Омут

Раскинулась по земле степь – выше гор, глубже моря. Кто знает – тот поймет, кто поймет – согласится. Ну, а кто не знает и не поймет – про того и речь не идет.
Поет-шумит по степи ковыль; поют-звенят по степи конские копыта; поют-рассказывают о жителях степей, о вольном ветре, о яром пламени, о ясной воде. Рассказывают о том, что говорили прадедам нынешних стариков их прадеды.

 *  *  *

Давно это случилось. Так давно, что прадеды прадедов нынешних стариков сами еще были малыми детьми и слушали сказки своих стариков; а жили тогда не в пример дольше нынешним временам. И вот что рассказывали те старики.
Жили на свете два друга-приятеля, два пастуха. Гоняли по степи овец, стригли шерсть, меняли ее да овечье молоко на хлеб и одежду – тем и жили.
И вот случилась в степи страшная засуха – ни листика, ни цветка, ни травинки зеленой не осталось – все пожег злой суховей. И решили друзья-пастухи гнать свои отары в дальние степи – за гиблые болота. Собрали овец, оседлали коней, свистнули верного пса и отправились в путь. Днем идут; по ночам костры жгут, овец стерегут – чтобы волки да другие хищные звери не вздумали полакомиться ягненком. Спят по очереди, да и собака их сон охраняет.
День идут, другой идут, третий, четвертый… И добрались через Малый Круг дней до гиблых болот. На болотах же туман поднимается, все звуки глушатся да пропадают, а от трясины гул да вой слышатся.
Посовещались друзья; один и говорит: - Пойду я вперед да разведаю – что там впереди нас ожидать может, да свою часть отары погоню вперед.
Попытался уговорить его друг, что-поначалу-то стоит одного только пса пустить. А коли идти самому, то стоит взять с собой большой фонарь.
Но не послушался бесшабашный пастух, рассмеялся только: - Сейчас солнце встанет, утро настанет, туман растает – все видно будет. А пса одного пускать – так ждать придется -  пока вернется. Чем овец кормить будем, где еды добудем?
Вроде и верно все говорил пастух, да неспокойно было на душе его друга. – Ты, - говорит, -  будь осторожней: по кочкам не скачи; за собакой следуй – у нее нюх верный; да овец береги. А как до конца дороги доберешься да на твердую землю выберешься – пусти собаку обратно, она весть от тебя принесет.
Уговорились.
Свистнул бесшабашный пастух пса, да и повел своих овец по тропке, ведущей вглубь болот. Час идет, другой, третий… А туман все не рассеивается. Вдруг видит пастух – свет впереди, огонек посверкивает. Пошел-поторопился пастух на свет, пес следом бежит, овец подгоняет. Но все сгущается туман, хотя и огонек все ближе. Заскулил, заметался по тропинке пес, будто чуя беду; зафыркал конь; забеспокоились овцы, сбились в кучу.
Час ждет друга второй пастух, другой, третий… Нет вестей, не прибегает собака. Не выдержал пастух. Поставил всех своих овец в цепочку, коня впереди, повесил большой фонарь на пастуший посох и двинулся вперед.  Идет осторожно, каждый шаг посохом проверяет, фонарем дорогу освещает, да коню доверяет: куда тот шагнет – туда и пастух овец ведет.
Час идет, другой, третий, а туман все не рассеивается. Вдруг видит пастух – свет впереди, огонек поблескивает. И слышит – вроде впереди собака воет. Поднял пастух свой фонарь, сжал крепче повод конской сбруи, проверил - все ли овцы на месте, и пошел на огонек. Видит – впереди бочажок, а рядом с бочажком конь его друга стоит – оседланный да одинокий.  И ни самого пастуха, ни пса; лишь отара друг к другу жмется, да бродячие огоньки над бочажком роятся.
Булькнул бочажок, завыло из него да по-над ним. Фыркнул испуганно безвсадный конь, попятился, да и угодил в трясину. Заржал, заметался конь, стараясь выбраться, но лишь еще глубже в болото ушел.
Остановил пастух своего коня, спрыгнул на кочку, уперся ногами да посохом покрепче. Гулко хлюпнула кочка, однако удержала пастуха. Накинул он крюк с посоха на узду тонущего коня, да потянул к себе – чтобы вытащить того из болота. Долго бился – тяжело тянуть; а все же выбрался жеребец из трясины. Дрожит весь, трясется да фыркает испуганно. Принялся пастух обчищать бока, живот да ноги коня и заметил, что в стремени сапог застрял. То ли спрыгнул второй пастух на землю да оступился, а сапог и остался в стремени; то ли задремал да из седла вывалился – не поймешь.
Погоревал пастух, да делать нечего – надо дальше отару вести, с болота на дорогу выводить. Овцы же сбились в кучу, обе отары смешались, жались друг к другу и испуганно блеяли. Их пугали болото и надвигающиеся сумерки. И тут откуда-то вновь раздался вой потерявшейся собаки. Посветил пастух тропинку впереди себя фонарем и протяжно свистнул. И из полутьмы – оттуда, где прежде слышался тоскливый собачий вой – теперь раздался радостный лай. Вновь расставил пастух овец, присоединив отару погибшего приятеля к своей, в цепочку, перевел коня друга в самый конец цепочки и, крепко держа фонарь и за узду своего жеребца, осторожными шагами направился на собачий лай.
Уже в самую ночь выбрался пастух со своей отарой на твердую почву – к опушке леса, где на него с радостным лаем кинулся промокший и грязный, но здоровый и счастливый пастуший  пес. А второго пастуха его друг так и не нашел.

КОНЕЦ