Без названия пока. переходы

Зуев вел меня по подземному тоннелю из терапевтического корпуса больницы в инфекционный. Я была благодарна доктору за то, что он не спрашивал “как”. Наверное, Алекс тоже испытывал нечто похожее оттого, что я не терзала его своими тревогами за здоровье Вишни. Это было противоестественно. Людям в нашем положении следовало кожу на руках содрать в поисках ответов, фигурально, конечно, выражаясь. Но мы берегли, каждый свое неведение, считая его залогом успешного исхода. Только те, кто не знает, что достижение цели невозможно, доходят до финиша.

Милабургский Королевский госпиталь был королевским от крыши до подвала. Подземный переход отличался не только сухостью и чистотой, но и достаточным количеством автономного света, зажигающегося прямо у нас над головами и гаснущего где-то далеко позади. Мы бодро шагали по гранитным плитам и, чеканный звук шагов будил во мне далекое воспоминание детства, где я едва поспевала за Сойером, убегая от войны по узкому и длинному, как пищевод змеи коридору... А где-то там... в руинах рухнувшего здания оставалась лежать мама... живая... теперь я это знала... 

Интересно, если двигаться в этом направлении, можно ли выскочить в прошлое? Ни об одном таком случае я не слышала, хотя на ощупь время казалось довольно податливым. По крайней мере то, что оставалось за спиной...

Стоп. Не сейчас. Мы идем за вакциной, за лекарством... не знаю, за чем там еще...Зуеву виднее. Мы идем за спасением для Вишни! Мы идем за возможностью вернуться домой!

Волна упругого воздуха прошла сквозь меня. Я взглянула на Зуева. Он был рядом. Это хорошо.

Тоннель уперся в лестничный пролет. Мы поднялись по крутым ступеням вверх и оказались в холле инфекционного корпуса. Здесь текла обычная больничная жизнь... Пациенты, родственники, медсестры, доктора - все было, как положено.

“Никуда не уходи,” - сказал Алекс и исчез.

В ожидании, я присела на один из диванчиков для посетителей. Вероятно, что-то в моем облике давало повод стороннему наблюдателю отнести меня к категории пациентов этой больницы. Три раза симпатичные молоденькие медсестрички в элегантных небесно-голубых комбинезончиках спрашивали - хорошо ли я себя чувствую. Я, как могла, пыталась заверить их, что все в порядке. Похоже, ни одна из них мне не поверила.

Когда ждешь, время кажется безразмерным. Это очень утомляет.

Наконец, вернулся Зуев. Ни с чем. 

А никто и не говорил, что будет легко...

В этот день мы осилили еще три перехода. Все они, как и первый, оказались “безвирусными”. Там жизнь текла относительно безопасно и размеренно, как в первый день моего приезда в Милабург.

Я боролась с соблазном бросится в “терапию”, на второй этаж в палату номер двести семнадцать... Соблазн был очень велик, почти как с “белым орлом”.  Я очень нуждалась в “пластыре” на “раны”. Только образ Вишни удерживал меня. Только понимание масштабов ее “ран” и ее внутренней силы.

Зуев от перехода к переходу получал все больше опыта ориентации в чужом пространстве и все больше заряжался скептицизмом.

Уже перевалило за полночь, когда мы возвращались по тоннелю “своего” госпиталя усталые и понурые.

 - Как ты думаешь, - спросила я Зуева, - мы могли поделиться вирусом с теми мирами?

 - Не исключено, - уверенно ответил доктор.

 - Вот, - сказала я обреченно, -вот за это нас и убивают.

 - Кого убивают? - не понял Алекс.

 - Нас - Проводников. За то, что суемся, куда не надо, вмешиваемся во внутренние дела параллелей.

 - Кто убивает?

 - Есть одна... секта... Борется за чистоту миров... 

 

Однажды я проснулась от того, что кто-то душил меня во сне. Это было давно, еще там, на побережье. Через пару дней после того, как ушел отец. Он ушел тихо, ночью. Он думал, что все спали. Но мне, как всегда, приспичило. Выходя в освещенный тусклыми ночными лампами коридор, я заметила чью-то мечущуюся по гостиной тень. 

Я знала, что мама спит в комнате сестренки, Нани ушла, значит это мог быть только отец.

Затаив дыхание и стараясь не скрипеть половицами, я прокралась к полуоткрытой двери гостиной и увидела, как он собирает вещи в дорожную сумку. Не знаю с чего, но я решила, что сейчас он не обрадовался бы, увидев меня. Наблюдая, я неосторожно облокотилась на дверь, и она громко пискнула в тишине. Отец вскинулся и размашисто зашагал в мою сторону. Я утекла в свою спальню, хлюпнулась в кровать и накрылась одеялом. Едва я успела успокоить дыхание, как дверь открыл отец..., постоял на пороге несколько минут и ушел. Навсегда.

А ко мне по ночам стали приходить эти...

 

По возвращении нас встретил Йорик с грустной новостью - Вишне стало хуже. Наши новости оказались не лучше - Зуев не нашел, то, что было нужно. Это означало, что все плохо и нужно где-то брать сил, чтобы пытаться это изменить. 

Я с доктором прошла в палату-комнату, в которой остановилась Вишня и осталась с ней после его ухода. 

 

Мама спала прямо на стуле, облокотившись на прикроватную тумбочку. Рядом в кроватке, разметавшись в беспокойном болезненном сне, пылала температурой Вишня. На столе, среди горы лекарств, горел ночник.

Я стояла на пороге комнаты в нерешительности и теребила подол своей ночной сорочки. Очень не хотелось будить маму, она по всей видимости заснула совсем недавно. Ее утомило круглосуточное дежурство у постели больной. Но и в комнату возвращаться не хотелось. Там было темно, холодно и одиноко.

Я тихонечко прокралась и примостилась на кровати в ногах у Вишни. Мама не проснулась. Так я и сидела, глядя на них, пока не стали слипаться глаза...

Меня отрезвил резкий хрип Вишни.

 - Мама! Мамочка! - закричала я, вскакивая. Но, чуткий мамин слух уже пробудил ее. Схватив Вишню на руки, она накапала лекарство ей в рот и, положив ее грудью себе на плечо, растирая ей спину, запричитала-замолилась горячечным шепотом:

 - Дыши-дыши-дыши, девочка... Дыши плавненько... Дыши, моя хорошая... Доченька моя... Только дыши, прошу тебя!

Закусив губу и сцепив руки на груди, огромными от страха глазами я следила за тем, как мама двигается по комнате с пятилетней Вишней на руках, которой мало кто дал бы и четыре... Может быть лучше было бы сидеть в своей комнате в темноте и смотреть в окно, где ветки деревьев щекочут луну? Нет, подумала, я - не лучше. Потому, что дыхание Вишни стало чище, ровнее и мама, покачав ее немного на руках, словно совсем маленького ребенка, положила в кровать, накрыла одеялом, поправила подушку, убрала прядь темных волос с лица... А потом, устало присев на стул, сказала мне:

 - Иди сюда, малыш...

Я взобралась к ней на коленки, и мы сидели так, обнявшись, пока я не уснула.

 

Зуев разбудил меня чуть свет и сказал:

 - Пошли. Дело пахнет керосином.

 - Что? Каким керосином?

 - Если сегодня мы вернемся пустые, мы ее потеряем.

Это сработало, как цистерна кофе.