Михаилу Врубелю

Морозов и Мамонтов, Дункер, Матвеев,
Как много талантов, как много имен,
А Русский музей нам, бесспорно, навеет
И сына портрет, кем был прежде пленен.

Серов, Сирафим ли, иль роза в стакане,
Усольцев иль Анны Карениной сын,
Всё кажется нам необычным и странным,
Ведь Врубель был тонок, и так уязвим.

Спешит ли в Абрамцево, дышит ль Миланом,
В Германию ль едет, творит день за днем,
Все будто любимо, безмерно желанно,
И сердце горит нестерпимым огнём.

МанИт ли Женева, собор златоглавый,
Прекрасная женщина, святость любви,
И копится, копится слава по-праву,
Но тонет рассудок в безгрешной крови.

И лебедь-царевна вновь плачет украдкой,
И Демон, с крылатой фигурой, сидит,
И все будто верно, и все будто гладко,
Да вот Чистяков лишь с укором глядит.
 
Да плачет с иконы опять Богоматерь,
Пророк Моисей напряжённо молчит,
И капли свечные стекают на скатерть,
И  ангелы стонут в кромешной ночи.