Я сел в муравейник. Прямой реэпатаж из муравейника

  «Чёрная, белая, чёрная, белая... Сочетания клавиш на небесном синтезаторе пробуждали теорию струн, и она роняла на землю глобулы с разливающейся водой. Кто-то играл, играл, играл... Неустанно импровизировал, пока муравейник повторял судьбу Атлантиды».
  Ормига, прогрессивный муравей-изобретатель, скрылся в водонепроницаемом ковчеге вместе с мистером Антом, который постоянно краснел.
— Мой друг, вас скоро депортируют из страны.
— За что?
— За то, что вы красный муравей, идеологический враг, — засмеялся Ормига, поправляя чёрный костюм, из-под которого пылал огонь красного цвета.
— Ничего, вы меня спасёте. Да и к чему эта муравьиная возня, когда с неба что-то капает и капает? Нас так и не станет вовсе. Вот вы всё так поэтично описываете, и я тут задумался: а разве стоит этот космический небесный концерт этого всего, — сказал Ант, и чья-то оторванная нога красного муравья ударилась о плавательный аппарат.
  Ормига впился в окно. Дождь взбивал красных и чёрных муравьёв, как миксер. Стихия готовила кровавый десерт. Ормига траурно молчал, но мистер Ант продолжал комментировать матч между Давидом-муравьём и Голиафом-природой:
— Читал, что это всё уже было: Екклесиаст.
— Екклесиастил? Тьфу, читал?!
  Что-то изобретателя вывело из равновесия, и он стал Македонским — крушителем стульев:
— gbpltw ,kznm! (Маты на муравьином языке. Для перевода необходимо изменить раскладку клавиатуры).
  Ант выдавил пару слёз в стакан и предложил Ормиге. В культуре муравьёв предложить напиток из собственных слёз — величайший знак примирения.
— Не македонь, дружище.
— Вода? Как и всё вокруг? Какая же ты незабудка: постоянно солишь раны, всё помнишь.
— Подумаешь, договорились! Я не виноват, что им, муравьям, нужно разделение: литература, музыка, живопись. Ну не захотели они всё получать в одном тюбике Гессе!
— Да ты ещё и гессишь меня! — Ормига заправился водой-бензином и продолжил превышать скорость, подрезая друга на шоссе. — Этот человек только выдумал литературную идею. Фикция. Не существует никакой игры в бисер. А моё изобретение есть. И не надо говорить, что его не приняли: многие передавали друг другу информацию обо всём, что им доступно, лишь в одной химической формуле. Производство развивалось, а эксперименты были весьма успешны, пока не пришли эти чёрные муравьи и не сказали, что все красные — враги.
— А ты с ними сотрудничать стал: коллаборационист.
— Да, я такой. Что, я должен оставить идею ради мнимого деления на красных и чёрных? Где оно сейчас, когда оба цвета кожи наконец-то полностью равны.
  Теперь оторванная нога чёрного муравья ударилась о плавательный аппарат.
— Ладно, прости. Нам нечего делить: вероятно, мы вообще останемся одни. У людей такое уже было.
— Всемирный потоп?
— Да.
— Было и было. Теперь и людей-то нет.
— Может, всю их культуру всего-навсего поставили, как городки...
— И как метнули биту!
— Городки разлетелись. Вот и вся цель. А люди теперь думали, что у каждого свой путь и божественное благословение.
  Ормига взял пробу воды, напоминавшей кислоту.
— Может, и у нас такая судьба — быть инструментом?
— Грустно.
— Мне кажется, даже инструмент свободен. Более того, он может быть свободнее того, кто его использует.
— Это как?
— Свобода в том, чтобы чувствовать её внутри, будучи полностью предопределённым. Эти люди... Может, они понимали себя, осознавали, что просто неотёсанные куски дерева, из которых случайность что-то выстраивает, чтобы в один прекрасный день...
  На ковчег свалилось бревно и пробило обшивку. Вода стала заполнять отсеки.
— Ормига, мы гибнем.
— Нет, это просто бита: нас выбили. Кто-то победил.
— А мы?
— А мы свободны в своём поражении.
  Страна муравьёв, распри между красными и чёрными, гениальные изобретения Ормиги, дружба с Антом, ковчег, конструкции, мысли, идеи, дома, материальное, концепции... Буль-буль-буль!

— Яхве, ты скоро? Я закуриваю.
— Да, сейчас. Эта проклятая кока-кола.
— Ха-ха, ну ты и потоп им устроил. Ладно, пойдём.
  Абраам бросил в муравейник спичку. Через три минуты с палестинской стороны бросили ракету «кассам».

  Из мемуаров неизвестного режиссёра-преступника:
«Это был первый сценарий, который я принёс мастеру. Он сразу же бросил его в урну. Я заплакал. Через пару дней уже его родные плакали над урной с прахом маэстро. Имеем ли мы право бросать, будучи брошенными? И что же это за сила, которая только бросает?»