Больничные тапочки

Дед Вася радовался, как ребенок. Соседа по палате сегодня выписали, и он оставил свои тапочки! Теперь его забинтованные ступни с отнятыми пальцами не будут так отчаянно мерзнуть…
Хирургическое отделение
Действие происходило в районной больнице. Утром я привезла туда свою мать с защемлением пупочной грыжи.
Ночью ей стало плохо, боли в животе и рвота. Вызвала скорую. Ждала долго, так как накануне была сильная метель, дороги замело. А сегодня ударил 30-градусный мороз. Фельдшер велела собираться в больницу. Я, в расстроенных чувствах, спросила, можно ли мне ее сопровождать.
Она посмотрела на меня с таким недоумением, что стало понятно – я сморозила глупость, не только можно, а нужно…
Фельдшер оказалась тысячу раз права. Потому, что в 5 утра в больнице не оказалось персонала. И раздеть человека, и перевезти на инвалидной коляске, кроме меня, было некому. И вот мы заехали в палату, с верхней одеждой в руках.
Боже мой! Кадры из фильма ужасов «Ледяная дрожь». Представьте себе два больших окна с гнилыми рамами. Щели в палец толщиной, через которые в палату залетают снежинки. На одном окне развеваются от ветра обрывки отклеившегося бумажного скотча.
Другое окно завешано одеялом. Между одеялом и стеклом намерз внушительный слой льда. Предприимчивые больные использовали его, как холодильник. Рядом с этим окном и положили мою маму.
С наступлением рабочего дня началось некоторое движение. Пришла медсестра с капельницей. Пока устанавливала, стала жаловаться, что сейчас ей продует спину от окна. Быстро завершив процедуру, она сделала неожиданный, но разумный ход – положила мамину руку, к которой шла трубка, на батарею отопления! Чтобы за долгое время рука просто не отмерзла.
Я принесла три одеяла, выпрошенных у сестры-хозяйки, села и задумалась. А что будет после операции? Ее же раздетую привезут.
К матери стали подходить по очереди врачи. Спрашивать, чем болела, какие лекарства переносит. Пятеро подряд. Я пыталась объяснять вместо нее, но меня прерывали:
– Пусть бабушка говорит. А ей было плохо!
Потом каждый из них поворачивался ко мне и с задумчивым видом говорил:
– Вы же понимаете, сколько ей лет? 85. Она может не перенести операцию. Я кивала головой, как китайский болванчик. Понимаю. Может. Делайте уже что-нибудь…
Затем подкатили инвалидную коляску. Мать раздели, завернули в одеяло, и увезли с подключенной капельницей в операционную. У них не было даже каталки!
Дед Василий
Я сидела в палате в ожидании исхода операции. К нам забрел старичок, из больных. Увидев мое лицо, вернее, что на мне нет лица, присел рядом.
Завел разговор. Рассказал, что с ним произошло.
Жил он в деревне, в своем доме. Жена давно умерла. Одна из деревенских бабушек тоже овдовела.
– А что, Василий, перебирайся ко мне! Вместе веселее, накормленный будешь, ухоженный. А домик твой продадим, на эти деньги жить будем!
Дед хоть старый, да наивный, как ребенок. Согласился. Вскоре бабка, положив деньги на свою книжку, деда и выставила. Дала ему на водку. Напившись с горя до беспамятства, Василий поплелся к друзьям, на другой конец деревни. Да не дошел, упал. Хорошо, что нашли его местные мальчишки. Не замерз насмерть. Только пальцы на ступнях отморозил.
В больнице его никто не навещал. Вот и ходил босиком по холодному полу, с забинтованными ступнями. А тут сосед тапки отдал. Это ли не радость!
– А кормят, дочка, здесь хорошо! Запеканки большой кусок дают, и чай сладкий!
Душевный дед, у самого такие проблемы, а он проявил сострадание к чужому человеку.
Операция прошла удачно. Все-таки врачи у нас золотые, даже в таких нечеловеческих условиях людей спасают… Маму перевели в палату для участников ВОВ. С пластиковыми окнами.