супруга. – Сторож опять сплюнул –  Оне  у нас теперь не Авдотья, а супруга попутала. Все нудила: – А где барские сокровища?  Ты на рожу свою побитую оспой посмотри. Сыновья сторожа тоже стеснялись поднять глаза. Мать заставила, а ведь ни она, ни ее дети не видели от бар ничего плохого. Пусть не ела она ананасов с Пармской ветчиной и не носила роскошные шелка и шубы, зато всегда была к столу и курочка и свининка, да и говядина по праздникам тоже была.
Дочка Наташка горничной работала – не надрывалась. И одета была и обута была и кушала хозяйское. Еще и  домой приносила. К замужеству получила солидные деньги на приданое. Вышла не за какого нибудь забулдыгу, а за мещанина Антипа Сергеева. Что имел небольшой, как сейчас говорится бизнес.
В общем обижаться на проклятых эксплуататоров сторож не мог никак. Баба чертова попутала. Мало ей того, что спит в барской кровати на белоснежных сатиновых простынях, а не на ситцевых, как у себя. Она еще и в дорогих шубах щеголяет – соболья накидка произвела фурор в доме Политкаторжан на балу по поводу годовщины Революции. Да и панталоны с вышивкой на ней барынины. И рубахи.
- Прости, мать! – Сказал сторож бывшей хозяйке большого дома. - Бес попутал. Живи. Будем с сыновьями защищать. Завтра бумагу привезу – никто к вам не сунется.
- Как интересно, - сказала Настя. – А что было потом?
- Потом они всей семьей переехали на Урал. В небольшой городишко. Скрыли происхождение. Экс-губернатор Варшавы быстро сгорел от рака. Главой семьи стал его сын.
Жизнь налаживалась. Вот уже и НЭП. Появились и товары и услуги. Но такая огромная страна не должна быть экономически зависима от мелких лавочников. Наступили опять суровые годы. Военный коммунизм назывались.
Семья выжила.  Женщины работали учителями в школе и преподавателями иностранных языков. Даже бабушка в свои 70 лет учила детей музык.
Сейчас я скажу парадоксальную вещь, но они были по своему счастливы – оказалось, что быть полезной пчелкой лучше, чем быть паразитом. Ведь, все эти барыньки были, по сути, существами паразитирующими. Доходило до того, что детишек своих они рожали и сразу сбрасывали на руки нянькам.
Прошло двадцать лет. Из того городка семья переехала в Загорск (так большевики назвали наш старинный Сергиев-посад) и уже тут твоя бабушка познакомилась с хорошим парнем из интеллигентной семьи. Однако, фамилию его брать не стала. Нельзя было, чтобы фамилия рода пресеклась.
К тому времени мужчины уже ушли из жизни. Один не по своей воле – его убили в подворотне за серебряные старинные часы. Он их не хотел отдавать. Но гопникам срочно требовалось на водку и вот… убили человека. Часы пропили – всего то три бутылки выручили. Шиманские их трепетно хранили – ими наградили  твоего прадеда за отличные успехи в учебе еще до Красного переворота.
Никогда, Настя, не связывайся  с алкоголиками! И с наркоманами. У них нет совести – они полностью в своем пороке. У них нет любви ни к кому – ни к жене, ни к детям. Ни к родителям.