В жизнь. Запись 9. Глава 5. Петя и Машенька

Глава 5. Петя и Машенька
После обеда девочки собрались в большой спальне, продолжая начатый в мастерской спор, следует ли делать перерыв на обед или оставить всё по прежнему, - работать до трёх, а потом уже обедать.
- Если будем прерываться — все заснут за работой, потому что когда поешь — спать хочется, - заявила Настя.
- Тебе хоть и не вставай вовсе, - обозлилась Зойка. - в своё дежурство поелозила тряпкой кое-как по полу и спать. Противно смотреть!
Когда Зойка ругалась (а иначе разговаривать она не умела) глаза её сверкали, как у хищника, на лице появилось подобие румянца и она казалась даже красивой, в остальное время была бледная и сердитая.
- Обязательно перерыв! - сказала Кира. - Последние два часа работать трудно, так под ложечкой сосет. Девчонки все в всё время в вестибюль бегают на часы смотреть.
- Если ужин на утро перенести, а вечером чай с хлебом вместо утрешного. - и без перерыву можно. - твёрдо сказала Катя.
- А с обеда до сна на одном чае? Не согласна! - возразила Аренкис. - Хотя. Так и быть, если к этому ужино-утреннему завтрако-ужину ещё мисочку кашки — согласна на последнее предложение.
- Ой, хитра! - захохотали девчонки. - Может быть тебе ещё торта к чаю?
0 Что ж, это только дельное предложение, - глубокомысленно согласилась Кис-кис.
- Нужен перерыв, это всем, даже неграмотным ясно, - сказала Тамара, когда поутих смех. - Приходящие нет, нет и пожуют что-нибудь, им из дома дают, а нас в это время ещё больше тошнит от голода.
- Грамотная! - насмешливо возразила Варенец. - А о том, что недавно с вечера до вечера, а другой раз и более ничего во рту не бывало, - позабыла? Подумаешь, шесть часов без еды!
- А я кусочек хлеба всегда с утра в карман кладу, а как затошнит чуток, так пожую, и Фенька тоже, - говорит Ийка, а Феня дергает её за рукав и смотрит на Зойку.
- Вот, - образовавшись поддержке и не замечая злых взглядов Зойки, говорит Варенец, - пограмотнее тебя. Учись!
И тут Зойка взрывается.
- Значит дерьмовыми руками в карман, а потом в рот! Может ещё клеем пакетным заместо масла намазывать? То-то карманы себе с Фенькой вроде латок понашивали, и всегда они у нас в соплях свинячьих. Учись у них, кто своей мозги не имеет!
- Ребята! - упрашивает Пуговка, - не надо ссориться. На днях нас примут в профсоюз и всё будет решено как нужно. Профсоюз борется за улучшение жизни рабочих и там больше понимают, что нам лучше.
Но остановить Зойку не так легко.
- Ты меня союзами не улещая, - кричит она, отмахиваясь от Пуговки, как от мухи. - Неверующая я. Ни в Бога, ни в чорта, ни в союзы. Был бы черт, лучше ему служить, чем тому старому дураку безмозглому, для которого маманя моя голову свою по церквам да на паперти продолбила до смерти. Попы Бога, а ещё кто-то союзы повыдумывал, чтобы воровать неприметней. Дураков много, сами дадут, только руку протягивай.
- Соображаешь? - угрожающе говорит Варенец и оглядывается на Ревекку. - С рабоче-крастьянской властью попов перепутала! Наподдать, что ли?
Ревека испуганно машет рукой.
- Попробуй! Сдачи дам, не обрадуешься, - орёт Зойка. - А что, неправда, что ворьё кругом? Ты где сапоги взяла? Свои? Врёшь! Украла. И кепку украла. Пришла в лохмотках, а сапоги с кепкой здоровые. Дураку видно — краденные.
- А-а! Неужто спёрла? - ласково спросила Валька Симкина, любуясь сапогами.
- А ты думала! - злорадно подтвердила Зойка, готовясь к наступлению, потому что Варенец пошла на врага.
Наперерезей бросилась Ревекка, Кривцова, Пуговка. Лена тоже заволновалась, вскочила с койки, ай хотелось вмешаться, помочь предотвратить драку, но она боялась оказаться выскочкой.  Обрадовалась, что на выручку прибежала ещё Аренкис и Рая Ваткина. Но неожиданно Варенец остановилась и на полпути и стала смотреть в сторону двери.
- Я говорила! Слышали? У вас здесь притон бандитский!
 Растрепанная маленькая женщина в шляпке и накинутом на плечи осеннем пальто, сперва заметалась по спальне, а потом, бросая в сторону девочек нелестные отзывы, стала разбрасывать на койках подушки, одеяла, заглядывать в тумбочки.
- Та самая, финтифлюшка, - дернула Кира Раю за рукав.
Лене тоже показалось знакомым лицо женщины.
- Так нельзя. У вас нет никаких оснований! - возмущался Иван Егорович, пытаясь остановить женщину.
- Нет оснований! Они сами признались, что воры. Вот! Воры! - обвела она злым взглядом столпившихся девочек. И встретив хмурые, сердитые лица испуганно взмахнула ручками, отступила к двери.
- Ах, Боже мой, форменные бандитки!
Воспользовавшись замешательством женщины, Иван Егорович под руку вывел её из спальни.
- Миша, проследите, чтобы всё убрали. Девочки, прошу, восстановите порядок, - сказал он устало.
Через некоторое время он попросил позвать Варенец.
- Что у вас там произошло? - спросил он, когда она остановилась в дверях кабинета и стала искоса изучать гостью.
«Отрыжка», - определила, про себя Варенец.
Женщина с воинственным видом сидела спиной к столу, а Иван Егорович стоял перед ней.
- Да ничего, - ответила Варенец Ивану Егоровичу. - Зойка Капралова языкатая очень, я её проучить хотела. Если бы вы не вошли, я наподдала бы, как следует. Откровенно!
- А про какую кражу вы там говорили?
- Я ж говорю, Зойка языкатая больно, слух распустила,  будто кепку я у кого-то украла, а мне её парнишка один подарил (про сапоги Варенец почему-то умолчала).
- А ты этих мальчишек хорошо знаешь, к которым во двор выходила после обеда?
Нужно сказать, что Иван Егорович прекрасно знал, кто выходил, но вызвал Варенца именно потому, что она ни к чему не причастна и сумеет достаточно убедительно стать на свою защиту и тем разоружить женщину, которая видела её «бандитский» налёт в спальне и потому высказала подозрение, что именно она имела свидание с подозрительными мальчиками о дворе.
- Я ни к кому не выходила, мы после обеда сразу спорить стали, прерываться или не прерываться. Я за «непрерываться», чтобы как в пословице: «кончил дело — гуляй смело».
- А кто выходил? Кто на чердачке нашем был? Кто бельё украл? У меня, простите, - посмотрела «Отрыжка» на Ивана Егоровича, - комбинации французские, кружева волоньсен, дивные, такие теперь и не снятся; шарф теплый, пуховый, английский, клетчатый; наволочки, Боже мой! Наволочки нарядные, чуть не гипюр.
- Шарф определенно спёрли, раз тёплый, - сердито, не глядя на «Отрыжку», сказала Варенец. - А комбинацию с волосьями и наволочки где-нибудь в углу бросили, посмотрите получше. Сейчас власть рабоче-крестьянская, никому эти буржуйские антимонии не понадобятся, кроме дамочек.
- Интересные рассуждения! - издевательски захохотала «Отрыжка». - Значит теплый шарф у меня должно быть рабоче-крестьянская власть, как ты выразилась, спёрла, а относительно комбинаций я могу ещё надеяться, они ей не понадобятся.
Варенец покраснела, с ненавистью посмотрела на женщину.
Иван Егорович посуровел, подвинулся и загородил собой девочку.
- Вы пользуетесь малограмотностью человека, чтобы поиздеваться, оскорбить наше правительство, которое Вам не по душе, сказал он сурово.
У женщины испуганно забегали глаза, а Варенец вынырнула из-за спины Ивана Егоровича и выставила указательный палец.
- Одной табуретки мало, на двух расселись, а человек с изранетой ногой стоит. Интеллигенция!
Иван Егорович сердито оглянулся на Варенцову, женщина вскочила, будто её подбросило. Она действительно сидела на двух составленных табуретках.
И сразу с неё слетела куда-то спесь, она застонала, испуганно за извинялась перед Иваном Егоровичем и, заплакав, призналась, что в двадцатом году в Крыму трагически погиб её муж,  который уехал туда (вовсе не сбежал, как думают некоторые), чтобы воевать с бароном Врангелем, власти которого не признавал, а его не так поняли. И что с тех пор ей никогда, никогда не везёт в жизни. Во время войны и голода её поддерживал один близкий человек, который работал по снабжению, а его за что-то арестовали и её пришлось продавать все вещи, а теперь, когда нужны деньги, чтобы внести их в какое-нибудь коммерческое дело (хотя бы ларёк открыть с кондитерскими изделиями!) - у неё ничего не осталось и предётся, наверно, сойтись с нелюбимым, грубым человеком, а это ужасно. А в этом доме она была девочкой, но тогда всё было совсем не то. А теперь… ужасно! Но всё же ей дорого этот дом.
Она плакала очень искренне, растрогала даже Варенца, а Иван Егорович сам принёс ей воды в металлической кружке, но так и не сел на освободившуюся  табуретку, а всё время стоял в дверях.
Наплакавшись, извинившись за то, что она неправильно выразилась насчёт власти и попросив Ивана Егоровича «ради Бога» не доносить об этом в ЧК, на что Иван Егорович усмехнулся и утвердительно кивнул головой. Дамочка ушла, на прощанье сказав:
- Бог с ней, с пропажей.
После её ухода Иван Егорович тотчас послал Мишу за Смагиной, а когда они собрались втроём у него в кабинете, вызвал ещё Вальку Симкину.
Девочки шептались в спальнях, что сегодня Валька встречалась во дворе с какими-то мальчишками, и кто-то  видел даже кого-то на этих ребят на крыше соседнего дома.
С секретного совещания Валька явилась важная и, заявив дежурной по общежитию, что её нужно срочно идти куда-то по поручению Ивана Егоровича, потребовала дать ей «хламиду», - коллективное ватное пальто неопределенного размера и цвета, неизвестно откуда появившиеся в один из осенних дней. Распоряжаться этим пальто имела только дежурная по общежитию.
Когда пальто было выдано и Валька исчезла, выяснилось, что Иван Егорович Вальку никуда специально не посылал, но какое-то поручение её действительно дал.
Явилась Симкина вечером, явно с подбитым глазом, и принесла невзрачный клетчатый шарфик на котором кое-где сохранились ещё следы начёса.
- Знала бы, что такое дерьмо — не стала б и связываться, - скзаала Валька, разглядывая в карманном зеркальце своё отражение.
- А под глазом что у тебя? - насмешливо спросила Хорёк?
- Не видишь, что ли, - серьезно ответила Валька. - Кадырдык!
- Что?
- Бестолковая, - пожала плечами Валька. - Кадырдык! По-итальянски значит «благословение Аллаха». Каждому объясняй!
И пока Хорёк, подняв недоуменно брови, осваивала неведомое слово, Симкина прошла в дальнюю спальню, на свою койку!
«Отрыжка» явилась к Ивану Егоровичу на следующий день и обрадованно заявила, что пропажа нашлась на чердачке. Комбинация и наволочки висели почему-то на соседней веревке.
- Нужно думать, что я сама перепутала. Извините! А шарф оказался между двумя оконными рамами. Вот как туда он попал — ума не приложу, - развела она руками, бросая осторожный взгляд на Ивана Егоровича.
Иван Егорович усмехнулся, сказал:
- Нужно лечиться от рассеянности. Это тоже своего рода болезнь — рассеянность.
- Да, да, конечно, - подтвердила «Отрыжка. Я совсем потеряла голову за последнее время. Но мы всё-таки будем друзьями? Если хотите, я даже могу заняться с вашими девочками развитием слуха. У вас ведь рояль есть? Я хорошо играю, и даже пела когда-то. Даже в благотворительных концертах участвовала в пользу детей и солдатиков.
- Спасибо, - сказал Иван Егорович. - Пока ещё не понадобится.
После ухода «Отрыжки» Иван Егорович снова вызвал к себе  Вальку Симкину и девочки слышали, как он её распекал в кабинете, впрочем совсем не сердито.
«Для близира» - как определили девочки.
Спор об обеденном перерыве разрешился просто. В тот день хлеба с утра выдали больше обычного.
-Паёк нам прибавили, - сказал Иван Егорович. С сегодняшнего дня будете работать с перерывом. Кусок хлеба, сахара и вода из «Титана» вам обеспечены.
Теперь ежедневно проходили занятия в спорткружке. Руководителем кружка оказался очень худенький, бледный парень лет двадцати. Глаза были у него необыкновенно голубые и ясные.  Звали его — Петя.   
Однажды, незадолго до праздников, вдруг выяснилось, что Петя опасно болен. Говорили, что у него падучая.
Шёл обычный урок гимнастики.
- Вдох, выдох, вдох, выдох, - повторял Петя и вдруг упал, стал биться.
Маша Смагина крикнула девочка, чтобы ходили, и закрыла за ними дверь. Петя долго ещё бился за дверью, слышалось его неясное бормотание и успокаивающий голос Маши.
Несколько дней Петя болел и лежал в одноэтажном, похожем на сторожку флигеле  во  дворе, а Маша дежурила около него и никого, кроме врача, не пускала. Лицо у неё было суровое, брови сдвинуты, она осунулась, и тёмные глаза её совсем потемнели.
Лена увидела её глаза, когда Маша шла к Ивану Егоровичу.
- Ты хорошо подумала. Не будешь  потом жалеть? - спросил её Кривошеин. - Не поспешно ли слишком?
- Нет, я его не оставлю, - сказала Маша. - Я всё обдумала. Ему нужно иметь близкого друга рядом, иначе он может погибнуть. А я знаю, буду тем, кто ему нужен. Его поддерживать надо, это самое главное. У него была страшная жизнь. Мы договорились уже. Я переезжаю к нему.
- А как работа?
- С Райкомом договорилась, в том районе работать буду. Здесь Ревекка останется из старших комсомольцев.
После работы девочки собрались в спальнях. Осторожно, чтобы ни было видно со двора, они наблюдали, через окно, как Маша бережно взяла Петю под руку. В другой руке она держала узелок с пайком на несколько дней. На ней было старенькое, выгоревшее пальтишко с большими, обтянутыми материей пуговицами. Сквозь дыры просвечивали желтоватые деревяшки.  На нём — солдатская, видавшая виды, шинель.
Он посмотрел на неё, она ободряюще ему улыбнулась, и они ушли. Зинка сразу бросилась на свою койку и громко зарыдала. А все девочки молчали и думали.

#Вжизнь