Как мушка в капле янтаря Часть 5
ни боли – всё блаженно-немо...
Когда и вправду жизнь – поэма,
Не хочется писать стихи.
Ольга Горпенко
– Ура, Катенька, мне удалось поколебать уверенность Мирошникова в своей правоте. Похоже он действительно порядочный человек. Если ничего непредвиденного не случится, завтра возьмут препараты для анализа. Я чувствую, мы на пороге раскрытия тайны рождения этого загадочного ребёнка.
– Нужно держать пальцы крестиком и не вынимать их из кармана. А ещё три раза плюнуть через левое плечо и...
– Не признаю суеверий, уповаю на здравый смысл. На сегодняшний день в уравнении только одно известно достоверно – существование здорового мальчика, остальные факты под вопросом. Не представляешь, Катенька, как мне не терпится узнать истину. Просто зубы сводит. Только ты не волнуйся… вот. Допустим, что если… ну, ты понимаешь. Ведь и этого исключить пока невозможно... если я действительно отец, тогда как?
– Алименты платить будешь, прелюбодей. Ребёнок не виноват, что вы возвышенные чувства превратили в аттракцион. В любом случае нужно его вырастить и воспитать. Если это твой сын, значит я буду любить и того, и другого.
– Не обманываешь? Катенька, милая, как же я люблю тебя!
– Но-но! Знаю я вас, мужчин: на словах одно, а на деле…
– Как ты себя чувствуешь, не тошнит?
– Вроде нет. А чего это ты такой заботливый?
– Можно я наше чудо пощупаю?
– Кого там щупать, сама пока не чувствую. Алё, а ты часом не сомневаешься, что он твой?
– Чур, меня. Ни за что на свете. Может, в кино на радостях сходим?
– Можно и в кино. Родителям-то думаешь рассказать?
– После экспертизы. Нечего стариков даром напрягать. И ты не спеши своей матери писать. Успеем ещё. Свадьбу справлять будем или тихо распишемся?
– Незачем деньги тратить на бесполезные празднества. Мне ты нужен, а не ярмарка тщеславия.
– И то верно. Я ведь не признался, что за экспертизу платить мне. Придётся напрячься. Хорошо хоть, что Мирошников согласился. Не представляю, как бы я без его помощи. Ну что, идём, куда?
– В “Баррикады”, конечно. Там всегда что-нибудь новенькое крутят. Когда ещё удастся кино посмотреть на большом экране? Забыла уже, что такое кинотеатр.
– Стой тихо, не шевелись. Антоха, сын, ты меня слышишь? Я тебя люблю! Слышит…
– Почему Антоха? Меня-то спросил? Может Настенька. Или Кирилл. Нет, лучше Машенька. Зачем ты раньше времени цирк устроил? Так не честно. Если не научишься договариваться, не представляю, как мы с тобой сживёмся. Чтобы последний раз без меня принимал решение. Коллегиально нужно определять совместные действия, сообща, иначе какая же это семья? Всё понял, согласен?
– Слушаюсь и повинуюсь! Но ведь даже в таком виде ты предлагаешь диктатуру.
– На самом деле совсем не хочу делить с тобой величину значимости и власть. Ответственность должна быть коллегиальной, но не навязанной, а добровольной. На первый раз я тебя простила. Антон, значит Антон. Так тому и быть. Получатся, если девочка, то Антонина?
– Я бы до такого не додумался.
– Одна голова хорошо, а две – лучше. С тебя поцелуй.
– За что?
– Примирительный. В знак любви и согласия.
– Тогда ладно. Будем считать, что пришли к консенсусу.
– Ещё не пришли.
– Что опять не так?
– Как жить дальше будем? Мы студенты. На пятом курсе дипломную писать. Ребёнок – серьёзный тормоз. У тебя есть какие-то мысли на этот счёт?
– Давай сначала с одной проблемой разберёмся до конца. Работать буду я. Если что переведусь в другой институт на заочное отделение. Квартиру до родов снимать не будем, денег подкопим. Или к моим родителям поедешь. Они ведь пока не знают. Что скажут – неизвестно.
– Значит договорились?
– Ато!
– Не представляешь, как я боюсь рожать, просто ужас. Всё-таки первый раз.
– Я тоже боюсь. Давай вместе дрожать от страха? Уляжемся в постельку, обнимемся и…
– Ну, ты и плут, Венька. Так бы и сказал, что в кино не хочешь.
– Не то, чтобы не хочу, считаю, что со страхом нужно бороться радикальными методами. Сама сказала – коллегиально.
– Ты, случаем, не сексуальный маньяк? Ладно, сейчас попрошу девочек погулять. У меня для такого случая две шоколадки в тумбочке припрятаны.
– Какая же ты Катюха запасливая, а главное понятливая. И за что мне такое счастье привалило?
– Не подлизывайся. Сбегай лучше в магазин. Есть хочется, а у меня совсем ничего съедобного нет.
– Я мигом. Слушай, Кать, а мы это, того… Антоху не раздавим?
– Главное – меня не раздави.
– Как ты думаешь, мы будем счастливы?
– Я бы не стала задавать такой вопрос. Сегодня – да, определённо. Ведь тебе со мной хорошо?
– Ещё как. Понять не могу, как мы с тобой разглядели друг друга? Ведь столько раз могли потеряться, а всё равно вместе. Может, судьба намеренно закручивает такие лихие сюжеты, чтобы не скучно было, а то затоскуем в болоте обыденности, покроемся тиной…
– Эка, куда тебя дружочек занесло. Да ты не поэт часом? Где, у кого ты видел спокойную жизнь? Я такой не встречала. Ты же биолог. Должен знать, что жизнь – бесконечное соревнование: конкуренция, борьба, доминирование. Счастье – в постоянном движении и обновлении. Представь себе, что необходимо пятьдесят лет изо дня в день делать одно и то же, одно и то же: например есть шоколад и запивать его малиновым сиропом. Кошмар!
– Ты права. Мир меняется и мы вместе с ним. Только в толк не возьму: в чём наше истинное предназначение на Земле? Должен же быть в нашей с тобой любви хоть какой-нибудь смысл?
– А самой любви, одной, безо всяких там смыслов, тебе недостаточно?
– Я, если честно, вообще перестал себя понимать. Совсем. Сегодня ночью заснуть не мог. У Витьки на тумбочке томик Чехова лежал. Я в школе эту дребедень просто ненавидел, а тут зачитался. Выходит, что счастье – мираж, недостижимая, пусть и желанная мечта. Вот, Милка, например. Влюбилась в моего друга, от меня убежала к нему, а счастья так и не увидела. Или Алина. Она же, как лучше хотела, для себя, во всяком случае, а итог тот же: запуталась в собственных сетях. Допустим, сейчас всё выяснится и дальше она с Мирошниковым жить продолжит. Хорошо это? Как- то не очень на счастье тянет. Осадок в душе останется, продышаться не даст. А без кислорода, сама знаешь – не очень здорово. Рано или поздно затоскуют, начнут прошлое ворошить. Я вот думал: а если бы кто-то из них двоих со мной остался, хлебали бы удачу и благоденствие полной серебряной ложкой или тоже нет? Если по Чехову, то в любом случае ничего не изменилось бы в долгосрочной перспективе. Неизбежность разочарования всегда с нами. Мы её сами призываем и лелеем беспечным отношением к жизни. Печально, да?
– Зачем ты об этом задумываешься? Чехов – гений, но неисправимый пессимист. Давай верить в лучшее. У нас ещё будет время поговорить о судьбе. О счастье тоже. Иди уже, философ, а то сегодня без сладкого останешься. Девчонок надолго отправить не получится.
– Ты же сама этот разговор затеяла.
– Мне можно – я беременная. Или не знаешь, что в этом положении у девочек с головой беда случается? Погоди, немного: Антоха нас ещё петь и танцевать вокруг себя научит. Женщины, когда плод вынашивают, капризами живут: харчо с шоколадом, селёдка с мёдом, бутерброд с зубной пастой и всё такое. Набегаешься с моими хотелками, ещё ненавидеть начнёшь.
– Тебя – ни боже мой, не, да никогда!
– Не зарекайся. А говоришь Чехова читал. Не очень видно внимательно. Глубже копай. А то не знаешь – переоценка ценностей у каждого периодически происходит? Учёные говорят, что страстной любви отпущено природой три года, дальше уже что-то иное, но что именно – никто толком не знает. Не забивай голову. Скоро и без этого проблем прибавится. Скучно не будет, это точно. Принимать какие бы то ни было решения, менять кардинально жизнь, начинать поиски счастья в переломный момент, когда сознание и без этого буксует – глупо, даже опасно. Пользуйся тем, что рядом, что хорошо знакомо. Посмотри на меня. Я твоё счастье. Единственное и неповторимое. Пользуйся тем, что дают, пока не отняли.
– Я тебя обожаю. Умеешь настроение поднять. И не только настроение.
– Это потому, что у меня есть ты.
– А у меня – ты. Так я побежал?
– Только не очень быстро. Теперь ты обязан быть осторожным. Ведь нас теперь как минимум двое.
Удивительно, но с тех пор как Венька узнал о беременности Катеньки, она стала для него многократно привлекательней, желанней, роднее. Девочка виделась ему более хрупкой, более беззащитной, изящной, нежной, страстной, женственной.
Она стала больше улыбаться, но как-то смущённо, словно извинялась за что-то. И прижималась вовсе не так, как раньше – крепче и чувственней.
Неужели действительно боится? Но чего именно: непредвиденного исхода генетического исследования или того, что не сможет забыть саму ситуацию, независимо от её исхода?
Иногда Веньке становилось не по себе. Судьба, оказывается – предельно хрупкая, непрочная конструкция, с трудом поддающаяся балансировке, да и то ненадолго. Она похожа на биллиардный шар, нависающий над лузой: одно неверное движение, дуновение воздуха – он упал.
Юноша рассматривал себя в зеркало и ничего такого, что может вызвать её смущение, не заметил. Те же глаза, разве что в них появились следы пережитых катастроф и драм личного характера.
Неужели он совсем перестал понимать, как и почему реагируют женщины на жизненные обстоятельства? Ведь сама пришла после нечаянной ссоры, сама извинилась.
Иногда от её прикосновений мурашки бегут по всему телу, устремляются глубоко под кожу, проникают внутрь каждой клетки. Тогда Веньке кажется, что они обменялись чем-то настолько важным, что стали одним целым.
Но почему никак не удаётся объединить действия и стремления?
Венька чувствует себя счастливым, а девушка грустна и задумчива. Что не так-то?
Лично ему от осознания сопричастности становится особенно радостно. В воображаемом будущем видится шикарная квартира, в которой он, она и малыш: сын, который как две капли воды похож на него, на Веньку.
Юноша отчётливо видит огромную белую кровать, Катеньку в прозрачной воздушной тунике…
На этом моменте изысканная обстановка и фантастический антураж растворяются, зато проступает узнаваемое ощущение упругой нежности молодого податливого тела. Окружающая реальность исчезает из поля зрения, зато неудержимо нарастает желание близости.
Для достижения пика чувственности нет необходимости разглядывать мираж, прикасаться к нему. Действия происходят в мире иллюзий, но гораздо реальнее, чем на самом деле.
Венька ощущает не воображаемую диву, а реальную Катеньку каждой клеточкой живого тела. Она отвечает тем же, истекая игривыми соками, наполняясь единым с ним желанием.
Беспокойная студенческая жизнь не балует эротическими излишествами. Постельные приключения случаются крайне редко. Может это является основным фактором такой небывалой чувствительности и обилия фантазий?
Образное и эмоциональное видение в этом замечательном возрасте, когда удаётся сходить с ума от одного лишь запаха партнёра, действует безотказно.
Когда он начинает думать о девочке, мысли из головы утекают как вода из решета, превращаясь в видение отдельных, особенно привлекательных деталей.
Например, грудь. Или точёные ножки, гладкие, как первый лёд на реке.
На некоторые особенности женского обаяния даже смотреть стесняется, хотя не раз и не два прикасался к ним, знаком с упругой мягкостью, с удивительным запахом, даже вкусом.
Катенька видится ему идеальной.
Представлять любую черту милой девочки мучительно приятно, бесконечно сладостно, изнурительно заманчиво, невыносимо чувственно, томительно прекрасно. Эротично, соблазнительно, аппетитно. Ух-х-х!
Любой из этих эпитетов описывает лишь малую толику её неоспоримых достоинств.
Он хочет её всегда и везде, тем более, когда девочки нет рядом.
Венька понимает, что это не вполне нормально, но ничего не может с собой поделать. Катенька зовёт его, провоцирует чувственность, остановить яркость которой невозможно. Ничего более ценного для него просто не существует.
Может показаться, что парень помешался на эротике и сексе, стал наркоманом вожделения. Это совсем не так. Огромная часть личного времени уходит на мечты о том, что и как сделать для возлюбленной.
Он думает о Катеньке всегда и чем глубже проникает в тайны её сознания, тем сильнее влюбляется.
Ожидание результатов экспертизы оказалось невыносимо томительным занятием.
Венька каждый день приходил на кафедру к Мирошникову и безмолвно вопрошал о результатах, стараясь не приближаться, чтобы не раздражать лишний раз.
На выходе из аудитории Веньку встретила вконец расстроенная Алина. Куда делась её фирменная самоуверенность, решимость пробиваться и преуспевать?
Честно говоря, парню совсем не хотелось с ней общаться. Обида и прочие эмоциональные проблемы ушли далеко в прошлое, хоть и оставили в душе довольно глубокий след, но чувства растворились бесследно, как утренний туман.
Возможно, никакой любви не было, а объединяла их лишь увлечённость, любопытство, приобщение к тайне единения полов, животная, первобытная страсть?
Нет, не так: Венька любил Алину беззаветно, всей душой, мыслил и жил категориями восторженного максимализма, выстраивая не только отношения, но и планы на будущее, которое казалось безбрежным, солнечным.
Глубокие чувства забыть в одночасье невозможно. То, что загорается изнутри, погасить сложно. Остудить расплавленную магму страстных переживаний не удалось в полной мере, хотя Венька старался.
Первая спонтанная реакция, тела, но не разума при виде Алины – улыбнуться, обнять. Память непроизвольно повторяет усвоенные некогда химические и эмоциональные провокации: приятные, чувственные, страстные. Нет, эта любовь не была случайной.
Девушка в скорбном унынии со смиренно опущенным взглядом необычайно хороша, ощущение дежавю мучительно. Как можно не заметить желание Алины произвести впечатление, если некогда она была для него всем? Но с какой целью явилась бывшая подружка? Неужели неприятности от генетиков все же стали реальностью?
Венька смотрел на Алину и не понимал, как мог не заметить раньше изъяны её внешности.
Лицо девушки, теперь это бросилось в глаза, лишено гармонии: выпяченная верхняя губа, ноздреватая кожа лица, крупный нос, торчащие клыки. А фигура… короткие ноги, отсутствие талии.
Наверно это следствие неприязни, того, что она расстроена.
Венька не страдал изъянами зрения. Конечно, виноваты слёзы, переживания, искусственный свет, наконец, искажающий реальность. Возможно, неудачно падают тени от окна.
Всё же взгляд непроизвольно цепляется за приятно располневшую грудь в глубоком декольте, нагло выпирающие сквозь тонкую ткань платья горошины сосков. Руки сами собой потянулись к тонкой талии. Это лишь побуждение, не более того, бессознательный импульс, успевающий всё же включить механизм вожделения.
Алина – посторонняя, чужая женщина, предательница. Стоит только посмотреть на неё, сравнить с Катенькой…
Пусть вываливает свои проблемы и убирается восвояси. Свой бонус в виде завидного мужа она получила. Веньке нет, не может быть дела до её личной жизни. Она выбрала порочный путь сама. Ну чего в ней привлекательного? Абсолютно ничего.
Боже, он начинает сравнивать, это так пошло. Как можно проводить параллель между вульгарной женой старика неврастеника и Катенькой?
Чёрт возьми, да чего ей нужно?
– Алина, если у тебя нет серьёзного повода, давай прощаться. Мне некогда, честное слово. Неужели ты думаешь, что мне нечем заняться?
– Не знаю, что делать. У меня в этом городе никого, кроме тебя, нет. С кем мне ещё посоветоваться?
– Какое ты ко мне имеешь отношение?
– Самое прямое. Я тебя любила, мы были близки. Ты не можешь так запросто выкинуть меня из головы. Вот и я не способна разлюбить. Не представляешь, как часто вспоминаю о тебе. Извини, это истерика. Не собиралась тебя соблазнять. Прости.
– Заметно. Для чего бы ещё тебе так бесстыдно выставлять напоказ женские штучки? Попытка возбудить желание? Раньше ты избегала таких примитивных методов. Да тебе это было не нужно.
– Пытаешься обидеть, вызвать чувство неприязни, не правда ли? Можешь не стараться. Я не настолько глупа, чтобы стремиться воспламенить прежние чувства. Это лишнее. Мне нужен совет. Бесстрастный дружеский совет. Выслушай, прежде чем хамить. Не настолько я плохая, чтобы ненавидеть. И вообще. Нечего притворяться. Я видела твой масленый взгляд. Скажешь, что ничего не почувствовал? Как бы ни так. Ты виден насквозь.
– Даже если что-то почувствовал, ты не причём. Врождённый инстинкт. Тебе ничего не светит.
– Не говори гоп, пока не перепрыгнешь. У любой женщины масса стратегий соблазнения. Если бы мне было нужно, тебе не удалось бы устоять. Это так, для сведения. У меня с Мирошниковым всё плохо.
– Хочешь услышать совет от неудачника? Мнение лузера немногого стоит. Я до сих пор не могу разобраться в причинах своих любовных неудач. Мне бы со своими проблемами справиться. Поверь, у меня их достаточно.
– Встать перед тобой на колени? Да, возможно я дура. Тогда мне казалось иначе. Я хотела достатка и комфорта, предвкушала триумф. Сделка оказалась рискованной, возможно я проиграла. Он со мной не разговаривает, не спит. Я перестала чувствовать себя женщиной и личностью. Мирошников не скандалит, просто смотрит как на пустое место. К ребёнку не подходит. Нанял нянечку. Не понимаю почему, но сын мне стал почти безразличен.
– Не знаю, как насчёт сына, а относительно побуждений мужа ты не могла ошибаться. Он вдвое старше тебя. У него кризис среднего возраста. Знаешь, что это такое? Это когда мужик понимает – ничего из того, что он себе придумал, не сбылось. Мало того, он посвятил свою жизнь науке, оставив любовь и семью за скобками. А теперь понял, что зря старался. В науке он ноль без палочки. Семьи нет, потенция стремительно исчезает. Такова природа. Ты для него как последний вагон уходящего поезда. Была. И вдруг такой облом: ребёнок оказался чужим. Вы могли быть относительно счастливы. По крайней мере, пока сын не вырастет. Но терпеть в своём гнезде чужака, ни один нормальный мужик не станет. У тебя нет вариантов кроме как доказать, что он реальный отец. Правда и в этом случае будет не очень здорово: осадочек останется. Рано или поздно припомнит. Но это издержки хитрости и коварства.
– Уже поняла. Наука для Мирошникова важнее семьи. Любовь и секс его утомляют. Он не импотент, но сублимирует желание в жажду быть значимым в элитарной среде, что получается не очень здорово.
– Я о том же. Даже если он будет иметь доказательства отцовства, чувства у него перегорели основательно. Самое большее, на что ты можешь рассчитывать – вежливое равнодушие. От безразличия любой с тоски повесится. Оставаясь с Мирошниковым, ты приговариваешь себя к пожизненному одиночеству. Судьба супруги мыслителя незавидна. Я уже не говорю о хронической сексуальной неудовлетворенности. Ты ведь женщина страстная, начнёшь искать варианты.
– Именно это меня и пугает. Не понимаю, как жить дальше. Который день реву. Ничего не могу придумать. Любой вариант хуже. Может отравиться, а Вень? Нафиг мне такая беспросветная жизнь? Разве этого я хотела? Ты ведь меня не бросишь?
– Даже не думай, у меня семья. Ты в прошлом, возврата к которому нет.
– Мне необходима моральная поддержка.
– Как ты себе это представляешь? Хочешь поссорить меня с Катенькой?
– Ни в коем случае. Ты же знаешь – у меня ни друзей, ни подруг, кто может поддержать в трудную минуту. Только ты.
– Удивительная, странная ты женщина, Алина. Как бы тебе мягче сказать… тебя били когда-нибудь по щеке: хлёстко, с оттягом, унизительно и очень больно?
– Конечно, нет…
– Представь, что обидчик просит поцеловать его именно за это, за нанесённое унижение, за боль.
– Я тебя не била, в любовницы не напрашиваюсь.
– Ты предала любовь. Теперь ищешь защиты, которую я тебе предоставить могу, даже если бы захотел.
– Прости, если сделала тебе больно. Ты же всегда отличался благородством. Просто пообещай, что поддержишь меня в трудную минуту.
– Давай дождёмся результат экспертизы. Может не всё так плохо как кажется. Что, если Мирошников не жлоб и действительно тебя любит?
– А кошка, большая чёрная кошка, которая пробежала между нами?
– Алина, ты сама сказала, что у женщин множество эффективных стратегий. Если всё закончится благополучно, тебе не составит труда влюбить его в себя. Соблазнить старика – раз плюнуть. Неужели ты действительно допускаешь, что сын мой? Подумай хорошенько.
– Я поступила с тобой по-свински, но шлюхой никогда не была. Только ты и он, других вариантов нет. Я была уверена, что он, теперь не знаю.
– Не начинай. Не понимаю, почему напрягаешь именно меня.
– Кого же ещё? Ты – мой единственный друг, можно сказать родственник. К кому мне ещё идти?
– Алина, сейчас зарычу. Друзья так не поступают.
– Женщина – существо непредсказуемое. Наши действия подчиняются не логике, а эмоциям и чувствам. Тогда я воспринимала мир так, теперь иначе. Это нормально.
– Звучит как выстрел из пистолета: подруга семьи. Я не самоубийца. Давай заканчивать балаган. Пусть всё остаётся как есть. Ты – жена Мирошникова, я – муж Катеньки. Только и всего.
– Я тебя любила.
– Тем более: не смей разрушать ещё одну семью. Она мне слишком дорого досталась.
– По крайней мере, пожми мне руку. Буду знать, что простил.
– Алина. Не могу сказать тебе “прощай”, у нас ещё есть, к сожалению, общие проблемы. Прошу тебя – забудь что мы были когда-то близки. Наркотическое действие гормонов – не повод предъявлять претензии. Забыть, в твоих интересах тоже. Будем надеяться, что в ближайшее время наша жизнь круто изменится.
– Этого я и боюсь.
– Чего ты хочешь?
– Пообещай, что сделаешь всё, что зависит от тебя.
– От меня ничего. Слово за генетиками и твоим мужем. Держи пальцы крестиком.
– И всё же: интуиция подсказывает, что мои проблемы только начинаются.
– Зачем так мрачно?
– Дай руку. Пожалуйста.
– Ты непробиваема. Обещай, что дашь знать, как только появятся результаты экспертизы.
– Дай руку, Веня. Ты самый близкий для меня человек.
– Алина, скажи честно, ведь это не Мирошников тебя соблазнил, а ты его. Я прав?
– Зачем ты копаешься у меня в мозгу, зачем!
Свидетельство о публикации №221031900606