Боря

Я с женой гостил несколько дней у Бори по совету нашей доброй знакомой и он, несмотря на противоречивость натуры, пришёлся мне по душе. Он выше меня на полголовы. Ему около сорока, он добр и чем-то напоминает Обеликса. У него такой же круглый, словно надутый живот. Мне очень хотелось хлопнуть по нему ладонью. Я даже представил, как он весело, будто резиновый, звенит нутром. Боря не любит себе отказывать, но ему пришлось смириться, так как сидит он на пособии по безработице, а его мама, с которой он живёт, определённо заявляет, что делиться своей пенсией с ним не собирается. Не для того она его, видите ли, родила и воспитывала. При нас она делала это с явным удовольствием несколько раз. Будто репетируя, повторяла, для чего родила и для чего воспитывала. Я не ожидал такого спектакля, поэтому любовался еврейским колоритом, её богатыми формами под тёмно-серым платьем с крупными белыми цветами и слушал её откровения, раскрыв рот от восторга. В конце она многозначительно присовокупляла что-то такое: "Всё зависит в жизни от воли случая. Есть люди с хорошими способностями и они несчастны, а есть посредственности, у которых всё есть, удача на их стороне..." При этом повышала голос и обращала свой взгляд в сторону скрывшегося в своей курилке Бори, чтобы и он слышал и мотал себе на ус.

Боря вёл себя покладисто. Много курил, с мамой не спорил и если отвечал, то примирительно. Он признавал мамино превосходство, лишь бы всё оставалось так, как есть. Все их полудиалоги-полумонологи походили на игру по договорённости с раз и навсегда распределёнными ролями. Она шеф, он подчинённый, она - что надо, он - ни то ни сё, она права, он виноват. Но в финале, демонстрируя великодушие, она обязательно снимала с него вину каким-нибудь ярким заготовленным тезисом, вроде: "Хотя что ж, мать, умные говорят, не вини сына, что упал с лошади, а вини мать, что плохо посадила." И оба они оставались довольны.

Боря эмигрировал из Советского Союза с мамой в середине восьмидесятых не в числе первых и уже знал, где лучше, поэтому отправился не в свою Землю обетованную, а покатил прямиком в Америку. Удача улыбнулась ему, он попал в Калифорнию и не куда-нибудь в провинцию, а в Сан-Франциско, в один из самых красивых городов США. Даже квартиру ему дали вполне приличную и в хорошем месте, недалеко от парка Золотые Ворота и от бульвара Гири, ведущего из даунтауна к океану. В Союзе они с мамой жили в Ставрополье, в небольшом городке Невиномысске, а закончил Боря медицинский вуз в Рязани. Кстати, о призвании после школы он не думал, просто надо было выбирать хлебную специальность, а медицина наверняка гарантировала сытную жизнь. При этом он точно знал, что в столицах шанса поступить у него нет, так как особых наклонностей во время учёбы в школе не обнаружил. Ему нужен был вуз, где проходной балл пониже. Выход нашла мама. В Рязани жила её дальняя родственница. У этой родственницы муж работал в медицинском институте. Так без утайки при знакомстве сразу же в первый вечер рассказывал мне про себя сам Боря. И видимо потому, что своим поступкам он привык придавать какую-нибудь окраску, он добавил: "В Союзе везде нужна была волосатая рука, всё делалось по блату. Ты ведь сам знаешь, Саша. И не важно было где, важен был диплом о высшем образовании." В общем так Боря стал терапевтом.

Теперь Боря был безработным, и довольно давно, но он не унывает и без работы не страдает вовсе. Ему важно, что крыша над головой есть, денег на выпивку и сигареты кое-как хватает, телик работает. А больше ему ничего и не надо. Однако гостям он очень рад и душа его нараспашку. Но мы то с женой приехали, чтобы познакомиться с Сан-Франциско, поэтому уходим из дома на весь день. Один раз, правда, рискнул пойти с нами и Боря, но уже через час взмолился:  "Ребята, ну что мы тут делаем? Пойдёмте лучше домой к телевизору, чайку попьём в домашней обстановке." Пришлось вернуться, и день был испорчен. Но и дома нам у него находиться сложно, так как всё основательно прокурено и неопрятно. Мама убираться сама не может давно, а Боре и так хорошо. Менять решение и перебираться в молодёжный хостел нам с женой неудобно, поэтому в оставшиеся дни мы задерживаемся в городе до поздна. Зато по вечерам Боря распускает свои сети. У него живой, нерастраченный ум, он занят идеями фикс, вечно что-то комментирует или анализирует. От него не укрыться, кто-то из нас должен принимать удар на себя. Жена моя умело ссылается на усталость и отгораживается на своём диванчике детективом. Я её понимаю и остаюсь крайним. Боря ловко жонглирует информацией и мыслями. Получается у него в основном негативно, но смешно. Я забавляюсь, слушаю с интересом, но всерьёз почему-то не воспринимаю его совсем. А он не успокаивается, всё глаголет и совсем о разном, словно менгиры таскает, прыгает с темы на тему.

"Французы, как нация, деградируют, так как жрут устрицы и лягушек. И это в то время, когда полно естественных продуктов. Ну посмотри, ведь чего только нет в нынешних супермаркетах! Нет, их вкусы полностью извращены. - И как ни в чём не бывало он продолжает буровить дальше. - Ты знаешь, как несправедливы законы в США. Страхуют здесь личные вложения граждан на сумму не более ста тысяч долларов. А если у тебя, например, больше и банк обанкротился, выходит, плакали твои денежки. Несправедливо!" Я ему возражаю: "По твоему значит, у кого было два миллиарда, а банк обанкротился, то государство за это должно дать ему на откуп, к примеру, такую страну, как Австрия со всеми её восьмью миллионами жителей? Просто, чтобы справедливость восторжествовала в одной отдельно взятой стране и чьи-то деньги не пропали? Откуда иначе взять деньги?" Боря молчит, переваривает и всё равно стоит на своём. По ходу наших разговоров выясняется, что за десять лет, что он живёт в Сан-Франциско, он не удосужился побывать ни на знаменитом Пирсе-39, ни на Алькатрасе. Точнее, он вообще нигде не был. И объясняет он это вот как: "Когда живёшь в Сан-Франциско, совсем не интересно ходить и смотреть достопримечательности. Это тот, кто живёт в Сан-Франциско, когда бывает в Монтерее, ходит там кругом, любуется и, наоборот, монтерейцы, вот хотя бы вроде вас, шарятся у нас." "А вообще то, - всдёргивается он вдруг и ошарашивает меня своим откровением, - Америка - это одно говно, параша, которая затрахала мозги всем, всему миру. Меня обманули, я думал, ну есть в Америке негры, а оказывается, она вся черножопая. Я теперь предпочитаю видеть негра мёртвым. Я хочу, чтобы там, где я есть, негров не было. А почему я должен их любить, почему я не должен быть расистом? Вот, я работал старшим медбратом в приюте-больнице для престарелых. Всё было замечательно. Но однажды в перерыве со мной сидела чёрная, но не американская с круглой жопой, а африканская с квадратной. Вскоре к нам подсела другая, с круглой. Вот, они между собой разговаривают, треплются, я не обращаю особого внимания. Тут с квадратной и говорит: "Я не бедная, я богатая, приехала из Найджерии, у нас нормальная страна, есть гостиницы.""Что это за страна? - спрашиваю её из-за незнакомого произношения. Но тут же догадываюсь, как она по-русски называется, и обрадованно восклицаю: "А-а, Нигерия!" У чёрной с круглой жопой аж лицо плоским стало. Это по их понятиям грубое ругательство, расизм. Стали мне обе объяснять, что я не люблю чёрных, я не люблю и не верю в Бога! А ведь Иисус завещал нам негров любить. После этого с квадратной перестала мне помогать. Вскоре меня уволили. Ну за что мне любить чернокожих? Скажи, Саша! ...Эти бабы называли меня ещё суицидальным маньяком. Ну что сказать, видимо, недаром, когда я впервые оказался в Нью-Йорке и увидал всё, так и сказал кому-то из наших русских: "Что я в Африку попал что ли?!" Так меня долго потом третировали за это выражение."

Я не нашёлся, что ответить, чтобы успокоить Борю, и просто попробовал перевести его внимание на другое. Рассказывал, кажется, о пережитых нелепых случаях на границе в легендарном Чопе в самом начале 90-х, когда ездил на поезде к жене в Австрию. Сцены вроде той, когда особисты, отняли у меня новенький велосипед, заставив сдать его в камеру хранения, где недельный тариф хранения был выше его стоимости... Как бы то ни было, время, как известно, летит быстро, промчались и наши дни у Бори в Сан-Франциско. После них и недели замелькали в обычных житейских заботах. Прошлое вместе с пережитыми впечатлениями удалялось, постепенно скрываясь за горизонтом внимания. Однако Боря какое-то время нас не забывал, то и дело позванивал. Видимо немного было у него друзей-товарищей. Чувствовалось, что ему скучно и он не знает, что делать со своей безмерной свободой. Ум его не терял живости, его явно зацепила моя провинциальная упёртость с моим позитивным взглядом на жизнь. Он не мог успокоиться и каждый раз задавал мне по телефону в своём духе какой-нибудь каверзный вопрос. Чувствовалось, хотел, чтобы я хоть в чём-то с ним согласился. Помнится, в последний раз он позвонил и прямиком спросил: "Ну что ты думаешь, что ты умный?!" Я ему в ответ: "Боря, ты же у самого ума спрашиваешь. Как же ш он скажет тебе "нет"? Он ведь ум, значит - умный!" Боря смутился.

С тех пор прошло больше двадцати лет и вот, достав на днях с книжной полки свою старую американскую записную книжку, я вспомнил всё вновь, и солнечный Сан-Франциско, и милую Борину маму, и обиду Бори, их радушный приём. Вспомнил, что тогда переполненный впечатлениями от Америки по-настоящему не прочувствовал глубину его личной трагедии. Не воспринял всерьёз и его самого, заигрывал и не проявил никакого участия в его судьбе. Стыдоба! А ведь он вовсе не был простаком и, тем более, расистом. Расистами мы с ним не могли быть по определению, ведь мы воспитывались в советском обществе и идеи интернационализма глубоко укоренились в нас с раннего детства. Те же советские женщины стремились выйти замуж за темнокожих мужчин, да и советские мужчины не проходили мимо шоколадных красавиц. Недаром же сейчас встречаются в России тёмнокожие Феди и Васи, без болезненного комплекса и говорящие без акцента на чистом русском языке. Знаю по себе, что и россияне миролюбивы и цвет кожи им по барабану, у нас много любимчиков и друзей среди темнокожих спортсменов и деятелей искусства, например, мы почитаем Майкла Джексона и Усэйна Болта, Майка Тайсона и Роя Джонса, а Мейвезер-младший и вообще стал маяком для многих молодых людей. Кстати в Википедии Найджерия по-русски так и называется - Нигерия. Любой может убедиться. Ничего в этом предосудительного нет. На Западе же расизм, к сожалению, то и дело даёт о себе знать. Так в США из-за участившихся убийств афроамериканцев белыми полицейскими появилось опасное протестное движение Black lives matter, а теперь после интервью Мэган и принца Гарри выяснилось, что и английская королевская семья проявляет расизм.

Однако ненависть имеет взаимный характер. Я сталкивался с этим пару раз лично. И оба раза пережил болезненно. Так у одной из моих дочерей на протяжении нескольких лет в садике и в начальной школе лучшими подружками были две темнокожие девчонки, красавицы сестры-погодки, Марифату и Анабель. Их белая мама, фрау Соммер, работала в министерстве иностранных дел Австрии. Это были очень милые люди. Моя дочь часто бывала у них в гостях, они у нас. Иногда девочки оставались у нас ночевать. Однако их соседи постоянно доставали фрау Соммер гадкими придирками. Раз при мне из-за того только, что несколько лепестков розы, которые пускали девчонки из своего окна, попали на балкон к живущим ниже! Не помог девчонкам и переезд в другой дом, где всё повторилось вновь. В итоге, фрау Соммер не выдержала, перебралась с дочками в Швейцарию. Там им, вроде, нравится. Но оказалось, и это было не всё. Так дочь моя в ответ на мой рассказ о Боре, рассказала мне, что сама видела ещё в детскому саду, как Польди, их старшая воспитательница, уведя однажды из столовой Анабель, наотмашь ударила её по щеке, за то что она отказалась есть.
 
Да, а в другом случае всё было наоборот, меня самого третировал афроамериканец. Я тогда работал по контракту в группе специалистов, готовивших коллекцию мебели Венского музея для транспортировки в новое депо. Его, Джейсона, подключили к нам в самом конце проекта. Ему было около тридцати. Он чуть выше среднего роста и поджарый повёл себя борзо с первых же минут. Он всё знал лучше всех нас и, как тюремный шнырь, хватался за всё первым. Хотя говорить с ним приходилось не на удобном нам немецком, а на его английском, все в группе, и Зоран из Боснии, и Ахилея из Македонии, и Барбара с Андреасом из Австрии, тем более я русский, отнеслись к нему с пониманием. Я особенно, так как исколесил США вдоль и поперёк и расчитывал на взаимный интерес. Но не тут то было, как только речь зашла о политике, Джейсон отреагировал на моё мнение с нескрываемой агрессией. Вскоре выяснилось, что его родители военные атташе в посольстве Германии. После этого, избегая конфликта, я почти не участвовал в разговорах, находя трёп Джейсона смешным. Например, один раз, хвастаясь знанием восточных единоборств, Джейсон сказал, что лично был знаком с Брюсом Ли. Хотя Брюс Ли умер до его рождения. В другой раз, когда он отдавал пальму первенства американским автомобилям, меня так и подмывало спросить, зачем на их спидометрах деления до 200 км/час, когда всюду на дорогах США ограничение до 100 км! Сдерживался я месяц и всё же прокололся. В то утро он трепанул, что накануне устроил фотосессию с пятью девами двухметрового роста. В этот момент я вёл машину, мы все ехали в одно из старых депо, и не сдержал удивления, спросил его: "Я за год навряд ли встречаю три таких дылды. Как тебе удалось собрать вместе пятерых?!" Джейсон взорвался, заистерил и замахал с пеной у рта передо мной кулаками. Наши товарищи перепугались до смерти...

Да, я довольно долго размышлял обо всём этом, в итоге пришёл к выводу, что Боря по сравнению с человеконенавистниками вроде Джейсона, по сравнению с английской королевской семьёй, по сравнению с американскими полицейскими, убившими чернокожих, и даже по сравнению с упомянутыми австрийцами не только гуманист, он почти ангел с дипломом врача, которому не дали работать, не дали просто нормально жить две чернокожие расистки. Я не могу себе представить, что этот Обеликс может намеренно кого-то обидеть. Я раскаиваюсь в проявленной чёрствости и очень сочувствую ему.
Интересно, где он теперь, Боря?

                1998-2021