Кое-где

Виктор Матюк

Кое-где

Кое-где,  быть может, когда-то привидится мне счастье на далёкой звезде,
Там повсюду будут разбросаны груды битой посуды, рядом с ней изумруды,
Пойдут пересуды, странные слова будут шептать посиневшие губы,
Образы Христа, Магомеда и Будды грешную душу от летаргического сна разбудят,
Да пребудет туда святость одна без примеси блуда и зла! Пот будет капать с чела,
А с неба упавшая звезда в мой творческий образ вошла с раннего утра, поставила на попа
Думы и мысли мои, что-то творится в груди, тьма впереди, вот-вот набекрень сдвинутся мозги!
Кое-где в суете сует придётся мне перед роком или богом держать ответ за время былое,
Время святое, тогда не было ни нищих, ни изгоев, только трое – Вера. Надежда и Любовь
Не находили слов, избавляя плоть от пут и оков, цепи сняты, нет ни суеты, ни маеты,
Больно и горько до тошноты видеть сизые туманы вблизи, а вдали люди вдыхают ароматы,
Мне всё некстати, но постулаты святы, хотя когда-то для всех, предпочётших святости грех,
Придёт час рас расплаты,  только неучи и дегенераты пытаются жить, как аристократы,
А демократы, сорвав с себя погоны, рисуют глаз Горгоны! Крики и стоны слышны со стороны
Ущербной луны, думы опьянены желаниями и страстями, они смотрят на несчастье глазами,
И упрямо перебирают кривыми ногами, приближаясь к бездонной яме, говорят стихами,
Те строфы возвышаются над нами! Кое-где в душе, как в блиндаже во тьме и наедине
Старый странник делает клише, чтобы его протеже впредь не перечило ни в чем себе!
Глупое высокомерие подрывает расположение и доверие,  оно мягко стелет для колен,
Суля суету и тлен! Из-за монастырских кирпичных стен ведёт размен греха и святости,
Можно немало фраз наскрести, дабы уста твои могли тихо и скромно истину потрясти
И впечатление на толпу стремглав произвести! Боже, упаси жить на Руси и грех творить,
Тому не бывать, пришло время досконально знать, что и как, и когда закатится звезда
Скромного и неугомонного жития! Не безмолвствую я, иногда теряю зрение,
Когда душа и мозг не находят точек соприкосновения, в эти страшные мгновения
Меняется цветоощущение предстоящего грехопадения! Измена бабе – преступление,
Ему нет ни оправдания, ни прощения! Всегда надменна красота, она сияет с раннего утра
И до глубокой ночи, пытается постельную любовь увидеть воочию, буду последней сволочью,
Если в бреду с горечью своей женщине изменю, бревна весь день ворочаю и дрова рублю,
Не пристало королю вручать судьбу в руки случая, горе неминучее засядет в душе,
Разум ему поддастся, отталкивая от себя руками и ногами все горести и несчастья!
Полыхают страсти, они затихли кое-где, хотя в каждой беснующейся душе
Есть возможности все, чтобы даже в темноте хранить свою плоть в чистоте!
Грешник присел у ручья, любовь была могуча и сильна, голь на выдумку умна,
Её замучила хандра, она в меру скромна, нежна и весела, лишь иногда
В душе лопается токая гитарная струна, раздаётся жуткий крик, похожий на визг!
Нет там любви, где нет смиренья, любовь без общения сходит на нет,  пыл простыл и нет его, 
Остаётся только потное и морщинистое чело, оно вспоминает буквально всё, что на ум взбрело!
Кое-где в пустующем женском гнезде, как на пустынном холме, сходятся грешные души,
Их слёзы душат, они всё на своём пути крушат, готовы вылить даже ушат помоев ,
Устроив побоище ледяное! А где же те трое, что не спорят меж собою и ходят толпою,
Прислушиваясь к морскому прибою, мимо них проходит смиренная жизнь,
Святая душа даже та не вольна спокойно вспоминать старые и добрые времена!
Кое-где  то ли на земле, то ли на воде, быть может, в толпе или же в густой траве,
То ли на глухом пустыре или же загнивающей траве кто-то копошится и ничего он не страшится,
Проклятая любовь тому виной, грех творился под ущербной Луной, а дождь ледяной
Барабанил над седой головой, что происходит со мной? Шапки долой и на колени,
Кто-то открыл холодные сени настежь, грех над счастьем не властен, он своим соучастьем
Утверждает иные постулаты, власть для богатых, для сестёр и братьев,
А для остальных - жалкий серый триптих! Всё есть у блатных,
Нет только коронок золотых, они сами отказались от них,
Нет уместней кары, чем доверить младую деву вдовцу старому!
Доброму малому, который пережил бандитскую войну, уходил в бега в тайгу,
Его воровские деяния, преодолев расстояния, всегда у толпы на слуху!
Не к добру в чужие дела встревать, мне надело слушать мат с ораторской трибуны,
Не выдерживают напряжение тонкие струны благовоспитанной души, что ни говори,
Она привыкла жить в тиши, красуясь на престоле, следует господней воле и не боле!
Ни кое-где, а везде люди живут в нужде, во всём отказывая самим себе, голос правды не слышат,
Правящий класс людской плач не колышет! Ничто над временем не властно,
Проходит всё, назад не возвращается никто, в памяти остаётся кое-что,
Но не долговечно она! Не ревность, ни корысть, ни ссора вблизи соседского забора
Не прекратят кромешный ад, и ничего не скроют от пытливого взора, рухнет опора
После раздора и в диком поле вместо истины выйдет умора в виде старого лабрадора,
Он долго сидел на престоле, держал указующий перст наготове, переча року и судьбе,
Из тьмы печальной он вынес труды первоначальной старины! Так мир устроен земле,
Что все заботы написаны на нашем челе, мы платим цену вдвойне себе и семье,
Любовь, как и пролитую кровь, невозможно скрыть, не всем суждено страстно любить,
Любовь способна возвысить кого угодно, изменить жизнь и быт, и даже стыд,
Который был забыт, надо будет заново воскресить, чтоб ы к любви стремиться,
И своей страсти никогда не страшиться! Да свершится чудо то, что отвергло зло,
И вселило в душу добро, только горе и море после распрей и раздоров
Разделяют общение двух влюблённых сердец, когда приближается любви конец,
Простой и грешный человек, да будет долгим его век, пытается отмахнуться от ерунды,
И даже мудрецы вместе с ним плачут навзрыд,  люди судачат, и силы напрасно  тратят
На абсурд, потом надеются и ждут, когда их вновь в знакомые пенаты призовут судьи и адвокаты!
Бог в роли пастуха  читает строки из своего канона и стиха, ему не нравится, что любовь глуха,
Никто из людей не избежит греха, речь грешника глуха, он не слышит ни фага,
Только топот солдатского сапога! Судьба вольна выбирать, кому и с кем нам спать?
Каждый вкушает то, что ему по нраву, каждый ищет подобие славы, оставляя след кровавый!
Боже правый, пощади немощных и слабых, не отдавай их под суд,
Быть может, они Тебя не предадут, когда поймут,
Что словесная муть похожа на Сизифов труд!
Страсти сжимают хилую грудь, сильнее сапог,
Капает кровь из разбитых дорогой ног, и только поток из слов и строф 
Шумит в дыхании авторских строк, он звучит, как клинок из Дамасской стали,
Нас небо стращает путами и цепями, нет жизни в идеале, пока мы истину везде искали,
Её изгнали злые шакалы из этих мест, оставив нам лишь огромный деревянный крест,
Чтобы усмирить людскую спесь! Вместо него возникнет стресс, он поставит крест
На всех начинаниях, страстях и увлечениях, только грех, совершённый впопыхах
Сделает уверенный шаг в направлении распрей и дрязг! Старый монах долго рылся в штанах,
Преодолев беспредметный страх, пару минут витал в облаках, вспомнил статных баб,
И тогда решил божий слуга и раб, что настал тот долгожданный миг, чтобы старик
Что-то достал из широких штанин! Он – нижегородский гражданин, бывший дворян,
Его грудь в крестах, но бряцают цепи на руках и ногах, и даже в свой звёздный час
Слезятся его глаза, долу медленно скатилась крупная слеза, а святость, как пришла,
Так тихо и беспечно ушла, не затронув ни сердца, ни чела! Сирень в его саду отцвела,
Пора разочарования сама в разум вошла, душа, как хлев, страх, презрев, отвергла блеф,
Из колоды выпала дама треф, она из тех королев, кто, даже истлев, руки на страсти нагрев,
Прячут собственный интеллект меж стволами крупных дерев, на корточки присев,
Немного вспотев, мысленно на седьмое небо, взлетев, пришпоривает коня,
И ждёт день нравственного суда! Он бы Музу назвал розой вешней и не рыдал неутешно,
Но как ему не рыдать, когда в углу продолжает стоять старая железная кровать,
На ней вместо красивых баб ветхозаветные книги лежат, и он продолжает их листать,
Пока с небес на него не снизойдёт Господняя благодать! В него миссия благородная,
Он тешится, как малое дитя посреди ярких брызг степного ручья,
Смотрит впритык на барельеф, как одно из семи чудес, и видит мраморный склеп,
Туда отправится плоть, пустившаяся в дрейф! Он – последняя веха для мирской утехи,
Слезам тот мужик дал волю, бес насыпал ему на сердечную рану фунт соли,
Хотя старый бес был и вправду слеп, никому дела до его болезни нет,
И только один приезжий человек протянул ему с деньгами конверт!
Пусть отныне и впредь откажется от встреч с былыми грехами,
И впредь не сорит деньгами на скользкой и узкой стезе, где равны мы все,
Но не везде! Маска учтивости у небес не милости, нет здесь справедливости,
Немало глупости и нет живости ума, страна – не дом и не улица, это тюрьма,
Её разрушают бури и шторма, рушатся бревенчатые дома, хиреет Калыма,
Вокруг темнота, тоска и пустота, ни кола, ни двора, ни куста, ни деревца,
Только пошлость одна видна из открытого настежь окна! Повторяю это
Для русского медведя, возникнет громкое эхо меж излучин речных,
И в потоках дождевых, возможно, что исчезнет гниль, а старинная быль
Не будет лишена своих белоснежных крыл! Поверьте мне: любовь уйдёт,
Если женщина в очередной раз солжёт, её лицо покроет холодный пот,
Сердце тоска сожмёт, сирень отцветёт и тотчас затмится восход!
Наш долг велик, надо бы от себя былую страсть отпустить
 И для себя, наконец, решить, почему треснул твой надёжный щит?
Как свою душу от сердечной боли оградить? Как жизнь удлинить,
Как всё разложить по своим местам, и не дать волю злостным устам?
В наши дни мы приходим в жизнь одни и уходим точно так,
Только тьма и мрак, а также всеобщий бардак, застывший в глазах,
И колокольный звон в ушах при ярких солнечных лучах,
Способны глаза беглецам приоткрыть, и с богом больше не шутить!
Говорю обыкновенным тоном, не прибегнув к помощи телефона,
Со скрипом и стоном воссоединяюсь с невзрачным фоном бытия,
Стынет кровь моя, хотя память наоборот постромки из последних сил рвёт!
Разборки идёт повсеместно, не всём согражданам известно,
Кто-то честно добывает хлеб насущный, кто-то облизывает губы
И в форме грубой выражает неудовлетворение своё, ничто  и никто
Не сможет грудь, превратившуюся в решето, восвояси вернуть,
В этом истина и суть земного мироздания, муки и страдания
Нас всех поочерёдно когда-то на небо вознесут,
Если боги это не сочтут за Сизифов труд!

г. Ржищев 
21 марта2021г.
12:21