Колыма. Часть 7. Карцер

Часть 7. Карцер.
(Воспоминания моего дяди - узника ГУЛАГА)

Что собой представлял карцер, о котором ходило много слухов, я узнал вскоре сам. Как-то раз нервы мои сдали, и я вступил в перепалку с одним сокамерником, оскорбившим меня из-за какой-то мелочи. На шум, поднятый нами, явились надзиратели. Они приказали нам двоим, как нарушителям порядка в тюрьме, следовать к коменданту, который всыпал каждому по десятку крепких оплеух, от которых темнело в глазах и звенело в ушах, и вернули на место. А на другой день, рано утром явился за нами "воронок" и отвёз в подвал внутренней тюрьмы. Там без всяких церемоний нас раздели донага, оставив только рваные кальсоны, и в таком виде загнали в тёмные карцеры, названные "гробами".
Карцер, в который водворили меня, представлял собой каменную щель, длиною в 2,5 метра и шириною в 1,5 метра. С потолка и стен каплями стекала холодная и липкая влага. На полу лежала толстым слоем вонючая грязь, в которую страшно было вступить голыми ногами. Я попытался пристроиться на узкой полоске порога, но надзиратель открыл дверь и столкнул меня в грязь. От холода и сырости по телу пробежал жуткий озноб. Мне казалось, что я попал в ледяную ванну, от которой в два счета можно околеть. Нужно было что-то придумать. Я стал маршировать по карцеру : три шага вперёд, три шага назад и так без конца. Под моими ногами грязь постепенно расступилась и образовалась на полу узенькая стежка. Сочетая свой марш с размахиванием рук, я быстро согрелся и уже не чувствовал холода. Так проходил я весь день до поздней ночи. Наступило время сна. Я стал соображать, как бы хоть на минутку вздремнуть. Опираться на сырые и холодные стены было невозможно - сразу же пробирал озноб, садиться на пол в холодную лужу - ещё хуже. Оставался один выход : как-то изловчиться и уснуть на ногах. С трудом, но мне удалось это сделать в первую же ночь. Гробовая тишина в моем подземелье способствовала этому. Правда, этот первый сон на ногах был мимолетным и тревожным, но это был все-таки сон. Я часто открывал глаза, но они сразу же слипались. В голове нарастал какой-то шум - всё кружилось, как в калейдоскопе. Мне казалось порой, что я воюю с кем-то, то мчусь куда то, сломя голову, то вдруг проваливаюсь в какую-то бездну.
Рано утром щелкнула желанная форточка в двери, и заспанный надзиратель дал мне ломтик сырого хлеба и кружку воды. Не разжевывая, я проглотил всё единым залпом. Форточка захлопнулась, а я погрузился снова в тяжёлый и тревожный сон. Натренированные ноги машинально двигаются, как заведенные механизмы. Отяжелевшая голова больно давит на плечи, как пудовая гиря, я еле-еле удерживаю её в вертикальном положении. Прошло так три длинных и кошмарных дня, после чего я, наконец, был освобождён из карцера. Это испытание имело свою ценность - я проверил себя на крепость. Как после парной бани, переохлажденное тело пылало жаром. А когда я оделся, мне стало совсем дурно. Пошатываясь, как охмелевший, я чуть было не свалился на пол. Меня подхватили дюжие руки надзирателей. Они выволокли меня во двор и впихнули в "воронок".
С большой тревогой встретили меня товарищи по камере. За моё отсутствие они сохранили все мои пайки хлеба. Однако, я ни к чему не прикоснулся и не помню, как свалился на цементный пол камеры. Проспал, не шелохнувшись, целые сутки, а на другой день, немного перекусив, снова уснул до утра. К счастью, надзиратели не придрались к этому нарушению режима. Профессор Ш., как врач, тщательно меня послушал и с удивлением заметил : "Карцер, как это не странно, укрепил ваш организм". Я ведь пошёл отбывать наказание при явных признаках ангины, а возвратился без всяких следов болезни. Было чему удивляться.
(продолжение следует)