4. Дора. Вторая комната

 Автор Дора
 
Вчера
 
          Даниил проснулся поздно. Часовая стрелка немного не успела добежать до десяти. Когда пальцы ног коснулись кожаных тапочек, в голове Даниила перевернулась на бок гулкая пустота. Было в ней что-то странное.

          Кожаные тапочки прошаркали по длинному коридору. На ходу Даниил привычным движением провёл костяшками пальцев по корешкам книг и прошёл на кухню, чтобы покурить в форточку. После четвёртой затяжки сверху раздались вопли ненормальной толстухи. Это было не ново. Даниил выкинул окурок и захлопнул форточку. Вопли прекратились.

          Тапочки прошаркали обратно. Коридор был тёмен. Стенной шкаф и глянцевые корешки в книжных полках едва угадывались. Пустота в голове Даниила расширялась, и в ней нарастало беспокойство. Причину его Даниил пока уловить не мог.
Упаковывая длинные ноги в протёртые штаны, а тощие руки в клетчатую рубашку без двух пуговиц, Даниил пытался вспомнить вчерашний день.

          Шорк-шорк – снова шоркали тапочки по паркету коридора. Почему он был такой длинный? Этот коридор? Беспокойство становилось всё сильней.

          В зеркале ванной Даниил увидел своё осунувшееся лицо, заросшее щетиной. Вчера не брился. А позавчера? Что было позавчера? Даниил показал зеркалу прокуренные зубы. Трёх не хватало. Это он помнил, всё правильно, трёх не хватало. Зубная паста имела мерзостный вкус. Всё правильно – мерзостный вкус.

          Даниил прошёл на кухню и сел на табуретку. Что-то было не так. Совершенно не так. Облокотившись о столешницу и обхватив голову руками, он напряг все свои внутренние силы, пытаясь понять. Но напрасно.

          Даниил зажёг конфорку и поставил чайник. Он опять вышел в коридор и на этот раз включил свет. Именно здесь, в коридоре, таилась причина его беспокойства.

          Стоваттная лампа без плафона ослепила белый потолок, осветила стенной шкаф и книжные полки, калошницу, узкое прямоугольное зеркало и полочку с ключами. Под входной дверью лежал замызганный коврик. Почему же неистово колотилось сердце у Даниила? Выбивало барабанную дробь в горле. Почему пульсировала в голове беспокойная пустота?

          Вот оно. Обои в полоску с ромбами и кружками пестрели в проёме между книжными полками. Липкий страх тонкой струйкой просачивался Даниилу за шиворот. Возможно ли это? Ведь здесь раньше была вторая комната! Куда же она делась? Он подошёл к стене и удивлённо ощупал обои. Даниилу внезапно вспомнился из далёкого детства таз с клейстером. Молодой отец, напевая, макал широкий флейц в солнечную жижу, намазывал и наклеивал полотна на стены. Потом, с годами, стены вместе с обоями в коридоре постепенно заросли шкафами и полками, которые, в конце концов, заполнили всё кроме дверного проёма. А теперь вместо двери в комнату образовалась стена. Под пальцами Даниила шершавились кружки и ромбы на бежевом фоне.

          – Я что, схожу с ума? – непонятно кому громко и спокойно проговорил Даниил. Полоски обоев, с немного выпуклым орнаментом внутри, были реальны и не вызывали никаких сомнений в своём существовании.

          Крышка на чайнике зазвенела от вырывающегося пара. Она звала Даниила. А Даниил всё не мог оторвать пальцы от кружков и ромбов.
 
Сегодня

          Даниил проснулся рано. Часовая стрелка только успела доползти до шести. Он встал, сунул ноги в тапочки и сразу прошёл во вторую комнату. В комнату Бориса. Включил свет. Увидел шкаф, из которого недавно доставал брюки, рубашку и жакет. Даниилу говорили, что нужен пиджак. Но пиджака не было. Борис не носил костюмы.

          – Ничего, подойдёт и жакет, – сказал агент. Агент был неприятный. С такой-то профессией, конечно, подумал тогда совсем некстати Даниил.

          Потом Борис лежал в рубашке и жакете. Лицо было не его, чужое. Его была одежда. Даниилу необходимо было вытерпеть людей, которые тоже пришли прощаться с Борисом. Все они подходили и трогали руку Бориса в жакете. Клали цветы. Бывшая жена Бориса не плакала, хотя, наверное, любила его когда-то. И Борис любил её. А теперь вот он лежал с чужим лицом.

          Потом Бориса закопали в могилу. Вот что было позавчера. Даниил похоронил брата. А брюки, рубашка и жакет, которые висели в этом шкафу, лежат теперь в могиле, одетые на твёрдое тело Бориса, которое с самим Борисом имеет мало общего. Но всё же. Там ведь очень холодно, а он в жакете. Даниил подошёл к окну. За окном виднелся двор и улица вдали. По улице уже ехали несколько машин и автобус. Фары мелькали между стволов. Не к месту весело перемигивались эти фары. Шёл снег. Снежные завихрения были видны в свете окна. Даниил посмотрел на градусник – минус десять. А Борис в жакете. Гулкая пустота начала заползать в голову к Даниилу. Он отвернулся от окна.

          У окна стоял стол. Несколько листов с набросками, ящичек с пастелью, кружка с кистями и карандашами. Эти вещи лежали строго на тех местах, куда решили их поместить руки Бориса. Очки. Даниил взял очки, подержал в руках, положил на место.

          Клетчатый плед на кровати был ровно застелен, ни единой складки. На венском стуле стояла гитара. Даниил провёл рукой по струнам и услышал сухой шелестящий звук. Борис не играл на гитаре, но ему нравилось, что она была у него.

          Под кроватью стояла пара тапок, таких же, как у Даниила, кожаных. Они не шаркали по коридору, скорее скользили. Борис был моложе, и поступь его была легче. Даниил провёл рукой по столу, подержал двумя пальцами карандаш и вышел из комнаты.

 
Завтра

          Даниил проснётся поздно. Наденет тапочки и пойдёт по длинному коридору. Покурит, захлопнет форточкой вопли толстой тётки. Нальёт воды в чайник. Зажжёт синий огонёк конфорки.

          Потом он пойдёт в коридор и включит свет. Вместо двери во вторую комнату он увидит стену, оклеенную обоями. Он будет стоять, упираясь в неё лысеющим лбом и испытывать даже благодарность неведомой силе, которая о нём позаботилась и закрыла пока комнату Бориса стеной.

          Даниил прожил в этом доме всю жизнь, а Борис почти всю. Дом хорошо их знал. Кому, как не ему было их знать. Дом состоял из звуков, запахов и вещей, которые происходили от людей, живших в нём. Это были звуки телевизора, который смотрел Борис, кастрюль, которыми гремел Даниил. Это были запахи горячей еды, дымящейся сигареты. Целая симфония звуков и запахов, повторявшихся в одно и то же время, или вступавших соло однократно. Братья завтракали порознь, Борис вставал рано, уходил по своим делам. А ужинали они обычно вместе. Младший пил чай с сахаром и лимоном, старший наливал себе одну заварку, почти чифирь. Как правило они обменивались всего парой фраз за день. Иногда спорили, особенно из-за толстой тётки, выброшенных в форточку окурков и, иногда немножко про чифирь. И в спорах, и в молчании, во всех привычных звуках дома была их общая, осмысленная гармония. Они, как части головоломки, были спаяны в одно целое. И когда одна из частей выпала, показалось, что стрелки часов остановятся, конфорка больше не зажжётся и вода не будет литься из крана. Но, на секунду остановившись, время покатилось дальше по своему бесконечному кругу.

          Только опустевшая комната Бориса, словно открытая рана, болела и кровоточила. И тогда дом просто скрыл комнату. До поры до времени. Забинтовал, запеленал гладкой стеной, усыпанной кружками и ромбами. Потому что Даниил не смог бы найти в себе мужества не заходить туда, не брать очки и карандаш, не трогать гитару.
 
          Даниил будет пока находить утешение в повторяющихся действиях, в мелочах, которые останутся неизменны. В том, как загорается голубой пропановый огонёк, как звенит крышка чайника от бурлящего кипятка. Даже в крике толстой тётки. Он начнёт медленно привыкать к своему новому распорядку. Дом поможет ему в этом.

          Когда-нибудь потом, немного позже... Спустя неделю или месяц комната появится снова, и тогда можно уже будет зайти туда. Это будет трудно, но уже терпимо. И тогда окажется, что в тёмной страшной глубине в жакете вовсе не Борис. А он где-то здесь, везде, среди вещей, которым через его руки передались молекулы его души.

          Даниил будет шаркать кожаными тапочками по коридору, на миг оказываясь в солнечном пятне из дверного проёма второй комнаты. Привычным жестом он будет пересчитывать на ходу корешки книг. Снег за окном растает, появятся зелёные листья, потом придёт новая зима, и она промелькнёт. В окно кухни залетит весенний ветер вместе со светлыми детскими воспоминаниями. Задрожит струйка пара над чашкой с чаем, и Даниилу покажется, что Борис где-то рядом. Пойдёт ещё одна зима, и вдруг проснётся давно молчащий телефон:

          – Даниил, здравствуй! Это Катя из Иркутска. Даниил, я, пожалуй, сразу к делу. Мой внук Боря, твой внучатый племянник, не знаю, троюродный, поступил в институт к вам. Может ты разрешишь ему у тебя пожить?


© Copyright: Мария Шпинель, 2021
Свидетельство о публикации №221022201727

http://proza.ru/comments.html?2021/02/22/1727