Морской Узел. Глава 4. Улыбка Кати

Глава 3. Москва Золотоглавая или улыбка Кати.

       Пригожим сентябрьским утром 1912 года, когда робкие солнечные лучи лишь скользнули по золотистым кронам столетних лип, ко флигелю Царскосельского дворцового управления, что в Певческом переулке, подкатил, сверкая начищенными до блеска медными боками шикарный,  автомобиль Renault Coupe De Ville/Titanic.
 
       Важный  водитель с пышными усами,  подал к подъезду и из мягкого кожаного чрева авто бодро выскочил высокий, стройный, благообразный  господин с седыми висками  в мундире жандармского полковника с Анной на шее. Ранний визитер быстрыми шагами взлетел  во второй этаж прямиком к кабинету Главы Царскосельской императорской резиденции князя Михаила Сергеевича Кутятина.
 
       Посетитель был непрост, ибо направился в кабинет князя без доклада. Скажем прямее, полковник специального жандармского отделения по охране царских поездов, князь Константин Владимирович Кутятин доводился известному сановнику кузеном и другом детских лет. Какие уж тут доклады, да и верно дело срочное, государственной важности, нетерпящее отлагательств.

       Михаил Сергеевич в ладно сидящем мундире с золотыми эполетами генерал-майора, тепло приветствовал кузена. Князья обнялись.
 
       - Костя!  Рад тебя видеть!- улыбаясь проговорил Михаил Сергеевич.  Не угодно ли чашку кофе и сигару? Присядем в кресла, поговорим. Как супруга, дети? Все ли благополучно в вашем уважаемом ведомстве?

       - Ах, Мишель! Дети и супруга, Слава Богу здоровы, как надеюсь и твои. Право, есть веский повод для бессонницы...
Я собственно к тебе за помощью, к кому обратиться в такую минуту, как ни к брату – знатоку и ценителю искусства, имеющему большие связи в художественной среде.
Тут дело деликатное, государственной важности , даже не знаю как начать...
 
       Из Москвы приходят тревожные донесения. Первопрестольная  наводнена фальшивыми ассигнациями разного достоинства. Объявляются подделки в самых неожиданных местах и на весьма значительные суммы. Такой скандал! И это в преддверии пышных торжеств, посвященных 300-летию Царствующего Дома. Планируется визит Императоской семьи, праздничные молебны в Кремлевских и иных соборах древней столицы, парад отборных  полков гарнизона и юнкерских училищ, балы, открытие памятных знаков и  обелиска в честь Романовых в Александровском саду. А тут такой пассаж. Ропщут купцы, страдают коммерсанты. Работает явно преступное сообщество с распределенными ролями и системой распространения. Фальшивые государственные кредитные билеты обнаружились даже в благотворительных фондах, учрежденных к  торжеству! Не приведи Господи, дойдет до Государя, омрачится праздник!

       И каково качество подделок! Клише сработано мастерски. Только специалист с банковским оборудованием может уличить фальшику. Волей неволей задумаешься о диверсии, внешнем вмешательстве с целью подрыва финасовой безопасности Империи.
       Как ты знаешь из истории, по приказу Наполеона Бонапарта перед вторжением в Россию были напечатаны фальшивые государственные ассигнации. Сейчас было, грешили на германскую и австрийскую разведки, но это прямой повод к войне, Casus belli, так сказать.  Не думаю, что так, однако, пособников у потенциальных неприятелей хватает, революционную заразу до конца не искоренили. Они же во время беспорядков  1905 года получали от японского правительства деньги на оружие!
Да-с, все либеральничаем с негодяями, как бы все это боком не вышло нашему возлюбленному Отечеству.
       Мишель, очень нужна твоя поддержка. Надо послать в Москву, в помощь Градоначальнику и Уголовныму сыску надежных людей, специалистов по граверному делу, экспертов, ты верно знаешь таковых по линии Императорской Академии художеств.  Полномочия будут предоставлены самые широкие и подготовлены рекомендательные письма.

       - Да , задача не из простых! Но не волнуйся Костя, пошлем проверенных людей, есть такие к счастью. С Божьей помощью помогут изловить преступников.

       Спустя несколько дней, на перрон Николаевского вокзала в облаке пара подошел, громыхнув буферами скорый петербурский поезд. Из вагона второго класса в звонкую прохладу осеннего московского утра вышли двое пассажиров.
 
       Первый- господин лет около сорока, среднего роста, крепко сложенный, сероглазый, с русыми, слегка подкрученными усиками. На голове шляпа-котелок, могучие плечи, как у чемпиона по французской борьбе,  ловко облегал дорожный  пиджак шотландской ткани, в руке тяжелая трость с шарообразным набалдашником, в другой руке чемодан коричневой кожи.
       Его спутник- молодой человек лет не более двадцати, с широко посаженными карими глазами и белозубой улыбкой был облачен в клечатую костюмную пару, красную шелковую косоворотку, шляпу-канотье, на ногах поблескивали черным лаком новенькие штиблеты с белым верхом.  Юноша держал в руке пухлый докторский саквояж.
Означенных господ можно было принять за цирковых артистов, либо комивояжеров, рекламирующих новую модель патефонов фирмы Циммермана,  или велосипеды фабрики А. Лейтнеръ и К на каучуковом ходу.
 
       К пассажирам задиристо подскочил носильщик- мордастый парень с вихрами из под картуза и фартуке с бляхой. Молодец ловко, было, подхватил легко протянутый господином чемодан, и чуть не уронил его себе на ноги от неожиданной тяжести. Силен ты, дядя, подумал про себя парень.

       Визитеров захлестнула суета и  многоголосица вокзальной площади  со щекочащим ноздри духом свежевыпеченных пирогов с капустой, с осанистыми фигурами усатых городовых, мальчишками-газетчиками и чистильщиками обуви, Ваньками на облучках пролеток, разночинным людом с чемоданами, сундуками, котомками, шляпными коробками и саквояжами. Подивились гости на роскошное новое здание Ярославского вокзала работы Шехтеля в стиле модерн, с  островерхими  башенками, под стать кремлевским, ажурной кровлей и белокаменной резьбою русских соборов да теремов. Эх не хватает только пышногрудых девушек в кокошниках, да с хлебом-солью !
Старший окликнул извозчика и негромко обмолвился с ним.

       Извозчик почтительно кивнул и спутники покатили по мостовой в сторону Сухаревки, затем, миновав шумный рынок, свернули на Сретенку, у Сретенских ворот, близь церкви Успения Пресвятой Богородицы в Печатниках поворотили на Рождественский бульвар, с ветерком спустились к Трубной Площади и устремились дальше по объятым пожаром золотой осени московским бульварам. Юноша придерживал канотье рукой и с любопытством глазел по сторонам.

       - Смотри, Никита,- молвил старший, красота какая! Истово прекрестившись на летящую в голубом небе краснокирпично-бело-золотую  колокольню Петровского монастыря.
 
       - Да, Крестный,- отвечал юноша. Нарышкинское барокко. Совершенно уникальный московский стиль. По иронии строила царевна Софья из Милославских.

       - Ну ты, Никита, глубоко роешь, книжный человек. А по мне так просто- лепота!

       Мелькнули белые стены и купола Страстного монастыря. И наконец, Тверской бульвар с особняками послепожарной застройки, чугунного литья ажурными оградами, скамьями в языках пламени рябиновых кистей, в пурге золотых кленовых и липовых листьев. Бабье лето дарило мягким теплом, стояли тихие, хрустально-прозрачные дни, с легкой прядью перестых облаков в голубом небе. В эти дни особенно уютна, хороша  Москва с обращенными к Богу сияющими луковицами бесчисленных церквей, патриархальным своим бытом и неспешностью.

       У Никитских ворот, близь Большого Вознесения, старший из приезжих  раскланялся с  двумя господами в черных котелках с внимательными, сосредоточенными лицами.
«Господа, покорнейше прошу сменить экипаж, согласно распоряжению его Превосходительства»,- вполголоса промолвил один.
Пересев в ожидавший экипаж с почтительным возницей гости  покатили к Арбатским воротам с новым синематографом  «Художественный» и углом шикарного ресторана «Прага» под круглой башенкой, затем свернув на Воздвиженку двинулись в сторону Александровского сада. Показались красного кирпича седые Кремлевские стены с ласточкиными хвостами зубцов, громадой Троицкой башни, увенчанной двухглавым Государственным орлом, парящим  над мостом и приземистой Кутафьей.

       Приезжие набожно перекрестились на купола древних Кремлевских соборов и звонниц, подивившись их  величию и благолепию.

       -  За одно хоть Москву золотоглавую посмотрим, настоящая экскурсия - негромко промолвил Никита.

       - Да,  довелось покататься, кружат нас по городу, на всякий случай. Береженного  Бог бережет,-  в полголоса ответил Федор . Но нет худа без добра , полюбуемся на Первопрестольную.

       Экипаж проследовал по Моховой и через четверть часа лихо подкатил к подъезду особняка московского Градоначальника на Тверской улице.
Хозяин особняка генерал-майор свиты  Е.И.В Александр Александрович Адрианов- обладатель пышных подкрученных усов и бархатного баритона, встретил гостей приветливо:
       - Господа, покорнейше прошу садиться в кресла, отдохнуть с дороги.
Очень рад, рекомендация его Сиятельства Князя Кутятина- лучшая характеристика надежности и профессионализма. Очень надеюсь на Вас, готов оказать всемерное содействие.
       Дело государственой важности! Идет празднование 100 летней годовщины изгнания галлов из Москвы и избавления от нашествия «тринадесяти язык». А главное предстоят торжества по случаю 300-я Правящего Дома Романовых.
А тут такая оказия, фальшивые ассигнации удивительно высокого качества, в самых неожиданных местах:  купцы пострадали, видные коммерсанты , респектабельные магазины, банки. Международная ситуация тревожная. Всякое в голову приходит. По роду службы обязан думать o самых худших сценариях...
       Товарищ Главы Московского Уголовного Сыска господин Собашников  посвятит Вас в детали расследования и обеспечит всем необходимым.

       - Не извольте беспокоится, Ваше Превосходительство, -отвечал за двоих старший Кузьмин. Инструмент с нами. Примемся за работу немедленно.

       Раскланявшись с Градоначальником , Федор и Никита немедленно попали в крепкие объятья упомянутого Бориса Георгиевича Собашникова- господина средних лет и роста, узколицего с  внимательными карими глазами и смоляной ниткой усов.
 
       Борис Георгиевич- личность замечательная, легендарная даже, очень благоволил новомодным заграничным веяньям в криминалистике: методам дедукции, дактелоскопии, идентифиции по Бертильону, однако пуще всего доверял своему русскому чутью и природной цепкости. Говорил слегка грассируя и делая многозначительные, театральные паузы.
 
       - Милейший Федор Васильевич, служба службой, но традиционного Московского хлебосольства никто не отменял. Матушка Первопрестольная славна своей щедрой трапезой . Рестораций да трактиров величайшее множество. Господа, не откажите в любезности  отобедать со мной, поедем к Тестову, здесь недалеко, в Охотном Ряду, а потом уже мы поговорим о делах. Если вы скажете, что тамошний суп из раков с расстегаями и многослойной кулебякой плох, мы с вами враги на всю оставшуюся жизнь.

       Через три чертверти часа, новые знакомые уже сидели в отдельном кабинете в Тестовском трактире. Примечательно, что вместо поджарого, узколицего Собашникова  с Федором и Никитой сидел рыжеволосый, бородатый господин в пенсне, с крупным носом, округыми щеками и заметным брюшком. Видя удивленное лицо Никиты, спутник произнес голосом Собашникова.

       -Не удивляйтесь, Господа, своего рода маскарад, необходимый в нашем деле. Иначе не сохранишь инкогнито, лицо непозволительно примелькается.

       Пальмы в кадках, белоснежная скатерть да мягкая подушечка под спину, услужливый половой- краснощекий ярославский парень уже подносил спичку к сигаре.
Отведав наваристого ракового супа с расстегаями и сдобной кулебякой, да проглотив по рюмке особой московской со льда, Никита и Федор принялись за знаменитую гурьевскую кашу-  плотно сваренную на густейших сливках с орехами, изюмом, черносливом, да курагой, переложенную  сливочными пенками. Впечатленные гости одобрительно ахнули.

       - Царское блюдо, покойный Император Александр Третий, очень любил гурьевскую кашу. А к Тестову из Петербурга приезжают специально, чтобы ее откушать.

       - Высокая закуска, Борис Георгиевич,- похвалил Федор.
 
       - Дела наши, любезный Федор Васильевич, - негромко проговорил Собашников, покислее гурьевской каши будут.
По Москве гуляют фальшивые ассигнации, в том числе сторублевые, качество- комар носа не подточит. Рогожские купцы пострадали , «светилища роскоши и моды» -  на Кузнецком мосту, универсальный магазин Мюр и Мерилиз на Петровке, да что там – благотворительные  фонды по устроению обелиска в честь 300-летия Правящей Династии в Александровском саду!  Преступники имеют не только высокие технические возможности, но и натуральные  материалы, хитроумную систему сбыта фальшивок.
А главное- кадры! Выдумка, чертовская изобретательность и владение психологией. Хорошо слаженная группа работает-с.

       То зрелая дама, с лорнетом, прекрасным французским и аристократическими манерами приобретает племяннику- юнкеру Михайловского училища Брегет на память о выпуске и велит в подарочную коробочку упаковать, да непременно перевязать голубою шелковой лентою, как делывали ее батюшке при императоре Николае Павловиче. То безупречно одетый, седовласый господин  покупает бриллианты супруге  к юбилею совместной жизни. То купец-миллионщик в цилиндре набекрень и золотой цепью от часов с палец толщиною из жилетного кармана золотишка зазнобе прикупит на косые тыщи. А иной раз иностранный коммерсант, немец к примеру, из Баден-Бадена разменяет купюру. Да все в оборот идут не "синюхи" какие-нибудь пятирублевые на Сухаревке за связку баранок, да воз вяленной астраханской воблы, а сторублевые "Кати" и в самых респектабельных местах, со всеми атрибутами и подписью управляющего Государственным Банком Империи господина Коншина. Мистерия прямо-таки.  Филеры просто с ног валятся. А толка все нет-с.

       Наше ведомство через своих людишек шепнулo фартовым словечко в «Каторге» да «Сибири», что на Хитровке, что едут мол из Питера в гастроль в поисках настоящего дела, матерый  медвежатник из бывших матросов с племяшом- золотые руки, искусным гаравером и художником. Мол, клише под «Катю» могут исполнить высокого класса.

       Вам придется погулять по Москве кабацкой, хлебосольной, обильной, поесть попить, да по сторонам посмотреть пристально. Преступники сами должны на Вас выйти. Не пугайтесь, мои орлы вас прикроют, если что.  Вам надо показать достаточный уровень экспертизы и профессиональные навыки в случае проверки. Вы, Федор Васильевич, потренируйтесь с сейфами, «подломите медведя»,  одного- другого. С лексиконом у Вас все в порядке и руки под это дело чудесным образом подходят. Сейчас видно бывалого человека.

       А Вы, Никита, по клише поработайте и постарайтесь распознать при случае почерк их мастера.

       Но в банду соваться Вам нельзя, опасно слишком, попрошу без самодеятельности. Мои люди будут рядом. Назначите встречу по условленному адресу, их там возьмут. Завтра же с Богом и начинайте, мой извозчик будет постоянно при вас.

       Эх, Москва! Рестораций и трактиров несметное множество на любой вкус и карман. Можно в «Славянском базаре» позавтракать «до журавлей» , есть там такие уникальные хрустальные графины с золотыми журавлями, а можно просто чаю «с алимоном и полотенцем» выкушать в Егоровском трактире, или  «чаю под машину» - патефон то-бишь, в «Коломне» на Неглинной, или в трактире Боргеста, что у Никитских ворот. Тут Борис Георгиевич показал завидное знание подобного рода мест, хоть путеводитель составляй по Москве-кабацкой.

       Но начать советую с «Орла», на Сухаревке, там место встреч антикваров и ювелиров, а также «Колокола» на Сретенке, там церковные живописцы и художники собираются . Чую я, будут там шерстить в первую очередь.
А пока вас отвезут на квартиру, в Брюсовом переулке. Место укромное,  во втором этаже неприметного  особнячка с охристым фасадом, возле храма Воскресения Словущего, что на Успенском Вражке. Экипаж заедет за Вами завтра, а пока отдыхайте . Честь имею кланяться.

       Место, действительно,  оказалось тихое и покойное, это в двух шагах от оживленной Тверской, квартира из трех мебелированных  комнат с камином и плотными шторами. В ближнем храме зазвонили к вечерней. Федор и Никита набожно крестились перед древними,  намоленными образами Спасителя и Богородицы.
 
       Утро следующего дня выдалось солнечным, прозрачным, звонким, какие бывают на излете бабьего лета, короткого и долгожданного, как запоздалая любовь.
Федор с Никитой выкушали в Филипповской булочной на Тверской по чашке кофе, закусив мягким московским пирожком с капустой и яйцом, да отведали фирменной булки с изюмом.

       После этого, вернулись на квартиру,  проверить саквояж с инструментом: набором отмычек, надфилей, резцов, буравчиков, увеличительным стеклом,  фомкой удобной по руке и в означенный час отправились в поданном экипаже к ужину на Сретенку в упомянутый трактир «Колокол».

       В общем зале трактира было людно и шумно, раздавался звон стаканов и приборов, разгоряченная богемная публика спорила до хрипоты, смеялась, плакала в обнимку с пустым штофом, пытаясь излить свою творческую душу. Федор и Никита спросили у вертлявого полового «Пожарских» котлет и по кружке светлого «Венского» пива.
 
       За соседним столиком сидел неловко ссутулясь над полупустым, граненным, штофом длинноволосый, узколицый молодой человек в пенсне на длинном пористом носу, с редкой рыжей бородкой  в поношенной тужурке. Засаленная, мягкая, широкополая шляпа лежала перед ним на столе рядом с помятым соленым огурцом на вилке и отъеденными сосисками с мозговым горошком.

       В какой-то момент взгляд Никиты пересекся со взглядом странного соседа. Тот почтительно кивнул и тяжело поднявшись, поскольку был изрядно пьян,  медленно заговорил:
       - Милостливые государи, не угостите ли папироской? Премного бладарен!
Позвольте представиться! Выпускник Императорского Строгановского училища Константин Игнатьевич Лосевич! Художник!  Чувства, краски, формы, звуки, все выражено кистью на холсте. Как не сфальшивить, когда вся жизнь вокруг насквозь фальшива? Если любовь, добродетель, идеалы- обман, то и картина -ложь! Не правда ли, господа?
Я был безумно богат, Вы не представляете, Господа, сколько у меня было денег! А сейчас я нищ и потерян.
Вот, то что осталось, благоволите! Лосевич откинул край плюшевой скатерти с бахромой со свертка, обнажив самобытной работы гравюру в иконописном стиле, но лик совсем не канонический, современный, живой. Редкой красоты женский портрет, выразительные глаза, чувственные губы, и таинственная улыбка.

       - Тонкая работа,- промолвил Никита, вы видно душу вложили в портрет! От того и лицо живое, глаза  влажные.
 
       - Какая красивая женщина! - вступил в разговор  Федор, в такую влюбиться легко.

       - О да, влюбиться в нее чертовски легко, сладко , мучительно, безнадежно! В глазах Лосевича под стеклами пенсне сверкнула слеза. Ее любят, обожают многие. Сама добродетель! Она всем дарит очаровательные улыбки, затягивает в сети своих бездонных глаз, и чем глубже в них погружаешься, тем вернее гибнешь. Я не знаю способна ли она любить? Кто она Ангел, или Дьявол? Меня она выпила, ради нее я был на все готов. Не попадайтесь у нее на пути!  Я пьян, не слушайте меня, Господа! То, что я говорю сейчас, можно рассказать только случайному собеседнику, попутчику в железнодорожном вагоне. Всю душу вывернуть, наизнанку, как пустой карман, не опасаясь ничего. Господа, я сейчас уйду, извините за беспокойство и не поминайте лихом.

       - Господин Лосевич! Постойте, вы действительно сейчас не в лучшей форме, мы поможем вам добраться  дома,- начал было сердобольный Никита, проникшись симпатией к несчастному художнику.
 
       Но помочь можно лишь тем , кто  готов помощь принять. Спасти можно того, кого можно спасти. Не слушая и не замечая никого вокруг, Лосевич поплелся к выходу.

       На другой день утром  Федор и Никита сидя в рабочем кабинете Собашникова, поведали ему о вчерашней встрече в «Колоколе».

       - Прелюбопытный субьект этот Лосевич. Самобытный почерк у него, гравюра с необычной насечкой. И улыбка удивительная, живая...

       -Ну, что же, хорошо, будем иметь в виду способности господина Лосевича . Впрочем, едва ли он может быть нам полезным в этом деле. А за наблюдательность благодарю-с.

       Борис Георгиевич вещал, откинувшись в  мягком кожаном кресле, пуская дым сигары кольцами. На массивном письменном столе, заваленном бумагами стояла чернильница в виде головы богатыря, чай в стакане с серебряным подстаканником и нарезанный лимон на блюдце.

       - Господа, Вы незнакомы еще с Екатериной Аполлинарьевной В-ской! Удивительной красоты женщина и голос чудный,  как серебряный родник журчит. Наша тульская соловушка. Всеобщая любимица, множество поклонников за ней влачится, самых разных званий и состояний, во многие дома и салоны вхожа.
       А гонорары от своих выступлений она полностью почти на благотворительность жертвует, сиротским приютам, вдовьим домам, пансионам для пожилых служителей Мельпомены. А главное молодым, талантливым артистам помогает провинциальных театров Российских. Многих привечает, протекцию дает в столицах. Для всякого человека найдется у нее доброе слово. С большими чинами дружбу водит, манеры аристократические имеет, но проста и обходительна со всеми на удивление и маленьким человеком не брезгует. Редкой души человек!
       Я Вас приглашаю вечером в салон ее романсы послушать. «Отцвели уж давно хризантемы в саду...».  Удовольствие получите от ее голоса и познакомится будет возможность. Мой экипаж за вами заедет.

       - Благодарствуйте, Борис Георгиевич! Федор и Никита вежливо откланялись.

Когда ранние  сентябрьские сумерки опустились на золоченные сухим листом при свете фонарей бульвары, экипаж остановился у старинного особняка близь Арбатских Ворот , отделенного от Никитского бульвара оградой ажурного литья, в которую врос с мясом огромный раскидистый тополь.

       Пройдя мощенным двором, Федор и Никита в сопровождении Собашникова оказались в уютном салоне с окнами, завешенными бордовыми бархатными  шторами с кистями, свечами в медных  канделябрах и мягкой ореховой мебелью на гнутых ножках.
       Екатерина Аполлинарьевна- очаровательной красоты женщина с длинной темно-русой косой, большими глазами чайного цвета пела, очаровывая зал своим бархатным голосом, сердечным сопереживанием романсу, грациозным поворотом головы, мягкими движениями  тонких кистей рук, одна из которых чувственно касалась груди.
Лились волшебные звуки «Гори, гори моя звезда...» . Аплодисменты, возгласы «Браво», море цветов и восторженные взгляды поклонников и воздыхателей: офицеров и статских, убеленных сединами мужей и безусых юнцов. Кажется их полку прибыло. Федор не мог отвести взгляд от этой удивительной женщины, потрясенный ее красотой и обоянием.

       После исполнения приняв цветы и овации, певица изящно раскланялась и вышла к гостям допустить к ручке поклонников таланта. В первых рядах был заметен статный поручик Астраханского полка, он буквально винтом протиснулся сквозь толпу с букетом белоснежных роз.

       Звезда вечера была мила и обходительна со всеми. Каждый чувствовал себя согретым ее улыбкой и вниманием.
Собашников галантно раскланялся:

       - Екатерина Аполлинарьевна! Мы восхищении! Ваш божественный голос сводит с ума! Позвольте Вам представить моих хороших друзей из Петербурга: Федор Васильевич Кузьмин  и его племянник Никита, люди искусства, из столичных художественных кругов.
 
       - Очень рада, Господа, тронута сердечным приемом. Весьма приятно видеть новые лица, людей творческих, ярких, красивых. Екатерина Аполлинарьевна ласково улыбнулась и одарила  взглядом блестящих  миндалевидных  глаз цвета крепкого чайного настоя  с золотом, пронизанного роем мельчайших темных чаинок.
 
       - Милейший Федор Васильевич, в Вас, верно, коллеги по художественному цеху видят  могучую фактуру Геракла.

       Очарованный Федор не без удовольствия припал губами и щеточкой пшеничных усов к протянутой изящной кисти с пальцами, унизанными кольцами. Мурашки пробежали по спине сурового матроса, сердце учащенно забилось, как у восемнадцатилетнего гардемарина.
Прежде он знал незатейливую плотскую любовь, скорую, хмельную, гулящую. Ту что проходит, как утреннее похмелье после полстакана. А это было другое чувство, неведанное прежде за всю сорокалетнюю жизнь. Когда взгляд и улыбка полностью овладевают воображением.

       - Милости прошу, заходите ко мне, буду очень рада! Изобразительное искусство- моя тайная страсть.  Расскажите о модных течениях, импрессионизме, о кружеве модерна. О это чудо: и морские раковины и паруса и канаты и васильки во ржи и кокошник русской сказки! Это там тонко, красиво и безумно интересно!

       - Почтем за великую за честь, Сударыня, - галантно отвечал разомлевший «Геракл»

       Поздним вечером экипаж мчал Федора и Никиту по бульварам в золотом вихре кленовых листьев.
Матрос сидел в тихой задумчивости , не в силах развеять чары чайных глаз и улыбки певицы.

      - Вот это женщина! Тут немудрено голову потерять. Завораживает, я такого давно не чувствовал, да и знавал ли вообще? Эх, Федя, Федя, где же ты раньше был ?! Да, раньше ты был величина, завсегдатай аристократических салонов...Знать так Богу угодно, чтобы именно сейчас.
Никита был сосредоточен, словно старался  что-то вспомнить.

      - Да, красавица и удивительной энергетики человек, лучистый! Ты знаешь, дядюшка, лицо Екатерины Аполлинарьевны  мне показалось знакомым, словно мы встречались прежде. Долго думал и вспомнил. Я видел ее лицо, на гравюре того художника Лосевича, помнишь давеча в «Колоколе» случайное знакомство свели, бедняга сильно выпивши был. Да, это именно она! Та же улыбка, глаза чайного цвета с летящей  стайкой чаинок.

       - Полно, Никита, как тут узнать, мельком видели. Да и что у них общего может быть? Впрочем, может ты и прав. У тебя, племяш, глаз-алмаз, кому подметить как ни тебе. Ладно, уж поздно, утро вечера мудренее.
 
       На другой день к вечеру, похлопотав каждый над своим и взявши уже знакомый докторский саквояж с инструментом, Федор с Никитой  отправились в трактир «Крым», что помещался в первом этаже доходного дома Внукова на Цветном бульваре. Как говорил Собашников, место мутное, не хитровские « Каторга» и «Сибирь», конечно, но тоже народишка бедовый случается, а еще бают люди, там ходы подземные, древние ведут к Трубной, по ним заведение покинуть сподручно, когда  скрытность требуется. Может правду говорят, а может выдумка, про то один Господь ведает.

       Трактир гудел , звенела посуда, сновали половые, из граммофонной трубы заезженная пластинка выводила «На сопках Манчжурии».
Оглядевшись, гости запросили чаю с грибным пирогом, расслабились было, а тут мальчонка посыльный подбежал  да и говорит:
«Господа хорошие, Вас в кабинет просят пройти, там вам покойней будет. Пожалуйте за мной!»

       Ловко так ухватил Никиту за рукав и потащил по коридорам и лестницам. Сердце екнуло, верно клюнула рыба.

       Кабинетец, точно, был укромный, даже слишком. За уставленным обильными закусками столом, освещенным тусклой лампой под абажуром с кистями  сидела компания, которая, по всему видно, тишину и укромность очень ценила.
 
       Во главе стола за большим граненным штофом у блюда с заливным из осетра восседал абсолютно квадратный тип с тяжелыми веками, массивной  нижней челюстью  и короткими толстыми пальцами, при нем была грудастая, косоглазая девица с сочными губами. Еще трое деловых сидели за столом налегая на жаркое из баранины. Один из них- молодой вертлявый парень с золотой фиксой поигрывал финкой с наборной рукоятью гоняя ее меж пальцев, раскинутых веером на дощатом столе.
Входная дверь захлопнулась.  За спиной Федора и Никиты встал рыжий детина, полностью заслонив собой  дверной проем.
 
       - Ну, гости дорогие , пожалуйте к столу, в ногах правды нет, - низким голосом начал квадратный. Силантий, подай им стулья.
 
       - Мы, кажется ошиблись залом,- негромко проговорил Федор, - пойдем, Никита, наш чай остынет, да и пирог с грибами заветрится, он только теплый хорош.

       Но в спину немедленно уперся холодный ствол.

       - Так значит , говоришь, из Питерских босяков? -  перешел к делу хозяин.

       - Это ты, дядя, говоришь, а я  еще рта не разинул. В добрый час помолчать,- ответил Федор.

       - Не темни, мил человек, слухами земля полнится, из Питера двое прибыли. Один охотник до медведей, а при нем пацан – мастер гравер. Работенку существенную ищут, в трактиры захаживают, людей посмотреть, да себя показать.
 
       - Ну работенка-то сурьезная должна быть. Мы с племяшем не заборы красим. Ты, дядя, обскажи сначала, что у тебя за работа?- отвечал Федор.

       - Ты, фраер, верно, не догнал с кем базаришь! Покрасить мы, конечно, можем, в красный цвет, густой краской, это завсегда успеется.  Давай выкладывай, чей будешь, откуда, кого знаешь и что умеешь. И смотри, если врать надумаешь, если с легавыми связан... У нас тут разговор короткий, в Трубу спустим и никто не узнает, где могилка твоя...

       - Не горячись, дядя! Больно ты догадливый. Точно, Питерские мы, с Лиговки . Сам из Балтийских матросов. С корешом на пару барахлишко казенное, что плохо лежало, суконце и прочее со склада сдавали по сходной цене барыге бородатому. Ну спалились в скорбный час, как водится, кореш поехал в Сибирь на казенный счет, мне повезло штрафным экипажем отделался на Дальнем Востоке, начальство отмазало из своего интереса.
       Ну руки крепкие, к инстрименту  разному сподручные. Думаю, а чего медведя не попробовать подломить. Пару сейфов сработал. Пошло неплохо. На всякий товар -свой купец.
       А племяш, вообще не при делах, чистый, золотые руки у парня, гравер, по металлу работает, глаз не оторвешь- художество. Надоело без гроша мыкаться, красиво жить хочет, да и молодухи нынче денежки любят...

       Тут из-за стола пружинисто вскочил жиган с золотой фиксой. Перо порхало из одной его руки в другую.

       - Да, что ты, Вий, его слушаешь! Чую я печенкой, мусора их подослали! Морды легавые у них торчат.
 
       В два прыжка он оказался перед Федором и преставил жало финки к животу .
Распишу, падла!

       В миг, матрос кошкой качнулся назад, его левая рука тисками сжала запястье с пером, да так, что хрустнули кости, а финка зазвенела по полу, резкий рывок на себя и железные пальцы правой сдавили горло налетчика.
 
       - Рыпнешься, кадык вырву!

       - Оставь его, Матрос, - пробасил главарь, которого подручные величали Вием.
Да, Балтика, вижу тебе палец в рот не клади. А ну назови кликуху кореша блатного, с которым ты  казенное суконце двигал на пару, да барыгу опиши.

       - Ну Ильюха Ежиков его звали. Ежик, стало быть. А барыга, шут его знает, я же не околоточный, чтоб пачпорт спрашивать, борода черная, бородавка на носу, да глазами зыркал по сторонам.

       Один из сидящих за столом с глубоким  шрамом на щеке , утвердительно кивнул.

       - Складно поешь, Матрос. Ладно, посмотрим, какой ты медвежатник.
А ты, пацан, покажи вон Терентьичу свою работу, сможешь ладное клише сделать, будет у тебя красивая жизнь, девки -огонь, да крем-бруле на блюдечке.

       - Ну, что-же инструмент при нас: надфили, резцы, фомка с отмычками и  клише.
Никита приоткрыл пузатый саквояж. Седоусый Терентьич- по виду немолодой мастеровой, глянул из под очков на свежее клише под пятирублевую «синюху» и «угол» в двадцать пять рублей, провел  заскорузлым пальцем по бороздкам. И одобрительно промычал.

       - Не боись, дядя! Господа управляющие Коншин и Шипов сами автографы давали- похвастал молодой гравер.

       - Это что! Мы можем и «Катю» состряпать! - добавил Матрос.

       - Ладно, поедем с нами. На малине ковырнешь медведя, посмотрим какой ты Матрос.
Все братва,  двигаем  ходом на Трубную. Гиря, смотри за гостями, чтобы не смылись, и если что не так- мочи обоих.

       Тереньтич незаметно сунул руку в выщербинку  на стене, тихо скрипнули  петли отворилась потаенная дверь, завешенная потертым ширазским ковром. Вся честнАя компания резво снялась с места и устремилась в узкий коридор с низкими, сырыми, старой кирпичной кладки сводами, где-то рядом журчала вода, лишь захваченный керосиновый фонарь тускло освещал дорогу.

       Впереди шел фиксатый, на свой шкуре познавший тяжелую руку Матроса. За спиной Федора и Никиты сопел шкафообразный Гиря ,  Вий с девицей и Терентьичем замыкали шествие. Не прошло и четверти часа, как ход вывел в дощатую дворницкую будку, сквозь щели , которой мерцали тусклые огни Трубной с расходямися подковами Рождественского и Петровского бульваров.
 
       В тот поздний час, шумная обычно площадь была малолюдна. В сумерках шуршала  метла бородатого дворника,  метущего падшую листву,  рассыпалась стайка запозднившихся торговок семечками и папиросников, трое крепко подгулявших мастеровых в засаленных картузах гомонили и мучали гармонь,  двое чумазых фонарщиков возились с лестницей, томился на облучке Ванька, да полоумный попрошайка приставал к редким прохожим тряся грязными лохмотьями.

       В один момент оборванец подбежал к Федору, схватил его за руку и понес какой-то бред дурным голосом. Гиря на секунду остановился, чтобы отвесить  пинка попрошайке и ту же неожиданно получил от него точный удар ногой в пах от чего согнулся пополам. Дальше вообще пошла чертовщина. В одну секунду, тяжелая лестница фонарщика рухнула на поравнявшихся с ней бандитов, а мастеровые откинув гармонь, выхватили револьверы и взяли банду на мушку. Раздался звучный голос: «Руки в гору!».

       Вий рванул было в сторону с проворством удивительным для его громоздкого сложения, но тут же рухнул мордой об мостовую от ловкой подножки Никиты. Резким ударом Матрос выбил перо из руки  бандита со шрамом и отправил его в нокдаун  пудовым кулаком с якорной татуировкой.
 
       В считанные минуты все было кончено, фартовые скручены и в сопровождении дюжих городовых увезены в закрытом фургоне. Нищий попрошайка заговорил знакомым грассирующим голосом Бориса Георгиевича Собашникова:

       - Милостливые государи, я же просил без самодеятельности! Хорошо, что я этот лаз на Трубную знал и мой филер вас прикрывал в зале, сообщил во время, что ушли с саквояжем из зала в темные недра трактира. Дальше, жизнь- театр, а мы в нем актеры! Небольшой маскарад пришлось организовать. Слава Богу все разрешилось благополучно! Пожалуйте в экипаж!

       На другой день по утру прибыл посыльный от Собашникова с просьбой срочно прибыть в его рабочий кабинет.
Борис Георгиевич был весьма озабочен и нервно щелкал серебрянной крышкой карманных часов  марки «Павелъ Буре». Дым его сигары царил  в кабинете.

       - Новости сыпятся одна за другой, а ясности не прибавляется.
На малине в Марьиной роще, где взятая банда сидела произвели обыск. Да-с, оружия целый арсенал, волыны, перья, заточки, инструмент разный, а главное клише под пятирублевые и десятирублевые ассигнации и партия свеженьких фальшивок. Другая партия специально потрепанных- их мяли, передавали из рук в руки многократно, салили, даже кляксы ставили и следы от банковских скрепок делали.
В общем добыча вашими страниями знатная! Вот, Милостливые господа, неугодно ли взглянуть!

       Никита внимательно осмотрел реквизированный граверский инструмент, покрутил в руках клише, тронул ногтем насечку. Потом посмотрел в лупу на фальшивые купюры.

       - Качество не то, Борис Георгиевич! Это Терентьича работа. Такую синюху на рынке торговке всучить можно, а в приличном магазине на Кузнецком и тем более в банке ее и близко не возьмут. Бумага тонкая.
 
       - Я признаться, так и думал-с! Да-с похоже на ложный след. Мы другого рода работу ищем. Но в любом случае банда фальшивомонетчиков обезврежена! Надо припечатать объявление в «Ведомостях московской полиции».
Увидя недоуменные лица Федора и Никиты, добавил. Так вернее будет, пусть преступники  думают, что мы почиваем на лаврах. А мы тем временем продолжим поиск.

       И это еще не все. Тут трагедия произошла-с ночью. Городовой Омельченко, бывший неподалеку, в Москве реке  обнаружил бездыханное тело  художника Константина Лосевича- вашего знакомца, кажется.
Соскочил с подножки трамвая и прямо из «мышеловки» Крымского моста, так москвичи его прозвают, в темную ночную воду, как топор. Экспертиза показывает, сильнейшее опъяние-с. Алкоголя лошадиная доза принята была. Похоже на самоубийство, а там кто знает...

       Кстати, на  него в нашем ведомстве кое-какая информация нашлась. Кто без греха! Связишки мутные имелись с социалистами-революционерами, с марксистским студенческим кружком , литература запрещенная и прочие подвиги. Неблагонадежный элемент-с.  А еще с типографскими служащими дружбу водил,  а там листки всякие...

       Никита погрустнел, ему было искренне жаль несчастного художника.

       - Никита, голубчик, я очень прошу Вас помочь с осмотром вещей, иструмента и разбором бумаг и рисунков господина Лосевича! Проедемте в мастерскую прямо сейчас.
Федор Васильевич, а почему бы Вам не нанести визит нашей общей знакомой Екатерине Аполлинарьевне? Вы, кажется, были званы к ней. Грех не воспользоваться приглашением такой очаровательной женщины. Вот Вам и адресок, доходный дом И.П. Исакова на Пречистенке 28.

       Визит к Екатерине Аполлинарьевне был предметом мечтаний Федора, каковы же были удивление и восторг, когда на следующий же день ему принесли пахнущую розовым маслом записку с приглашением на домашний концерт и заветным вензелем Е. В.
  Матрос устроил себе смотр, как при адмиральском параде. Зубы с усердием, как палуба крейсера, надраивались согласно рекламе «Лучшим въ мире Зубным порошком И. Маевского укрепляющим десны и придающим зубамъ снежную белизну».
Щеки были густо намылены марсельским мылом и тщательнейшим образом выбриты опасной бритвой шведской стали с пожелтевшей костяной ручкой и щедро опрыснуты  цитрусовым одеколоном « А. Ралле и К»,  пшеничные усики молодецки подкручены. Белоснежная, накрахмаленная сорочка, шелковый галстук и лаковые штиблеты , в которых можно было видеть отражения предметов, в руках букет персиковых роз. Вот таким щеголем отправился Федор Кузьмин к даме, заставившей трепетать его закаленные, морские сердце и душу.

       Экипаж с закрытым верхом лихо подкатил к означенному дому на Пречистенке, коий представлял из себя замечательный образец московского модерна работы архитектора Кекушева, пятиэтажный дом с богатым декором, волнообразным карнизом и полукруглыми балконами с ажурными решетками чугунного литья . Шикарные мебилированные комнаты Екатерины Аполлинарьевны помещались в третьем этаже. Матрос как юнга по канатам взлетел по парадной лестнице, устланной коврами.

       В уютной гостинной с камином лился чарующий голос хозяйки в вишневом бархатном плате с глубоким декальте и Павлов-посадской шалью на плечах, по верх которой возлежала, темно-русая коса толщиной в руку.
« Ямщик не гони лошадей...», « Утро туманное, утро седое..». Длинноволосый молодой человек с глубокими  морщинами на высоком лбу, акомпанировал ей на семиструнной  гитаре с голубой шелковой лентой на грифе.  После исполнения потекла беседа.  Гости пили белый херес Массандра, золотящийся в ярком электрическом свете хрустальной люстры каскадом. Екатерина Аполлинарьевна вышла к гостям. Федор с восхищением приложился к изящной ручке певицы.

       - Екатерина Аполлинарьевна, Вы ровно Богиня, сама женственность и очарование! И голос божественный , ласкает  струны  души!

       - Благодарю Вас , милейший Федор Васильевич, я очень рада Вас видеть у себя. Где же Ваш замечательный племянник?
Я невероятно любопытна, страсть, как хочется услышать новости художественных кругов Петербурга. Вы ведь, верно, знакомы с господином Репиным, а Виктор Васнецов , точно с Вас писал Добрыню Никитича, такие ж богатырские  плечи и дерзкий взгляд серых глаз.

       Федор довольно бойко изложил несколько анекдотических историй, почерпнутых от приятелей  князя Кутятина и слышанных лично от художников, чем привел в совершенный восторг сидящих  в гостинной. А после, хорошо прихлебнув хереса, чтобы не посрамить богатырскую честь Добрыни, на спор, пальцами согнул пополам серебрянный рубль. Триумф довершил рассказ деликатно избранного, в пределах приличия, морского фольклера вкупе с изобразительным искусством и всяких флотских былей-небылиц.

       Ближе к полуночи гости стали откланиваться и разъезжаться по домам. Федор уловил красноречивый взгляд  прекрасной хозйки, чуть заметное движение ее руки и весь горел предвкушением. Наконец гостинная опустела.

       Екатерина Аполлинарьевна плавно приблизилась, загадочно улыбаясь. Матрос ощутил нежный запах ее духов- Персидской сирени от Брокара, трепет груди, учащенное женское дыхание в ожидании и нетерпении...

       - Федор Васильевич, останьтесь! Не откажите в любезности скрасить вечер одинокой женщины, стосковавшейся по настоящему мужскому плечу, ласке сильных рук. Тут ведь кругом сплошь декаденты, худосочные, лощенные, истеричные, язык коверкают. А тут такая натура, настоящий Геракл, русский былинный богатырь!

       Ее тонкие кисти сошлись обвив шею Матроса, увлекая  в свой уютный будуар, мягкие , теплые губы слились с его устами. Федор легко, как пушинку подхватил Екатерину и со словами: « Моя царица» понес в спальню и опустил на пахнувшее фиалками ложе, устланное белоснежным, шелковистым бельем с шитыми нежными розовыми цветами наволочками.

       Непотопляемый крейсер был немедленно поглощен прекрасной  стихией: порывистым ветром страсти, глубиной чайных глаз, пьянящей волной темно-русых волос, пряным запахом  кожи, нежной, как бело-золотой песок далекой тропической лагуны, обласканный ажурной пеной бирюзовой волны.

       Певица проснулась на широкой груди Матроса, по детски прильнув к ней щекой. Первые солнечные лучи проникли в комнату сквозь витражные оконные стекола, заиграли на зеркальном трюмо, коснулись ширмы с птицей Сирин в короне, глубокого кожаного кресла, мягкого пуфа, туалетного столика с парфюмерными флаконами от Coty "Jasmin de Corse" "Корсиканский жасмин" и  "La Violette Pourpre" Пурпурная фиалка", видно, хозяйка предпочитала цветочные ароматы. На столике также помешались  брошь от Фаберже в виде рябиновой грозди и пара колец с брильянтом и колумбийским изумрудом.

       - Катенька, так хорошо мне никогда не было! Ты просто чудо, античная Богиня, Царица, таких художники рисуют, ваяют, а потом дивятся люди красоте хоть спустя сотни лет! Я, простой человек не помышлял, что рядом смогу быть, а тем более в близости. Все для тебя сделаю, что попросишь.

       - Что ты, Феденька! Это ты необыкновенный, цельный такой, сильный, настоящий мужчина. О таком всегда мечтала, мой Адмирал. Я ведь тоже не княжеских кровей, знала нужду и горечь. Папенька- под Плевной отличился штабс-капитаном Суздальского пехотного полка, вернулся на деревянной ноге, состояния решительно никакого не оставил, небольшое имение заложено. Мечты о любви, музыке, сцене, славе... А жизнь она другая, прозаичная, сухая, как черствая хлебная корка. 
       Посватался уездный предводитель дворянства- папеньки  лет на десять постарше, седой, морщинистый сухарь. Под венец пошла не по своей воле, прямо, как в песне поется « У церкви стояла карета...». Какая уж тут музыка.
       Господь смиловался, прибрал муженька, через полтора года. С тех пор вдовствую. Окружена множеством людей, поклонников разных чинов и званий, а чувство одиночества не покидает, души созвучной рядом нет. Нахожу отдушину, помогая слабым да сирым, почти все отдаю, что имею. Чай, Господь, простит мне грехи мои тяжкие и великие.  Он ведь добрый и справедливый, все видит, кто грешил себе на удовольстие, а кто для других грех на душу брал. Ты вот мог бы согрешить ради благого дела, ради ближнего нужду терпящего?
Есть у меня, Феденька, желание, вернее просьба к тебе. Я очень хотела-бы, чтобы твой племянник Никита меня нарисовал, портрет сделал. А еще... не, зря же ты меня Царицей величаешь, другую Катю хорошо нарисовать надо. Императрицу Екатерину Великую изобразить с ее улыбкой загадочной, да так чтоб всякий ее признавал.

Федор воротился к себе на квартиру часов в двенадцать по полудни не чуя под собой земли, в голове после вчерашнего стоял сладкий туман. Неведомые прежде мощные чувства распирали грудь, будоражили воображение, в мозгу крутились обрывки фраз. Никиту он застал взволнованным и возбужденным.

       - Дядюшка, я вижу тебя со следами бессонной ночи на лице, но счастливого, окрыленного. Нам с Борисом Георгиевичем тоже спать не пришлось, как тут уснешь.
       Были на квартире у покойного художника Лосевича, собственно это и мастерская в мансарде. Вещи осматривали, обстановку, картины, гравюры, инструменты, бумаги, письма. В общем все, что может пролить свет на его трагический уход, связи, обстоятельства.
       Много интересного обнаружилось.Среди прочего нашлись портреты одной красивой дамы, тут уж вне всякого сомнения, нашей общей знакомой Екатерины Аполлинарьевны. В самой разной технике и карандашные и тушью и пастелью. Не простые портреты, психологические, глаза разные, то наивные, то лучисто-добрые, то лукавые, коварные даже. Одно неизменно улыбка, особенная, неповторимая. 
       Несчастный, верно, был влюблен в певицу, как видно, безответно. Больше всего поразил портрет, наброск скорее, Екатерина Аполлинариевна в облачении императрицы с короной на голове в горностаевой мантии со всеми регалиями.
       А еще... в чулане среди холстов, подрамников, красок разных нашли коробку жестяную от монпансье с граверским инструментом и клише мастерски сделанное под сторублевую ассигнацию, «Катю»...

       У Федора надулась жила на левом виске- верный признак внутреннего напряжения.
В голове невообразимой каруселью мелькали нежные речи, строки из романсов, трепетные поцелуи и ласки, рассказы о трудной и грешной жизни, помощь нуждающимся, просьба нарисовать портрет.  Шестеренки в мозгу скрипели, как несмазанные.

       - Да, конечно, Екатерина Аполлинарьевна  любит живопись. Портрет хочет твоей, Никитушка, работы. Тут мастер нужен, она верит мне, а значит и тебе. Похлопочи уж, милый, это мне очень нужно. Запала в душу она, не на шутку. Какая женщина- песня, сказка! Красива, талантлива, добродетельна.
 
       - Дядюшка, тебе отдохнуть надобно, а после поедем к Собашникову, он хотел нас видеть для важного разговора.

       Когда Федор и Никита вошли в знакомый кабинет, Борис Георгиевич многозначительно встал из-за стола.

       - Господа, произошли чрезвычайные события!  Догадки одолевали меня и ранее,но теперь, когда при обыске на квартире Лосевича найдено  искомое клише под кредитный билет Государственного Банка Империи сторублевого достоинства, "Катю" по-просту говоря и примечательные портреты известной Вам дамы пазл начал складываться.
       Потянули за ниточку его связей по марксистскому кружку. И нате Вам, полная колода- студент технолог, студент химик, типографские рабочие и даже служащие фабрики Экспедиции заготовления государственных бумаг замешаны-с ...
       А сегодня на Кузнецком в ювелирном магазине пойманы с поличным при попытке расплатиться за драценности на кругленькую сумму фальшивыми сторублевыми  ассигнациями, пожилая госпожа - богатая помещица с дочерьми и  племянником – юнкером. Вся компания, простите, оказалась ряженная, «лжедмитрии» обоих полов, на поверку оказались бедными актерами, правду сказать, весьма небесталанными, провинциального Н-ского театра. Вообразите-с, господа! Ларчик просто открывался театральный грим, реквизит, эмоциональная игра, дар перевоплощения, аристократические манеры, хороший французский. И чей-то  изощренный умысел, устроивший этот маскарад.
       При допросе выяснилось, что руководило операцией некое доверенное  лицо неизвестного добродетеля, оказывающего помощь пожилым и начинающим артистам, терпящим нужду. Вырученные средства шли именно на помощь им. Прямо Робин Гуд какой-то, благородный разбойник.

       Матрос побагровел, на его скулах заходили желваки.

       - Федор Васильевич, я очень сожалею о Ваших горьких чувствах, однако факты-с...
       Но и это еще на все! На квартиру Екатерины Аполлинаревны поехали, и никого не обнаружили. Обстановка перевернута, следы крови на полу...
Соседи не слышали ничего подозрительного, только шумное звучание граммофона...
Похищение, убийство, имитация оного? Пока ответить затрудняюсь, работают криминалисты.

       На Матроса было тяжело смотреть. Его крейсер задрожал, получив попадание тяжелого снаряда  ниже ватерлинии,  там где заканчиваются броневые листы. В ушах звучал скрежет рвущегося металла, в глазах летели искры валили струи пара...

       - Господа, дело большой политической важности, сразу получило статус секретного. В преддверии торжеств, посвященных 300-летию правящей династии и визита Высочайшей четы в Первопестольную никому не нужен скандал. Слишком многие высокопоставленные особы могут быть скомпрометированы близким знакомством ...
Прошу Вас держать известные Вам обстоятельства в тайне-с.
       Объявление о поимке банды фальшивомонетчиков в газете мы уже пропечатали. Дальнейшее распространение фальшивок прекращено, уже пущенные в оборот будут изъяты в скорейшем времени. Миссия выполнена.

       - Уважаемые Федор Васильевич, Никита, от имени Градоначальника и Московского уголовного сыска, позвольте Вас поблагодарить за деятельную , самоотверженную помощь в этом запутанном деле. Фактически ловили на живца, вы подвергались риску. Я доложу его Превосходительству самые лестные характерстики и ходатайство о награждении! Честь имею кланятся!

       Утром следующего дня скорый поезд уже мчал на всех парах обоих «варягов» по прямой, как стрела Николаевской железной дороге обратно в Петербург. Далеко позади остались маковки церквей, колокольни и башни Первопрестольной. Летели вокруг объятые пожаром золотых  листьев березняки, горели багряные факелы кленов, темнели хвоей ели и сосны, блестели зеркала озер.
       Сумрачно было на душе и даль туманилась сквозь матовое стекло бутылки шустовского коньяка и звякали два граненных николаевских стакана. Тяготила недосказанность и полуправда этой истории, как грозный предвестник близких потрясений.

Продолжение следует...