Исповедь старого шахтера

    Как-то по телевизору шла передача о закрытии шахт. Напыщенный, столичный корреспондент, спустившись в шахту, вещал  о тяжелой шахтёрской судьбе. Рассказывая о тяготах и радостях шахтерского труда, он пришел к заключению, что эти люди ничего другого и делать то не умеют. Поэтому они так тягостно переносят закрытие шахт, даже болезнь новую шахтёрам приписал – синдром зависимости от шахты, что-то вроде зависимости от алкоголя, курения или наркотиков.
             
        После просмотра  сюжета разношерстная экспертная группа принялась рассуждать на эту тему. При этом их представления о жизни шахтёров были так далеки от действительности, что выглядели  абсурдными и нелепыми. По их мнению, шахтёру больше и заняться нечем, как только оплакивать закрытие шахты, и пребывать в глубокой депрессии не представляя своей дальнейшей жизни без шахты.
            
           А ОН шахтёр с 30 летним подземным стажем смотрел, слушал и всё больше вскипал гневом. В разгоряченном мозгу  встал один вопрос, - что может знать о шахтёрской жизни эта холеная публика, и кто им дал право судить шахтёров за их преданность своему тяжелому ре¬меслу. Ведь даже если один смельчак из телевизионной своры, ради куража набрался смелости и спустился под землю, это ещё не говорит о том, что он вкусил всю сложность и опасность шахтёрского труда. Однако он набирается наглости осуждать шахтёров, которые яростно сопротивляются  закрытию шахт. Кощунство, с которым с экрана пропагандируется эта идея, возмущает до глубины души старого шахтёра. Ещё никогда в жизни ему не было так  горько и обидно за себя и своих товарищей.  ОН чувствовал себя тупым, бездарным неудачником, именно такими и были представлены шахтёры в телевизионном шоу.  Неужели прежнее  уважение и почет шахтёрской профессии навсегда ушли в прошлое?  Вся жизнь вдруг пред¬стала перед глазами.
               
           В детстве ОН  понятия не имел что такое шахта, и не представлял, как выглядит уголь, потому что родился на широких волжских просторах. Но вот пришло время выбирать профессию, и ОН, долго не раздумывая, откликнувшись на призыв Родины, отправился на Донбасс.Стране нужны были молодые горняки, которые бы своим трудом укрепляли её  энергетическую безопасность и могущество. Горные профтехучилища с распростёртыми объятиями принимали парней со всех уголков необъятной страны. Здесь ОН нашел заботу, внимание и поддержку, обрёл настоящих друзей. Изучив теорию горного производства, на практике ему пришлось осваивать не только азы тяжелого и опасного шахтёрского ремесла, но и вживаться в жесткую, но дружную шахтёрскую среду.
          
              Впервые спускаясь в шахту на «козе», ОН деревенский паренёк недоумевал, почему шахтёры нарекли подземный вид транспорта именем безобидного животного. А, обнаружив сходство технологических  особенностей транспортного средства с повадками рогатого существа, был удивлён наблюдательности и смекалке шахтёров. В дальнейшем ему, как новичку, уже по шахтёрской традиции предстояло выдержать экзамен на сообразительность, достойно выйти из каверзных ситуаций. А уж чего стоит шахтёрский лексикон, который известен и понятен людям смелым сильным и с удивительно метким чувством юмора и иронии, которым обладают только шахтёры.
               
                Его первое рабочее место находилось у самого истока угольного потока, бесперебойность движения которого он и должен был обеспечивать. Часто мокрая угольная масса скапливалась в кучи на металлических  листах, представляя угрозу для остановки   комбайна. Этого нельзя было допустить,  лопата в этом случае оказывалась неэффективным орудием, и тогда приходилось взбираться наверх, садиться в центр кучи и своим телом рассовывать скопившуюся массу, что бы она свободно текла вниз по железному руслу.
               Его трудолюбие, ответственность и надёжность – были находкой для ретивых начальников. ОН безотказно шел на самые тяжелые и далеко не высокооплачиваемые работы.  Где бы Он не работал, он не жалел ни сил, ни здоровья, не для похвал и славы, а просто потому что был так приучен деревенской тяжелой жизнью.  Лавры славы пожинали другие, кто умел   говорить с пафосом, и бить себя в грудь. Ему же доставались лопата в руки на целую смену, увесистый путевой молоток, ноша потяжелее да кровавые мозоли. Увлечённый работой он не замечал, как угольные осколки секли  его молодое тело, пыль застилала  глаза, а  резиновые сапоги наполнялись  потом, который стекал с разгоряченного тела.
             
                Зато как приятно осознавать, что  сменное задание выполнено качественно и надёжно. С юношеским задором и бесшабашностью можно нарушить технику безопасности и выехать по угольному транспортному конвейеру на гора.  Не тратить же время на ожидание людских площадок, если есть другой, хоть и опасный, способ побыстрее оказаться в бане.  Под горячей струёй воды тело расправлялось, словно сжатая пружина, с подземной угольной грязью смывалась усталость. После бани так приятно было попасть под лучи ласкового тёплого солнышка.
          
            Шло время. Он крепко стал на ноги, уверенно смотрел в будущее. Обосновавшись в шахтерской среде основательно и на долго, пустил корни, и не сомневался в правильности выбранного жизненного пути.  Шахта стала для него вторым домом, в котором ОН знал все входы и выходы. Работая под землёй, ОН находился постоянно в опасности, но Он не ощущал страха. Работала мощная техника, рядом работали такие же шахтёры, его товарищи, которые всегда, как и Он готовы были прийти друг другу на помощь. Вся эта громадная цепь механизмов, иногда давала сбои, но ОН управлял ею, и она ему была подвластна.
               
                Лучшие годы его  жизни совпали с расцветом и подъёмом его родной шахты. Он отдал ей все свои силы, здоровье, а в ответ испытал не только трудности и опасности, но и огромную радость трудовых побед, и глубокое душевное удовлетворение от своей причастности к ним.  Но разрушительный процесс, охвативший некогда могучую державу, перевернул всю жизнь, и она стремительно потекла в непонятном направлении. Брошенная государством на произвол судьбы шахта, медленно, но целенаправленно уничтожалась. Резко падала добыча угля, всё чаще простаивали конвейеры. Полуголодные они с товарищами спускались в шахту с надеждой, что всё ещё может наладиться, после смены шли на забастовки, требуя выплаты зарплаты, что бы прокормить семью. Но иллюзия возврата прежних времён с горечью рассеивалась Брошенные, и затопленные горные выработки свидетельствовали о бесповоротности решений, которые принимались наверху. Тысячи тонн оборудования и механизмов оставались погребёнными под толщей земли в водном плену. Горько было осознавать, что не разработанные пласты угля так и останутся не досягаемыми навсегда.
               
                В годы войны шахты затапливали со слезами на глазах, но на, то были веские причины, чтобы они не достались врагу. А теперь хладнокровно, без сожаления сдавали неведомому врагу не только шахты, но и шахтёрские  посёлки, обрекая их  на разрушение и вымирание.  Старая поговорка, - кому война, а кому мать родная, - как никогда была актуальна. Ведь это для шахтёров закрытие шахты это трагедия, а для других это возможность поживиться. Тысячи тонн металлических наземных конструкций, бесконтрольно порезаны и вывезены в неизвестном направлении. От былых наземных шахтных комплексов остались только пустыри,  угрюмые терриконы, да замурованные уклоны.  И только в Его памяти всё сохранилось в прежних чётких очертаниях. А во сне Он часто спешит на смену, спускается в шахту, а там всё по-прежнему. Кто может понять, что у старого шахтёра  на душе после тяжелой смены во сне.
               
            Да, шахта, - это была его жизнь, может быть не такая сладкая и приятная, как у некоторых, но его жизнь, и никуда Ему от неё не деться.  А потому связан он с ней неразрывной не то что нитью, а толстым железным канатом, которым были вытянуты миллионы тонн угля из под земли, что бы людям было теплее и светлее жить на земле.



20 фев