Запомнившиеся полеты на самолетах

Я родился на Дальнем Востоке, в северном поселке, куда  в середине прошлого века можно было добраться только летом на пароходе или катере.  Зимой для нужд прииска, где я жил, прокладывали зимники по руслам рек.  А вот во время ледостава и ледохода наш поселок был отрезан от Большой Земли, как мы называли другие районы Хабаровского края. Но потом получила развитие малая авиация, и до нас круглый год можно было долететь на самолетах Як-12 и Ан-2, с посадками в близлежащих населенных пунктах.  Таковыми был районный центр – село имени Полины Осипенко, и самый старый в крае город Николаевск-на-Амуре.  Так мне не раз приходилось летать в те годы, когда я учился в школе.

Один из запомнившихся полетов случился, когда я был учеником 11 класса и полетел в Хабаровск на зимние каникулы.  Но об этом у меня есть отдельное повествование. http://proza.ru/2017/04/23/61

Так устроена психика человека, что, если события не выбиваются из заранее запланированного, но они и не запоминаются. Ну кто помнит, если человек во-время улетел и во-время приземлился в точке назначения, верно?  Таких полетов за мою долгую жизни было немало.  Запомнился разве перелет от Хабаровска до Москвы в самолете Ту-114, когда я вместе со спортсменами сборной края среди студентов ездил на чемпионат России в город Волгоград. Мы, несколько студентов, которые умели играть в преферанс, сели в средний салон самолета, где были установлены столы и пассажирские кресла лицом друг к другу.  Получилось очень комфортабельное место для игры в карты, и мы весь 9-ти часовой перелет играли в преферанс, делая перерывы лишь для приема пищи, которую за этим столом было намного удобнее принимать, чем за небольшим столиком у впереди стоящего кресла.

По этому маршруту Хабаровск-Москва-Хабаровск я летал бесчисленное количество раз.  Эти полеты начались в те годы, когда я стал работать в больнице врачом-рентгенологом.  Летал на различные курсы усовершенствования в Центральный институт усовершенствования, в НИИ имени Склифосовского. Потом главным рентгенологом края снова летал на учебу и совещания, впервые попал в стены российского министерства здравоохранения. Но количество этих перелетов еще поддается учету, но вот когда я стал краевым чиновником,  то летал в Москву чуть ли не каждый месяц.  В  советское время чиновники министерства здравоохранения направляли всевозможные комиссии в регионы, те их проверяли, находили недостатки, и затем руководителей регионов вызывали на ковер в Москву.  Мой шеф, заместителем которого я был, Вялков Анатолий Иванович, был опытный чиновник, много лет проработал в партийных органах.  Если ему сообщали из Министерства, что справка по итогам проверки в целом благоприятная, он сам ездил в Москву. А если у нас находили большие недостатки, то  ответ держать в столицу он направлял меня, своего первого заместителя.

Такие поездки, как правило, заранее не планировались, все бегом—бегом, начиная с билетов в Москву и обратно. Но если в Москву проблем с билетами особо не было, у нас работал заместителем Мамыкин, прежде начальник врачебно-санитарной службы Дальневосточного управления гражданской авиации, то купить билет на обратный рейс не всегда удавалось в Хабаровске.  Но я уже имел опыт полетов по брони санавиации, которую мне давали знакомые сотрудницы Лечебного Главка Минздрава России. Это было даже надежнее, чем если иметь билет.  Особенно стало большой проблемой летать обратно из Москвы в 90-е годы, в период того бардака, который существовал в «демократической» России во всем и везде.

Однажды я летал в Москву, имея билет на обратный рейс до Хабаровск, купленный тоже в Хабаровске, но на рейс, который выполнялся самолетом Московского авиаотряда.  Я приехал в аэропорт Домодедово заранее, и как только объявили регистрацию на рейс, подошел к стойке. Но дама, которая регистрировала пассажиров, забраковала мой билет, заявив, что он куплен в кассе другого авиаотряда.  Маразм, как будто за другие деньги.  Она заявила, что надо сделать отметку у какого-то работника аэропорта, и я туда направился. Те, кто летал в те годы, помнит, какие огромные очереди были в каждое окошко. Мне пришлось немало выстоять, прежде чем этот работник шлепнул на мой билет какой-то штамп, и я побежал (именно побежал, ибо регистрация на мой рейс заканчивалась, а аэропорт Домодедово огромен).  Когда я подал билет с той отметкой, по внешнему виду сотрудницы аэропорта понял, что она была немало удивлена, что я успел.   У стойки стояло несколько желающих улететь без билета, и на мое место нашелся бы пассажир, заплативший деньги в карман работнице аэропорта.  А вот когда я улетал по брони Минздрава, никаких проблем не возникало.  У меня был случай в Хабаровске, когда я летел в командировку в какой-то район. Я имел привычку проходить регистрацию в числе последних, чтобы не стоять долго в накопителе. И однажды пролетел, как фанера над Парижем. Посадили доктора по санзаданию, а меня отправили следующим рейсом, благо он был. С тех пор я предпочитаю регистрироваться в числе первых.

Коль я упомянул о накопителе,  расскажу еще несколько историй, связанных с этим помещением.  В 80-е годы до Москвы стали летать широкофюзелажные  лайнеры Ил-86.  На них были установлены прожорливые двигатели, и долететь до Москвы на одной заправке они не могли.  Однажды летом, в июле, когда в Хабаровске стояла нестерпимая жара, я полетел в Москву на таком самолете.  Через сколько-то часов полета нам объявляют, что самолет начал снижения для посадки в Норильске для дозаправки, температура воздуха в городе плюс 3 градуса, и на время заправки всех пассажиров выведут в аэропорт.  Пассажиры стали искать теплые вещи – кофточки, куртки, но не всех они были в ручной клади.  Так что после посадки самолета и подачи трапа все пассажиры чуть ли не бегом прошли в здание аэровокзала, где было чуть теплее, чем на улице.  На нас, легко одетых, все в аэропорту смотрели как на придурков, все они были одеты по погоде.  Но это были еще цветочки. Ягодки были потом, когда нас запустили в накопитель под открытым небом,  и все пассажиры стояли, не зная, как согреться.  А потом бегом побежали к своему самолету в надежде отогреться, обгоняя сотрудницу аэропорта, весьма тепло одетую.

Мне могут задать вопрос – почему заправка в Норильске, ведь это так далеко от трассы Хабаровск-Москва.  И совсем не так далеко. В этом можно убедиться, если есть глобус. Возьмите веревочку или нитку, протяните между  Москвой и Хабаровском, и увидите, что прямая линия намного севернее, чем проходит трасса железной дороги, в Западной Сибири почти по северу Тюменской области.  А мы удивлялись, видя ночью горячие факелы нефтяных скважин.

Еще один случай в накопителе случился, когда я собрался лететь в Москву. Стою себе у стеночки и оглядывая других пассажиров.  И вдруг вижу одиноко стоящего Игоря Демарина, молодого композитора и исполнителя шлягеров «Листья Летнего сада» и «Конвой».  Я решил скрасить свое и его одиночество,  и подошел к нему. У меня уже давно припасена фраза, которую я говорю известным людям: «Такой человек, и без охраны?». Впервые в так обратился к сидевшему на скамейке в Хабаровске актеру Николая Прокоповичу, исполнителя роли Гиммлера  в сериале «Семнадцать мгновений весны». Он приехал в Хабаровск на гастроли вместе со своим театром. Артистов поселили в гостинице «Центральная» на площади Ленина. Был май месяц, самое благодатное время года в Хабаровске. Нет комаров, сильной жары, но уже деревья и кустарники покрыты зеленью, высажены цветы на клумбы. И многие артисты в свободные дни сидели на скамейках, любовались красотой.

Прокопович от неожиданного к нему обращения вначале немного растерялся, потом улыбнулся и произнес: «А охрана  за деревьями спряталась».  Мы буквально пару минут поговорили о его впечатлениях о нашем городе, который ему очень понравился.  Демарин не стал говорить про спрятавшуюся охрану, не удивился, откуда я его знаю.  Я высказал свое восхищение его работами, поинтересовался, почему он один. Игорь сказал, что ему потребовалось срочно лететь в Москву, а его музыкальный ансамбль прилетит позже. За разговорами мы и не заметили, как пригласили на посадку.  Места в самолете у нас были в разных салонах, но на выходе в Москве мы оказались недалеко друг от друга и поулыбались.

Еще одна встреча в накопителе случилась, когда я работал в немецком концерне «Шеринг» представителем по Дальнему Востоку.  Мне приходилось каждый квартал летать в Москву для сдачи отчета и получения денег на представительство. «Шеринг» - солидная компания, и все её представители летают или ездят на поездах только первым классом. Хабаровск был в те годы не тот аэропорт, где пассажиры первого класса собираются отдельно и поднимаются в салон по отдельному трапу.  Так что я стоял со всему пассажирами  в накопителе, ожидая, когда нас поведут к самолету.

Какой-то незнакомый мужчина около 35 лет улыбнулся мне и о чем-то заговорил. Сейчас я уже не помню, о чем был разговор. Видимо, он спросил, куда я лечу. Узнав, что в Москву, поинтересовался, заказана ли мне гостиница. Получив утвердительный ответ, спросил, нельзя ли ему на пару часов побыть со мной в номере, прежде чем он поедет дальше по своим делам. Просьба была неожиданной, но ничего предосудительного я в ней не заметил.  До Москвы я летел бизнес-классом, а он эконом. В аэропорту Домодедово мы встретились, и без особых проблем добрались до гостиницы «Украина», где мне обычно бронировался номер.

Пока мы из Домодедово добирались до гостиницы, изрядно проголодались. Поэтому  у гостиницы зашли в «Макдональдс» и купили что-то поесть в номере.  Мне дали ключ от номера, и мы поднялись.  И вот тут мой спутник меня удивил.  Оказалось, у него был широкий пояс с деньгами, который он носил почти сутки, не снимая. Под поясом кожа вспотела, страшно чесалась, но он ничего не мог с этим сделать. Оказалось, мужчина молодой бизнесмен из Комсомольска-на-Амуре, повез валюту своим поставщикам куда-то в Подмосковье, и очень боялся, что его ограбят. Выбрал меня как солидного попутчика, и старался держаться ближе.  Я предложил ему принять душ в номере, потом мы с ним перекусили тем, что купили в «Макдональдсе»,  и через пару часов он уехал.

Именно в этот период был еще один полет из Хабаровска в Москву. Надо было лететь с отчетом за квартал в московский офис «Шеринга». 1 апреля то ли 1996, то ли 1997 года (точно не помню) я должен был вылететь. Но в этот день на Хабаровск обрушился снежный буран, аэропорт был закрыт.  У меня был куплен билет на московский рейс, он должен был прилететь в Хабаровск, и на нем при возвращении  в Москву я и улетал. Естественно, никакой возможности принять самолет в Хабаровском аэропорту не было. В эти годы во- время  кратковременных поездок в Москву я приезжал на своем автомобиле в аэропорт, ставил машину на платную охраняемую стоянку, при возвращении забирал и проблем добраться до дома у меня не было. 

Когда снежный буран закончился, аэропорт открыли, и самолеты стали вылетать. В том числе один или два рейса в Москву на самолетах Хабаровского авиаотряда. Но я-то должен был лететь на московском самолете. Пришлось ждать его прибытия и регистрации билетов.  В середине 90-х годов, когда на самолетах летали только командированные и богатенькие люди,  количество рейсов сократилось, иногда, если пассажиров можно было отправить на одном самолете вместо двух, так и делали. Но московский самолет в любом случае должен был вернуться в столицу. И он полетел, правда, с опозданием около 12 часов. Вместо 14 часов по хабаровскому времени первого апреля я вылетел в 3 часа уже второго апреля. 

В бизнес-классе я оказался один пассажир.  Спать хотелось страшно, ни о каком приеме пищи, как положено при таких длительных перелетах, даже думать не хотелось.  Вокруг меня суетились две стюардессы, которые не знали, сколько же будет пассажиров. Они сами уже устали и хотели спать.  И мы договорились с ними, что они принесут на соседний столик все, что мне необходимо съесть и выпить, а я уже сам решу, когда и что буду есть и пить. Сам же собирался лечь спать. К этому времени я уже пару лет засыпал только со снотворным, так что проблем уснуть в самолете у меня не было.  Одно было плохо. Полет продолжался ночью, и к прилету в Москву там тоже было часа 4 утра все того же второго апреля.  Проспать 8 часов полета мне оказалось не под силу, поэтому я успел до приземления пару раз перекусить и по моей просьбе меня напоили крепким кофе, чтобы я окончательно проснулся.

И самая запомнившаяся мне поездка в Москву произошла в эти же годы, во время работы в «Шеринге» (я там проработал 2 года, потом вернулся работать  в краевой департамент здравоохранения).  Снова была ежеквартальная поездка в московский офис. Заранее был куплен билет, и буквально за полдня до отлета в Москву у меня началась почечная колика. Далеко не первая, я мучился коликой уже 16 лет, даже перенес операцию по удалению камня из правого мочеточника в 1980 году. Как известно, самая сильная боль у человека бывает именно при почечной колике. Я рискнул полететь. Накупил обезболивающегося препарата баралгина, спазмалитика но-шпу, запотенцировался  перед полетом и полетел. Боль не ушла, но ослабла.  Самая большая опасность заключалась в том, если потребуется операция из-за прекращения выделения мочи обеими почками.  Но ничего, долетел, серый от продолжающейся колики. 

Мне организовали в Москве консультацию и профессора-уролога, операция не требовалась, но что будет потом, неизвестно. Но профессор подсказал мне один препарат – гинипрал. Он не применяется урологами, только  гинекологами при внутриматочных кровотечениях. Этот препарат способствует прохождения камня по мочеточнику до мочевого пузыря. Я купил этот препарат, к тому же сотрудница «Шеринга» мне дала какое-то импортное обезболивающее средство, привезенное ей из Швейцарии, очень эффективное, я выпил его перед посадкой в самолет и долетел до Хабаровска почти без боли.  Уже в Хабаровске в тот же вечер я «родил» камень, доставивший мне столько мучений. Это был  последний конкремент в моей жизни, потому что  я стал пить минерал магний, которого не  хватало моему организму, как сказала хабаровский профессор Воронина, и образование оксалатных камней в моем организме прекратилось.

В середине 90-х годов я ездил в  китайский Харбин вместе с коллегами. Это был период самого сильного бардака в стране. На один самолет Дальневосточное управление гражданской авиации и Хабаровский авиаотряд продавали свои билеты, и получалось, что полное право при наличии билетов умело в 1,5 раза больше пассажиров, чем кресел в самолете Ту-154.  Авиаторы брали минимум топлива, не брали груз, который вывозился из Харбина отдельно от пассажиров грузовым Ан-25, но зато пассажиры могли лететь до Хабаровска, стоя в проходах.  Мне довелось однажды лететь на самолете, где надо мной стоял пассажир с амбре, держась за кресло, и я боялся, чтобы его не стошнило на меня.  И такое было в «демократической» России.

Довелось мне летать и на американских Боингах. На Сахалин я летал на Боинг-737. Относительно небольшой самолет, по четыре кресла в ряду, т.е. два до прохода и два на другой стороне ряда. А вот в Японии я летал на Биоинг-747, огромном широкофюзелажном лайнере. Правда, полет продолжался недолго, мы летели из аэропорта Аомори на севере острова Хонсю до Токио.  Удивило количество мест и то, что почти половина их была пуста.  В спинке впереди стоящего кресла вмонтирован экран, в подлокотнике кресла наушники, и во время полета можно смотреть фильм. Но рейс был внутренний, так что фильм был японский и без перевода.  У меня было желание прогуляться по лайнеру, чтобы оценить его размеры, но я не рискнул.  Но и по количеству кресел в ряду можно это понять.  Кресел в том самолете, на котором мы летели – 10 в одном ряду, в нумерации 3-4-3, т.е. в среднем ряду 4 кресла, а в крайних по 3. 

Вообще я летал на очень многих типах самолетов, начиная с Як-12. Вот только наиболее известные моим читателям:  Ан-2, Ан-24, Л-410, Як-40 и Як-42, Ту-104,  Ту-114, Ту-134, Ту-154, Ту-214,  Ил-14, Ил-18, Ил-62.  Из иностранных -  Боинг-737 и Боинг 747-300.