91 год. Гл. 19. Прощание с КПСС
Партия коммунистическая испытывает трудности, мечется в поисках достойной ниши, на которую, не уронив лица, плавно переместиться должна в ходе затеянной Перестройки. Сама же вскрыв в эйфории нетерпеливого энтузиазма, очень важные и значимые проблемы, тормозившие развитие советского общества, бездумно и без оглядки на последствия, спровоцировала неуправляемый обличительный раж, позволила таким серьёзным оружием как критика, пользоваться всем и всякому. Радовалась любому вскрытию и обличению негатива, важному, неважному, бесполезному и даже вредному, с непредсказуемыми последствиями. Разбудила обличительную энергию масс. Свалила этот, всем миром выявляемый негатив, в одну кучу, нагромоздила из этого негатива непроходимые препятствия, и сама не заметила, как упустила момент, проглядела, что этот вселенский негатив против неё же – партии – руководящей и направляющей, оборачивается.
Слишком уж много да ещё за все годы советской власти, скопом, оказалось негатива. Значит – плохо правила! Значит – сомнительными путями вела к светлому будущему! Много хорошего добилась? – это как посмотреть, с чем сравнить?
А негатив? Он всё равно, перевешивает! И сравнить его, негатив, даже не с чем. Ведь партией избран особый в мире, никем не изведанный социалистический путь, интенсивный, торопливый, неоправданно жертвенный.
Вот они – западные страны! Не было в них кровавых гражданских войн, не было революций, и ГУЛАГов, и живут – почти в коммунизме, с которым якобы боролись! На самом деле, не мы, а они, без всякой борьбы, в коммунистическом благосостоянии оказались! И без всяких пятилетних планов...
Война нам помешала? – Так Германия, она тоже воевала. Только где сейчас по уровню развития Германия, и где мы?..
Партия сама опешила от возникших к ней вопросов, упрёков и обвинений, зарделась угрызениями совести, оторопела, впала в ступор от самой же развязанного самобичевания, растерялась, утратила уверенность в своих действиях, боевитость, и оказалась в таком положении, что и защищаться, не способна.
Она, единственная, руководящая, по нынешним определениям оппонентов – диктаторская, в непоколебимой уверенности в правоте своих действий, все годы, до Перестройки не позволяла никому сомневаться в исключительном благородстве и пользе её миссии для всего мира. Сомневаешься, значит – враг, а врагов – уничтожают.
Она не привыкла защищаться, она всегда нападала. Но вот… родила Перестройку!
Перестройка отвергла её методы самоутверждения, и вдруг, оказалось, что сама, эволюционно перестроиться для реализации декларируемых идей, партия не может. Неожиданно для самой себя она оказалась в консервативных рядах, мешающих ею же рождённой и вырвавшейся в самостоятельное плавание Перестройке. И получается, что недостойна партия больше, управлять страной, а значит, – следует отобрать у неё исключительное право на привилегию власти.
Как?!..
Всё просто! Следует, отменить пресловутую шестую статью Конституции и дело с концом!
И отменили…
И самоуправляемая Перестройка зашла в тупик. Как там, в высказывании писателя Бондарева? Самолёт в воздух подняли, взлетел, летит… – а аэродром?..
Место для посадки не проработали! В спешном порядке, без чертежей и схем, панически пытаемся соорудить, расчистить от, самими же, нагромождённых завалов посадочную полосу и… не получается…
А время бежит неумолимо, расходуется в самолёте бензин, и… успеем ли, успеем ли… и правильно ли всё, в спешке, рассчитали?..
Периферийный город Синегорск – на задворках великой страны.
Посадочный аэродром далеко строится, – в Москве.
Но если рухнет самолёт, если взорвётся? Осколки – они ведь и до Синегорска достанут, и далеко за его пределы разлетятся! И тогда… чем всё это для всех обернётся?..
В Синегорске партия, по-прежнему, руководит, и руководит эффективно, сохраняет в лице Дымченко бодрый вид и не теряет уверенности, что всё в стране утрясётся, уляжется в лучшем виде и вот-вот наступит время, когда всем людям будет счастье.
Ну и что с того, что шестую статью Конституции отменили, что в стране новые претенденты на власть объявляются? Эту власть у коммунистов ещё отобрать надо! И совсем не факт, по крайней мере, для коммунистов Синегорска совсем не очевидно, что это получится.
А пока, придаёт всем горожанам уверенности, в правоте действий, уверенности в том, что по-прежнему, в руках партии находится вся полнота власти – вновь построенное, в рекордно-короткие сроки современное здание городского комитета партии.
Оно несколько сместилось от центра города, за городской парк, присоседилось к кинотеатру имени Жданова, к памятнику Чокану Валиханову, скромно отодвинулось от горисполкома, обкома партии, облисполкома – комплекса зданий от, которых, по-прежнему, вся полнота власти исходит.
Ну и что с того, что отодвинулось? Для меня, так даже лучше. Есть повод, после вынужденного сидения в кабинете, лишний раз туда пешочком пройтись, размяться…
Хотя, – всё реже и реже приглашать в последнее время стали в городской комитет партии, всё больше – в горисполком…
Сегодня пригласили. По какому вопросу – не сказали. Вопрос на месте.
Мягкое солнце нависло над головой и сопровождает по пути к горкому. По-весеннему пронизывает теплом, приятным и бодрящим. Яркий, необычно свежий весенний свет господствует вокруг. И всё, с чем он соприкасается, отдаёт радующими глаз свежими красками и новизной. А парк, сквозь который ведёт дорожка, так он вообще кружит голову и пьянит ароматами деревьев и травы, выпущенными на волю весной, в полную силу вступившей в свои права.
Новое здание горкома – тоже встречает светлыми тонами. Его холлы, кабинеты наполнены светом и теплом, воздухом, пропитанным особой весенней свежестью, перемешанным, однако, с запахами, характерными для совсем недавно введённой в эксплуатацию новостройки. Всё это вместе перебивает и расслабляет напрягающую тело и нервы насторожённость, которая обычно сопровождает начальника, приглашённого в горкомовские кабинеты.
Старое здание горкома, не чета новому! Мрачное внутри и тёмное, давящее толстыми, тяжёлыми «казематными» стенами, окрашенными в угнетающие душу тона, – всё в нем способствовало поддержанию особо настороженного состояния. Язык не поворачивается сравнить его с этим, современным.
Здесь всё пронизано светом, свежестью, новизной. Но ведь и оно предназначено, и как то – старое, обречено на неизбежные партийные условия жизни, внутри себя, которые предполагают холодную строгость, жёсткость, жестокость, неумолимую требовательность, расчётливую безжалостность…
Свежепостроенное, просто не успело оно ещё пропитаться угнетающей душу, суровостью, вселяющей невольный трепет…
Наверху, в холле, на площадке перед приёмной, стайкой толпятся городские руководители. Громким переливом слов вещает о чем-то директор горводоканала Смоляга Евгений Федорович.
Раз среди приглашённых, Смоляга – и гадать не надо, ясно, – опять требует срочного решения очередная коммунальная проблема!
Время терпит, я неспешно поднимаюсь по лестничному маршу. Сзади догоняет директор горэлектросети Дубровский Василий Григорьевич. Поравнявшись, приветливо толкает в плечо и произносит вместо приветствия
– Ну что, отмучились, Виктор Васильевич…
– Что значит – отмучались?..
Он изумляется
– Как! – Ты такой новости не знаешь! Дымченко ведь нас попрощаться пригласил!
– Как… попрощаться.
– А вот так! Уходит он от нас. Покидает партию…
Вечно не поймёшь этого Дубровского. Это он так шутит что ли? Нет, не похоже… не шутит.
Секретарши в приёмной нет. Дверь в кабинет первого секретаря распахнута настежь. Увидев нас, ввалившихся гурьбой в приёмную Александр Сергеевич, из глубины кабинета, жестом приглашает войти. Он прекращает перебирать на столе какие-то бумаги, оборачивается к нам и, что для него очень необычно, не предложив присесть, произносит
– Вот, последний раз пригласил в кабинет, – попрощаться…
Он вроде такой же, как обычно, но… совсем другой. Исчезла дистанция, разделяющая обычно человека, обладающего высокими властными полномочиями, от соприкасающихся с ним подчинённых. Незримая, но всегда, непременно присутствующая стена отчуждённости, тревожно ощущаемая. Он продолжает говорить скороговоркой, как будто у него нет совсем времени, и он куда-то спешит.
– Вот, попрощаться пригласил. Перехожу на другую работу. В Алма-Ату…
Жаль расставаться с городом, с вами… – Вместе мы очень многое сделали. Интересно, очень интересно было работать! Но времена меняются…
Он ещё, говорит хорошее в наш, руководителей, адрес, чувствуется – слова не натянуты и льются искренне из открывшейся вдруг враз, раскрепостившейся души, называет нас соратниками по большому, очень важному делу, целью которого было – улучшить жизнь простых людей. Просит не держать зла, если что не так было – ведь время и задачи жизнью поставленные, заставляли его иногда бывать и предельно жёстким. Власть – она не может быть без требовательности и жёсткости.
Никто не решается спросить, а куда же его переводят, на повышение или понижение?.. Не принято, да и не к месту праздное любопытство, а сам Александр Сергеевич назначением не делится, сообщил лишь, что в Алма-Ату перебирается. Ну – раз в Алма-Ату, значит, явно – на повышение.
В принципе всё понятно, а он не теряя инициативы, уже подступился прямо к нам, рядком в шеренге стоявшим, жмёт руки, по очереди. С кем-то молча, встречается взглядом, от кого-то принимает краткое пожелание успехов на новой работе, а вот, и ко мне подошёл, и я тоже, говорю несколько слов, говорю от души
– Александр Сергеевич, мы с Вами практически одного возраста, характерами даже в чем-то сходимся и на многое, мне кажется, в жизни взгляды наши совпадают. Но ответственность на Вас гораздо выше и сделать Вам удалось полезного, гораздо больше. И город это запомнит. Искренне желаю, чтобы и в дальнейшем, на новом месте работы всё у Вас по жизни добротно получалось…
Он с интересом слушает, и кажется, что не ожидал он от меня таких слов – слишком уж напряжёнными и непримиримыми были, особенно в первый год совместной работы, наши взаимоотношения. Но по отношению ко мне тогдашнему, зелёному и совершенно неопытному в общении с партийной властью, а потому излишне смелому и дерзкому, он проявил терпение и такт. Не позволил в этой власти разочароваться, дал время понять её. А потом, поддержал и приложил руку, чтобы закалился и состоялся я как серьёзный и ответственный руководитель, укротивший, но не растерявший принципиальности и смелости.
Кто как, – не знаю, но я – не «отмучился». Мне искренне жаль, что он уходит. Тот, чисто деловой стиль общения, который между нами сформировался, меня вполне устраивал – ровный, уважительный и по существу.
Он как-то странно уходит… Обычно – пленум… актив… а тут… тихо и незаметно, и смутное ощущение в душе – как будто Партию с собою забирает.
Удачи тебе на новом месте, удачи – «Павка Корчагин»!..
Всезнающий Дубровский уже на улице сообщает
– А он ведь не по партийной линии на новом месте работать будет! Его направили в Министерство по туризму и спорту и не на первую должность…
Да-а, – и не знаешь, – радоваться за Дымченко или жалеть.
А Партия? Она действительно – как выдохлась! Раиса Фёдоровна, кадровичка, когда зашёл к ней, партийный взнос за май-месяц заплатить – вдруг заявила
– А зачем, Виктор Васильевич? Уже несколько месяцев никто кроме вас и Юмакулова взносов не платит, и горком, строго, всегда, бывало – день в день о взносах напоминал, а в этом году – ни-ни…
– И всё-таки, примите!
– Виктор Васильевич, Мелонская усмехается, – вот увидите, это последний ваш взнос! Я вам точно говорю, – никому эти взносы уже не нужны…
Вот так. Потеряла Партия руководящую и направляющую роль, потеряла силу, и тут же ненужной стала. Ладно, у нас, на моем предприятии, по сути, и не было партийной организации – так, малочисленная ячейка. Но ведь и мощные организации, на крупных предприятиях, тоже, как-то разом, – как бы в точку сжались, до незаметности. И это очень похоже на бессистемный, а может быть и негласный – системный, втайне от рядовых коммунистов, организованный самороспуск.
Неспроста, совсем неспроста Дымченко покинул руководящий партийный пост.
Пять лет назад, убеждённый в правильности решения, полный веры и энтузиазма вступил я в Коммунистическую партию. Что – я? Разве мог кто-нибудь из самых опытных коммунистов предполагать тогда, в 1985 году, что близко, очень близко ожидает партию бесславный конец? Позорный и стыдный – и что самое обидное, парадоксальное – самой же партией подготовленный!
Как большинство моих партийных товарищей, я партию не разваливал, своим поведением, делами и помыслами не способствовал потере её авторитета, честно исполнял партийный долг. Но всё равно, мне почему-то – стыдно перед Мелонской…
***
А 30 мая в городе случилось просто экстраординарное событие – в город Синегорск прибыл сам Президент Советского Союза, и по совместительству – всё ещё Генеральный Секретарь агонизирующей Коммунистической партии. С какой целью, какими ветрами притянуло его в такую периферийную от высокой политики глушь? Наверное, лишний раз сработало стремление, подпитаться народной поддержкой, «сверить курс». В столицах его уже вряд ли так восторженно встречают, а в глубинке…
Всё произошло так неожиданно и спонтанно для горожан, и для меня в том числе, что о его состоявшемся визите в город я узнал лишь на следующее утро от вездесущего Журбы Владимира Яковлевича. А вот он – кстати, совсем недалеко от центра города проживающий, успел и на площади побывать и живую речь Михаила Сергеевича послушать. Счастливец.
Михаил Сергеевич появился в городе с непременно сопровождавшей его супругой, блистающей красотой и нарядами – Раисой Максимовной. Как же – без неё!
Сначала, в окружении областного начальства прошёлся Президент по нескольким магазинам, и удовлетворился спешно организованным обилием на их полках различных сортов колбасы, – затем, а как же без этого – на центральной площади, на импровизированном митинге, пообщался с нахлынувшим на площадь обалдевшим «периферийным» народом.
Люди совершенно неожиданно получили невероятную возможность – лично увидеть, своими глазами лидера Перестройки, и особенно его жену, и услышать своими ушами актуальные речи выдающегося деятеля современности, взбудоражившего и чуть ли не на дыбы поднявшего великую страну, и продолжающего парадоксальной деятельностью своей, удивлять весь мир. Вот и Журба, счастливый и удачливый – увидел и услышал…
– Владимир Яковлевич, ну а что же путного сказал на площади людям Михаил Сергеевич?..
– А-а, – ничего нового! Всё те же, ставшие уже избитыми, истины… да и встреча продлилась всего несколько минут. Погода не позволила. Порывы сухого ветра как будто со всего города совсем в неподходящий момент, собрали тополиный пух и обрушили на площадь. Не постеснялась природа неожиданных высоких визитёров, ну прямо – настоящий снегопад получился посредине лета! Раиса Максимовна, с непривычки так уж руками перед своим носом махала, отгоняя прилипчивые пушинки, так махала…
Не выдержали гости невыносимой от пуха щекотки, заторопились, поспешили сесть в машину и быстренько укатили в аэропорт.
Зачем всё-таки потратил своё драгоценное время на Синегорск Михаил Сергеевич, – так и осталось загадкой. Но уж наверняка, – не для того, чтобы полюбоваться обилием колбасы…
По всей вероятности, просто так сложилось стечение обстоятельств, на пути его следования в Алма-Ату, случай сработал и импровизация...
***
Щекочущий, вызывающий зуд и раздражающий нервы, не только гостей высоких, но и горожан, по всему городу достал снегопад из тополиного пуха, в конце мая. А помимо этого, традиционно – кому что – а связистам, точнее – кабельщикам, весь месяц доставляли много хлопот случающиеся и случающиеся одиночные повреждения на упрятанных в канализацию кабелях телефонной сети.
Всё аукались и аукались последствия от зимнее-весенней влаги, безжалостно вскрывшей слабые места и теперь, медленно уходящей, теплом солнца испаряющейся.
И крупных аварий не наблюдалось и сумасшедших дождей не случилось, и уже не будет как в прошлом году, судя по настрою природы, а всё равно – средне-дневное количество кабельных повреждений в день, в мае-месяце составило 104,4.
Многовато конечно, но – к концу месяца, вздохнулось легче. Их количество резко пошло на убыль, и по состоянию уже на первое июня, составило – 40.
Городская телефонная сеть вступила в обычный эксплуатационный летний режим. Паводок закончился.
Но нельзя упустить из внимания и проигнорировать тот факт, что повредившийся шестисотпарный кабель, который практически на полмесяца отвлёк на себя силы бригады – это далеко не идеальное повреждение, все этапы устранения которого, можно строго просчитать и пронормировать. И устранение такого рода повреждений трудно уложить в строгие временные рамки.
Условия работы – не для слабонервных. В колодце, постоянно сочится вода из всех щелей, которые, как ни старайся, заткнуть и прочно загерметизировать, не удастся. Как ни проветривай, а всё равно не исчезает, пропитавшая воздух, мясокомбинатовская вонь, которой дышишь в колодце и как ни привыкай, реагирует на которую рвотными позывами человеческий организм. А кабель… Вскрытые концы кабеля, мощного, свинцового, невозможно изогнуть, приспособить поудобнее. Его ведь ещё умудриться уберечь надо от капель влаги, так и норовивших упасть сверху, и если не на кабель обнажённый, так на оголённую шею, кабельщику.
Концов кабеля, в колоде всего два. Но это целых 2400 жил, которые на каждой стороне ещё разделать надо, прозвонить, отобрать неисправные из других мест, рассредоточенных по кабельной длине, подготовить к сращиванию и срастить. И лишь потом, облачить сросток в прочные водонепроницаемые муфты, запаять, наконец, газовыми горелками, добавившими в колодезный воздух смрада и свинцовых испарений. Всего два конца, но таких коротких, что вытащить их наружу – ну никак, и с которыми только там, как говорится, – в антисанитарных условиях, работать и можно. И качать непрерывно поступающую воду из смежных колодцев, круглые сутки – качать, качать…
А сетка, по которой кабельщики премиальные получают, – она жёстко привязана к количеству оставшихся не устранёнными повреждений. Добилась всё-таки кабельная бригада их количества по состоянию на первое июня в сорок штук, но этот результат не позволяет выплатить им премию в полном объёме.
Одиночные повреждения портят картину. Возникают и возникают. Прилично времени прошло, а всё равно, сказываются последствия прошлогодних, беспрецедентно продолжительных аномальных дождей, парализовавших тогда любую производительную работу.
Сорок повреждений по состоянию на первое июня с учётом сложившихся реалий, да к тому же в условиях хронической нехватки материалов – это хорошо, очень хорошо! Достигнут результат, лучший из возможных. Не подтвердились худшие опасения. Огрехи, у кого их не бывает, а в целом – очень хорошо сработала бригада.
По сетке повреждений – строго по расчёту, получит бригада зарплату. Но это как раз и тот случай, когда необходимо особо отметить труд людей. В прошлом году их жёстко критиковали, достаточно много свалилось упрёков на их головы и справедливо. Ну а сейчас можно похвалить, отметить и оценить материально хороший задел на год. Заслужили. И это тоже, – будет справедливо.
ПРИКАЗ
« О единовременном поощрении бригады
кабельщиков-спайщиков»
Приказом № 40 от 19 марта 1991 года были намечены работы, выполнение которых позволило в паводковый период оперативно устранять повреждения на телефонной сети. В настоящее время количество кабельных повреждений снижено со 130 до 40.
Заложена основа для обслуживания абонентов города средствами связи с хорошим качеством и создана база для проведения плановых работ в летний период.
ПРИКАЗЫВАЮ:
Выплатить денежную премию работникам бригады кабельщиков-спайщиков в следующих размерах:
1. Крылову Е.Г. каб-спайщику в сумме 100 рублей.
2. Глущенко В.Н. каб-спайщику -’’ - 100 рублей.
3. Беккеру А.В. инженеру -’’ - 100 рублей.
4. Чурсину В.Б. каб-спайщику -’’ - 100 рублей.
5. Полкопину Ю.И. каб-спайщик -’’ - 100 рублей.
6.Цехменструк А.И. каб-спайщику -’’ - 50 рублей.
7. Полудняк А. каб-спайщику -’’ - 50 рублей.
8. Пыжу Л.В. водителю -’’ - 50 рублей.
9. Винтеру Ф.Р. водителю -’’ - 50 рублей.
10. Халафову А. водителю -’’ - 50 рублей.
11. Ушмугину Н.М. э/монтёру -’’ - 50 рублей.
12. Грабовской И.К. э/монтёру кросса -’’ - 50 рублей.
13. Байорис З.М. э/монтёру кросса -’’ - 50 рублей.
14. Белоноговой Т.Ф. э/монтёру кросса -’’ - 50 рублей.
Экономисту Мурносовой В.В. внести изменение в Положение о премировании бригады кабельщиков-спайщиков, размер премии увеличить с 50 до 70 процентов с июня 1991 года.
Свидетельство о публикации №221032000266