Колыма. Часть 8. Расправа

Часть 8. Расправа.
(Воспоминания моего дяди - узника ГУЛАГА)

То, что происходило в наших камерах, было постоянно в поле зрения следователей. Они ждали, когда наши нервы сдадут : сломить измотанного человека легче, чем здорового, только что взятого с воли. Такой момент наступил в июле.
Первым взяли на допрос и расправу зав. облоно И. Он был представлен следователями в качестве главной фигуры "вредительства" в деле народного образования. Три дня и три ночи не было о нем никакой вести. На четвёртый день рано утром надзиратели впихнули к нам И., измученного, бледного, в кровоподтеках на лице, еле влачившего ноги. Он рассказал нам о нелепых и чудовищных обвинениях, которые были предъявлены ему.
Следующим взяли на допрос профессора Ш. Он поклялся нам, что будет решительно бороться против всяких лживых обвинений. Три дня его били жесточайшим образом, а когда ввели к нам в камеру, то уже трудно было узнать в нем человека. Всё его лицо было покрыто синяками и распухло так, что вместо глаз виднелись лишь узкие щелочки. До крови была исполосована вся спина. Он попросил старосту наложить ему холодные компрессы. Каким-то чудом в камере оказалась вода. Били его на допросе два пьяных следователя специальными палками, сделанных из обломков стульев. Били с садистским наслаждением под звуки фокстрота, но профессор твёрдо стоял на своём до потери сознания. В конце концов он сдался:
- Не мучайте! Пишите, что виноват!
Следователи, добившись своего, подсунули Ш. заранее приготовленный протокол. Чего только в этом протоколе не было. Говорилось, что профессор работал по заданию какой-то иностранной разведки, распространял по больницам эпидемические заболевания, что он, будучи директором института, свил там вражеское гнездо и так далее. По этим обвинениям ему грозила высшая мера - расстрел. В отчаянии он признал всё и подписал себе смертный приговор.
Наконец-то очередь дошла и до меня. Вызван я был на допрос к следователю Зырянову с красным кубиком в петлице. Он принял меня в пьяном виде - это разрешалось делать для храбрости. На его ногах были футбольные бутсы. Серые, холодные и немигающие глаза не предвещали ничего хорошего - как минимум, инвалидность была обеспечена. Чтобы отвести его коварный замысел хоть ненадолго, я согласился дать показания. Вначале всё шло хорошо. В течение нескольких часов я сидел за столом и скрипел пером. Писал о чем угодно, но только не о том, что требовалось моему следователю.
Моя хитрость была раскрыта в следующую ночь (допросы проводились только по ночам). На этот раз Зырянов явился трезвым.
- Ты что "филькиной грамотой" хочешь отделаться? Не выйдет! - кричал он, размахивая исписанными листками бумаги. Затем он разорвал их на мелкие кусочки и бросил в мусорную корзину.
- К стенке! - взревел он. Удары посыпались на меня, как из рога изобилия. В футбольных бутсах он был в роли футболиста-виртуоза, а я, как мяч, крутился во все все стороны.
- Раскалывайся! - кричал он. - Кто тебя завербовал в контрреволюционную организацию?
Не добившись ничего вразумительного, он ухватил меня за ворот и повалил под ноги. В руках у него была тяжёлая круглая палка от разбитого венского стула. Бил он меня с особым профессиональным изуверством, словно пыль выколачивал выколачивал из матраса. При этом сыпал самой отвратительной бранью. Бил по лицу и голове, пока я не свалился на пол, обливаясь кровью.
Наконец, Зырянов, довольный своей работой, как ни в чем не бывало, подал мне чистый лист бумаги :
-На, вытри, сопли!
В это время открылась дверь, и вошёл начальник отдела. Он искоса посмотрел на меня, на моё кровавое лицо и что-то негромко буркнул следователю. Тот схватил меня, как котёнка за ворот и поволок к умывальнику, чтобы смыть с лица следы крови. На этом закончился второй день моего допроса.
( продолжение следует)