Лёнька

Лёнька проснулся рано. Да и не совсем проснулся. И, в общем-то, не рано. Честно говоря, он бы ещё поспал немножко, но щекотливый лучик солнца пробился сквозь занавеску и упёрся точнёхонько в левый лёнькин глаз, совсем ненадёжно прикрытый веком. И эту проблему можно было бы решить, прикрыв левый глаз ладошкой или забравшись с головой под одеяло, но что делать с ароматами, исходящими из кухни, где мама жарит блинчики?

Лёнька тяжело вздохнул и крепко зажмурил оба глаза и отвернулся от солнца, подставив ему свой затылок, который почти сразу начал теплеть.

- Лёне надо сандалии купить новые, растёт ребёнок! – мама и у плиты не забывала о насущных семейных  проблемах.

- Буду в городе, куплю! Размер скажи, а то ведь я забуду! – это уже папа. Он всегда всё перепутывал или вообще забывал. – Ты мне на бумажке запиши или лучше в блокнот, а то дед бумажку на самокрутку пустит.

Дед Костя курил махорку. Лёнька обожал запах дыма, исходящий от «козьей ножки» и всегда крутился где-то рядом, когда дед курил. Сам Лёнька, конечно же, не курил и даже не собирался начинать, да и кто курит в пять с половиной лет от роду? И ещё – он знал от папы, что лёгкие в человеке от курения становятся чёрными, как паровозная топка и от этого перестают быть лёгкими и становятся тяжёлыми, а это вредно для здоровья. У папы когда-то тоже лёгкие стали тяжёлыми, но он бросил курить и тяжёлые лёгкие постепенно отремонтировались и стали лёгкими лёгкими.

- Лучше с ним вместе съезди в город и в магазине примерь. Только бери на размер больше, чтобы этим летом больше не покупать, нога ведь вместе с ребёнком растёт.

Ого! В город с папой! Или пятнадцать километров на грузовике по таёжной дороге, или на поезде прямо к вокзалу, рядом с которым высится трёхэтажный универмаг! На первом этаже «бакалея-гастрономия» (Лёнька уже хорошо разбирал и складывал буквы), на втором – обувь, разная хозяйственная утварь, а на третьем – одежда. Папа всегда покупал в бакалее-гастрономии Лёньке двести грамм конфет-подушечек, а для дома  по списку, составленному мамой: хлеб, мука, вермишель или лапша, макароны. Макароны Лёнька не любил, они постоянно слипались и были какими-то серыми. Папа ругал маму за то, что она не продувает макароны, но мама в ответ только смеялась по непонятной для Лёньки причине.

Настроение лёнькино от предстоящей поездки в город, хоть папа брал его с собой и так очень часто, взлетело ввысь, а затылок, тёплый от солнечного лучика, вдруг стал совсем горячим. Лёнька ойкнул и повернулся на живот, уже зная примерно в чём дело. Ну да – папа потихоньку подкрался из кухни и положил ему на голову тёплый блин! Лёнька захохотал, схватил блин и, встав на четвереньки, запихнул его в рот.

- Так вот! Это по-мужски! – одобрительно сказал папа. - А теперь марш умываться и за стол! Блин без сметаны – это оскорбление организма!

Лёнька наспех сполоснулся у рукомойника, вытерся полотенцем и ворвался в кухню:

- Мама, с добрым утром!

Мама в простеньком ситцевом халатике хлопотала у печки. Блины горкой возвышались на столе, а она уже варила борщ. Семья большая, а день длинный.

Она чмокнула сына в лоб и подтолкнула к столу. Лёнька, чтобы не оскорблять организм, зачерпнул из банки целых три ложки сметаны и с аппетитом начал есть блины, запивая компотом.

Пришла тётя Ванда. Она не нравилась Лёньке, потому что была «цацей», как сказал однажды дядя Юра Чебрецов, сосед и папин товарищ, и от неё всегда пахло духами. А вот Лёнька почему-то нравился тёте Ванде хотя бы потому, что она всегда при встрече несколько раз целовала его, приговаривая, «яхонтовый ты мой, пеклеванный Лёшка, белобрысая головёшка». Лёнька обижался и даже один раз пожаловался маме на эти тётивандины бесчинства, но мама сказала, что тётя Ванда всех детей любит, потому что у неё нет своих по какой-то непонятной причине. Лёнька проникся жалостью к тёте Ванде и терпеливо сносил её поцелуи, но слова «яхонтовый и пеклеванный» ему не были понятны, а спросить у мамы он всё время забывал.

Наевшись блинов, Лёнька побежал во двор ремонтировать велосипедную цепь, которая постоянно слетала со звёздочки. С трудом перевернув трёхколёсный велик вверх колёсами, Лёнька легко справился с задачей и начал потихоньку крутить  колёса, взявшись перепачканной рукой за педаль.

Мама продолжала инструктировать папу перед поездкой:

- Сергею трико надо купить, а Свете фартук белый.

Сергей - старший брат, ему уже почти одиннадцать лет, а сестре Свете вообще тринадцать!

Лёньке вдруг нестерпимо захотелось засунуть палец между цепью и звёздочкой. Ну просто нестерпимо! Лёнька знал, что ему будет больно, но… Тяжело вздохнув, Лёнька сунул палец под цепь и другой рукой провернул педаль. Двор огласился рёвом. На рёв выскочила вся семья и тётя Ванда. Дед Костя вышел из сараюшки, присел на завалинку и скрутил очередную самокрутку, наблюдая за развитием ситуации.

Вокруг Лёньки хлопотали папа и мама, Сергей стоял поотдаль, ехидно усмехаясь, а Светка вообще скрылась за калиткой, не удостоив брата даже сочувственным взглядом.

- Да что же это вы! – тётя Ванда в негодовании всплеснула руками и попыталась освободить лёнькину руку, - Ну точно говорят, у семи нянек дитя без глазу!

Услышав такое, Лёнька сильно перепугался и, перестав плакать, быстренько сам вытащил свой начинающий опухать палец из плена. Зажмурил левый глаз и посмотрел на маму – видно! Потом разожмурил левый глаз, зажмурил правый и посмотрел на папу – видно! Эта тётя Ванда глупость сказала, оба глаза у дитя на месте! Лёнька тут же успокоился и, подгоняемый маминым подзатыльником, побрёл к рукомойнику отмываться, не забыв притормозить у курящего деда.

В мае запах сирени даже лучше запаха дедовой самокрутки и уж точно в сто миллионов раз лучше тётивандиных духов! И солнышко светит ласково, ещё не обжигая землю, а только отогревая её после долгой сибирской зимы. Кажется, что в такую пору всё должно быть только хорошо: тепло, блины, дедов дым, бакалея-гастрономия, но…

Сергей на скамейке у калитки учит наизусть стихотворение какого-то Маяковского про Солнце. Лёнька пристроился рядышком в благодушном, несмотря на пульсирующую боль в пальце, настроении и стараясь не мешать старшему брату. Хорошее стихотворение, хоть и непонятно, как это Солнце могло всё прийти в гости? Лучиком если, то понятно, а вот всем колобком… У Лёньки дух захватило от того, что он представил, что Солнце пришло к нему лично в гости! Ну, чаем напоить, блинчиками угостить – это ясно, но ведь если оно придёт к нему, то другие люди могут замёрзнуть! Лёнька не желал зла никому и прекратил мечтать о приходе Солнца к нему одному резко и окончательно.

- Светить всегда, светить везде до дней последних донца» - бубнил брат, заучивая так некстати подвернувшуюся домашнюю работу. Сергею очень хотелось уже сегодня, прямо сейчас окунуться в студёной речке, чтобы потом похвастаться перед пацанами тем, что он первый в этом году искупался.

Благодушное настроение вдруг пропало и Лёнька чуть не заплакал. Дядя Юра Чебрецов всегда говорил, что он с Дона, донской казак. Плохое стихотворение! Почему Солнце будет светить до последних дней дяди Юры, который донец? А потом? А что будет, когда дядя Юра умрёт? Тогда солнышко совсем светить перестанет? Лёнька всхлипнул, потом вспомнил, что он сегодня уже плакал, насупился и, больно ткнув Сергея локтем в бок, направился к велосипеду, попутно получив от брата пинок по попе.

Вообще, от старшего брата одни неприятности. То велик спрячет, то калитку на крючок с другой стороны закроет, а не на вертушку, то подзатыльник даст, а то и…
Он недавно какой-то фильм посмотрел про страшных американцев и на любой вопрос начал отвечать:

- Да, сэр!

И даже не на вопрос, а просто чуть что и – «да, сэр!» И не просто «да, сэр», а так гундяво и с протяжкой –«даааа, сээээррррр!». А ведь это страшно до мурашек! И ведь брат знает, что Лёньке страшно, но специально, когда только начинает темнеть – «дааааа, сээээр!»!

А позавчера вдруг песню спел: «Ночь пришла на чёрных лапах, дремлет как медведь…» - страшно! В тайге и медведи, и волки, а тут ещё ночь на чёрных лапах. Лёнька позавчера с дедом спал, потому что одному было страшно.

На прошлой неделе фильм крутили в клубе про человека-амфибию, Лёньке очень понравилось! Он два раза смотрел. Классно там этот амфибий плавал и жемчуг собирал, только конец фильма не понравился. И песня, в которой «лучше лежать на дне в синей прохладной мгле». А чем лучше? Лежишь себе в одиночестве, ни гостей, ни тёти Ванды, ни Солнца, которое будет светить до дней последних дяди Юры. Плохая песня!

- Лёня, ты готов в город ехать? – папа держал в руках сетку-авоську и деловито перечитывал список продуктов.

Готов ли Лёнька?

- Готов! – Лёнька подпрыгнул от радости на месте, - А на чём поедем?

- На машине с дядей Сашей, он уже вот-вот приедет.

Ух ты, на машине по тайге! Лёнька знал, что это не настоящая дорога, а колея, пробитая тяжелыми грузовиками сквозь лес, с множеством колдобин и огромных луж, в которых машины иногда застревали и долго-долго буксовали на радость Лёньке. А шофера почему-то ругались матом и глушили моторы в ожидании следующего грузовика, который обязательно вытащит машину из грязевого плена. Часто ждать приходилось долго и шофера и их пассажиры располагались рядом на сухой лужайке и приступали к обеду, что Лёньке очень даже нравилось! А после обеда можно было побродить по лесу, держа в поле зрения машину, чтобы не заблудиться.

Из города всегда возвращались на поезде, потому что папа опасался, что машина и на обратном пути может застрять, а ночью помощи ждать не от кого. Лёньке и это очень нравилось, потому что папа всегда покупал ему бутылку ситра и вкусный батон. Ситро Лёнька выпивал до капельки, а батон съедал только на треть, чтобы потом поделиться с братом и сестрой.

Переполненный дневными впечатлениями, Лёнька заснул под размеренный перестук колёс, держа в одной руке надкусанный батон и крепко обняв другой коробку с новенькими сандалиями, и от станции до дома папа  донёс его на руках и осторожно уложил спать, чтобы утром Лёнька проснулся, опять согретый щекочущим солнечным лучиком.

Рига
19.03.2021